Между нами война

Ребята переглядывались в недоумении – происходящее было не совсем понятно им. Но более смекалистые, конечно, догадались, о чём речь. Сколько они себя помнили, Яннис водил их на тяжелые работы к аристократам. Юниоры довольно часто видели разных напыщенных гостей Янниса, который долго хвалился перед ребятами после их ухода – кто был его посетитель и из какого он рода. Это не нравилось ученикам, потому что хвастовство связями и принуждание прислуживать его хозяевам не нравились гордым юнцам. Особенную неприязнь к хвалебным словам учителя питала Эрис.

Они направились в город, оставив Янниса с половиной крыла. Пунктом назначения стало огромное имение посреди оливковых насаждений, по виду свежеотстроенное, в прекрасных архитектурных решениях униатской греко-римской культуры, что противоречило веяниям венецианской моды. Юниоры были расставлены в большой пиршественной зале у колонн. Им и раньше постоянно приходилось бесплатно выполнять грязную работу у дружков Янниса – копание, стройка и другое, а сегодня их позвали обслуживать местную знать. Эрис думала, что критяне – добросовестный народ. По своей юности она полагала, что к бедствиям народ привели именно пришельцы, а не здешние богачи. Но, наблюдая за отвратительными людьми, собравшимися здесь сегодня, ей опротивили пользующиеся привилегиями ничего не подозревающего Дожа богатые критяне, равнодушные к проблемам своих ободранных бедствующих соотечественников. Смотря на размах их гуляний, Эрис видела огромную пропасть между нищими работягами, окружающими её каждый день и этими небожителями. Дикая несправедливость гневила девушку. Неужели в них нет совести? Ей стало стыдно перед венецианскими миллитари за продающих себя и народ тому, кто у штурвала и ворующих у властей Кандии островитян. Эрис стояла, расправив плечи, без шлема, не подавая виду что она – живая.

– Эй, ты! – с презрением промолвил, выкатив запитые глазенки, зажравшийся чиновник. Он сверлил Эрис взглядом. Это был вымогатель Янниса – отец глупой и избалованной, из рук в руки переходящей, стареющей в регулярных затяжных пирах легкомысленной девы Астрии. Это были те самые люди, поклявшиеся отрезать Эрис язык. Астрия не привыкла себе в чем-либо отказывать, и теперь, благодаря молниеносно распространившимся слухам, к которым приложился и Яннис, подумывала выскочить замуж за внезапно появившегося столичного зрелого и холостого командира, который, к ее гневу, не стеснялся особо почитать ненавистную Эрис – так им говорил двуличный учитель. За это солдатку и возненавидели – за проявленное уважение высокопоставленных венецианских людей. Яннис успел рассказывать всё, что произошло в Кандии и происходило в Ситии. Может, это была просто зависть.

Эти члены "высшего общества" не были заинтересованы в приезде Тарроса и его команды – они знали, что будет проверка. А теперь командир и его доверенные бесцеремонно и властно провели полную ревизию того, как расходуется золото из казны, предназначенное для нужд гарнизона. Коррупционеры не приняли успешную, целеустремленную и юную победительницу – вместо того, чтобы быть ей благодарными за то, что она прославила нулевую военную подготовку их города, они мечтали как-нибудь досадить девушке. Не стоит забывать, что кроме юниоров здесь несло службу и взрослое население. Но это их не волновало. Зато пузатые дяди строили себе прекрасные дома, когда у их братьев отсутствовал даже кусок лепешки.

Успех Эрис больше был ее личной заслугой. Упорно работая, сколько себя помнит, она добилась цели – о ней теперь знал сам Дож. Хотя Яннис и учил юниоров, Эрис сама постоянно следила за своей подготовкой, в то время, пока учитель частенько пропадал на своих "званых обедах".

– Подойди сюда, милашка. – продолжил чиновник и она поняла, что это фамильярное выражение предназначалось ей. По спине Эрис прошел холодок. В ту же секунду в ней забурлело негодование. – Слушайся, когда тебе приказывает господин. – Эрис, с презрением на лице, нехотя, пришлось медленно подойти, чтобы не вызывать всеобщего внимания. – Давай наливай! – со злостью приказал ей Августос, нахально разглядывая.

– Я не поняла Вас. – сухо ответила Эрис, стоя смирно.

– У нас в армии теперь женщины. – он расхохотался. – Что, у нас в армии глухие тоже уже служат? Вина, говорю наливай. На такие только вещи и сгодишься. Впрочем… – он самодовольно ухмылялся, брыляя слюной и воняя явствами. Он продолжил свой монолог. – Такая нищета, пытающаяся пробиться в люди, как ты, если хочет остаться сытой, прислуживает нам. Ноги лижет! Да и некуда вам деваться. Взяла бутылку и быстро налила, я сказал!

Его рыжая, лишенная стыдливости и миловидности, вычурно одетая дочка довольно посмеивалась:

– Слышала, делай, что говорят! – поддакивала она приказным тоном.

Скулы Эрис нервно задергались. Она пристально и без страха, даже ни пошевелясь, с отвращением посмотрела на Астрию и на ее животноподобного отца – чиновника Августоса.

– Эрис! – командир был тут как тут. Он вообще-то тайно не сводил глаз с Эрис. Таррос знал, что первым делом прицепятся к ней. Он слышал все происходящее.

– Я здесь, командир Таррос. – она, кипя от гнева, болезненно взглянула в сторону приближающегося командира. Эрис невольно перевела взор на свои изрядно поношеные сандалии. В ее голову Сатана начал нашептывать мысли о том, что она и большинство ее соратников действительно еле перебиваются. Ее охватил стыд – посреди наряженных матрон Эрис почувствовала себя худшим из ничтожеств.

– Солдаты Империи обязаны слушать приказы старших. – подошедший к ней вплотную, Таррос довольно держал паузу. Ему было смешно, как эти немощные люди, возомнившие себя авторитетами, которым по закону нельзя было занимать никакие посты, кроме низких чиновничьих, ведут себя, подобно Цезарям. Эрис напряглась. – Старших по званию. – продолжил Таррос. – Ослушание это позор и гибель.

Чиновник внимал с довольным видом, полагая, что жесткому Тарросу, на вид даже жестокому завоевателю (здесь о нём были наслышаны), придется по душе глумление над низшими слоями. Он и его дочь всем своим видом показывали, что презирают таких, как Эрис. И это несмотря на их заслуги. Они предполагали, что Таррос станет покровительствовать им в этом.

Эрис стояла, потупив голову. Она поглядывала на Тарроса – перед тем, как зайти в залу, где стол был пошикарней стола венецианцев, он еще раз предупредил её молчать.

Таррос бесцеремонно взял кубок из толстой лапы этой самодовольной, смотрящей на командира боязливо и услужливо, свиньи и прочно установил на блестевшую жиром залысину, прямо на его запотевшую от посиделки макушку. Августос опешил. Поддатый, он полагал, что Таррос затеял какой-то смешной розыгрыш.

– Господин хочет вина. Будь добра, угости его, Эрис. – услужливо попросил командир.

Она удивилась и растерялась.

– Это приказ – наливай! Лей, пока я не прикажу остановиться. – его голос зазвучал сердито.

Эрис, непривычно для себя, взяла вино. Она некоторое время возилась с амфорой, чем еще больше усилила интерес происходящего для окружающих, среди которых были и знать, и венецианцы, и верные оцепеневшие братья. Затем девушка неуверенно протянула сосуд к кубку и начала наливать с присущей ей аккуратностью. Когда вино дошло до краев, Эрис хотела было остановиться, но Таррос уверенно приказал:

– Давай дальше. Лей-лей! – он рычал, и выражение его оскаленного лица напугало Эрис.

Вино перелилось через край и начало сначала стекать тонкой струйкой, а потом литься по пышащей похотью и буржуазмом широкой морде Августоса. Он захрюкал и задергался.

Астрия открыла свой прожорливый рот так широко, что в нее спокойно бы залетела муха.

Окружение ахнуло, послышались недовольные возгласы. Музыканты перестали играть.

– Не останавливайся. – командовал Таррос.

Опустошив амфору, Эрис поставила ее на стол рядом с чиновником. Она хотела было ускользнуть и поскорее раствориться в толпе, но упрямый и мстительный Таррос уже завелся:

– Как Вам вино? Прекрасный вкус? – он чуть наклонившись, издевательски громко отхлебнул, мягким баритоном промурлыкал:

– Ммм… Сладкое! – Затем громко добавил. – Настоящая крепкая критская мальвазия!

Послышался смех. Это был Алессандро. Эрис было немного боязно, но подхватившая его толпа лизоблюдов захохотала, и ей стало чуть легче на душе. Все присутстаовавшие здесь боялись венецианца Тарроса и его людей больше смерти. У каждого был гнилой грешок. Много лет помилованные Дожем аристократы наживались и пировали за счет империи, строили свои дворцы за счет того, что по закону полагалось здешней армии и не только ей. Их зажиточные, избалованные роскошью семьи никогда ни в чем не испытывали нужды. И теперь они боялись быть раскрытыми и обанкротиться. Венецианцы хоть и были снисходительны к покорным, но они могли жестоко наказать. Скорее, они желали сотрудничать по принципу «Кнут и пряник», оставляя правление исключительной прерогативой морских владык, не позволявшим совать нос и быть в курсе дел местным.

– Ах ты, ты… – его заплывшие жиром глаза заметали молнии.

Он вскочил, растирая лицо, под угрозы и ругательства своей дочери – его дорогие шелковые наряды были испорчены. Толстые губы, привыкшие наслаждаться на казенных застольях, выкрикивали непристойные мерзости в адрес Эрис. Он ничего не мог сказать только Тарросу. Подняв пухлую руку с нежными пальцами, высокомерный Августос захотел нанести удар по лицу землячки – служивой девушки.

Командир заломил мертвой хваткой ручонку чиновника, заставив его сесть на место и извиваться с отвратительной гримасой и гнусным визжанием.

– Кто пойдет против солдата Империи, тот пойдет против самой Империи и Его Светлейшего лика Дожа. Эрис мой солдат. Повторяться не буду. Все это слышали?!

Лицемеры и подхалимы боялись подойти к Августосу и Астрии. Ведь один только грозный вид Тарроса заставляет их вести себя подобно мышам в присутствие кота.

– Алессандро. Вы со своими людьми проверили все, что я просил? – спросил он так, чтобы слышали все.

– Да, Армандо-Каллерджи. – четко и с достоинством отвечал хранитель секретов – лучший друг и названный брат.

– Вы подсчитали и сверили все накладные?

– Таррос, архив есть только за последние два года. Остальное, по словам писцов, было уничтожено при пожаре.

– Пожар был?

– Я допросил кого нужно. Пожара не было. И счета… Таррос, они не соответствуют действительности. Масштаб их хищений прсто поражает… – обычно шутливый Алессандро был растерян.

Этот стратег Таррос опередил всех. И сейчас, словно охотничий пес, стиснул глотки казнокрадов и коррупционеров. Он продолжал под испуганные взгляды сливок местного невенецианского общества.

– Слушать внимательно! Когда я ехал сюда, ожидал увидеть место, где готовят солдат непобедимой морской империи. Вместо этого я увидел прогнившие ветхие конюшни, а в них дюжину дряхлых голодных кляч, заржавелые, негодные даже для чистки овощей оружия и пузатых служивых, больше похожих на беременных баб, которые вряд ли даже устав знают! Вы регулярно поставляете нам на смерть плохо подготовленных выходцев из нищебродов, покупая своим изнеженным сыновьям чины за деньги, которые мы же вам и даем. Даем не для того, чтобы вы все загребали себе в сундуки; ни для этих попоек! Золото дается на развитие Империи! – он говорил громко и страшно, съедая глазами окружающих. – Такие, как вы, изнутри уничтожат ее быстрее, чем враг караулящий со всех краев снаружи, в то время как доблестные войны отдают жизни за слово Иисуса, а вы, паразиты, прожираете их хлеб!

Алессандро, в темницу всех тех, чья вина уже доказана! И тех, кто под подозрением. Каннареджо, взять их! – он дал приказ, и те, под комментарии Алессандро, рьяно принялись его выполнять. Вчерашних лжегоспод вязали рабы.

– Что стоишь, как статуя богини Энио? – Таррос кинул шутку в сторону Эрис. – Помогай своим, сержант. Покажи себя в деле, а я – полюбуюсь.

Он засмеялся, жесток но справедлив – под эту невообразимую возню, яростные оправдания и сопротивления привычный пир горой обернулся драматическим событием для большого числа уважаемых работягами буржуазных вельмож.

Но со словом Тарроса никто не посмел спорить.

– Есть! – Она ринулась исполнять приказ.

Алессандро оглашал список, а Эрис и юные солдаты задерживали вопящих виновных. Таррос стоял и хладнокровно наблюдал, словно страшный титан, хотя ростом был не очень высок. Его умение держаться и несгибаемый внутренний стержень делали Тарроса тем, кем он есть. Венецианская колония под такими людьми должна процветать.

Необычный день был закончен. Юниоры сегодня поработали на славу, помогая людям командира.

Глава двадцатая

Настала череда следующих дней. Солдаты Кандии капитально реставрировали строения снаружи и внутри. Таррос пока не стал задерживать старого Янниса. Он хотел проследить за ним. И, конечно же, глупец выдал себя, с перепугу скакав как блоха, от одних оставшихся виновных к другим. Теперь Эрис командовала полтинником юниоров, сама будучи юной девчонкой. Ей это повышение стало в тягость – Яннис кидал на неё гневные взгляды, будто бы это она стала виной всех этих событий. Но Эрис старалась держаться, дабы заслужить авторитет парней и не потерять лицо. Она делилась знаниями от чистого сердца, безвозмездно, стараясь развивать юнцов всесторонне, благо знаний в молодой голове было предостаточно, даже слишком много.

Эрис захотела непременно найти время и на грамоту. Никон и Аргос помогали ей. В последние дни она почти не видела командира, и ей начало казаться, что его симпатия была лишь её самообманом. Она бранила себя за глупую надежду. Эрис эти дни приносили душевное терзание.

Алессандро и Таррос находились в рабочем кабинете. Они только прибыли из города.

– Таррос. Когда мы были в имении, я слышал, как арестанты обсуждали фамилию Каллергисов…

– И что ты слышал?

– Они отзывались, мягко говоря, не лестно о твоем дяде – его же Алексис зовут, да? – спросил Алессандро.

– Да. Это он. Я тоже слышал, как они бранили его за то, что он ненавидит колонизаторов. И братьев Скордилисов тоже поносили. Я обнаружил, что не все магнаты разделяют политику подчинения нам. – сказал Таррос. – Наши Мелиссино. Они со Скордилисами. Чувствую я, скоро начнется противостояние, или даже восстание, брат. Георгиус Хортацис и старший Михаилус Скордилис фигурируют в разжигании недовольств. Так я слышал. Они позволяют себе смело выражаться. – заметил Таррос.

– Нас пока мало. Не больше трех с половиной тысяч, Таррос. Пока администрация склонна уступать им. Боюсь, наши с тобой дела идут на смарку. Отец Лючии из Кандии принялся ходатайствовать за местную знать.

– Вот гнида!.. Время придет, нас будет много. И крови тоже станет много. Он забыл, что рыцари не подчиняются местным властям. Зато нет такого, кто бы не подчинился мечу. – гневно проговорил командир.

– Успокойся, Таррос. Лучше расскажи, ты не хочешь навестить дядю на западе?

– Это исключено. – отрезал он. – Во-первых – по закону не положено. Во-вторых – вызову ненужные подозрения. В-третьих – не желаю сам. В-четвертых – они вряд-ли пожелают видеть сына предателя, ставшего храмовником.

– Да. Лучше оставь всё, как есть, брат. – покачал головой Алессандро, сняв котту.

– Алессандро, в последние дни с дисциплиной юниоров случились метаморфозы, не заметил? – сказал просветлевший Таррос.

– Заметил-заметил. Бравая девчонка прекрасно справляется.

Таррос улыбнулся.

– Пройдоха, ты поставил на нее и не пока ни разу не проиграл. Не боишься гнева Папы? Ему могут донести святые отцы. Он в Риме запустил масштабное движение инквизиции. Истерия какая-то. Таких красоток, как Эрис пытают и жгут.

– За что? – удивился он.

– За связь с нечистой силой. – ответил Алессандро, всегда пребывающий в курсе мировых событий. – Жертв соседских сплетен подвергают "Суду Божьему" – ошпаривают кипятком руку. Потом заматывают. Через три дня проверяют – если зажила, человека оправдал сам Господь. А если нет…

– Это же верх тупости… – поморщился Таррос.

– Новатор Папа так не считает. – весело ответил Алессандро. – Эрис бы точно не оправдали, с их-то отношением к женщинам…

– Она необыкновенная. – произнес командир. – Из всех вариантов на звание сержанта это был лучший, хоть и сомнительный. Она моих сан марковцев тоже многому может научить. Признаюсь, брат, увидел я свои ошибки наставника. – покачал головой Таррос.

– Признайся еще в одной вещи – ты же не надеешься на серьезные отношения? – озабоченно спросил Алессандро.

– А что, с такой девушкой возможно иное? – нахмурился Таррос.

– Ты что, с ума сошел?! Тебя казнят, в лучшем случае отправят в темницу или сошлют в Венецию! – испуганно воскликнул Алессандро. – Она же критянка!

– Ну не надо быть таким пессимистом. – спокойно ответил расплывшийся в блаженной улыбке Таррос, задумчиво развалившись на стуле и положив ноги на стол.

– Таррос, тебя лишат должности. – предупредил Алессандро.

– Алессандро. Никто не узнает. – ухмыльнулся командир.

– Таррос, друг, брат, ты что, рехнулся? Как ты собираешься строить серьезные планы без католической церкви, копающейся в происхождении и статусе каждого, кто к ним обращается? Это их работа и у них есть свои условия!

– Перестань меня запугивать. – сказал невозмутимый командир.

– Я переживаю за тебя. Я даже думать не хочу… Это будет скандал, Таррос. Ты же и сам знаешь то, что ты, будучи греком, занимаешь этот пост – это уже немыслимо! Вокруг нас знатные венецианцы. Мы на пару с тобой словно красное пятно, раздражающее их. К тому же, Эрис и ты притягивают врагов так же, как мёд ос. Одна проверка – и всё. Все узнают тайну моего отца! Подумай хоть о нем!

– Я благодарен твоему, нашему отцу… Мы с тобой выросли в Венеции. Мы выросли с мечом в руках. Мы воевали с остальными плечом к плечу. Я не ожидаю слишком драматичной судьбы.

– Ты ослеп. И оглох. Что с тобой, Таррос? Они оценили твой ум, проницательность и безжалостность. Скажи, что эта сопливая девчонка с тобой сделала, что?!!

– То же, что и моя любимая сестренка сделала с тобой, Алессандро.

– Ты просто невыносим… Твое упрямство с детства не дает покоя твоей заднице. – заключил Алессандро.

– Знаю, спасибо. Упрямство и воля разобьет камень, Алессандро. Эрис похожа на меня. Ее существование среди нас, среди венецианцев, среди солдат – нонсенс. Я знаю, то, о чем не догадывается она – её захотят раздавить. Удалить за прямолинейность. Она лишняя среди всех. Её отец – ненавистный генуэзец, а мать – эллинка. Эрис из воинов – но из женщин. Для церкви она позор. Как для их Православной, так и для нашей, Католической. Для греческой знати – предмет сплетен. Для деловых венецианцев – фигура не особо примечательная, но если подумать головой, им ее можно грамотно использовать и получить выгоду. Потому что если о смелой девушке узнает больше местных – она станет живой легендой и это поможет нам завоевывать их без меча. Для военных… После их неудачи они ненавидят ее, но втайне восхищаются. Потому что на лошади ей нет равных. При стрельбе, в бою… Она юркая. Ловкая. Легкая! – он начал говорить сам с собой, и глаза его светились от восторга. – Я не забуду тот момент, когда она сняла шлем! Никогда… Я не забуду лица, отдающие венецианской плесенью, когда они увидели на ристалище критскую сеньориту – если мне станет плохо и грустно, я вспомню эти яркие моменты и рассмеюсь. Это было grande скандально. Я думал, что после ее казнят. Случилась воля Господа. И теперь ты видишь? Им все-таки пришлось уступить. И тут уступят. – закончил он свой длинный монолог.

– Ты, неисправим, Таррос. Глупец, поистине, глупец. – нахмурился Алессандро. – Знаешь, я думаю, те мозги, которые ты привез на жаркий Крит из мокрой Венеции, окончательно испарились под здешним палящим солнцем…

– Не тебе судить, мой семейный друг. Сколько лет ты в браке? – спросил Таррос, начавший злиться.

– Около тринадцати. – ответил его друг.

– Тебе нравится это? – бесцеремонно спросил командир, прожигая его глазами.

Алессандро сконфуженно рассмеялся, немного вспотев.

– Что за вопросы, брат… – его глупое выражение лица говорило само за себя.

– Пока ты наслаждаешься счастливой супружеской жизнью, плодом которой стал мой милый племянник Джузеппе, твой лучший друг вынужден прожигать свою силу и молодость с затрепанными портовыми блудницами на пару с матросами и прочим сбродом.

– А что, кроме этой неотесанной амазонки вариантов не нашлось? – недоверчиво спросил Алессандро. – У нее же молоко на губах не обсохло! Тривиальный сатир, что ты думаешь, долго она с твоей шальной головой мучаться захочет? Сломаешь ей жизнь, искалечишь девчонку, счастья ему захотелось… – возмутился Алессандро.

– Тебе вообще, какое дело?!! – Таррос убрал ноги на пол и собрался в агрессивный выпад.

– Глупец, я не желаю зла.

– Кому, мне или ей?! – его глаза загорелись страшным огнем.

– Тебе конечно. Ну и ей тоже, это естественно. – сказал честно Алессандро. – Ее несведущая неискушенность, конечно, уступит твоей бывалой цепкости… Если бы она только знала, какой ты на самом деле: кутила, потаскун, изувер. – медленно выговаривал Алессандро, показывая счет на пальцах. Таррос лишь сверлил его глазами и скалился. – Твое истинное лицо знаю только я. Это в детстве ты был романтичным задиристым мальчишкой, но время и обстоятельства сделали своё дряное дело.

– Заткнись, Алессандро!

– Да ладно, мой двудушный, притворный Архизлодей. Может ты просто увенчаешь пламя, привычно для себя побороздя свежие волны своей обшарпанной флотилией? – он захохотал, вызвав приступ безудержного гнева командира.

– Я тебя предупреждал, друг, засунуть свой язык на время в афедрон! Mihi irruma et te pedicabo! Culum pandite! *иди сюда, я надеру твой з. д! готовь опу! (обсценное древ. лат.)* он соскочил со своего места, попытавшись ударить Алессандро через стол, но тот откинулся назад, выкрикнув:

– Caput tuum in ano est! *У тебя вместо головы – з. дница! (обсцен. лат.)* Всегда так. Не обижайся, ничего, кроме правды, так что, рerites! *отъ. ись! (обсцен. лат.)* – он яростно смеялся над Тарросом.

– Зато у тебя вместо языка… – послышался стук в дверь, заставивший его замолчать.

– Кто? – зарычал Таррос, выкатив глаза. – Чего надо?!

– Командир, можно… – робкий голос послышался за дверью.

– Клянусь Святым Марко, Алессандро, если еще раз из твоего поганого рта услышу подобное о ней, вставлю свой меч в твои ножны! – Алессандро понял, что Таррос отнюдь не шутит, и решил промолчать, не разжигая конфликт и дальше.

– Заходи, Эрис. – спокойным голосом сказал Таррос, резким движением обтерев лицо и обойдя стол. – Встань, моветон, сеньорита зашла! – он пнул стул Алессандро. Без того хмурая Эрис смутилась еще больше.

– Ох, простите… – церемониально сказал Алессандро, встав.

Эрис не посмотрела на Алессандро, кивнув головой. Она, немного подумав, села.

– Как продвигается служба? – спросил Таррос, сев напротив Эрис.

– Я пришла по этому поводу. – сказала Эрис, не смотря на Тарроса. Ему показалось, что глаза Эрис прячут печаль.

– Что-то произошло? – участливо спросил он.

– Я выйду, Таррос? – спросил Алессандро.

– Да! – одновременно с Эрис ответил Таррос.

– Нет! – одновременно с Тарросом ответила Эрис. – Он не мешает. Пусть остается. – спокойно говорила Эрис, не поднимая взора.

– Хорошо, если сеньорита настаивает. – Алессандро прислонился к маленькому ящику, стоящему у стены, Таррос смотрел на него всеуничтожающим взором.

– Командир Таррос. По уставу я могу зарубить Персиуса, если он меня не уважает? – прямо спросила Эрис.

– Что он сделал? – спросил командир строго. Он нахмурился.

– Он проявляет ослушание. Дерзит. Но я пресекаю это. Я хочу раз и навсегда проучить его своим мечом. – бесчувственно сказала она.

– Хочешь, я сам это сделаю? – спросил Таррос, безуспешно пытаясь вызвать ответный взор ее глаз.

– Нет. Я сама. Меня должны уважать люди, над которыми я прикреплена. – убедительно сказала Эрис.

– Слушай, Эрис. Давай я просто переведу его в гарнизон. Его возраст…

– Нет! Сначала поквитаюсь, потом. – перебила Эрис.

– Сержант Фортунато. Или Лефкас, как мне тебя называть? – спросил Таррос.

– Называйте Эрис. – Эрис сама не знала, зачем пришла. Может, пожаловаться на Персиуса, вводившего ее в отчаянье своим поведением, а может, просто хотела услышать и увидеть командира. Ее ноги будто бы сами принесли ее сюда.

– Эрис, я всё-же переведу его. Он больше не помешает тебе. Я предупрежу его старшину, не переживай. – успокаивающе предупредил Таррос.

– Я не переживаю. – она подняла свой взор. И Тарросу показалось, что на глубине ее блестящих глаз горит огонь недовольства его решением. А может, это было нечто другое. – Я не переживаю. – повторилась она. Эрис не видела командира несколько дней, и ей, юной и неуверенной в своих сердечных делах, казалось, что он безразличен к ней. Ее взор стал преисполнен суровости.