Между нами война

– Командир. Я могу идти?.. – попросил воин.

– Иди, конечно. – Таррос встал и направился к костру.

– Смотри, сестра. Командир идёт. – сказал тихо Никон, указывающий на направляющегося к ним Тарроса.

– И что? – нагрубила Эрис, делая вид, что не замечает его.

– Эрис. Ты же знаешь, ты мне ближе моей собственной близняшки Ники. – продолжил друг.

Эрис нахмурилась, и глаза ее гневно запылали, отражая пламя.

– Сестра, берегись его. Я не доверяю ему. – прошептал Никон, склонившись к Эрис. – Он – хищник, это же твои слова…

– Если хочешь лишиться моей дружбы, любимый брат, продолжай в том же духе. – зло сказала Эрис.

– Ты поймешь когда-нибудь… Я хочу, чтобы ты всегда оставалась такой, какая сейчас. Чтобы ничего не омрачало твое сердце – оно чисто. В отличие от чужих. Поэтому ты не замечаешь.

– Слушай! – Эрис повернулась к нему, приняв агрессивную позу. – Я всегда буду с Вами. Тем кем есть. Обещаю. Ты это хотел слышать?

– Сестра. На этот раз твоё упрямство сыграет против тебя. – Никон встал, без злобы покачав головой и сел напротив – к Филону и Азариусу.

– Ребята! – воскликнул подходящий Таррос, обращаясь к юниорам. – Я благодарю вас за помощь.

– Не стоит. Это Вам спасибо. – сказал Атрей, искренне смотря на него.

– Командир. – Эрис позвав его, встала. Он посмотрел в ее сторону. – Мы закончили. Уже поздно. Разрешите домой?

– Нет. Вы еще не закончили. – Ребята переглянулись. – Осталось еще дело. Я приказал для вас приготовить ужин. Поедите и уйдете домой.

– Я тороплюсь. Солнце уже зашло. – попросила Эрис.

– Получасом раньше, получасом позже – ничего не поменяется. И костер еще не догорел. Досмотришь и пойдешь. – настоял Таррос. – Эрис села на место.

– Можно? – спросил Таррос, указав на пустующее место Никона между ней и Георгиусом.

Эрис подняла взор. Она выдержала недолгую паузу:

– Пожалуйста. – она немного сдвинулась к краю бревна – дальше было некуда.

Юниоры продолжили болтать о своем, непринужденно смеясь. Персиус озлобленно косился на Тарроса, но тот своим немым властным взглядом приструнил его.

– Эрис. Я всё еще нахожусь под впечатлением от услышанного сегодня. – сказал он, смотря на огонь, языки пламени которого бегали и искрились в его влажных глазах.

– Я тоже. – ответила Эрис, смотря перед собой. Её мокрые волосы, накрепко собранные, кое-где прилипали к светящейся коже, на которой отражались желто-красные цветы костра. Он повернул к ней голову – лицо ее оставалось невозмутимым. Таррос чувствовал огненный жар, неописуемо отражавшийся в её глазах.

– Смотри. – он указал на искры, поднимающиеся к черному пологу. – Видишь эти светящиеся искры?

– Вижу. – сухо ответила Эрис.

– Они вроде бы простые на первый взгляд, но все же неописуемо красивые, ослепляющие взор. Она ускользнет во тьму, а в твоих глазах остается памятный след… – Эрис нахмурилась. Георгиус только что встал, подсев к Никону. Парни беседовали о своём – о работе, вкусах и интересах. – Если такая искра упадет на тоскующую сухую траву – вызовет пожар. Огромный, всепоглощающий… – Эрис сосредоточенно придумывала колкость, но не хотела грубить при ребятах. – Они сгорят в унисон. И если всего одна единственная искорка попадет в сердце однажды – очень больно обожжет, поразит его, искалечив на всю оставшуюся жизнь.

– Вам что-то нужно? – резко спросила Эрис, нагло и прямо посмотрев в глаза Тарросу, отчего тот опешил.

– Да… – он покачал головой. Его взгляд был немного отчаянный и безумный. – Эрис глубоко и нервно вздохнула, соскочив с места, но тут же услышала:

– I miei giovani amici e un anziano comandante, vi saluto tutti in questa bellissima serata! – это был веселый Алессандро, стоящий за ее спиной. – Кому перевести? – он раскинул руками, ораторствуя и тараторя одновременно.

– Мои юные друзья и престарелый командир, я приветствую вас всех в этот прекрасный вечер! – ребята повставали с мест, одобрительно встречая его.

– Ты, как обычно, невовремя. – сказал Таррос, встав и протянув правую руку. Алессандро схватил ее и они обнялись, смеясь и хлопая друг друга по спине.

– Leo, vedo che non perdi tempo invano! *Лев, я смотрю, ты не теряешь времени зря! (итал.)* – тихо проговорил Алессандро на ухо командира, отчего тот сжал его так, что его рёбра чуть не треснули. – Stai calmo, sto scherzando!!! *сохраняй спокойствие, я шучу!!! (итал.)* – командир отпустил его. Алессандро перелез через бревно и хотел сесть, как Таррос, сдвинув брови, указал ему на место Георгиуса. – Брат, дорогой, ты не представляешь. И вообще, все, слушайте сюда! – он жестикулировал, подобно исступленному дирижеру, созывая вокруг себя юниоров. – Эрис, здравствуй!

– Здравствуйте. – ответила она.

– Ты что, уже уходишь? На самом интересном месте? Подожди! Я расскажу такое! Вчерашний рабочий случай. – воскликнул венецианский миллитари.

– Мне пора. – хмуро сказала Эрис.

– Подожди. Посмотрим, что поведает нам это трепло и посмеемся вместе. – предложил Таррос, с надеждой смотря на неё.

– Да. Посмеешься и уйдешь, оставив нас наедине! Хорошо? – настоял Алессандро.

Эрис переводила взгляд от одного к другому, подняв левую бровь и крепко сомкнув губы. Её стальная холодность заставила Алессандро немного съежиться.

– Я послушаю Вас. Заодно пойму, стоит ли доверять Вам или Вы просто преувеличиваете, набивая себе значимую цену. – дерзко сказала Эрис, плюхнувшись на свое место. Таррос незаметно улыбнулся.

– Так вот. Каннареджо! Минуточку внимания! – Глаза Алессандро залоснились от предвкушения предстоящей речи. Он начал:

– Сижу я себе в своём кабинете в казенном доме на кампе, в Кандии, как входит, конечно, предварительно постучавшись, тучный высокий человек с перепуганным лицом, одетый с зеленый джуббон с норковым воротником, в кожаных красных боттах и в украшенной пером бычьей шапке на голове. – он рассказывал с присущей ему излишней эмоциональностью, что придавало рассказу дополнительной интересности. – Лет пятидесяти пяти, с проседью, по виду купец.

Он, робко смотря, после приглашения, решился и грузно сел на стул, вытерев вспотевший лоб. – Алессандро изобразил купца, охнув и обтерев лоб. – Rosso come il cancro. Così ridicolo! *красный, как рак. Вот умора! (итал.)* Естественно, так нарядиться в пекло!

– Да не тяни ты! – по-обыкновению дернул его грубый Таррос.

– Извини.

Я сказал:

– Кто Вы и что Вам нужно?

«– Мы будем купцом для третьей гильдии, Петруччио Стефано Агилери, имеем на рынке у порта собственную бакалейную торговлю, да только она нам ни к чему, потому что можно сказать, перед Вами не купец, а труп!»

– Как так труп? – удивился я.

«– Очень даже просто, господин начальник, какой же я живой человек, когда завтра мне смерть!»

– Ничего не понимаю! Святая Мария, выражайтесь яснее!

«– Да уж, все расскажу, господин начальник, на то и пришёл, одна надежда на Вас, оградите меня от напасти, не обделите помощью.»

И он, перепуганный, принялся рассказывать следующее:

«– Вчерась, как и в каждый день, заперли мы в седьмом часу лавку, отпустили рабочих и продавцов, подсчитали выручку, и с моей супругой принялись ужинать. Да что-то сердце потянуло, то ли желудок прихватило, да не естся мне – не пьется. Всё под ложечкой сосет. А жена уговаривает, стряпню нахваливает. Я – в отказ.

"Это ты, Петрини, в обед йогурта густого местного объелся" – говорит. А я ей "Нет, душа моя, чувство нехорошее у меня…", "Да чтоб чирий на язык тебе, Петрини!" – отвечает хозяйка. "Не быть бы беде!" – только воскликнул я, как в дверь стучат. Да кого ж в такую пору?

Входит сторож да письмо в руке держит – говорит, малец какой-то в руку засунул, да дал дёру.

Чудно мне это показалось – по коммерции получаю пергамент, да утречком, с штампиком восковым. Забилось мое сердце, да в сумраке при свече разглядеть не могу. Жена говорит – "Дай мне, погляжу – лучше вижу."

Да, говорю, давай, а то мне боязно как-то. Распечатала супруга свиточек, поглядела, да как вскрикнет!

– Signore Gesù Cristo!!! *Господи Иисусе Христе!!! (итал. )*" – Алессандро взвизгнул, вызвав шквал хохота:

– Я всполошился, аж в пот бросило. "Чего, – говорю, – орёшь-то?", «Смотри» – говорит да протягивает дрожащей рукою сверток. Я поглядел – santo-santo-santo, *свят! свят! свят! (итал. )* прости и помилуй! Страсти-то какие! Вверху свертка нарисован страшенный скелет да гроб чёрный, да три свечи!

– Да вот извольте, сами посмотрите, начальник Армандо.» – сказал он и протянул свёрточек.

Я пробежался глазами, а там латиницей на венецианском:

"Приказываю вам завтра, десятого июля, прибыть на площадь Кампо Сан Марко, ровно в двенадцать ночи. Принести с собой мешок с пятиста дукатами. В случае невыполнения этого приказа, будете подвергнуты лютой смерти! Грозный главарь лихой банды – Чёрный Пират"

«– Как увидели мы с Софиюшкой скелет да гробы – сидим ни живы, ни мертвы. А читать – боимся. Посидели с часок молча да я и говорю: "Давай, читай, глаз у тебя острый."

А она мне отвечает: "Ты хозяин, ты мужского пола, вот и читай!"

Поспорили мы, поспорили, а читать не решились. Позвал я девочку свою, подростка, Бьянку. Та взяла пергамент да громко прочла, покачала умно головой да говорит мудрено: "Папаня – говорит, – Вы стали объедком экспроприаторов…"

"Что? Каким-таким объедком? Да мы не то, что объедками не питаемся, других людей кормим, какие еще объедки?»

И как мне обидно стало за это глупое слово, а дочь гордо фыркнула: "Какой-же Вы, папаня, необразованный! Это сполиаторы! Ничего не понимаете." – говорит и пожав плечами, уходит. – "Вот глупая дылда!" – крикнул я в сердцах. Я хоть и не образованный, а ее вырастил, выкормил, привез сюда, обучил, платя уйму золота учителям… Да что с нее взять-то, сеньор начальник! Подумал я, подумал, да решил отнести золото, как просят – хоть не по нашим капиталам, а свой живот дороже будет! Да вот жена воспротивилась, говорит, что я семейственный и такими средствами раскидываться не в праве.

Я ответил, что у меня у самого сердце кровью обливается, а помирать – неохота!

А жена ответила, что бестолку давать пятисот, завтра разбойники скажут, ишь какой купец пугливый и покладистый, да тысячу запросят.

"Нет, Петручио. Слушай мой бабий совет – иди в сыскную millitare, разыщи самого главного начальника да расскажи все, как есть! И дукаты при тебе, и душегубы не навредят." – в общем, до утра спорили, до слёз довела. Настояла! И вот пришел я к Вашей милости – защитите!»

– Ну и правильно, что наставила, нечего мошенников кормить, мы защитим Вас. Да только помощи Вашей требуем.

«За этим делом не станет!» – воскликнул повеселевший купец, да потянулся к мешочку своему с дукатами.

«Если благотворительность какая-то, или расходы – с превеликим удовольствием!»

– Да Вы, я вижу, рехнулись с перепугу, venditore rispettabile! *уважаемый купец(итал.)* Мы жалованье от Дожа получаем, и обязаны по закону защищать всех и каждого здесь, на опасных землях колонии! Прячьте, прячьте свой кошель!

Ваша помощь будет заключаться в следующем – ровно в полночь явиться в положенное место и отдать мешок, набитый звонкими камушками, Черному Пирату. Да тут-то мы его и повяжем!

Бедный Петруччио чуть не кувыркнулся со стула.

«Нет уж, начальник Армандо, и не просите! Не полезу на рожон я к Черному Пирату – заколет клинком. А у меня жена, дочь, торговля, что Вы такое предлагаете?!»

– Чудак-человек! Как же я без Вашей помощи? Он же Вас на лицо знает! Не могу же я переодеться и стоят там вместо Вас! Пройдет мимо, не найдет Вас, обозлится, и тогда Вам точно – крышка гробовая!

«Oh santi santi! *О, все святые! (итал.)* А может все-таки Вы найдете смельчака вместо меня? А вдруг, он увидит, что там – камни, а не золото? Да убьет меня на месте!»

– Не дадим мы ему времени на разглядывание. Писал Вам – поджидать будет Вас!

После долгих уговоров, Таррос, он согласился. Послал я своего разведчика на площадь – место для засады искать. Пришёл и говорит, что ничего не нашёл. Поехал я сам – и действительно, как на ладони: ни лавочки, ни уголочка. Знал, Черный Пират, куда звать – дерзкий, даже Signore noche *шесть венецианских инспекторов, патрулирующих столицу по ночам* ему не помеха! Так вот, площадь – только деревья старые раскидистые по краям кое-где растут. Вот вчера на закате распорядился – агенты мои на свои птичьи позиции залезли и выжидали. Ох Таррос, умора, да и только. – Таррос улыбался. Ребята тоже.

– Потом один из них мне доложил – ровно в полночь, при свете площадных факелов, явилась млеющая фигура купца Петруччио, спотыкаясь и озираясь, держась поблизости от наших деревьев. И вдруг к нему со стороны прилегающего рынка подбежал мальчишка лет четырнадцати от силы, наделанным басом проревев – так же, как это делает Эрис. – Эрис сверкнула зубами, просверлив Алессандро взглядом. – «Мешок с дукатами!!!»

Петруччио, дрожащей рукою протянул мешочек, в полуобморочном состоянии прислонившись к дереву. Мальчишка, не глядя, стал запихивать воображаемое золото за пазуху – вот тут то мы его и схватили! При обыске у него ничего не обнаружили, кроме старой повязки с изображенными черепом и костями, подобранной невесть откуда в гавани.

Привели мне мальчонку на допрос, а он рыдает в три ручья.

– Это ты Черный Пират? Сейчас положим тебя на скамью да взнуздим твою маленькую задницу полсотней плетей! Будешь знать, грамотей, как письмами запугивать людей! – я его хорошенько выругал. А потом родителей позвал. Оказалось, они тоже лавочники. Довольно зажиточные, на пергаменте, на чернилах – на канцелярии промышляют. А родители его, ох, пуще меня взъелись – и паскудник он, и негодник. И подворовывать из кассы стал. Обещали выпороть избалованного нытика собственноручно.

Петруччио явился сияющий, а как узнал, в чём дело, так и почернел от злобы. И говорит:

«Это всё от грамоты. Вот моя Бьянка – высокомерная стала. А была б неграмотною, не задирала бы нос. И болван малолетний – дай перо в руки, так такого натворит, не оберешься! Я говорю доче, я безграмотный неуч – и ничего, умел бы деньги считать. Не суши себе мозгов, Бьянка!» (по мотивам рассказа А.Ф.Кошко «Очерки уголовного мира»)

– Ты закончил, Алессандро? – спросил веселый Таррос под всеобщий задорный смех ребят. Эрис хоть и позабавил рассказ сыскного, но она подавляла свои эмоции, не желая давать слабину в такой компании.

– Да. Я голоден, тут хоть кормят? – спросил Алессандро, недоверчиво прищурив глаза.

– Уже несут. – командир указал на солдат, несущих котел и миски. Эрис соскочила с места.

– Командир, мне пора, уже слишком поздно! – в её голосе зазвучало требование.

– Ты не можешь идти одна, все останутся на ужин. – возразил Таррос, не желая отпускать Эрис голодной.

– Что может со мной случится? – усмехнулась она, бесцеремонно разворачиваясь и прыгая через бревно.

Как бы Таррос сам хотел проводить Эрис, хотя бы до её района. Поговорить о чём-либо или не говорить ни о чем. Просто пройтись по прохладным улицам, вдыхая аромат далёких волн. Идти и смотреть на безмолвные ночные светила, которые будут провожать их миллиардными взглядами. Рассказать о себе, послушать её. Признаться, что таит томящееся сердце…

– Георгиус! Проводи сестру! – отрывисто приказал командир.

– Есть! – сказав это, Георгиус встал и побежал за уходящей своевольной девушкой. Она быстро удалялась, а Таррос то и дело вертел головой, следя за растворяющейся в темноте Эрис, совсем не слушая болтовню лучшего друга, которой с таким большим удовольствием внимали жующие юниоры.

– Ну ты сиди, брат. Я пойду – что-то подустал… – сказала Таррос, обращаясь к Алессандро.

– Как так? – разочаровался он. – Веселье только началось! – воскликнул Алессандро, обнимая плечо грустного командира. – Как я пойму, была ли моя шутка смешной, ведь над ними все всегда смеются! А если рассмеешься ты – значит, удачна. – печально добавил он. – А я уж мечтал, что ты нам споешь свою тянучую баркаролу. Ну, или, на худой конец, гондолетту – как в юности. Я даже мандолу с собой привёз. – он, улыбаясь, кивнул на свою верховую поклажу коня, стоящего у нового забора. Видя отрицательное выражение лица Тарроса с нотами тоски во взгляде, Алессандро тихо предложил. – Поешь хоть.

И Таррос, быстро отужинав, сделал по-своему, уйдя спать, предупредив ребят долго не засиживаться.

Зайдя к себе, он закрыл дверь и окно, откуда доносился запах дыма, напоминающего ему о костре, разоженном Эрис. Голоса раздражали его. Таррос лег на свою амфикефаль, закрыв глаза и положив на них локтевой сгиб правой руки, словно ограждаясь от внешнего мира, мешающего ему погрузиться в сладкие грёзы.

– Эрис… – шептал он тихо-тихо. – Я добьюсь тебя. – его усталость и мечты боролись друг с другом, подобно тому, как борются разум и чувства. – Агапи му. Оморфиа му. Просфора му. Зои му… Моро му… *моя любимая, моя красивая, жизнь моя, моя нежная, маленькая моя – можно перевести «малышка»(греч. )* … – s'agapo… tho eimasta mazi *я люблю тебя… мы будем вместе* – повторял он, пока не уснул.

Ночная мгла, звуки цикад и соловьев звали девушку Эрис в сонное путешествие. Но ей, несмотря на утомление, совсем не спалось. В её груди стенало и металось новое, неописуемое чувство, приносящее переживания. Ей хотелось и плакать, и умиленно смеяться, вспоминая Тарроса. Это была ее самая ужасная тайна, которую никто на свете не должен был узнать. Ей было страшно стыдно признаться самой себе в том, что она… что? И это будоражащее, заставляющее человека терзаться каждое мгновенье чувство называют Любовью? Что бы она не делала, в ее голове был только Он. Уже давно… С самой первой секунды, с первого взгляда там, в крепости Кандии. Такой отталкивающий и притягивающий одновременно… На первый взгляд – тиран. И ей еще тогда захотелось раскрыть его грудь, найти в ней горячее сердце и проверить – а умеет ли оно испытывать нежные чувства? Умеют ли эти уста, привыкшие отдавать строгие, черствые, порою – жестокие приказы, говорить слова любви? Умеют ли эти грубые руки, не раз отнимавшие чью-то жизнь, дарованную Богом, обнять и приласкать? Она уже убедилась, что стальной взгляд, устрашающий большинство, может быть нежен только к ней. Как голубое небо, которого и боятся, и восхищаются им. Как синее море, умеющее быть буйным и тихим – так и его глаза. Но ей намного легче испытать его строгий взор – Эрис противостоит; нежели нежный – он разит её стрелой, и она падёт его жертвой…

Глава девятнадцатая

Эрис не было три дня. А сегодня она впервые ненадолго опоздала. Но это было абсолютной дикостью, вызвавшей волнение её друзей. Только Георгиус знал и никому не говорил, даже Никону, что она отсутствовала по причине душевных переживаний, обозначенных ею как «головная боль». Раньше, даже если ее разила горячка, ее тело, подгоняемое неугомонной душой, лихорадя приплеталось сюда, пока учитель после безуспешных уговоров не выставлял ее назад домой.

Командир Таррос и Алессандро сегодня отсутствовали – уехали в Администрацию. Жизнь текла своим чередом.

Явившаяся девушка получила строжайший нагоняй от Янниса. Он чувствовал, что его авторитет упал. И он срывался на Эрис. Парни с ненавистью смотрели на жалкого старика, пытающегося восстановить уважение, которое он потерял по собственному желанию. Эрис не отвечала, опустив голову. Не вздохнула. Только качала головой, краснея. Целый день она тайком ждала, когда силуэт командира покажется неподалеку.

Таррос вернулся один перед закатом. Вид его был уставший и обозленный. Особенно его раздражал Яннис. Командир вызвал Эрис к себе в кабинет Янниса, который, по инциативе последнего, вчера на время до отъезда заняли сами командир и Алессандро, так как это было единственным местом, имеющим более-менее приличный вид, подходящий для их дневной бумажной работы.

– Эрис. Закрой дверь. – строго сказал Таррос, стоя спиной к входящей девушке.

– Слушаю, командир. – она стояла в шлеме со взглядом, смотрящим сквозь. Бесчувственный голос добавлял строгости в образе.

– Эрис. Отныне ты будешь служить сержантом венецианского крыла юниоров. – отрезал он резко.

– Не поняла? – удивилась она.

– Что тут не понятного? – Таррос повернулся к ней. Его взгляд был полон сдерживаемого негодования.

– И что от меня требуется? – спросила она нахмуренно.

– Будешь готовить юниоров для нас. – ответил он. – Сначала они будут учиться у тебя, потом переводиться в казармы главного ополчения гарнизона. Если призову – пойдут на войну.

– Нет. Это работа Янниса. – она отмахулась, категорически отказавшись принять предложение.

– Его ожидает темница, Эрис.

– Что? – в недоумении спросила она, сняв шлем. – Почему?

– Мы выяснили – Яннис почти всю жизнь делит казну с местными мелкими чиновниками, грабя армию Венеции.

– Не может быть… – Эрис разочарованно посмотрела перед собой, её ноздри гневно раздувались.

– Что ты знаешь о своём деде? – спросил он, жестом руки предложив ей сесть.

– Я не видела его. Но Яннис говорил, – Эрис аккуратно села. – Что это он виноват в его смерти…

– Да. Он виноват не только в смерти твоего деда. За ним премного грешков, Эрис. – уверил командир, три дня на пару с Алессандро и привезенными им помощниками ища следы, выпытывая информацию пытая подозреваемых.

– Я не могу поверить. – Эрис поджала губы – ее взгляд был расстроен, а брови сдвинуты. Она чуть не плакала. – Я уже готова была простить его… Но…

– Его грехи не прощаются, Эрис.

– Он мне рассказал, что до сих пор находится в зависимости от плохих людей, которые в своё время сотрудничали с будущими колонизаторами ради спасения собственной шкуры. Мой дед был военный. И он был против них – он был отверженным аристократом и знал всех в лицо. Он хотел, чтобы Крит оставался свободным. Но я же понимаю, что всё это было мышиной возней… Все решает власть. Наш остров был завоеван крестоносцами, а потом, как боевой трофей продан вам. И горстка честных людей не в силах была что-либо изменить. Теперь все военные под властью Венеции. И дома меня считают предательницей Родины. – Эрис опустила голову.

– В их времена здесь были не мы. Но ваши предатели сами впускают волков в стадо – они создали плодородную почву для симпатии меняющихся хозяев. Аристократы не лишаются своих имен и добра в обмен на золото для сеньории и ордена Мальтийцев. Деньги решают всё. И эта мелюзга решила обворовывать то, во что теперь вкладывает средства Дож, отдавший свою судьбу своей стране – его жизнь на виду у всех, в странствиях по морю и в церемониях проходят его дни, где он даже не имеет права проявить зов своего сердца, не посоветовавшись со своей свитой! – Эрис молча слушала его – казалось, Таррос уважал Дожа. Впрочем, Якопо Тьеполо расположил к себе и Эрис. В отличии от своего окружения.

– Что будет с Яннисом?

– Темница, скорее всего. Его делом будет заниматься судья для местных. И делами его покровителей – тоже. Смотря как будут развиваться события.

– Его вина доказана?

– Почти. Осталось пару ньюансов. Сейчас собирай юниоров – мы приглашены местной аристократией. Это незаконно – занимающие посты не имеют право ходить к критянам в гости, но мы на деле. А ты и ребята будете почетными караульными. Хотя, скорее всего, вас зовут, чтобы просто поиздеваться над мальчиками на побегушках. Эрис. – он посмотрел ей пристально в глаза. – Что бы тебе не сказали там – молчи. Это приказ или просьба. Как тебе больше нравится. Ясно?

– Да. – она покачала головой, и было видно, что настроение сержанта стало удрученное.

Эрис, быстро выбежав, собрала ребят.

– Эрис, что происходит, не командуй больше при мне! – разозленно крикнул Яннис.

– Яннис! – это был голос Тарроса. Он вышел, переодевшись на скорую руку. – С сегодняшнего дня, – его голос был громкий и срывающийся. – Эрис официально зачислена в сержанты венецианского ополчения и ее обязанностью является готовить для нас юниоров! – сказал он, обращаясь ко всем, на что ребята порадовались. Только Персиус заскрипел зубами, а Ахиллес недовольно засопел, притворно улыбаясь. Яннис поднял седые брови, возмущенно поглядывая на раздосадованную девушку. – А Вам я бы посоветовал вести себя скромно – в Вашем-то плачевном положении постарайтесь оставить ребятам хотя бы светлую память о себе. – тихо сказал Таррос, грозно смотря на Янниса. Голова командира была похоже на голову хищного орла, склоняющегося при рыскании жертвы.

Учитель не стал спорить или показывать недовольство. Он прекрасно знал, что этот день наступит – ждавший его всю жизнь, при меняющейся власти Яннис только вопрошал: "Когда?".

– А еще я советую говорить Алессандро только правду. У любого сорняка есть мощный корень. Вы – всего лишь маленькая верхушка. – Таррос говорил грубо и внятно, показывая двумя пальцами ничтожную значимость Янниса. – Но нам нужно вырвать основание. И мы сделаем это, крепко ухватившись за Вас, учитель Яннис. – строго сказал Таррос и только сейчас парни заметили, какое страшное бывает лицо командира, когда он сильно злится.