Хроники Шеридана

– Наверное, про нас забыли, – предположила девочка, когда молчание слишком затянулось.

Тётка не ответила. Мэрион потянулась к колокольчику.

– Не надо… – довольно резко приказала Каггла. – Меня от этого зайца прямо в дрожь бросает!

– А я думала, тебе понравилось! Госпожа хозяйка… госпожа хозяйка! – передразнила девчонка тоненький голосок усердного слуги. – Тьфу!.. И вообще, почему это он тебя называет хозяйкой?

– Потому что я старше! – рассудила Каггла.

Мэрион только собиралась ещё что-то сказать, как перед ними из темноты бесшумно возник Пьеттро.

– Госпожа не желает ли переодеться к ужину? – вежливо спросил он. – Гости уже скоро прибудут.

Каггла подумала и решила, что желает.

– Извольте, я покажу госпоже её гардеробную! – согнулся в поклоне заяц.

Девочку он, конечно, не пригласил, но Каггла взяла её за руку, и они пошли за слугой. Пройдя чередой тёмных залов, где стоило только переступить порог, тотчас вспыхивали прямо в воздухе разноцветные огни, спутники оказались в большой комнате, битком набитой разными нарядами и разными безделушками, что так дороги сердцу любой женщины.

– Красота!.. – восхитилась художница, с интересом перебирая роскошные платья, великолепно отделанные драгоценностями, кружевами и ручной вышивкой. – Какая чудесная работа! Нет, вы посмотрите – какое великолепие!

Мэрион не очень-то уважала разные там юбки-кофточки – нет ничего лучше джинсов! – но и она была вынуждена согласиться с мнением тётки.

– А мне что надеть? – капризно спросила она, когда Каггла в очередной раз подошла к зеркалу.

Заяц, брезгливо оттопырив губу, изумлённо вскинул брови: он, похоже, несказанно удивился её вопросу:

– Тебе?.. – и сморщился так, будто разжевал лимон. Мэрион почувствовала жгучее желание оборвать ему усы.

Накалившуюся обстановку разрядила «госпожа хозяйка»:

– Пьеттро, – властным тоном распорядилась она, словно всю жизнь только и делала, что командовала полчищем слуг, – подберите что-нибудь для девочки!

– Как вам будет угодно, госпожа! – тотчас повиновался заяц, и не одного мускула не дрогнуло на его лице (или – морде?) покуда он возился с обновками для Мэрион.

Зато девчонка оторвалась по полной программе, заставив его бессчётное количество раз менять ей наряды, излазить все сундуки, коих тут было превеликое множество, и ещё столько же раз сбегать на кухню за сладкой водичкой. А когда она взглянула на себя в зеркало, то очень пожалела, что её не видит сейчас никто из знакомых: сквозь зеркальные глубины на неё смотрела прехорошенькая принцесса!

Каггла же выглядела настоящей королевой!

Где-то далеко часы пробили восемь.

– Пора! – глухо сказал Пьеттро, и Рио почувствовала, как её отчего-то пробрало холодком.

***

– Пристанем к берегу? – предложил Харди, когда совсем стемнело.

– Нет! – отказался Ла Мана, и пиратский корабль продолжил свой путь в неизвестность.

Среди ночи они сели на мель.

– Сто чертей! – выругался капитан, словно собирался с кем-то посчитаться за такое невезение, – Коротышка, Бекет и Харди – караулят, остальные – спустить якорь и на боковую! Оружие держать наготове!

Приказание было исполнено тотчас. Люди вповалку улеглись прямо на палубе. Юстэс какое-то время вслушивался в ночные шорохи и звуки: за бортом тихо плескалась вода, в лесу заунывно кричала какая-то птица, измученный корабль скрипел и жаловался на судьбу, но вскоре усталость взяла верх и юноша уснул.

Его разбудил Харди:

– Здоров храпеть! Капитан велел сменяться.

Заткнув за пояс кинжал, тот самый, что выручил его во время схватки с капитаном, Гилленхарт отправился на корму.

Светало… Над водой клубился туман. Река в этом месте сильно сужалась, и кромка леса подступала совсем близко. Юстэс поёжился: куда-то их занесло?.. Он долго всматривался в тёмные провалы между деревьями, но вскоре стал клевать носом.

– Не спи, красавчик! – хриплый голос капитана был почти дружеским.

Ла Мана присел рядом. У него были воспалённые глаза человека, проведшего не одну ночь без сна. Юстэс заметил в его чёрных кудрях седую прядь. Капитан расценил его взгляд по-своему:

– Стоит пока забыть о личных счётах, – сквозь зубы процедил он. – Сейчас лучше держаться друг друга, – и потёр багровый шрам на груди.

– Может, и так, – коротко согласился Гилленхарт, положив руку на рукоять кинжала.

От Ла Маны не ускользнул этот жест, и он криво усмехнулся:

– Не беспокойся, парень, я долги не прощаю! – поднялся, и уходя, добавил: – Гляди в оба! Ночью пропал Бекет…

Загадочное исчезновение товарища привело оставшихся в уныние.

– Я бы ему кишки выпустил наружу! – кипятился Коротышка, уверенный, что Бекет просто-напросто сбежал.

– Оставаться на этой разбитой посудине нет смысла, – рассудил Ла Мана. – Торчим здесь у всех на виду…

Было решено перебираться на берег. Харди и еще двое кинулись вниз. Коротышка проводил их презрительным взглядом и, сплюнув, быстро разделся, увязал сапоги и одежду в узел, приладил его на плечах, и зажав в зубах нож, ловко спустился по якорной цепи в воду. Ла Мана и Гилленхарт последовали его примеру. Чуть отплыв, Юстэс обернулся: на палубе показался Харди – он тащил большой узел.

Течение было довольно сильным, и они выплыли гораздо ниже по реке от того места, где торчал унылый остов корабля. Ла Мана выбрался на берег первым. Пока остальные боролись с рекой, он стоял неподвижно, с тоскою глядя на покинутое судно. Ветерок трепал его волосы, по обнаженному телу сбегали капли воды… Он показался вдруг Юстэсу поверженным ангелом, изгнанным из рая. Но то была минутная слабость. Едва последний из команды достиг берега, выражение глаз капитана стало прежним – взгляд хитрого и опасного хищника.

Утопая по щиколотку в песке, они побрели по берегу, стараясь держаться в тени деревьев. Харди пыхтел позади всех, волоча свои пожитки.

– Брось это барахло! – приказал Ла Мана. – Обещаю вам, ребятки: если нам повезёт – мы станем богаче, чем были! Ну, а если нет, тогда ничего и не понадобится.

Но Харди, стиснув зубы, упрямо взвалил узел на плечо.

– Стойте!.. – вдруг негромко приказал Коротышка.

В воде у самого берега – лицом в песок – лежал человек. Волны лениво колыхали неподвижное тело. Коротышка, взяв нож на изготовку, пригнувшись, мелкими шажками подобрался к лежащему и, схватив за волосы, перевернул его на спину.

Это был Бекет… Мёртвый Бекет.

Посредине лба у мертвеца зияла дыра с неровными краями. Крови не было.

– Кто-то сожрал его мозги, – объявил Коротышка, встав на колени и заглянув одним глазом в дыру. – Если они у него были…

На плечах Бекета они обнаружили странные отметины – по пять длинных тёмно-синих полос, четыре из которых спускались на грудь, а пятая шла по спине почти до лопаток. Все полосы заканчивались маленькими, но глубокими ранками, уже подсохшими. Кое-как закопав погибшего, они поспешили прочь.

До заката солнца они продолжали свой путь вверх по реке. Ночью на них напали. Град стрел обрушился из лесу, но врага они так и не увидели. Побросав всё, кроме оружия, они вплавь бросились на другой берег. Уцелело трое – Юстэс, Коротышка и Ла Мана. Опасаясь погони, выжившие углубились в лес.

Коротышка отлично видел в темноте, Гилленхарт и Ла Мана брели почти на ощупь, спотыкаясь о корни и сухостой, натыкаясь на стволы деревьев и торчащие ветки.

– От вас шума больше, чем от стада диких кабанов! – ругался их более ловкий спутник.

По лесу вдруг пронесся долгий протяжный стон… И ещё раз, и ещё – страстный, проникнутый такой нечеловеческою мукой! Трое ночных скитальцев, не сговариваясь, прижались к земле. Юстэс почувствовал, как сердце сжала ледяная рука страха. Прошло немало времени, прежде чем они осмелились перемолвиться друг с другом.

– Я вижу огонь!.. – прошептал Коротышка.

Но Юстэс ничего не видел в кромешной тьме, лишь угадывались смутно очертания ближайших деревьев да высоко над головой в просветах ночных облаков мигали точечные искорки звёзд.

– Держитесь за мной! – чуть повысил голос их маленький спутник.

Теперь они двигались медленно и осторожно, растворившись в темноте, слившись с ней, потеряв ощущение собственного тела, времени, пространства…

Темноту разорвала яркая вспышка.

Разбрасывая огромные искры, к ночным небесам вознёсся сгусток багрового пламени и, расплывшись на высоте огромной кляксой, медленно растаял во тьме.

– Это близко… – сказал Юстэс. Собственный голос показался ему чужим.

Но время шло, а вокруг всё оставалось по-прежнему. Они уже стали сомневаться, правильно ли выбрали направление, как вдруг Коротышка приостановился:

– Слышите?

Они прислушались. И среди шёпота ветра в кронах деревьев явственно различили низкий вибрирующий звук, словно кто-то дёргал огромную толстую струну. Гудение шло примерно оттуда же, где они видели вспышку.

– Мы ходим кругами! – сказал Ла Мана и выругался.

– Тише!.. – оборвал его Коротышка. – Не ровен час, накличешь кого!

И вдруг новая бледная вспышка на краткий миг осветила всё вокруг, и прямо перед собой они ясно увидели за серебристыми от огня и тумана деревьями разверзшуюся в земле щель, в которой бушевал огненный вихрь. Едва потревоженная ночь залатала прорехи своих одежд, прожжённые вспышкой, как щель сомкнулась, и из-под земли снова раздался тот ужасный стон, что они слышали ранее. Но теперь сквозь муку и боль в нем звучала торжествующая победная нота.

Земля задрожала у них под ногами, гудение усилилось, словно кто-то огромный пытался вырваться из подземного плена. Там, где только что бушевало в бездне жидкое пламя, почва снова треснула, раздираемая изнутри громадными когтями, и из её багрового чрева выполз наружу гигантский полупрозрачный дракон. Огненная рана в земле тотчас начала медленно затягиваться. Рождённый в борьбе неведомых стихий монстр расправил смятые крылья, и с шумом неуверенно поднялся в небо. Оставляя за собой медленно гаснущий огненный росчерк, чудовище удалялось всё дальше и дальше на восток, пока не стало маленьким, как звездочка, а потом и вовсе пропало…

Всё стихло. Робко засвистали самые ранние птицы – приближалась заря. Усталые путники ощутили, как их ноги наливаются свинцом.

– Я дальше не пойду! – заявил Коротышка. – Пусть хоть все твари ада выберутся наружу… – и улёгся на землю прямо там, где стоял. Укутавшись в изодранный плащ, он тут же уснул. Остальные последовали его примеру.

Наутро они осмотрели место, что явило им ночью такие невиданные чудеса. Выгоревшая полоса среди зелёной травы – шагов тридцать длиной – казалась чудовищным шрамом на теле земли. По краям кое-где, будто засохшая кровь, торчали красноватые камни.

– Я слыхал, драконы охраняют сокровища, – сказал Коротышка, стругая ножом длинную толстую ветку, пока его товарищи осматривались по сторонам.

– Может, оно и так, – отвечал Ла Мана, – но сдаётся мне, лучше нам убраться отсюда подобру-поздорову.

Коротышка смастерил себе подобие копья, остальные тоже вооружились вдобавок к ножам, крепкими палками, и маленький отряд двинулся в путь – куда глаза глядят. К полудню они нашли в лесу тропу, больше похожую на звериную. Но на её краю, едва заметный, отпечатался в засохшей грязи след босой человеческой ноги, и они решили следовать туда, куда ушёл когда-то неизвестный путник.

Их расчеты оправдались, но не так, как им хотелось бы…

На краю леса среди высокой травы они нашли остатки селения. Ярко светило солнце, высоко-высоко в небе пел, кувыркаясь в синеве, жаворонок, плыли, подгоняемые ветерком огромные, ленивые облака, и оттого обгорелые развалины выглядели ещё угрюмее.

Рядом с разрушенным селением остались яблоневые сады. Многие из деревьев тоже были опалены огнем, но яблоки были крупные, вкусные, – наверное, люди исчезли из этих мест не так давно, и деревья не успели одичать. Возле одной из яблонь, привалившись к стволу, сидел, сжимая в костлявой руке длинный меч, скелет. Его остов был обтянут полуистлевшей чёрной кожей – присмотревшись, они поняли, что это такая ткань. Рядом был сложен плащ из такой же материи – развернув его, путники увидели, что он почти не пострадал от времени.

Гадая, какое отношение имел погибший к трагедии, разыгравшейся здесь, путешественники разделили между собой его вещи: кинули жребий, и Ла Мане достался плащ, а Юстэс осторожно высвободил из мёртвой руки ненужный теперь ей меч. Коротышка же высокомерно отказался от трофеев, заявив, что негоже обирать покойников. Да только маленький пират лукавил: он первым наткнулся на не погребённые кости, и его товарищи так и не узнали, что на шее у скелета была массивная золотая цепь с медальоном, украшенным мелкими бриллиантами.

– Слишком длинный и тяжёлый… – разочарованно сказал Юстэс, и так и сяк повертев меч над головой, и сделав несколько выпадов в стороны.

– Под стать хозяину, – заметил Ла Мана, которому плащ погибшего тоже был сильно велик.

Только тут Гилленхарт обратил внимание, что скелет был очень крупным: сидя, он доставал ему до плеча, а кости ладони, упиравшейся в землю возле его ноги, были длиннее его ступни!

– Смотрите, прямо как у Бекета! – сообщил Коротышка, бесцеремонно засовывая указательный палец в дыру во лбу скелета.

Юстэс с размаху обеими руками воткнул меч в землю рядом с яблоней, что стала последним пристанищем безымянному великану, и зашагал прочь. Коротышка, натолкав по карманам яблок, засеменил вслед за ним. Ла Мана хмыкнул, и вытащив меч из земли, положил его на плечо и, путаясь в полах плаща, бегом кинулся догонять ушедших.

***

Просторный двор был уже запружен каретами и лошадьми, а гости всё прибывали и прибывали. По галерее Рио пробралась в сторожевую башню, что нависала над воротами, где через ров был опущен подъёмный мост. Сквозь узкую щель бойницы она смотрела, как дрожит на ветру пламя огромного факела, зажжённого у въезда на мост. Трепещущие языки огня отчаянно сражались с подступавшей со всех сторон тьмой, которая поглотила всё – и лес, и горы, и уснувшую реку, – кругом только бесконечная ночь и безумный танец снежинок. И там, где последним форпостом света пылал факел, и тьма казалась особенно густой и плотной, именно там внезапно появлялись из снежной круговерти запряжённые четверками блестящие кареты – и ей казалось: они возникают из ниоткуда… Может, так оно и было?.. Прорвав границу тьмы и света, экипажи стремительно проносились по мосту, точно там в темноте за ними кто-то гнался, и исчезали в жадной пасти ворот.

На какое-то долгое мгновение Рио даже показалось, что она видит сон, но холод, пробравшись в складки одежды, привёл ее в чувство и, вздрогнув, она побежала обратно.

В огромном зале среди огней и фонтанов прохаживались нарядные дамы и кавалеры. Со стен свисали гирлянды живых цветов, кругом перепархивали, весело щебеча, маленькие яркие птички, между гостями важно расхаживали роскошные павлины… Шимпанзе, одетые официантами, обносили гостей шампанским, ловко снуя от столика к столику, где на блюдах были навалены горы фруктов, пирожных и всевозможных сладостей. В центре зала самым удивительным образом был устроен ледяной каток. Лилась чудесная музыка – на балконе устроился небольшой оркестр – и чарующие звуки вальса сводили с ума кружащиеся на льду парочки.

Все это великолепие невидимая прислуга Замка устроила за то время, пока хозяйки были заняты переодеванием.

Вдоволь поглазев на всевозможные чудеса – приглашённых развлекали артисты и фокусники, оценив великолепное угощение, и подставив исподтишка подножку парочке хвостатых официантов, – девочка заскучала и присоединилась к Каггле, которая вместе с Пьеттро, разряженным в пух и прах, встречала у входа в зал запоздавших гостей.

Трое, прибывшие самыми последними, заслуживали особого внимания.

Двое мужчин и женщина – очень высокие, длинноволосые, в чем-то неуловимо схожие между собой, – они были прекрасны, словно боги, сошедшие с Олимпа!… И хотя их лица, как и лица многих гостей, наполовину скрывали маски, но всё – осанка, походка, гордая посадка головы, – всё подсказывало, что эта троица очень и очень отличается от остальных. При их появлении атмосфера зала неуловимо изменилась: на мгновение стали тише музыка и голоса, чуть замерли вальсирующие пары, застыли брызги фонтанов – казалось, все и вся затаили дыханье… Но женщина сделала лёгкий повелительный взмах рукой – и веселье покатилось своим чередом.

Каггла машинально присела перед ними в глубоком реверансе, Пьеттро просто переломился пополам, а Мэрион – она как раз сунула в рот леденец – так и застыла столбом, хлопая глазами, как глупая кукла. Пришельцы, чуть приостановившись в дверях, вежливо, но едва заметно, кивнули – одновременно и хозяевам, и всему залу, – и прошествовали к устроенному в дальнем конце зала возвышению.

Там, на ковре из пятнистой шкуры неведомого зверя, стояли полукругом три стула с высокими спинками и, чуть поодаль – низенькая, обитая бархатом, скамеечка. На эту-то скамеечку и села Каггла, в то время как эти трое расположились на стульях, больше похожих на королевские троны. У ног женщины лёг, невесть откуда взявшийся, огромный белоснежный пёс, похожий на дога. Тут же рядом бесшумно возник Пьеттро – на подносе четыре искрящихся бокала…

Гости протянули к ней хрустальные чаши все трое одновременно, и она неловко подалась им навстречу: лёгкий звон дорогого стекла – и в разных концах зала и за тёмными окнами с громкий треском рассыпались фейерверки. Шампанское взорвалось в голове разноцветными искрами – стало весело и тревожно! Кто-то громко сказал: «Полночь, господа!..» – и весь остальной зал погрузился в уютную полутьму, отодвинулся куда-то, словно исчезнув, но она слышала далёкую музыку, приглушенные голоса и смех, и понимала, что бал продолжается. Место, где они сидели, осталось единственным освещённым пятном, но она чувствовала, что от остального праздника их отделяет какая-то невидимая преграда, нарушить которую не осмелится никто.

Женщина сняла маску и небрежно уронила её на ковер. Подняв к губам бокал, она долго, изучающе смотрела на Кагглу.

– Так вот вы какая, – вымолвила она, наконец. – Долго же мы вас ждали…

Мужчины хранили молчание. Каггла почувствовала себя неуверенно: кто эти люди, чего они ждут от нее?.. Их даже не представили! Но потом она вспомнила, кто она на самом деле, как попала сюда, и всё происходящее стало казаться сном, сказкой, и следовательно, чем-то несерьёзным. Но она ошибалась.

– Я знаю, о чем вы думаете, – мягко произнесла собеседница. – Да, там у вас, в Прощёном Мире – всё, что находится за Гранью, воспринимают как сказку. Обрывки истинного знания хранятся в ваших мифах и легендах, но не более того… Вы почти утратили связь со всеми остальными.

– Извините, – перебила её Каггла, – вы сказали в Прощёном Мире? Как это понимать?

– Всё имеет своё название – звёзды, планеты, миры, – пожала плечами собеседница.

– Так мы сейчас не на Земле?!

На лице женщины появилась лёгкая тень досады.

– Земля! – она чуть скривила красивые губы. – Это настолько относительное понятие – вы даже не представляете себе, насколько!

– Хорошо, – снова перебила хозяйка Замка, – обойдёмся без терминов. Вам, подозреваю, что-то нужно от меня, не так ли?.. Давайте же перейдем к главному.

Мужчины, словно по команде, повернули головы в её сторону. Женщина улыбнулась, и предупреждающе приложила к губам палец:

– Тс-с-с! Не надо лишних слов! Слова мешают… Видите моих братьев? Они редко говорят – и правильно делают. Слова – страшное оружие, нужно уметь им пользоваться… Мы, нигильги, украли его у вас – у людей. Вы тоже когда-то позаимствовали его у других! – она засмеялась. – Да-да! Истинные знания только так и достаются!

«Братья – молчуны, а сестра – болтушка, – подумала Каггла. – Столько слов – и ни одного о том, зачем они здесь?»

– Ты – Открывающая Врата, – резко, очевидно прочитав её мысли, сказала женщина. – Разумеется, ты и понятия не имеешь, о чём идёт речь. Так и должно быть со всяким, кто умеет больше положенного. До поры до времени… Твоё время пришло, – она сделала паузу, прежде чем заговорить вновь. – Мы, Князья Нигильгов, нашли тебя первыми. Конечно, потом придут и другие, но может, тебя устроит наша цена?.. Человек – существо ограниченное, я говорю это не в обиду тебе – просто вы так устроены. Поэтому другие вряд ли смогут назначить больше – ведь и предлагать-то особенно нечего.

– Что же вы хотите предложить? – растерянно спросила художница, только лишь для того, чтобы прервать этот безумный монолог. Ей отчаянно хотелось проснуться!..

– Ты не спишь! – возразила собеседница, будто прочтя её мысли. – Что мы можем?.. Бессмертие, вечная молодость, здоровье, богатство, успех, талант, возвращение ушедших… – она скороговоркой перечислила всё это так, будто речь шла о мелком товаре, выложенном на прилавке блошиного рынка. – Как видишь, список довольно мал, но это не наша вина…

– И что взамен?

– Ты откроешь нам двери! – словно непонятливому ребенку объяснила Княгиня. – Двери в иные миры. Сильнейшие из нас могут уходить в междумирье – сюда, например, но путь в другие Миры нам заказан. Для этого нужно умереть в своём. Все как у вас… Но тогда нет возврата – это доступно только духам, ведь у них нет души.

– А у вас есть?

В глазах Княгини вспыхнула обида.

– Конечно! – сухо ответила она.

За стенами Замка снова затрещал фейерверк, и ночь за окнами разорвали цветные пятна.

– Мы уходим, – сказала Княгиня, поднимаясь со своего места. – У тебя есть время подумать. Не торопись.

Невидимая стена вокруг исчезла и в их уединение властно ворвалась суета праздника. Нигильги медленно сошли с пьедестала и растворились в толпе.

***

Тем временем Мэрион попала в очередной переплёт. Когда в праздничном зале после фейерверка притушили огни, она немного потанцевала вместе с остальными гостями, но потом ей сделалось просто невыносимо: одни взрослые вокруг – это ведь скука смертная!.. К тому же остатки хорошего настроения ей испортила какая-то незнакомая толстая тётка: когда Рио, чтобы отдышаться, уселась за ближайший столик и потянулась за виноградной гроздью, так соблазнительно свисающей из вазы, она шлёпнула её по руке и заявила:

– Шутам не место за одним столом с господами!

– Чего?! – окрысилась девочка, от возмущения совсем забыв о правилах хорошего тона.

– Поглядите, какая нахальная карлица! – пожаловалась обидчица соседям по столу.

«Ни фига себе!..» – примерно так подумала Рио, – её никогда ещё не оскорбляли столь тяжко!– а вслух она сказала… Нет, она не произнесла ни одного грязного слова – ей вполне хватило нормальных.

– Да кто ты такая, чтобы так разговаривать со мною?! – заверещала злополучная воспитательница.

– Я – Мэрион фон Гилленхарт! – подбоченилась Рио. – И это – мой Замок!

– Ты? Ты – Гилленхарт?! – отчего-то удивилась толстуха, и вдруг громко расхохоталась: – Нет, какая нахалка! Она величает себя фон Гилленхарт! Ха-ха-ха!.. Маленькая лгунья! Самозванка!..

Остальные сидящие за столом тоже начали бурно смеяться, и неожиданно для себя Мэрион обнаружила, что проиграла словесную битву. Сделав невозмутимое лицо – ах, как нелегко ей это далось! – Рио сползла со стула, и смешалась с толпой веселящихся. Взгляд её выхватил маленькую мальчишескую фигурку… Наконец-то! Хоть один ребёнок! Недолго думая, она подбежала к нему и хлопнула по плечу:

– Привет! – и осеклась: у «мальчишки» оказалась окладистая рыжая борода.

– Добрый вечер! – учтиво поздоровался карлик.

– Э-э… Потанцуем? – предложила Мэрион, потому что надо было теперь что-то сказать.

В глазах карлика вспыхнула недоверчивая радость:

– Вы серьёзно?

– Ну, а чего там? – пожала плечами Рио. На одной из школьных вечеринок она даже с Хендрей Свинусом как-то выплясывала, а уж хуже этого ничего быть уже не могло.

Карлик церемонно протянул ей руки и они шустро запрыгали по залу. Мэрион при этом старалась непременно или задеть кого-нибудь из танцующих или наступить на чужую пятку, словно бы нечаянно, – так ведь гораздо веселее!

– Для меня большая честь танцевать с вами,– тихо сказал карлик.

– Почему же?

– Я – тьетль… Те, кто повыше ростом, обычно предпочитают нас не замечать. Особенно эрды и нигильги.

– Тьетль? – переспросила девочка. – Это вроде гномов?

– Нет… Мы совсем другой народ.

Но Мэрион не дала ему продолжить антропологические рассуждения:

– Послушайте, – она вдруг застыла на месте, глядя на стены, глаза у неё округлились: – Да ведь здесь никто не отбрасывает тени!

– Само собой! – охотно пояснил тьетль. – Здесь же Междумирье – и потому все не совсем настоящие.

Мэрион тут же проверила себя, попытавшись устроить на ближайшей стене театр теней. Но тьетль оказался прав.