Хроники Шеридана

– Взятка должностному лицу?

Неизвестно, чем закончилось бы их препирательство, но из стены вдруг вышел человек в тёмном.

– Прекрати паясничать, – коротко приказал он Крысе, – и займись делом.

Словно по мановению волшебной палочки кабинет тут же преобразился. Окна закрыли тяжёлые парчовые занавеси, на мраморный пол лег пушистый ковёр, убогая казённая мебель исчезла – взамен у стен встали дубовые шкафы, чьи полки ломились от толстых фолиантов в роскошных переплётах. В углу вокруг низенького столика появились большие кожаные кресла. Человек в тёмном сделал приглашающий жест:

– Прошу!..

Каггла осторожно опустилась в необъятные недра кресла. Оно оказалось на удивление мягким и уютным. Ее товарка присела напротив. Человек в тёмном остался стоять.

На столе появились бокалы и красивая бутыль, покрытая паутиной.

– Итак, – произнес незнакомец, ловко откупоривая бутылку и разливая вино, – в чём суть вашего дела?

– Родовое проклятье… – торопливо произнесла спутница Кагглы.

– Понимаю, – он покрутил бокал в руке, наблюдая, как по его стенкам медленно стекают «винные слёзки», потом поднёс его к губам и сделал глоток. Каггла, совершенно сбитая с толку, последовала его примеру. Вино оказалось превосходным. – Вы хотите, чтобы я снял его?

– Нет… – держа бокал в руках и водя пальцем по его краю, искусительница тщательно подбирала слова. – Предметом нашей сделки был некий дар, полученный родом Гилленхартов в результате наложенного заклятия. Я оказала моей… гм… подруге одну услугу, и теперь в качестве компенсации хочу получить этот дар себе. Так, как это было оговорено заранее.

– Что же, – сказал человек в тёмном, – дело пустяковое. Прямо сейчас и составим договор.

Крыса, одетая теперь в широкую мантию и судейскую шапочку, стоя у высокой конторки, торопливо строчила пером.

– О чём вообще идёт речь? – возмутилась Каггла. – Может, объясните мне наконец?..

– Пожалуйста! – засуетилась Крыса и, подбежав к ней на задних лапках, с лёгким поклоном протянула лист бумаги.

Каггла торопливо пробежала глазами по строчкам:

– Ничего не понимаю! – и, скомкав, отбросила листок.

– Ну-ну!– успокаивающе произнес незнакомец. – Не надо нервничать… Позволите, я закурю? – и достал из кармана трубку.

Крыса проворно поднесла хозяину зажигалку, обиженно посверкивая глазками на столь импульсивную клиентку.

– В документе нет никакого подвоха, – продолжил он, пуская к потолку ароматный клубок дыма. – Наша адвокатская контора имеет солидную тысячелетнюю, я повторяю – тысячелетнюю! – репутацию. За это время нам довелось оформить немало сложных дел, и, поверьте, наши клиенты всегда оставались довольны.

Но Каггла уже не слушала его: она вдруг ощутила в подушечках пальцев лёгкое покалывание, и увидела, как на их кончиках появились голубоватые искорки. Словно крохотные звездочки, они стекали с пальцев и рассыпались в пространстве сверкающими брызгами.

– Так вы согласны? – спрашивал между тем адвокат. Его голос доносился до неё будто издалека.

Не отвечая, она подняла руки над головой и, поворачивая кисти то так, то эдак, откинулась в кресле, любуясь алмазными каплями на своих пальцах. Она чувствовала, как исчезает гнетущий изматывающий страх, что мучил её последнее время, и на смену ему рождается неизъяснимое по своей прелести чувство собственной силы и превосходства над окружающим миром, доселе совершенно ей незнакомое.

Крыса тем временем разгладила измятый лист и положила его на столике перед черноволосой:

– Подпишите вот тут… и вот тут…

– Кровью? – спросила искусительница.

– Ну, что вы! – захихикала Крыса и замахала лапками. – Кровью только на предмет продажи души! А так, зачем же? Вот, извольте, ручка… Угу… И вот тут…

Черноволосая поставила жирный росчерк, и Крыса, обежав столик, положила листок перед Кагглой.

– Теперь вы! – умильно просюсюкала она, тыкая когтем в уголок листа.

Но Каггла даже не взглянула. Небрежным движением руки она оттолкнула бумагу от себя, и злополучный листок, скользнув по столу, медленно спланировал на пол.

– Я не стану ничего подписывать, – спокойно сказала она. – Все моё – останется при мне.

Крыса так и остолбенела, разинув пасть.

– Что?! – взвизгнула черноволосая. – Да как ты смеешь?!

– Разве я что-нибудь обещала? – усмехнулась художница.

Противница задохнулась от ярости. Бокал в её руке треснул – так сильно она сжала стекло! – и его хрустальная ножка жалобно звякнула о столик.

– Браво! – негромко сказал адвокат, и похлопал в ладоши. – А вы не так глупы, как я было подумал… Браво! – и откинувшись в кресле, он весело подмигнул ей.

Черноволосая, сжав кулаки, – между пальцами правой руки у неё потекла кровь, – угрожающе надвинулась на обманщицу.

– Обещала ли ты?.. – хрипло переспросила она, в её глазах вспыхнули багровые огоньки. – Хочешь, чтобы я освежила твою память?..

– Зачем? – презрительно отозвалась художница. – С памятью у меня все в порядке. Я просто передумала.

Черноволосая растерянно посмотрела на адвоката. Тот невозмутимо курил, пуская кольца.

– Послушай, – примирительно и торопливо заговорила она, – ведь я выполнила уговор, неужели ты окажешься такой неблагодарной? Или тебе мало?.. Тогда скажи, чего ты ещё хочешь?!

– Я хочу, – четко и раздельно проговаривая каждое слово, ответила Каггла, – чтобы ты пошла к черту и оставила меня в покое!

– Но этот дар – твое проклятие!

– Пускай. Зато – моё.

В бессильной злобе черноволосая огляделась по сторонам. Крыса торопливо бочком-бочком отбежала подальше.

– Погоди! – выдохнула она. – Ты ещё пожалеешь об этом! – и выскочила за дверь, хлопнув напоследок так, что та едва не слетела с петель.

Каггла вопросительно посмотрела на адвоката. Ей было непонятно, что делать дальше и как попасть теперь домой. Хотя это её совсем не пугала.

– Я восхищён! – лёгкая улыбка тронула его губы. Он разлил оставшееся вино: – За вас!

– Думаю, мне пора… – сказала Каггла, когда они поставили опустевшие бокалы.

– Не смею задерживать, – вежливо отозвался человек в тёмном. – Но если вы не сильно торопитесь, мы могли бы где-нибудь посидеть и отметить наше знакомство.

Каггла так и не поняла, как они очутились вдруг в незнакомом уютном ресторанчике, где подавали на больших подносах печёную рыбу в золотистой корочке: её разделывали ещё живую, доставая из огромного бассейна, и трепыхающуюся клали на раскалённые угли огромной жаровни тут же прямо в зале, и рыба, умирая, смотрела печальными глазами и танцевала, беззвучно подпевая самой себе… Но Каггла не чувствовала жалости – наоборот, этот танец пробуждал в ней какой-то первобытный аппетит. Они много смеялись, болтали, пили чудесное вино. Ей было хорошо.

После он на машине отвез её к мосту.

– Вы сорвали мне выгодную сделку, – улыбаясь, сказал он на прощанье. – Но вечер удался!

Когда Каггла, уходя, оглянулась – его уже не было. Она постояла немного, облокотившись на деревянные перила моста, посмотрела на воду – уснувшая река была спокойна и безмятежна. Растворившись в ночи, почти невидимый, сонно ворочался на её берегах спящий лес. На перине из призрачных облаков дремала круглая луна.

Она неторопливо побрела прочь, чувствуя, как проходит эйфория и наваливается приятная усталость. Каггла была уже в самом конце моста, когда за её спиной что-то неуловимо изменилось. Ещё не осознав толком опасности, она инстинктивно метнулась в сторону – и прямо у её плеча рассекли воздух стальные лезвия длинных когтей.

На её счастье, экипаж, на котором они приехали, был ещё на месте.

– Что-то вы долго гуляете… – начал было заспанный возница, но увидев то, что приближалось к ним, осёкся и вытянул свою лошадёнку кнутом.

Лошадка, коротко заржав, встала на дыбы и с места рванула в карьер. Карета подпрыгивала на ухабах, навстречу неслись деревья, огни, дома… Она высунулась в открытое окно – в лицо ударил ветер… Ей стало весело. Весело и тревожно, совсем как тогда в Пещере. Только в ту ночь она была гостьей на чужом пиру – отныне же она будет Королевой бала.

***

…Али первым заметил парус. Им оставалось только уповать, что их тоже увидят – ни кричать, ни махать руками сил уже не было. Их увидели… Судно изменило курс. Но спасение приближалось невыносимо медленно. Когда их подняли, наконец, на борт, Юстэс потерял сознание.

Очнулся он от невыносимой вони. Ощупав вокруг руками, он понял, что лежит на полу на куче тряпья. Привыкнув к темноте, разглядел, что вокруг стоят какие-то бочки, ящики… Попытался встать, но пол предательски уходил из-под ног – он не сразу вспомнил, что находится на корабле. Позвал Али, тот не откликнулся. Собравшись с силами, попытался найти выход, но обнаруженный им люк сверху над головой был заперт. Он поколотился о широкие доски:

– Эй, кто-нибудь! – ему не ответили.

Он попытался уснуть. Но невыносимо хотелось пить, все тело болело, да и пустой желудок требовал своё. Когда же наконец стал задремывать, наверху зашумели, люк над головой распахнулся, и чей-то грубый голос на его родном языке приказал:

– Вылазь! Слышишь, нет?..

Шатаясь от слабости и качки, Юстэс ухватился руками за края отверстия. Попробовал подтянуться, но сорвался. Наверху захохотали… Стиснув зубы, он повторил попытку и приподнялся на локтях над люком. В глаза ударил слишком яркий с непривычки солнечный свет, так что слёзы потекли, и он невольно зажмурился. Кто-то схватил его за шиворот и помог вылезти. От свежего воздуха ещё сильней закружилась голова, и он едва не упал. Люди, столпившиеся вокруг – человек пять или шесть самой пёстрой наружности – засмеялись.

– Харди, веди этого сосунка к капитану, пока он не окочурился!– сказал один из них.

Тот, кого назвали Харди – здоровенный детина, заросший до самых бровей густым волосом, – подтолкнул Юстэса в спину. Нарочно или нет, но так, что юноша упал на колени. Собравшиеся вокруг зеваки снова заржали. У Юстэса потемнело в глазах от злости. Ярость придала силы и, вскочив на ноги, он сжал кулаки и двинулся на обидчика. Гилленхарту пришлось бы несладко, но Харди был настроен мирно:

– Спокойно! – пробасил он, волосатой лапой останавливая развоевавшегося юнца. – Остынь, приятель!

Из толпы послышались возгласы разочарования: зрители ожидали бесплатного спектакля.

– Врежь ему!.. – пропищал стоявший ближе всех коротышка, на голове которого красовался несуразный линялый колпак.

Юстэс так зыркнул в его сторону, что тот почёл за лучшее спрятаться за спинами товарищей.

– Идём… – сказал Харди, раздвигая плечом толпу.

Волосатый великан привёл его к двери, обитой железом, и постучал.

Внутреннее убранство каюты, где они очутились, поразило Гилленхарта неожиданной роскошью. Венецианские зеркала в бронзовых рамах, стены, затянутые дорогими тканями, изящная мебель красного дерева, дорогие светильники, персидские ковры… Среди всего этого великолепия он не сразу заметил лежащего на кровати человека. Человек приподнялся и велел Харди выйти вон.

Пару минут они внимательно изучали друг друга.

Хозяин каюты, мужчина лет сорока, был одет в белоснежную рубашку и восточные шаровары. Руки его с накрашенными, красиво подпиленными ногтями, были щедро унизаны кольцами, длинные тёмные волосы – тщательно завиты и напомажены. Всем своим внешним видом он походил на богатого изнеженного вельможу, но от внимания Гилленхарта не ускользнули ни шрамы на обветренном смуглом лице, ни острый пронзительный взгляд чёрных глаз, – и он внутренним чутьём осознал, что человек, в чьих руках очевидно оказалась его судьба, – силен, ловок, безжалостен и очень опасен.

Лежащий поправил шелковые подушки – в вырезе его рубашки мелькнула окровавленная повязка – и взял в рот мундштук кальяна, стоявшего на полу возле кровати. Затянувшись, закашлялся и, ругнувшись, спросил юношу по-итальянски:

– Имя?..

Юстэс не понял, и тогда хозяин каюты повторил свой вопрос на его родном языке.

– Юстэс фон Гилленхарт, – с достоинством отвечал юноша.

– Дворянин? Откуда родом?

Юстэс ответил.

– Что ты умеешь? – продолжал свой допрос лежащий.

– Я – воин! – с вызовом отвечал Гилленхарт.

На лице хозяина каюты промелькнуло непонятное выражение.

– Лучше бы ты был лекарем! – сказал он, и добавил по-итальянски: – Хотя все они – шарлатаны, и лишь морочат людям головы…

Взяв колокольчик, он позвонил. Появилась красивая смуглая молодая женщина. Он что-то коротко приказал ей и она вышла. Вскоре смуглянка вернулась с подносом, уставленным разными яствами.

– Ешь, пей, – приказал хозяин каюты. – Да не стесняйся! Возможно, это твой последний обед, – и захохотал.

– Что так? – смелея от прямой угрозы, осведомился Юстэс.

– Я – Массимилиано Ла Мана, такое уж имя дали мне при крещении. Но люди зовут меня всё больше Чёрным Ястребом, а еще – капитан Годдем… – и он умолк, желая посмотреть, какой эффект вызовут его слова.

Но Юстэс не был моряком, более того – он пришел издалека, и потому имя его собеседника не вызвало у него никаких эмоций, хотя любого жителя побережья оно бросило бы в дрожь: не было в этих широтах более жестокого и коварного пирата, чем этот человек, за голову которого правители нескольких стран обещали щедрое вознаграждение. Он снискал себе дурную славу даже среди собратьев по ремеслу. Из кораблей, уничтоженных им, можно было бы составить несколько флотилий, а из тех людей, что он лично отправил к праотцам – целый город, ибо он не жалел никого – ни женщин, ни детей, ни стариков, разве только когда их можно было выгодно продать или получить богатый выкуп. Под стать капитану была и команда.

Видя, что юнец никак не отреагировал на его имя, капитан принял это за проявление храбрости. К тому же рана, полученная им в одной из последних стычек с кораблем сицилийского короля и гашиш, к которому он время от времени прикладывался, немного поубавили его обычную кровожадность, и он сказал:

– Если ты и вправду умеешь сражаться, то я, пожалуй, оставлю тебя в живых: мне нужны люди. Кое-кто из моих ребят кормит акул, так что тебе найдется местечко на моем корабле. Я удачлив!.. – хвастливо добавил он. – Держись меня – и тогда в твоих карманах зазвенит золото, и в любом порту девки гроздьями будут вешаться тебе на шею! Не затем ли ты и покинул родной дом?

– А если я откажусь? – с набитым ртом спросил юноша: сев на полу перед подносом, он изо всех сил налегал на еду.

– Не знаю… – отвечал Чёрный Ястреб, снова беря в рот мундштук, – полетишь за борт или будешь болтаться на рее… Может, продам тебя в ближайшем порту на невольничьем рынке. В любом случае, выбор у тебя есть – смотри, не прогадай!..

***

Несколько дней на пиратском корабле пролетели незаметно. Для Юстэса это были дни, полные борьбы за собственную честь и достоинство. Место под солнцем и право на жизнь ему пришлось отвоевывать с помощью ножа и кулаков: озверевший от скуки сброд висельников, именуемый командой, единственными развлечениями считал кости, вино и драки. Юстэс был новичком, слишком молодым и «благородным», по мнению остальных, и каждый считал своим долгом зацепить его. Оставили его в покое лишь тогда, когда где-то на пятый день в одной из стычек он насмерть ранил одного из обидчиков, пропоров ему живот.

Расставив все точки, Гилленхарт осторожно попытался выяснить, что же сталось с его чернокожим другом.

– Тот, которого выудили из воды вместе с тобой?.. – почесал в затылке в ответ на расспросы Харди, – он был одним из немногих, с кем у Юстэса сложилось подобие нормальных отношений. – Если не сдох, то, верно, сидит в трюме с остальными невольниками.

Это известие одновременно и обрадовало и огорчило: он не представлял себе, как вытащить беднягу из того ада, в котором держали пленников пираты. Юстэс собирался при первой же возможности удрать, но его понятие о чести не позволило бы ему совершить побег, если Али при этом останется в плену. Рабов на корабле Чёрного Ястреба охраняли только крепкие засовы – никому из пиратов не пришло бы в голову освободить их: ведь это были «живые» деньги. Отсутствие караульных облегчало задачу. Раз в день пленникам спускали вниз еду и воду. Эта обязанность не считалась почетной, но Юстэс охотно взял ее на себя. Мешало лишь то, что юношу обычно сопровождал кто-нибудь ещё. Зато он смог убедиться, что Али жив.

Поразмыслив, юноша решил, что единственный выход – убить того, кто в очередной раз потащит вместе с ним котел с помоями для пленников, завладеть ключами, вызволить Али и, спустив шлюпку, бежать. И все это надо было проделать средь бела дня. План побега был плох не только этим: могли поднять шум остальные пленники. А ещё ведь надо запастись водой и пищей, и заранее спрятать припасы в шлюпке. Но как это сделать незаметно? Если даже всё пройдет гладко – спустить шлюпку на воду не такое быстрое дело, особенно, когда не знаешь как. Но ничего другого не приходило в голову.

***

…Утро следующего дня в Замке Лостхед выдалось на редкость суматошным.

Во-первых, никто не мог понять, почему в Кухне, как раз над обеденным столом, висит беспомощно в воздухе Дуния? Во-вторых, сославшись на семейные проблемы, уехала Орфа – внезапно, оставив лишь записку, и ни с кем не попрощавшись.

– Это просто свинство с её стороны! – жаловалась Бабушка. – Оставить меня на растерзание родственников в самый разгар лета!..

В-третьих, у ворот обнаружили следы огромных когтистых лап, причём страшные отпечатки остались не только на земле, но и на асфальте, словно он расплавился под действием неведомых сил.

Тётушки, поразмыслив, решили вызвать полицию.

Приехал наряд. Следы неведомого чудища не очень удивили представителей власти.

– Это дело рук каких-то шутников, – заявили они, – ведь скоро Карнавал!

– Вот именно! – не соглашалась с ними тётка Люсильда. – В эту пору как раз и вылезает на свет божий всякая нечисть!.. Вы обязаны принять меры!

– Примем-примем! – пообещали полицейские, лишь бы только она отстала.

Переглядываясь украдкой и пересмеиваясь, они замерили следы и сфотографировали их. Вокруг собралась довольно приличная толпа зевак. Замелькали вспышки камер.

– Вот вам и очередная сенсация! – сказал один из них.

– Еще скажите, что мы сами все это устроили! – возмутилась тётка Люсильда.

– Каждый зарабатывает, как может, – уклончиво заметил старший из полицейских, – я бы на вашем месте продал бы теперь парочку жутких историй какой-нибудь газетёнке…

Стоявший неподалеку дядя Винки задумался.

Но тётка Люсильда не собиралась торговать семейными ужасами.

– Пройдемте-ка теперь со мной в дом, – сурово приказала она ребятам в форме так, словно это она служила в полицейском управлении, а они были злостными нарушителями закона.

Нехотя служивые последовали за ней. Увиденное в Кухне, поразило полицейских куда больше, чем какие-то там следы чудовища у ворот.

– Да… – печально сказал минут через пять тот, у которого была жена, тёща и трое ребятишек.

– Да-а! – восхищённо ответил другой, холостой и помоложе.

Неизвестно какие мысли возникли у них при виде белокурой красавицы-великанши, беспомощно застывшей в воздухе: ей и раньше-то достаточно было просто пройтись по улице, чтобы половина мужского населения города начисто лишилась рассудка. Но, видимо, ничего путного им в голову не пришло. Один из них залез на стул и, встав на цыпочки, попытался стянуть Дунию вниз, но её словно держала какая-то сила. На помощь пришел напарник… Вдвоём они изо всех сил потянули её к полу, ухватив несчастную за ноги. Ничего хорошего из этого не вышло. Та же сила, что держала возлюбленную Дедушки в воздухе, намертво приклеила к ней руки незадачливых спасателей. Пытаясь высвободиться из неожиданного плена, они тоже повисли в воздухе, ругаясь и болтая ногами.

Нелепая троица выглядела презабавно. Кое-кто из домочадцев, не выдержав, засмеялся, но тут же умолк: говорить Дуния не могла, но по её лицу насмешники ясно прочитали своё ближайшее незавидное будущее.

– Они у нас теперь вместо люстры будут? – деловито поинтересовалась Мэрион.

– Пойду звонить комиссару!.. – мрачно сказал Папа, встряхивая на руках хнычущего Подкидыша.

Приехавший через полчаса Рэг Шеридан совершенно не одобрил действий своих подчиненных, хоть они и пытались, увидев его, взять под козырек.

– Чем это вы тут занимаетесь?! – рявкнул он, не разобравшись, – Да ещё в служебное время! Приказываю: отставить немедленно!

Походив вокруг живописной композиции, комиссар смекнул, что одних приказов тут будет недостаточно.

– Неплохо устроились, канальи! Как это вообще случилось?

Но все дружно пожимали плечами – никто ведь ничего не помнил. Мэрион промолчала…

***

– Надо отыскать Бородатого и попросить его расколдовать Дунию, – сказал Толстяк, когда Рио по телефону описала ему суматоху, царящую в доме. – Тот, кто наложил заклятье, должен знать, как снять его.

– Но тогда он поймет, что мы всё помним! – возразила девочка.

– А чем занимаются ловцы привидений?

– Тем же, чем и все остальные: бегают каждые пять минут в Кухню и писаются со смеху.

– Ты бы пробралась к ним в комнату, – посоветовал приятель, – и посмотрела, куда они дели Питера…

– Думаешь, он – там?! – ужаснулась Мэрион.

У нее просто мороз пошёл по коже, когда она представила, что покойник мог всю ночь провести в их доме! А если он, чего доброго, еще начнет шляться по ночам? Мало им привидения! – так оно хоть своё, фамильное…

Улучив подходящий момент, Рио последовала совету Толстяка. Но ее ждало полное разочарование. С замиранием сердца она обшарила всё – вдруг откуда-нибудь да и выскочит безголовый! Но ничего такого не случилось. Это её почему-то страшно разозлило и, сбегав к себе, она взяла корзинку с удавом и, вернувшись, подсунула её под кровать одному из Ловцов: то-то будет переполоху, когда Доди отправиться на прогулку!.. Уже уходя, она увидела на столе маленькую мужскую сумочку. Поколебавшись, Рио заглянула и туда: деньги, какие-то квитанции, очки, зажигалка… В боковом кармашке она нашла удостоверение личности: с маленькой фотографии на нее смотрел погибший. Подумав, Рио прихватила документ с собой.

– Зачем взяла? – возмутился Толстяк, когда спустя четверть часа они сидели за столиком в кондитерской его отца. – Что будет, если они заметят пропажу?

–А я при чём? – хладнокровно парировала она тоном опытной преступницы. – Пусть докажут! И вообще я хочу, чтоб они поскорей убрались из Замка! Если Доди не поможет, напущу на них винных чертей!

– У меня есть идея получше! – с загадочным видом сказал мальчишка.

***

В бар «Эстела» Зануда пришла гораздо раньше условленного часа. Появление Макса Линда в Городе и радовало её, и пугало. Поэтому, наверное, она и пришла раньше назначенного: ей казалось, что на месте будет легче определиться, чего же ей хочется – поговорить с ним о том, что давно терзало её душу или снова сбежать?

Держа в руке бокал с тонкой соломинкой, она вспоминала их последнюю встречу… Нет, не надо было ей приходить! И она поднялась уже было, но в дверях показалась высокая фигура Линда.

Они долго сидели молча друг против друга. Наконец, он прервал молчание:

– Вот мы и встретились. Ты не рада?

– Нет! – почти грубо отрезала девушка.

Линд грустно улыбнулся:

– Вот она – людская неблагодарность! А ведь я, позволь напомнить, спас тебя.

– Что тебе нужно?

– Я постараюсь объяснить, – кротко сказал Линд. – Мне нужны вовсе не пресловутые подземелья вашего Замка, которые ищут все, кому не лень, будучи уверенными, что именно там барон фон Гилленхарт спрятал свои сокровища, когда его преследовала инквизиция.

– Неужели? – недоверчиво скривилась собеседница.

Линд умолк и посмотрел на неё. Взгляд его был серьёзен и печален.

– Девочка, ты не представляешь себе, насколько всё…

– Прекрасно представляю! – резко перебили Зануда. – Когда к тебе среди ночи заявляются сумасшедшие люди и заявляют, что они – инквизиция, а ты – ведьма, и потому тебя надо сжечь, поневоле задумаешься!.. Эти маньяки сломали мне жизнь! Я бросила университет, Париж, и погребла себя в этих стенах, от которых меня уже тошнит! И всё с одной единственной целью: разобраться, наконец, в этой чертовщине!

– И как успехи? – насмешливо осведомился Линд.

– Я многое поняла. Долина представляет собой аномальную зону. Этакий коридор, из которого открываются двери в разные миры. Всё это каким-то образом связано с именем барона и с Замком. Но как – я не знаю. Возможно, из своих странствий он привез некий артефакт, который послужил ключом, и открыл эти двери…

– Кое-что он действительно привёз, – подтвердил журналист.

– У нас странный получается разговор! – сердито сказала она. – Разговор ни о чем. Вы что-то знаете и не хотите мне рассказать. Неужели вы появились здесь лишь затем, чтобы я сказала вам спасибо?