Про Лизавету и михрялку Дусю

Обычно, когда Дедушка утром входил в кухню, Дуся уже сидела у окна и ждала его прихода. А в этот раз что-то пошло не так. Когда Дедушка открыл дверь, он не поверил своим глазам. Дуси на привычном месте не было. Не появилась она и позже, когда проснулась Бабушка. И когда проснулись Вовчик с Левчиком, Дуся не появилась. И когда Бабушка громко, как всегда, крикнула "Завтрак готов!", ни Кеша, ни Дуся на кухню не пришли. Тут уж все разом забеспокоились. Вспомнили, что вчера михрялки объелись. Может быть им плохо, а на помощь к ним никто не пришел. Так, вчетвером и отправились в Лизаветину комнату. Вошли тихонечко, прислушались. Никаких стонов и мольбы о помощи слышно не было. Вовчик встал на коленки и заглянул в окошко домика. И Кеша и Дуся безмятежно спали в своих кроватках и даже и не думали просыпаться.

Решили михрялок не будить и завтракать без них. И правильно сделали. Если бы стали ждать, когда они проснутся, все бы поумирали от голода. Когда Бабушка уже заканчивала готовить обед, в двери показалась Дуся. Она пожелала Бабушке с Дедушкой доброго утра и, как ни в чем не бывало, уселась на свое любимое место у окна.

– Доброе утро, Дусенька, было утром, а сейчас уже день. Скоро обедать будем. – Сказала Бабушка. – Ты как себя чувствуешь? Не заболела?

– Как, обедать? А завтракать? – Не поняла Дуся – Я что голодная останусь?

Почему это день, а утро куда делось? Сегодня, что, утра не будет?

– У тебя с Кешей не будет. Проспали вы утро. А Кеша может еще и день проспать.

Может быть, ты его пойдешь разбудишь? Хватит уже спать.

Дуся смутилась и выбежала за дверь. Через несколько минут обе михрялки с виноватым видом сидели за столом.

– Так что же с вами случилось? Что это вы сегодня так долго спали? – Спросил Дедушка.

– Не знаю, я так крепко спала. Никогда так не спала. Прямо, как убитая, спала. И Кеша спал. Он вставать не хотел. Еле его подняла. Он и сейчас еще не проснулся.

А Кеша, и правда, сидел с безучастным видом и сонно моргал глазками – того и гляди опять уснет. Дуся, глядя на него, даже забеспокоилась.

– Кеш, ты что, плохо себя чувствуешь?

– Я очень даже хорошо себя чувствую, только спать хочу. В свою кроватку хочу. В свой

домик хочу. У меня никогда не было своей кроватки и такого домика.

В общем, не стали донимать михрялок расспросами. Они пообедали и тут же

отправились обратно, в свой домик. Дедушка крикнул им в след:

– А ночью-то что вы делать будете? – Но ответа не последовало. Да и пусть. Пусть

выспятся как следует. Кеша без гвоздя в голове, а Дуся без тревог и борьбы за его жизнь. Пускай отдыхают.

Так продолжалось почти неделю. Все никак не могли михрялки выспаться. А потом вдруг, как отрезало. Все встало на свои места. Однажды, утром Дедушка вошел в кухню и увидел Дусю сидевшую на своем любимом месте у окна. Но не это удивило Дедушку. Его удивило то, что рядом с Дусей сидел Кеша. Вот уж, чудеса!

– Доброе утро! – В один голос поздоровались они с ним. – Доброе утро, мои хорошие! Отоспались, отдохнули?

– Ох, отоспались. В нашем домике так хорошо спится, что даже вставать не хочется. Только у нас уже бока заболели. А то-бы, мы еще спали. – Ответила Дуся.

С этого дня жизнь, наконец, вошла в спокойное привычное русло. На целую неделю вошла. А потом на целую неделю вышла. Потому вышла, что на каникулы приехала Лизавета. О том, как ее встречали и как все радовались, я даже и рассказывать не буду, потому что у меня тогда бумаги не хватит. Встречали Лизавету на улице. А когда вошли в дом, как ты думаешь, куда отправилась Лизавета первым делом? Думаешь на кухню, откуда Бабушкиными пирожками невыносимо вкусно пахло. А вот, и нет. Она с Дусей и Кешей в свою комнату отправилась. Нужно же было срочно увидеть тот самый красивенький домик. А как увидела, тут же и пожалела, что она человеческая девочка, а не михрялка. У нее даже голова в дверцу не очень пролезла. Вернее, туда она пролезла, а обратно не хотела вылезать. Хорошо, Кеша был в домике и помог голову повернуть так, что она из домика выбралась. Выбралась голова и заявила, что это самый лучший домик на свете. В тысячу раз лучше, чем куклячий домик у ее куклы Клавы. И она бы сама в таком домике жила бы поживала и добра наживала.

Дуся с Кешей были очень довольны, что Лизавете домик понравился. До того понравился, что она даже им позавидовала. Только не злой завистью завистливой, а хорошей, доброй завистью. Радостной завистью. Радостной потому, что у ее друзей такой замечательный, такой красивенький домик.

Ох, как радовалась Лизавета, что наконец, увидела свою подругу. Только сейчас она

поняла, как сильно она, все это время, скучала по Дусе. Она и раньше понимала, что скучает. Но, когда учишься по-настоящему, по-серьезному, то, всяким отвлекающим мыслям, в голове места почти не остается. Все место занято учебой. А теперь, целую неделю, не занято. Отвели душу две болтушки. Говорили, говорили, говорили. Наговориться не могли. Кеша, который особой разговорчивостью не отличался, все это время находился возле них. И всегда с одним и тем же, удивленным выражением на его михрялочьем лице и с открытым от удивления ртом. Он был потрясен, как долго и много могут разговаривать Дуся с Лизаветой, и поэтому проникся к Дусе еще большим уважением.

Неделя каникул, это так мало! И пролетает эта неделя в один миг. В пятницу приехал папа. А раз приехал папа, значит каникулы заканчиваются – остается только два денечка. И хочешь – не хочешь, а надо решать: везти Кешу в Москву или оставлять в Вверх тормашкино. Подумали-подумали и решили, что ехать Кеше можно. Голова у него давно не болит. Чувствует он себя прекрасно. Причин не ехать, вроде бы, нет. Вот только Дуся, почему-то, не совсем уверена была, что все хорошо. А Дусе все привыкли верить. Было у нее какое-то предчувствие нехорошее. И как всегда, предчувствие ее не обмануло. В воскресенье, утром Кеша пожаловался на головную боль. А к обеду у него начался такой сильный приступ, какого не было уже очень давно. Дуся, конечно, бросилась его лечить. И ни о каком отъезде уже не могло быть и речи.

Так и уехала Лизавета в Москву без Дуси и Кеши. Конечно, расстроилась девочка и всю дорогу тихонько, чтобы не услышал папа, проплакала на заднем сиденье. Ну, а что сделаешь? Ничего. Главное теперь, чтобы Дуся Кешу долечила как следует. Чтобы у него голова навсегда прошла и никогда не болела.

Дуся, конечно, старалась. И к зимним каникулам Кеша, похоже, совсем выздоровел. Во всяком случае, головных болей у него давно уже не было. Дуся с Лизаветой уже придумывали как встретят Новый год, как познакомят Кешу с Дедом Морозом, как проведут каникулы. Вечерами маме и Бабушке стоило большого труда оттащить болтушек от телефона. И все было замечательно, пока не наступило двадцать девятое декабря. Тридцатого декабря папа должен был привезти Лизавету с мамой в Вверх тормашкино. А двадцать девятого мама позвонила и сказала, что у Лизаветы высокая температура и болит горло. Вот тебе, и Новый год! Вот тебе, и каникулы!

Проболела Лизавета все каникулы. Конечно, если бы рядом была Дуся, она бы живо вылечила бы подругу. Но, если бы, да ка бы, то во рту росли б грибы. Теперь оставалось ждать весенних каникул, а там, и до летних – рукой подать. Все это время Вовчик с Левчиком очень переживали за подружек. И чтобы хоть как-то облегчить им разлуку, они провели в дом интернет, а Дусе с Кешей на Новый год подарили недорогой ноутбук. Теперь, Лизавета могла часами болтать с Дусей по "скайпу". Но часами получалось, только когда Лизавета не училась, по выходным. Или когда болела. В общем, когда не ходила в школу. Зато, теперь они могли не только говорить, но и видеть друг-друга. А это, дорогого стоит.

Так уж вышло, что и весенние каникулы, как на зло, Лизавета проболела. Она, вообще, как-то ухитрялась болеть только в каникулы. Зато, во время учебы, она ни разу не болела. До конца учебного года оставалось два месяца. А там – лето. Уж, летом-то ей поболеть не удастся – Дуся с Кешей ее быстро поставят на ноги.

Трудно сказать, когда это началось, но к концу апреля стало заметно, что с Дусей

происходит что-то не ладное. Во первых, она стала подозрительно спокойной. Если раньше, ее пушистый хвост можно было увидеть, почти одновременно, сразу в разных частях дома, то теперь она стала не просто спокойной, но и, на удивление, медлительной. Даже Кеша на ее фоне смотрелся этаким шустриком. Во вторых, Дуся заметно поправилась. И в третьих, она стала капризной. То, чего за ней раньше никогда не водилось. Особенно от ее капризов страдал Кеша. Придиралась она к нему по всяким пустякам: и "не так посмотрел", и "не туда наступил", и "не так сказал", "подай то", "принеси это"… . Кеша, добрая душа, старался все ее капризы исполнять и не понимал, что это, его обожаемая Дуся, так на него взъелась. Но справедливости ради, надо сказать, что придиралась она не только к Кеше, но и ко всем, кто попадался ей на пути. Короче, Дусю было не узнать.

Первой заподозрила неладное бабушка Ильинична. Она стала приглядываться к Дусе. Сначала, удивлялась, потом, стала задумываться, а потом как-то, после очередного ее "выступления", она взяла михрялку на руки и унесла ее в Лизаветину комнату. Когда Кеша направился вслед за ними, она велела ему остаться на кухне, сказав, что ей с Дусей надо пошептаться. В комнате бабушка Ильинична положила Дусю на Лизаветину кровать и молча начала ее осматривать и ощупывать. Когда она закончила осмотр, Дуся, не проронившая до сих пор ни слова, робко спросила:

– Ну, что? Я скоро умру?

– Не думаю, – Ответила бабушка Ильинична.

– Что, не думаю? Не скоро или не умру.

– Тебе о смерти еще рано думать. Тебе теперь совсем о другом думать надо.

– А что со мной? Я же чувствую, что стала какая-то не такая. И внутри у меня что-то не

так. Ты скажи. Скажи правду. Я не обижусь.

– Ну, обижаться-то тебе на меня не за что. Давай, сделаем так: пойдем на кухню и я

расскажу, что с тобой происходит сразу всем. – И не дожидаясь ответа, бабушка Ильинична взяла Дусю на руки и отправилась на кухню. А там уже все измучились от нетерпения. Дело в том, что ветеринар в отставке давно уже догадывалась, что произошло. И своими догадками поделилась с Бабушкой и Дедушкой.

– Не буду вас томить, скажу сразу, как я и думала, у нашей Дуси скоро родятся маленькие михрялочки! – Торжественно объявила она. – Сколько их, сказать трудно, но не одна – это точно.

– Не поняла! – Возмутилась Дуся. – Это ты про какую еще Дусю, про каких маленьких михрялочек говоришь? Это что еще за михрялочки? Откуда они тут родятся? Вам, что, нас с Кешей мало? Кешенька, они нас опять разлюбили! Им еще михрялок подавай! Мы никого больше в свой красивенький домик не пустим! Даже и не надейтесь! Надо было нам с Лизаветой уехать! Вот пусть они тогда и рождали бы себе михрялок сколько им надо!

Пока Дуся возмущалась и негодовала, все остальные, кроме Кеши, сначала улыбались, а потом, уже не сдерживаясь, начали хохотать. Дуся поняв, что смеются над ее словами, замолчала. Она удивленно вертела головой и не могла понять, что такого смешного она сказала.

– Дусенька, миленькая! – Решила внести ясность бабушка Ильинична. – Это ты, наша Дуся. И это у тебя родятся маленькие михрялочки. Ты скоро будешь михрялочьей мамой. У тебя будут маленькие хорошенькие, даже не знаю как правильно их назвать…, михрюшечки.

– Нет, я не согласна! Я не собираюсь никого рождать! Нам с Кешей и так хорошо! С чего это ты решила про этих маленьких михрюшечек?

– Я осмотрела тебя и увидела, что у тебя в животике растут твои маленькие детишки. И они скоро появятся на свет. А если они тебе совсем уж не нужны, то, как они появятся, я их себе заберу.

– Как это, заберу? – Возмутилась Дуся. – Эти самые михрюшечки, они из моего животика? Значит они мои! Я их никому отдавать не собираюсь!

– А как же ваш красивенький домик? – Вступил в разговор Дедушка. – Ты же сказала, что никого больше в него не пустишь! Как же нам быть?

Дуся совсем растерялась и даже не нашлась, что ответить. Бабушка решила разрядить обстановку и сказала, что сейчас говорить об этом рано. Вот появятся михрюшечки, тогда и будем решать, куда их деть. А сейчас, Дусе с Кешей спать пора. И вообще, Дусе надо больше отдыхать и беречь себя.

С этого момента жизнь в доме как-то незаметно стала меняться. К Дусе и до этого все относились с большим уважением, а теперь, ее просто боготворили.

Ее окружили такой заботой, таким вниманием, что буквально сдували с нее пылинки. Случись это все хотя бы год назад, она бы, наверное, была бы на седьмом небе от счастья. Но после появления Кеши, после всего произошедшего за последнее время и с ним и с ней, она сильно изменилась. Теперь же, такое повышенное внимание к своей персоне Дусю тяготило. Она чувствовала себя, что называется, "не в своей тарелке". А еще она никак не могла свыкнуться с мыслью, что, не понятно зачем и почему, у нее должны родиться маленькие михря… михрюшечки. Не важно, как они называются. Важно, что должно произойти что-то такое серьезное и важное, что навсегда, она это чувствовала, изменит ее жизнь.

Дуся находилась в смятении, и бабушка Ильинична, видя ее состояние, как-то раз усадила ее перед собой и, как доктор доктору, рассказала и объяснила все, что случилось и что произойдет в скором времени. Она, как могла, успокоила михрялку и обещала свою помощь. И все напряжение, в котором прибывала в последнее время Дуся, как рукой сняло. Она смирилась с неотвратимостью того, что произойдет и даже предстоящее появление малышей ее уже не пугало.

Время шло. Дуся так сильно поправилась, что стала похожа на пушистый колобок. Ей тяжело было ходить и теперь она часами лежала на диване на кухне или в комнате на Лизаветиной кровати. Бабушка Ильинична по нескольку раз в день осматривала Дусю, спрашивала про самочувствие. Как-то, в конце мая, за несколько дней до приезда Лизаветы, звериный доктор выгнала Кешу из комнаты и велела ему пойти на улицу погулять, а сама, вместе с Бабушкой, скрылась за закрытой дверью. Послушный Кеша вышел на улицу и отправился в сарай. В сарае Дедушка и Вовчик с Левчиком мастерили какой-то ящик и Кеша присоединился к ним. Помочь им он ничем не мог, зато, мог не мешать.

Он улегся в углу на кучу душистых стружек и молча наблюдал за работой. – А ты, чего Дусю бросил? – Спросил Дедушка.

– Я не бросил. Меня погулять выгнали. – Ответил Кеша.

– Значит, все четыре мужика в сборе. – Сказал Вовчик.

– Не четыре, а три. – Блеснул своими познаниями в математике Кеша. – Я-то не мужик, я михрялка.

– Ты тоже мужик, только михрялочий. Поэтому, нас четверо. – Уточнил Левчик. С этими словами, он отложил в сторону шуруповерт и смахнул рукой опилки со стенки ящика. – Ну, вот и домик для твоих детишек готов. На первое время хватит, а потом посмотрим.

Кеша ничего не успел ответить потому, что в сарай вошла Бабушка. Найдя глазами Кешу, она улыбнулась:

– Поздравляю тебя, ты теперь папочка.

– Никакой я не папочка, я – Кеша. – Возмутился он

– По имени, ты Кеша, а по должности, ты теперь, папа.

Из всех обитателей дома только Кеша совершенно не понимал, что происходит. И Бабушка не стала с ним спорить:

– Пойдемте же, пойдемте, посмОтрите какая прелесть. Ящик не забудьте. – Она вышла из сарая. Остальные – за ней.

Войдя в Лизаветину комнату, взобравшись на кровать, Кеша сначала увидел лежащую, вытянувшуюся во весь рост, Дусю. И не сразу заметил, что возле ее живота копошатся три пушистых пищащих комочка. Он сначала обрадовался: сразу три мышки – одна ему и две Дусе. Потом, насторожился: а почему, интересно, они не убегают? И только потом понял, что это вовсе не мыши. Он уже протянул лапку, чтобы перевернуть одного и посмотреть, что же это такое, но бабушка Ильинична не позволила.

– Куда, грязными лапами? Не трогай! Ты хоть и папочка, а лапы мыть обязательно!

– Михрялки лапы не моют! – С гордостью возразил Кеша. Он сам от себя не ожидал такой дерзости и ему стало стыдно. – А где вы этих наловили? Это кто вообще? Чего они

так пищат?

– Кешенька, это наши с тобой детки. Твои и мои. Понимаешь? – Объяснила Дуся.

– А где ты их взяла? Ты где вообще была, пока я в сарай ходил? – с подозрением спросил Кеша.

– Я тут была. Я тебе потом все расскажу. Посмотри, какие они хорошенькие!

Кеша понял, что ничего не понял. Но Дусе он возражать не мог и поэтому, молча начал разглядывать то, что Дуся назвала детками. В это время все наперебой поздравляли и его и Дусю и постепенно, приподнятое настроение собравшихся передалось и ему.

Но прошло совсем немного времени и бабушка Ильинична начала выгонять всех из комнаты. Дуся устала и ей надо отдохнуть. Ящик, который сделали Вовчик с Левчиком поставили на пол возле домика. В него постелили старое Лизаветино детское одеяло. Дуся перебралась в ящик и улеглась поудобнее. Туда же перенесли малышей. Кеша тоже хотел забраться в ящик, но ему запретили. И он обиженно ушел спать в домик никому не сказав даже "спокойной ночи".

Те, несколько дней и ночей, которые оставались до приезда Лизаветы, для Дуси слились в один нескончаемый отрезок времени полу-сна, полу-дремы. И только когда в комнате, наконец, появилась улыбающаяся Лизавета, она вышла из этого состояния и ощутила небывалый прилив сил. У малышей уже открылись глазки. Деятельная Дусина натура нуждалась в активной жизни. Ей трудно было высиживать дни и ночи напролет с малышами. Но к счастью, всегда находились желающие побыть с ее детьми. И Дуся всегда, когда хотела, могла себе позволить отлучиться на некоторое время погулять или, просто, понежиться на солнышке. Она приходила кормить малышей и чаще всего заставала возле них или Лизавету или Кешу, который оказался на удивление заботливым

папой. Маленькие михрялки росли не по дням, а по часам и к концу июня были уже вполне самостоятельными. Настолько самостоятельными, что научились вылезать из ящика и расползаться по комнате залезая в самые невероятные места. Тогда, на поиски беглецов собирались все обитатели дома. И не всегда получалось быстро их найти. Однажды, например, один михренок залез в старый Лизаветин валенок. Двоих других нашли быстро. А третий бесследно исчез. Перерыли всю комнату и теперь, в растерянности расселись кто где и обсуждали случившееся. Дуся в это время была на улице, и одной ей ведомо, как, почувствовала, что что-то случилось. Она влетела в комнату и бросилась к ящику. Увидев, что одного михренка не хватает, она начала изображать, что сейчас упадет в обморок. Закатывала глаза, ловила ртом воздух, хваталась за голову, делала вид, что вот-вот упадет. Поскольку в последнее время, она уже не раз устраивала такие представления, то большого впечатления на зрителей ей произвести не удалось. Видя это, Дуся забегала по комнате и запричитала:

– Прошляпили! Прошляпили мою кровиночку! Так и знала, что моих детишек никто не любит! Бедные маленькие михрялочки! СтОит на минуточку отвернуться и ребеночек пропал! Лежит в какой-нибудь грязной луже холодный, бездыханный, а его бедная мамочка льет по нему горькие слезки! Никогда нам с тобой больше не увидеться, деточка моя!

– Вот, что, бедная мамочка, ты бы лучше поискала сама свою кровиночку, потому что, лучше тебя этого никто не сделает. – Сказала Бабушка. Дуся тут же прекратила свой плач Ярославны и деловито забегала по комнате заглядывая во все углы. Остановилась, замерла, закрыв глаза, простояла неподвижно несколько секунд и потом уверенно направилась к стоящему у двери стулу. Под стулом лежали валенки. К одному из них Дуся и подошла. Она засунула в валенок лапку, а потом позвала Вовчика:

– Помоги, я не достаю. – Вовчик взял валенок в руки и перевернул его голенищем вниз, подставив снизу ладонь. Из валенка на ладонь выпал потерявшийся михренок. Он крепко спал, и кажется, даже и не собирался просыпаться.

После этого случая стенки ящика нарастили, сделали повыше. И какое-то время, малыши не могли из него вылезать. Пока не подросли. Из троих, два михреныша были девочками и один мальчиком. Девочки по характеру были очень похожи на маму, а мальчик на папу. Это он тогда уснул в валенке. Прошел уже целый месяц со дня их рождения, а у малышей до сих пор не было имен. Девочек различали по хвостам. У одной он был полностью серый и ее называли Серенькая, а у второй на кончике хвоста было рыжеватое пятно и ее по этому пятну стали называть Рыженькая. А мальчика называли просто Мальчик. Но так дальше продолжаться не могло: это же не имена – Серенькая, Рыженькая. А уж, Мальчик – и подавно. Таких имен не бывает. Дуся, по непонятным причинам, не спешила дать своим деткам имена. К всеобщему удивлению, инициатором в этом вопросе стал Кеша. Как-то вечером, за ужином, он, заметно волнуясь, ни к кому не обращаясь сказал:

– Вот Вовчик сказал, что я михрялочий мужик. И зовут меня Кеша. Это Дуся придумала. А Дусю зовут Дуся, потому, что это Лизавета придумала. Вовчику с Левчиком имена их родители придумали. А кто Бабушку и Дедушку так назвал, я не знаю. Наверное, их родители. А кто же наших детишек как-нибудь назовет? А то они так и останутся Серенькой да Рыженькой и Мальчиком.

– А правда, давайте уже дадим малышам имена! – Обрадовалась Лизавета. Все зашумели

заспорили. Начали наперебой предлагать: Петруша, Феня, Ляля, Филя, Груша, Поля… .

Кончилось тем, что Лизавета высказала здравую мысль. Нужно провести выборы. Нужно нарезать бумажек. И каждый на своей бумажке напишет три имени. А потом посчитать какие имена написаны чаще, те и выбрать. Сказано – сделано. Нарезали бумажек, раздали всем. И каждый со своей бумажкой отправился думать. Кто куда. В основном все отправились думать в постель потому, что выборы назначили на утро.

Утром, после завтрака, начались выборы. Лизавета взяла чистый лист бумаги и ручку. Дедушка по очереди брал в руки бумажки и зачитывал, что на них написано. А Лизавета в столбик записывала прочитанные имена. И если какие-то из них повторялись, она ставила возле уже написанного имени палочку. Потом прибавила те имена, которые по почте прислали мама с папой, Клавдия Михайловна и Вера – дочка БабЛюды. Больше всех голосов собрало имя Филя. Дуся этому была ужасно рада, потому что ее любимого певца звали Филипп Киркоров. И если с именем мальчика определились очень быстро, то с девчачьими именами пришлось повозиться. Из женских имен на одну черточку больше было у имени Луша. А у трех имен Феня, Фрося и Мила было одинаковое количество черточек. Пришлось устраивать второй тур голосования. Победило имя Феня. Осталось только решить, кого из девочек каким именем назвать. Большинством голосов решили Рыженькую назвать Феней, а Серенькую Лушей.

В этот же день Кеша начал приучать малышей к их новым именам. Дуся ему не мешала. Она была счастлива, что у нее есть дети, что у ее детей есть такой заботливый отец, что все они живут в большой дружной семье окруженные заботой, вниманием и любовью.

Глава 13

Короткое лето

Подошел к концу первый летний месяц. А значит и пролетел целый месяц летних каникул. Месяц пролетел, а Лизавета и не заметила. Почему не заметила – понятно. Только не понятно, почему сделали летние месяцы такими короткими. Могли бы, хотя бы на десять денечков подлиннее сделать. А лучше, на двадцать. Или на тридцать. А то, отдыхать совсем времени не хватает. Пока Дуся с Кешей были одни, и то, времени не хватало. А теперь, когда появились Филя, Луша и Феня, хоть кричи «Караул!» – весь день до минуточки расписан. Пока они были совсем маленькие, с ними было попроще. Накормить да спать уложить. И все. А потом они, как начали расти. Теперь за ними надо глядеть в оба. Часто, даже «в оба» не получается. Не хватает два глаза, чтобы уследить сразу за тремя непоседами. У ящика, в котором жили малыши уже два раза наращивали высоту стенок. Сначала это помогало. И их на какое-то время можно было оставить одних. А потом… . Однажды Лизавета решила незаметно понаблюдать за малышами, что они будут делать, пока в комнате никого нет. Она сделала вид, что уходит. Даже ногами потопала, как будто ушла. А сама осталась за дверью и в щелочку стала подглядывать. Хорошие детишки родились у Дуси с Кешей. От горшка, два вершка, а соображают уже хорошо. Даже слишком хорошо. Только за дверью затихли Лизаветины шаги, как на стенку из ящика вылез Филя. Как он забрался на такую высоту, Лизавета узнала уже потом. А сейчас, Филя со стенки перепрыгнул на стул, стоявший рядом. Со стула слез на пол. Побежал к письменному столу. Дальше, Лизавете не было видно – ящик загораживал. Потом она увидела Филю спешащего обратно. В зубах он держал длинную деревянную линейку, которая обычно висит на гвоздике на стене за письменным столом. С линейкой в зубах он вскарабкался на стул, перебрался на стенку ящика, опустил линейку внутрь. Через несколько секунд на стенке ящика сидело уже три маленьких михреныша. Один за другим, они перебрались на стул, потом на пол и началась беготня. Малыши так расшалились! Лизавете стало интересно, что они будут делать, когда услышат, что кто-то идет. Она стала топать ногами, как будто возвращается обратно. В мгновение ока, малыши оказались на стуле. Девчонки спустились в ящик, Филя вернул линейку на место и собирался уже спуститься в ящик. Лизавета быстро открыла дверь и вошла в комнату. То что она увидела, ее и удивило и рассмешило. В углу ящика на задних лапках стояла Феня. У нее на плечах, тоже на задних лапках стояла Луша. Передними она упиралась в стенки ящика. Получилась хорошая лестница, по которой Филя выбрался наружу, а теперь собирался спуститься обратно.