Купола в солнечном просторе

Пошёл в церковь, постоял на службе, ничегошеньки не уразумел. Подумалось: не то. Его физико-математический ум требовал информации, конкретики: что, как и почему. На автобусной остановке увидел объявление, зазывали к себе баптисты. Запомнил адрес и поехал.

Первое, что отметил: баптисты не бедствуют, не с миру по копейке собирают. Просторное двухэтажное строение, добротное снаружи, комфортное внутри. Прихожане чаще среднего возраста, хотя много молодёжи, значительно больше, чем в православной церкви. Валерий определил себе роль наблюдателя-вольнослушателя, который в любой момент может сказать «до свидания». Не принимать крещение, не брать никаких обязательств, присмотреться к происходящему, примерить на себя, а там видно будет.

Ходил два раза в неделю. Нравились четверги, когда шёл разбор Слова Божьего. Начал дома читать Ветхий Завет и Новый Завет. В воскресенье у баптистов была служба.

И здесь Валерия интересовала, прежде всего, та её часть, которая касалась Священного Писания. Читались главы, а потом переходили к толкованию прочитанного. Штатных пастырей-проповедников было несколько, особо отметил Валерий одного, Андреем звали. Лет сорока пяти. Речь поставлена, за словом в карман не лез. Удачно вворачивал в проповеди анекдотичные случаи из жизни, а то и анекдот подпустит, популярную песню вспомнит… И сыпал цитатами из Евангелия.

Не пришлись по душе Валерию молитвы баптистов. Что в голову приходит – вот тебе и молитва. Логический склад ума Валерия не признавал такую самодеятельность. Иисус Христос дал молитву «Отче наш», она как теорема, где каждое слово на своём месте – не убавить, не прибавить, не переставить. Интуитивно чувствовал – молитвы должны быть выверены, выстроены, прочувствованы – ты обращаешься к Богу. Ладно, дома одному молиться, да и здесь, считал, нельзя совсем уж отсебятину городить....

И к песнопениям имелись претензии, у баптистов они отдавали заигрыванием. Отдельные солисты (да и хор) пели под минусовку в микрофон. Этакая гитарно-барабанно-эстрадная смесь с христианским уклоном. Не сказать, что совсем воротило, да ведь не дискотека. Если не вслушиваться в слова, можно на танго барышень приглашать. Благо прехорошеньких предостаточно. Сравнивал с православным храмом, там под песнопения не притопнешь, не прихлопнешь – настраивали на нужный лад.

И всё же Валерий мог в конечном итоге стать баптистом. Надолго или нет, трудно сказать… Подойди к нему кто-то из авторитетных пастырей, тот же Андрей, поддался бы на приглашение, уже созревал…

«По собственной инициативе заговорил или задание выполнял, не знаю, – рассказывал отец Валериан. – Иван Борисович был у баптистов наподобие завхоза и распорядителя. Суетливый, с излишне сосредоточенным лицом, на каждом шагу подчёркивал свою незаменимость. Из натур, которые не удовлетворили амбиции в профессиональной сфере, добирают авторитет на общественной работе. Будь на месте Ивана Борисовича умный пастырь, те-то психологи, тонко работают… Иван Борисович подсел ко мне и спрашивает несколько свысока: “Ты-то уже покаялся?” У них это выходишь перед всеми и начинаешь громко перечислять грехи. Выворачивание себя на публике мне откровенно не нравилась. Сказал Ивану Борисовичу “нет” и вообще, что я – православный, крещён в православии. Резко сказал. Хотя с православием себя никак не отождествлял. Из чувства противоречия вырвалось “православный”. Не понравился менторский тон».

Завхоз нисколько не смутился, взялся экзаменовать Валерия по Священному писанию. Дескать, знаем мы вас православных, ничего в Евангелие не петрите, а туда же: мы – христиане. Валерий вызов принял, принялся бойко отвечать.

– Какой ты умный! – оценил экзаменатор. И тут же принял кадровое решение. – Значит так – подучишься и будешь у нас пастырем. Давно к тебе присматриваюсь. Парень ты серьёзный. Такие нам нужны.

Анкетируя Валерия, проявил интерес к семейному положению неофита – обзавёлся второй половиной или до сей поры в холостяках пребывает.

– Невесту мы тебе найдём, – сказал решительно, – не сомневайся! Девчонки у нас как на подбор, сам видишь! Машину сделаем! Квартира будет!

Пообещал полную упакованность, будто Валерий пришёл на работу устраиваться и норовит подороже продать себя.

Валерий заявил завхозу-кадровику о полном равнодушии к пасторскому служению. На что услышал недвусмысленное предупреждение:

– Был у нас один наподобие тебя – «не готов, не готов», а потом раз и под автобус – множественные переломы конечностей, позвоночника и сотрясение легкомысленного мозга.

– Это что страшилки? – спросил Валерий.

– Я тоже был православным, – пропустил мимо ушей реплику оппонента завхоз, продолжая вести миссионерскую работу, – ничего там хорошего нет. В Священном писании ни в зуб ногой. На доски, как язычники, молятся… Ты подумай-подумай хорошо…

После памятной беседы Валерий два раза сходил к баптистам, и на этом завершил духовные поиски среди протестантов, записался в воскресную православную школу для взрослых.

После третьего курса, забрал документы из педуниверситета и поступил в семинарию. Окончив её, был рукоположен в диаконы, потом в священники. Один год отец Валериан служил в Климовке, это сорок километров от Михайловки, а потом владыка его в Михайловку перевёл.

Не всё было гладко с перемещением батюшки из одного села в другое. Целая драматическая история, ниже посвятим ей несколько абзацев.

Субботник во славу Божию

Накануне Вознесения отец Валериан договорился, что привезут в Михайловку чудотворную икону Божьей Матери «Избавительница от бед». В воскресной проповеди сказал, что икона будет выставлена в церковном дворе, потом её надо внести в строящийся храм, а ещё – пройти крестным ходом с чудотворным образом к старой церкви, там отслужить молебен и обойти с иконой вокруг храма.

– Да как же старую церковь обойдёшь?! – воскликнули Нина Николаевна. – Там сквозь джунгли не продраться. И клёны, и тополя, и верба! А хламу – стекло, горы мусора, его всяк, кому не лень, сваливали туда!

– Расчистим! – сказал батюшка!

– Маломощные бабки, что мы сможем? – ужаснулась Нина Николаевна. – Хорошей бригаде непьющих мужиков неделю пластаться.

– С Божьей помощью сделаем, – уверенно произнёс отец Валериан. – С трактором и бульдозером договорился, мусор увезут, участок разравняют. Мы со своей стороны должны выйти на субботник и всё очистить. Глаза боятся, руки делают.

Отец Валериан вроде застенчивый. Нина Николаевна удивилась, когда впервые увидела, что Ираидины клирошане вместо того, чтобы подойти к батюшке под благословение, здороваются с ним, как с ровней. Батюшка слова не сказал по этому поводу, ждал, когда сами вразумятся. Но в принципиальных вопросах – кремень. В первый день по прибытию в Михайловку увидел старую церковь и заявил:

– Ничего хорошего не получится у нас, пока Божий дом в таком виде стоять будет.

Не для красного словца, получается, сказал.

Назначил дату субботника. Нина Николаевна надумала на день раньше приступить к очистке территории. Назначила себе кроме общего свой личный субботник. Время есть, пусть силы уже не те, да все одно надо потрудиться во славу Божью.

Сколько себя помнила, столько и церковь. Без крестов стояла, а всё одно почитали её деревенские. Мама с детства приучила Нину: проходишь мимо – обязательно перекрестись. Так большинство женщин делали. Кто на бегу, а кто остановится, поклонится… Мужчины – нет, их практически не было после войны. Нина с подружкой Клавой обязательно крестились на церковь. Мальчишки дразнили за это, что подружек не смущало. В девушках прилюдно не крестились, ложный стыд появился, а в девчонках никого не боялись.

Много лет совхоз зерно в церковь засыпал, потом устроили в ней столярную мастерскую: рамы, двери делали, оконные блоки. Совхоз после перестройки разрушился, с той поры церковь бесхозная. Окна повыбивали, крыша прохудилась… Стены браво стояли. На строительство церкви сосну взяли, как говорила Нина Николаевна, «смолкую», гниль не точила её.

Батюшка Валериан планировал со временем убрать остатки старой кровли, как бы не придавила кого, новую крышу сделать, маковку с крестом поставить. Церковь не церковь, а часовня должна быть в старом храме.

Нина Николаевна те батюшкины слова не слышала, в Омске была, а когда сестра написала, ещё больше зауважала и полюбила батюшку Валериана – сколько лет плакало её сердце при виде ветшающей церкви.

Недавно встретила Бориса Ильина, дружка её младшего брата Вити. Брат двадцать лет как умер, а Борис куда с добром дедок. Только лёд сойдёт, уже на реке перемёты ставит. Но больше с удочкой любит сидеть. Кроме того столярничает на дому. Нина Николаевна на службу спешила, а он с удочками на реку шёл.

– В церковь, Нина, бежишь? – спросил. – Это хорошо. Мама моя боголюбивая была, а я безбожником прожил. На Бога не наезжал, но и не молился.

– Дак ты, Боря, заходи в церковь, – с энтузиазмом позвала Нина Николаевна. – Как хорошо с Богом-то!

– Куда уж мне старому пеньку. Но знаешь, Нина, что тебе расскажу, чудо в детстве видел. В классе втором-третьем из дома утром выхожу… А на церковь два ангела спускаются. И хорошо видно. Только-только светать начало, морозец хороший стоял, деревья в густом инее, и два ангела… Ровненько и бесшумно спустились на церковь и исчезли в ней. Хочешь – верь, а хочешь – нет…

– А что же не верить, где церковь, там и ангелы. Ты приходи, Боря, в церковь. Видишь, и знак тебе дан. Как же Бога не почитать… Нам скоро идти к Нему.

– Не скажу, что не верю. Ведь не инопланетяне ангелов послали.

На свой личный субботник Нина Николаевна вооружилась лопатой, была у неё лёгкая и острая, племянник наточил, и тяпку. Лопатой рубила мелкий кустарник, тяпкой боролась с зарослями травы… С Иисусовой молитвой и «Богородицей» ходко дело шло. Михаила Архангела, в честь кого была поставлена церковь в Михайловке, считала своим покровителем.

Родилась Нина Николаевна перед войной. Два года не исполнилось, когда отец на фронт ушёл. Совсем не помнит его, погиб. В семье мама, два брата, старшая сестра, да ещё дедушка Андрей. Мама и сестра в горнице спали, дедушка – на печке и остальная мелкота с ним.

«Мама утром у печки возится, обязательно что-то поёт церковное, – вспоминает Нина Николаевна. – Её “Богородицу” по сей день слышу. В праздник готовила что-то праздничное. Я проснусь, из-за занавески выгляну, она блюдечко протянет: “Оближи, посластись”. Не подумайте, сахар. Откуда он? Морковочка, может, или маслице постное. А всё равно – счастье».

Молитвам внуков учил дедушка, матери некогда – работа в колхозе с утра до вечера и дом на ней. Дедушка повторял: «Должны помнить “Живые помощи”, в тяжёлый час обязательно читать. Лет в пять выучила Нина псалом, а лет через пятьдесят узнала, в дедушкином варианте он сокращён на пять стихов. Дедушка как сам запомнил от своей матери, так и учил внуков. Псалтири дома не было.

Наставления мамы пронесла через всю жизнь, та говорила: «Знайте, Бог есть, нельзя говорить, что нет Его, лучше промолчите. Пусть учителя говорят, нет, а вы знайте – есть. Как будет плохо – призывайте Бога».

Дедушка Андрей по вечерам тихо-тихо молился. Нина сидит на полатях и слушает. «Помяни, Господи, во Царствии Своём…» И начинает перечислять родственников. Большинство незнакомые, особенно когда начинал перечислять: «Упокой, Господи, души усопших раб Твоих…» В детскую память запало, надо за всех молиться…

Ту ночь запомнила Нина на всю жизнь. Укладывались спать в следующем порядке: дедушка со старшим внуком Петей на печке, Нина с младшим братом Витей на полатях. Брат – с краю. Под разными одеялишками. Лет шесть Нине было. Забралась вечером на полати, прежде чем натянуть на голову одеяло, начала креститься: «Во имя Отца и Сына и Святаго духа» И вдруг подумала: на кладбище молится, иконы, что в комнате висели, за спиной у неё. Вот тебе и раз. Спали ногами на запад. А кладбище от их дома как раз на запад.

Вошла мысль в детскую голову. Правда, тут же Нина забылась. Да глубокой ночью вдруг проснулась и первым делом вспомнила: не туда молится. На этот раз последовала решительная реакция – через брата перелезла и легла с точностью до наоборот – ногами на восток.

Перелезть перелезла, да печь остыла, прохладно, а своё одеяло у стенки оставила, начала с брата стягивать, и новая мысль: а зачем перебралась? Как говорила Нина Николаевна, вспоминая ту ночь: будто под чьей-то волей была. Умишком понимала – что-то не то. Страха не было, но удивление. И не оставляла попытки у Вити хотя бы край одеяла забрать, а тот похрапывает, но цепко держит одеяло… Шумно спал, как мужик похрапывал. Состояние у Нины было между явью и полусном.

«Но хорошо помню, в голове мысль: это со мной происходит, никакой не сон, – рассказывала Нина Николаевна. – Вот брат храпит, одеяло не даёт. Начала я творить «Живые помощи»… Вдруг услышала лёгонький прыжок. Мягкий. На приступочек печки кто-то запрыгнул. И начал накладывать на меня крестное знамение. Лба чувствительно коснулись чужие пальцы, затем обозначили с нажимом точку чуть пониже солнечного сплетения и повыше пупка, потом надавили на правое плечо, чуть погодя – на левое. Ощутимо впечатывался крест. И голос… Нежный-нежный, певучий… Не смогу повторить. Крест медленно накладывает на меня, а в это время протяжно звучит: «Вот так надо». Один раз перекрестили чьи-то пальцы, затем второй с тем же медленным: «Вот так надо». Ни паники, ни страха у меня, но глаза закрыты… Сама думаю: мне же плохо не делают, дай открою, посмотрю, кто меня так крестит (ударение Нина Николаевна делала на последний слог). Лица в темноте не различила, только шлем и, Бог ты мой, рожки белые. Рожки увидела, глаза зажмурила. Рассуждаю про себя, если враг, зачем крестит, зачем учит правильно креститься? Он высокий, под потолок. Перекрестил в третий раз, потом слышу, мягкий, как кошачий, прыжок на пол. С приступочки спрыгнул. Меня чужое владение отпустило, перебралась на своё место, нырнула под одеяло».

Утром Нина решила никому не рассказывать о происшедшем с ней. Вдруг снова ночью придёт ангел и спросит: зачем разболтала? Скажет: не для того учил креститься, чтобы по селу разносила? Даже маме не рассказала. Единственно, не удержалась, с подружкой Клавой поделилась.

Приехала Нина Николаевна в Омск, вышла замуж. Прошло лет тридцать. Однажды забежала после работы к сотруднице Тоне Перекрёстовой. У неё сын Толя собирал иконки. Верующим, как и сама Тоня, не был, но проявлял интерес к живописи, особенно к иконам. Раньше в журналах, в том же «Огоньке», печатали цветные иллюстрации картин из музеев. Были церковного содержания. Толя вырезал иконы из журналов и наклеивал на многослойную фанеру, лаком покрывал. Мода в те годы на иконы у светских людей была. Толя учился в институте.

С десяток икон сделал. Хорошо получалось. Подруга завела Нину Николаевну в комнату сына, показать коллекцию, созданную своими руками. На стене в два ряда иконы. Нину Николаевну жаром обдало – на одной Архангел Михаил с мечом и весами. В правой руке – меч, в левой – весы. Крылья за спиной, сам в воинском одеянии – сапоги высокие, шлем тёмный с прорезями на лбу, а к шлему накидка крепится, а концы её… Их приняла в темноте за рожки.

На личном субботнике Нина Николаевна весь день прорубала просеку у старого храма, хороший задел сделала для крестного хода. И человеческий череп нашла. Сначала показалось – гриб. Пригляделась – череп. Перекрестилась: «Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего» Подумала: плохо умершему, когда косточки вот так на поверхности, ой как плохо!

За церковью когда-то было крохотное кладбище. Старшая сестра Нины Николаевны рассказывала – два креста каменных стояли. Нина Николаевна по малолетству их не застала, нашлись кощунники – повалили, уволокли, но две могилы долго читались. Одну, уже на памяти Нины Николаевны, другие кощунники разрыли. Любопытная девчонка Нина, преодолевая страх, заглядывала в яму, был виден край гроба с выломанной доской, куски материи – наверное, от погребального облачения священника.

Позже совхозные рабочие в стороне от тех могил копали траншею и наткнулись на человеческие кости. В Михайловке после войны поселилась монашка в крохотном домике в два окна. Она кости обратно в траншею положила и закопала. Да не все успела собрать, мальчишки кое в чём опередили, однажды притащили в школу человеческие кости.

Нина Николаевна найденный череп прикрыла лопухом с твёрдым намерением показать батюшке и с его благословения захоронить. На следующий день на общем субботнике был найден ещё один. Обнаружил его тракторист Бреднев Волоха. Мужик под шестьдесят, но как в школе окрестили Волохой, так и пошёл по жизни Волохой… «Это какой Бреднев?» – «Да Волоха». – «Болобол который?» – «Ну!» – «Ясно-понятно!» Волоха считался записным шутником. Университеты прошёл в армии, служил на тягаче в ракетных частях, затем несколько лет ездил на вахты на Ямал, на нефтяные промыслы. Там и поднабрался ухарства. В общем и целом мужик беззлобный, неунывающего характера.

Последнее время работал в лесхозе на тракторе. Директор лесхоза с пониманием отнёсся к субботнику (мать его была прихожанкой церкви), выделил трактор – «Беларусь» с тележкой. За рулём трактора восседал в лёгкой кепке с козырьком на затылке Волоха. Уже побитый сединой, но весь как на пружинах.

– Бабыньки, категорически приветствую! – в дурашливой манере поздоровался, спрыгнув на землю из кабины. – А где ваши кавалеры? Где ваши мушшыны, лыцари, поняшь, которые должны освобождать прелестных дам от физического труда! Пластаетесь, поняшь, надрываетесь и корячитесь, а их в помине нет! Непоррядок в ракетных частях!

– То-то, я смотрю, дама твоя ненаглядная, Верка-то, кули сама таскает! При таком рыцаре – как лошадь ломовая! – возразила соседка Волохи Мария Савельевна Плотова, крепкая языкастая старушка лет семидесяти.

– Ей, Савельевна, врач прописал, – тут же нашёлся Волоха, – у неё обнаружены крупные залежи целлюлита в подкожном слое!

– Взял бы да помог нам! – сказала Нина Николаевна. – Чем попусту балаболить.

– Мы-то, видишь, без целлюлита, – добавила от себя Мария Савельевна.

– Мне категорически не положено от трактора отходить! Более чем на три шага инструкция не позволяет. Техника сложная, в любой момент может произойти неуправляемый вертикальный взлёт в космическое пространство! И останетесь вы без моего агрегата-аппарата. И вообще – почему непорядок на объекте? Где ваш руководитель с крестом на шее? Я бы с удовольствием взял командование вами, уважаемые бабыньки, на себя, но сегодня не могу. Тогда как вы без начальственного догляда того и гляди наломаете дров по своей заполошной женской натуре. Налетели на работу, как мураши на сладкое! Того и гляди церковь в запале разберёте по брёвнышку! А это доисторический памятник нашей незабвенной Михайловки!

– Балабол ты, Володя! – перебила словесный поток Бреднева Нина Николаевна и показала на отца Валериана. Тот в отдалении пилил иву. – Вон батюшка. Подошёл бы под благословение. А потом помог ему.

– Вона как! – нисколько не смутился Волоха и остался на месте. – Я думал, он всю жизнь с крестом. Даже в баню по форме.

Батюшка был в пятнистых армейских штанах, лёгкой курточке, на голове несерьёзная кепка. Ни за что не подумаешь – перед тобой священник. Потому Волоха и попал впросак. Это не повлияло на его велеречивость.

– А вообще, бабыньки, – обратился к субботнику, – вы давайте не рассусоливайте, мне некогда с вами долго возиться! Меня ждут наши славные лесорубы, на делянку надо сгонять вечером, забрать сучкорезов и остальную лесную шатию-братию.

– Чё ты нас обзываешь – бабыньки да бабыньки? – возразила Мария Савельевна. – Вьюноша безусый нашёлся! Какие мы тебе бабыньки? Мы ещё девушки хоть куда!

– Ты-то, Савельевна, да! Троих мужиков ухайдокала, спишь и видишь, кого ещё захомутать в жертву. Но дураков больше нетути.

– Что это я ухайдокала? – обиделась Савельевна. – Болели да и померли.

– То-то и оно, что никто больше не хочет болеть под твоим надзором. Боком выходит…

Каким боком Волоха не уточнил, потребовалось перегнать трактор к другой куче мусора. Пока ветки, траву, всякий хлам грузили в кузов, Волоха вылез из кабины и увидел череп… Женщины, уничтожая заросли борщевика, выворотили череп, но не заметили, он лежал наполовину в земле.

– Бабоньки, смотрите, что нашёл! – поднял над головой череп Волоха. – Люди гибли за металл!

К Волохе подошёл батюшка Валериан, взял череп, отёр его рукой в нитяной перчатке.

– «Избавительницу от бед» встретим, – сказал, – и захороним.

И отнёс находку к церкви, где лежал череп, обнаруженный Ниной Николаевной.

Батюшка с мужчинами (две «бабыньки» прихватили своих «лыцарей» – мужей) спиливал клёны, тополя, подкапывал пеньки…

Работали дружно, на подъёме. Человек тридцать собралось. Волоха четыре ездки сделал на свалку, каждый раз кузов был полный с верхом.

Нина Николаевна в суматохе субботника пакет потеряла. На сучок повесила, а когда закончили расчистку, глянула – нет. Сама по себе невелика потеря. В стареньком кошельке (выбросить пора, да рука не поднимается) двести рублей с мелочью лежало. Что жалко – телефон, тоже плохонький, пора бы заменить, одно удерживало – вся база телефонных номеров в нём.

Сначала согрешила, подумав: кто-то позарился на её добришко, а потом каяться пришлось – потеря обнаружилась в пламени костра, в котором сжигали мелкий мусор. Раздался громкий хлопок.

– О, – воскликнул Волоха, который нашёл-таки руководящую должность, руководил, вооружившись палкой, костром, – сотик взорвался! Дожились, сотовые жгём заместо мусора!

Нина Николаевна поняла свою ошибку: её невзрачный пакет сорвался с сучка, его приняли за мусор и бросили в костёр.

Ираида со своими клирошанами тоже посетила субботник. Правда, их компания в обед ушла домой и не вернулась. Остальные трапезничали тут же, расстелив полиэтиленовую скатерть. Батюшка накануне сказал: хорошо бы совместную трапезу устроить. Женщины расстарались, картошечки наварили, огурцов солёных к ней взяли, бутербродов понаделали, чай в термосах принесли.

– Жаль, – сказал Волоха, оглядев застолье, – я за штурвалом почти космического корабля, а то бы можно бокал красного вина принять под такую закуску!

– Чтобы твоя дама-Верка устроила космические разборки, – ядовито сказала Савельевна, обиделась она за «троих мужиков ухайдокла».

– С ней станется, – согласился Волоха. – Тут лучше перебдеть, чем недобдеть! Она мою нетрезвую орбиту за километр чует, обязательно начнёт названивать по сотику, подгонять домой. Вот уж нюх.

– Дак тебя без «орбит» слышно на всю деревню, – никак не могла успокоиться Савельевна. – А уж когда на «орбите»…

После трапезы ещё часа три плодотворно трудились, разошлись хорошо под вечер, полностью расчистив территорию. На следующий день леспромхозовский бульдозер прошёлся по ней. И любо-дорого стало – широкая дорога шла вокруг церкви. И под стенами храма не осталось зарослей и мусора.

Нина Николаевна показала батюшке место, где были могилы священников. Она хорошо помнила, от алтарной стены метров десять.

– Здесь и захороним черепа, – сказал отец Валериан. – И крест поставим. Поклонный возьмём, который на месте новой церкви стоял.

В старую церковь батюшка запретил заходить, чтобы не придавило никого. Вход забили досками.

– В этом году обязательно очистим внутри, – сказал. – Кран найду, остатки кровли уберём. Хорошо бы сразу крышу покрыть, лучше металлочерепицей, но хотя бы профильным железом.

Избавительница от бед

Святой образ Пресвятой Богородицы «Избавительница от бед» встречали всем селом. Слух по Михайловке мигом разлетелся – чудотворную везут. Высыпали и большие, и малые. День чудесный. В небе синева, с быстрыми облачками. Утром небо хмурилось, к приезду иконы ветер разогнал тучки. Монахи сопровождали икону, с ними были певчие, а ещё казаки с шашками, вроде как охрана. Вдобавок ко всему приехал казачий ансамбль песни. Три разнаряженные казачки в длинных юбках и столько же бравых казаков с чубами и в папахах.

Вынесли из автобуса икону на специальной подставке, в церковном дворе водрузили. Очередь к ней выстроилась. Кто умело прикладывался, сразу видно, не в первый раз, а кто торопливо тыкался, забыв перекреститься.

Батюшка отслужил молебен, и пошло село крестным ходом. Приезжие певчие поют, бабушки местные подпевают.

Волоха тоже был. Нина Николаевна в бок его на ходу толкнула, прошептала:

– Володя, фуражку-то лучше снять.

– Сделаем, тёть Нин, – послушно стянул кепи с головы, сунул в карман.

У старой церкви остановились, батюшка ещё один молебен отслужил. Проповедь сказал. Дескать, как ни крути, а на совести наших дедов и прадедов, что их храм столько лет без крестов стоял. А теперь не меньший грех на нашей совести, раз допускаем, что Божий дом по-прежнему без пригляда. Кому как нем нам возрождать, приводить в порядок.