Дело о красном виноделе

"Максим, паразит ты эдакий!!! Зачем без предупреждения запирать меня, можно было просто спокойно договориться как нормальные люди… как нормальный человек и демон!"

"Барбатос, не бузи! Потом это обсудим. Хочешь выплеснуть всю свою ярость на нехороших людей?"

"Так с этого и надо было начинать! Я всегда рад обосновать любому, почему он не прав! Кто клиенты? Эти гопники перед нами?"

"Они самые, по закону отвечать они не могут, ещё слишком мелкие"

"Задача понятна, не мешай мне сейчас. Научим молодёжь уважению…"

Расслабившись как мог, я уже не мог контролировать своё тело, передав эту функцию Барбатосу, он не растерялся, мгновенно оценив ситуацию, принялся действовать. Отлепив Смолину от руки и отодвинув её назад, он достал табельный револьвер:

– Теперь слушайте сюда, малолетние недоразумения, объясняю один раз. На гоп-стоп вы пытались взять опричника. Мне очень обидно, что есть такие как вы. Даже не так, обидно за то, что я не могу вас закрыть. Но это в случае, если я узнаю ваш возраст, но ситуация не позволит! – Барбатос взвел курок револьвера. – Поэтому мне проще всех вас здесь положить рядком. Тем более Князь приказывал бороться и истреблять все проявление бандитизма в его землях. Поэтому того и гляди, мне за вас ещё и премию дадут! – он обвёл взглядом всех. – Сколько вас тут? Раз, два, три… Пять. Пять! Это если за каждого по пять рублей… Двадцать пять рублей золотом будет.

Барбатос нацелился на главаря этой шайки. Малолетки, похоже, совсем отмороженные, так как вид оружия и угроза расправы их не напугала, напротив все достали холодное оружие. Старший усмехнулся:

– Не обманывай себя, огнестрел шумный, на выстрелы сбежится народ! Ты забоишься так палиться!

Я почувствовал, что подобное высказывание задело тонкую натуру герцога, который привык показывать себя как справедливый и жестокий правитель, поэтому он молча выстрелил из револьвера, пробив в кепке главаря аккуратное сквозное отверстие. Вопреки ожиданиям подростков грома выстрела не было, лишь лязг механизма и легкий свист воздуха. Револьвер, специально разработан для Тайного приказа, по своему действию чем-то похож на пневматический пистолет, соотвественно привычного звука выстрела нет.

– Следующий выстрел попадет прямо в цель, гарантирую. – Перемещая револьвер с одной цели на другую Барбатос спросил: – Кто первый?

Малолетних бандитов как ветром сдуло. Я убрал тяжелый револьвер в кобуру. Повернувшись к Любе, заметил, что она серьезно испугалась, причём не понятно чего больше: подростков с ножиками, попросивших "закурить", или меня, готового их застрелить ради премии. Когда я взял Смолину за руку, её дернуло, как будто ударил ток.

Молча дойдя до Управы ягодных полей, мы остановились в тени дерева, попрощались, и напоследок я добавил:

– Сегодня ночью я нашёл твоего мужа. Если хочешь, могу организовать встречу.

Вопреки моим ожиданиям, радости на её лице не было, в прочем безразличия тоже не было. Вроде она было разочарована:

– Да? – она чуть задумалась. – Ты прав. Я хочу с ним встретиться, я привязана к нему… Где он сейчас?

– Я отведу тебя к нему сегодня вечером, после работы. Хорошего дня.

Резко развернувшись, я направился в сторону постоялого двора, где временно расквартирован.

***

Усталый, не спавший около суток, я зашёл в свою комнату. Бросив ключи на столик, скинув каску с пояса, я без сил рухнул на кровать и заснул. Мне не помешало даже яркие солнечные лучи, бившие через окно прямо в глаза.

Отдохнуть не получилось, я оказался в кабинете Барбатоса, где я уже был несколько дней назад. Правда, с момента моего последнего пребывания, интерьер чуть изменился, можно сказать чуть очеловечился. Мы с Барбатосом сидели за каменным столом напротив друг друга. Герцог тоже изменился, теперь это не седой старик с бородой, а мужчина примерно моего возраста, с короткими темными волосами и небольшой бородкой:

– О-о-о, Максим, Приветствую!

– Выделись уже сегодня, – нервно ответил я. – Где мы находимся? У тебя?

– Вижу ты не в настроении. – Он провел рукой над поверхностью стола и на ней появился лист пергамента. – Нет, мы в нашем разуме, почему такая обстановка я не знаю, возможно тебе понравился мой кабинет в замке. Вызвал тебя поговорить.

– Допустим. О чём будет беседовать? – я деловито положил ногу на ногу, отклонившись на спинку.

– О наших с тобой взаимоотношениях. Хочу заключить договор о разграничении сфер интересов. – Он подвинул пустой пергамент на середину стола.

– А если я против?

– Тогда мы и дальше будем мешать друг другу.

– Ладно, твои условия. Что хочешь?

– Пятнадцать минут в сутки я буду обладать полным контролем над нашим телом, – Барбатос выговорил заранее заготовленную фразу.

– Так… что я буду с этого иметь? В чём подвох?

– Взамен, я буду помогать тебе в любое время суток по любым вопросам, и не буду вмешиваться в твою жизнь без спроса.

Заманчивое предложение, дать ему какие-то пятнадцать минут взамен на помощь и не вмешательство. Но что-то здесь не так!

– Барбатос, ты не ответил, в чём подвох?

– В это время, когда тело будет моё, ты будешь находиться в чертогах разума.

– То есть я не смогу видеть, что ты делаешь?

– Правильно. – Барбатос сделал несколько пасов над пустым листом, на котором проявился текст договора. Демон достал кинжал из блестящего черного материала, провел лезвием по своей руке и капнул кровью на пергамент, озарив его вспышкой. – Твоя очередь.

– Где второй экземпляр?

– Не беспокойся, я никого не обманываю, у меня большой авторитет, Барбатос сам не будет его портить.

Удовлетворившись словами, я взял кинжал. Он, к моему удивлению, почти ничего не весил. Поверхность лезвия покрыта причудливым орнаментом. Проведя им по ладони, на коже выступила кровь, собирающаяся в небольшую лужицу, наклонив ладонь над пергаментом, она ручейком скатилась вниз. Как только моя кровь коснулась договора, буквы загорелись и пергамент растворился в воздухе, не оставив ни одной горстки пепла. Рана на ладони тут же затянулась.

Барбатос убрал кинжал в резные ножны:

– Вот и хорошо! – Он погладил свою бородку. – Помочь тебе с расследованием?

– Ну и чем ты сможешь помочь? Пытать задержанных? Или порешить бандитов без суда и следствия?

– Максим, не думай, что если я демон, то я всегда жесток. Я внимательнее тебя, замечаю множество мелких деталей, а ты их пропускаешь, из-за чего идешь темными обходными путями и тропками вместо прямой освященной дороги.

– Да? И что же я не заметил? – я прищурился.

– Ты ищешь человека, представляющегося Пановым и Ивановым. Ты не знаешь его настоящего имени…

– Да ладно?! Как будто я это сам не заметил! – Я стукнул рукой по подлокотнику.

– Не торопись… – Барбатос, не смотря на мою взвинченность, оставался полностью спокойным. – Есть, по крайней мере, два человека, которые знают твоего объекта в лицо. Ты обоих знаешь и лично видел подтверждения моих слов, подчеркиваю, именно видел!

Вот чем мне это поможет? Я видел неких двоих, кто знает Панова. Да только за последние сутки я видел больше сотни людей, которые потенциально могли его знать! Помощник, блин!

– Ещё подсказки можно? – наивно спросил я.

– Ха! Конечно, слушай загадку… – Он закрыл один глаз. – Первый является лисом, он ни дня не жил для других, всё вокруг него добыто в бесчестных поединках. Второй является львом, под его контролем огромная банда, правда он старый и беззубый, есть мудрый медведь, желающий разогнать его шайку и поставить вместо него своих ночных псов. Ещё одна подсказка: во всех людях течет алая река, с ними всё иначе.

– Барбатос, что это за намёки? – устало спросил я.

Он наклонился ко мне:

– Если я всё расскажу тебе, ты сам перестанешь себя уважать. Разгадай мою загадку! – Герцог встал, подошёл к появившемуся у стены комоду, достал из него небольшой свёрток и положил его передо мной. – Вот тебе презент. Скажем так… в качестве вознаграждения за дальнейшее сотрудничество.

Я взял в руки свёрток из черного бархата, перевязанный тонким ремешком и… уснул.

***

Вечер того же дня…

Возле уха раздался противный свист закипевшего чайника. Конечно, это был не чайник, а терминал воздушной почты, в гостинице его используют ещё и как будильник. Придя утром на постоялый двор, я попросил администратора разбудить меня около пяти вечера:

– Ну… что ж ты свистишь-то… – тихо возмутился я, как будто он ответит.

Неожиданно для меня он ответил, отчего я подпрыгнул на кровати и мгновенно проснулся:

– Сам заказал, вот и свистит! – Возле плательного шкафа бегал домовой Прошка и пытался повесить на вешалку мой мундир, который я сдал ему на чистку и глажку.

– Здорова, Прошка! – Я потянулся и встал, на пол что-то свалилось и известило о себе глухим ударом. – Большое спасибо за китель!

Домовой, залезая под кровать, бросил на ходу:

– Спасибо не булькает!

Переодевшись в свежую форму, почистив сапоги и пряжку ремня практически до зеркального блеска, я вспомнил о лежащем на полу черном свертке.

Подняв с пола, осторожно разложил его на столе. Внутри оказался необычный ключ – чёрный цвет металла, такой же, как кинжал Барбатоса; на головке имеется небольшая скульптурка в виде черепка с двумя рубиновыми глазами; с противоположной стороны на глазах изменяющаяся заточка, пока я за ней наблюдал, ключ изменился раз десять-двадцать. Да… Барбатос, зная моё "хобби", подогнал нужный подарок. Не похоже, что данный набор произведен в этом мире, здесь такого качественного металла ещё не научились производить. Свернул кусок бархата обратно и положил его во внутренний карман мундира.

Ровно в шесть вечера я пришёл к Управе ягодных полей, из высоких дверей вышла Смолина, пробежав глазами по улице и найдя меня, она подошла ко мне и взяла за локоть:

– Привет, Максим! Куда сегодня пойдем? – она заинтересовано посмотрела на меня.

– Как куда? На Треугольную площадь.

– Хм… а зачем?

– В смысле зачем? Люба, ты же сама хотела встретиться со своим муженьком!

– Да, хотела… – разочарованно ответила она.

Не понимаю, сначала сама просила меня найти его, а сейчас недовольна этому! Хотя… в принципе, её можно понять. Желающих, добровольно идти в Стрелецкий приказ, мало, а в Приказ тайных дел ещё меньше. Смолина молча держалась за мою руку, я спросил её:

– Идём? Или ты уже не хочешь?

– Нет-нет! Всё, идём! – решительно сказала Люба, и потянула меня в сторону Треугольной площади.

Широкий переулок, как ни странно, является самой широкой улицей в городе. Начинается на набережной реки, проходит через центр Ягодова и заканчивается на Треугольной площади. На площади сходятся три улицы, собственно и образуя треугольник. Здание Стрелецкого и Тайного приказа, стоящее во главе Широкого переулка, является вторым (после терема Князя) по высоте домом в княжестве. Здание построили больше двух веков назад, в нём с самой постройки дислоцировался Стрелецкий приказ.

Среди народа высокое здание, отделанное небесно-голубым камнем, снискало дурную славу. Люди считают, что в глубоких подвалах, пытают и казнят невинных граждан, кто входит внутрь, больше никогда не выйдет и так далее. Стрелецкий приказ никогда не занимался ни чем подобным, я подозреваю, что это "работа" Опричного приказа, существовавшему сто сорок лет назад. Поразительно Приказ работал лет семь-восемь, а успел снискать такую "любовь" народа.

Несмотря на вечернее время, работа в Приказе кипела. Стрельцы приходили и заново отправлялись в патрули, приводили немногочисленных нарушителей общественного порядка.

Дежурный стрелец на входе поприветствовал меня и пропустил меня без вопросов. Правда, он попытался пошутить над моей спутницей, но моё предложение насчёт трёх нарядов вне очереди для него, быстро охладил юмористический настрой этого шута в форме.

Мы с Любовью Смолиной начали спускать в подвальные этажи, в отличие от наземных, подземные были оформлены аскетично и грубо: вместо деревянной отделки стен и полов, был только камень серых оттенков. Первый уровень занимал архив стрельцов, начиная со второго яруса, шли катакомбы Тайного приказа, точнее только расконсервированные Тайным приказом… В небольшой комнатке, сразу после  входа в катакомбы стоял письменный стол с сонным опричником за ним.

Подойдя к столу и звонко постучав по табличке "Пост", я разбудил мужчину:

– Товарищ десятник!

– А? – пустым взглядом посмотрел опричник.

– Не спи, замёрзнешь!

– А и не спал, я только собираюсь. – Он протёр глаза, потянулся и посмотрел на меня: – Здравия желаю, господин титулярный советник!

Моя спутница недоуменно посмотрела на меня. Мол, что за каламбур? Не говорить же ей, что это пароль, для входа в святая святых Приказа тайных дел.

– Господин следователь, вы по делу?

– Да, я бронировал допросную.

Десятник открыл журнал и нашёл нужную запись:

– Действительно… пожалуйста, проходите в помещение 47/3. – Он встал и передал мне черную повязку для глаз. – Извините, но барышне придётся надеть это.

– Зачем? – испугалась Смолина.

Я одел на неё тугую повязку, десятник проверил, что она ничего не видит, а после отворил решётчатую дверь возле нас. Номер 47/3 означал комнату номер 47 на 3 ярусе подземелья. Планировка очень запутанная, так что случайный побег не возможен, пока заключенный будет искать выход (что будет затруднительно, так как все посторонние перемещаются в катакомбах только в повязке), его несколько раз успеют поймать. Проходя через многочисленные двери, мы через несколько минут подошли к допросной. Охранник отворил для нас дверь.

Комната небольшая, метра четыре на пять. Интерьер аскетичный, из мебели только письменный стол и стул, а так же приспособления для ведения эффективного допроса. Помещение ярко освещено лампами химического света. Я снял с Любы повязку, она сразу окинула взглядом комнату, побледнела и прижалась ко мне. Я погладил её волосы:

– Не бойся, проходи в соседнюю комнату. – Я указал на небольшую дверь в стене с большим зеркалом. – Проходи, я на пару минут отлучусь.

Когда Смолина зашла в комнатку для наблюдателей, я вышел из допросной комнаты. Стоявший возле двери охранник вытянулся по стойке смирно:

– Что желаете, господин следователь?

– Так… приведи мне задержанного Смолина и несколько дел, их должны были сегодня днём специально принести для меня.

– Будет исполнено! Дознавателя звать?

Надо подумать… Смолин, насколько я понял достаточно упёртый, колоть будет сложно, дознаватель пригодился бы. Но там его жена, испугается ещё… откачивать потом придётся. Ведь дознавателей в Приказ тайных дел отбирали из штата дознавателей княжеской дружины. Ну как отбирали, перевели самых отбитых и отмороженных, таких оказалось два человека. Причём выбора не было, эти двоя отличались от своих коллег особой жестокостью, народ требовал судить палачей. Князь, опасаясь народного гнева, по-тихому перевел их в Тайный приказ, с тех пор они живут в катакомбах, выходить из них им запрещено, от чего они ещё больше озверели. Но один из них мне понадобиться, сам вести разговор не буду. Хотя… есть ещё один кандидат:

"Барбатос, отзовись"

"Нет, Максим, и не уговаривай, я пытать не люблю, у меня от пыток изжога"

"Тьфу, какой неженка!"

– Да, зови дознавателя, – ответил ожидающему меня опричнику, – только пусть не заходит, а подождёт с наружи.

– Ясно. – Охранник направился выполнять поручения.

Смолина робко сидела на жестком стуле и смотрела через стекло на чудо инженерной мысли с цепями и шестерёнками, предназначенное для максимально эффективного воздействия на тело допрашиваемого. Когда я зашёл, она испуганно посмотрела на меня:

– Максим, Илья что-то натворил? Его будут пытать?

– Нет, не беспокойся, таких планов у меня нет. Просто других комнат нет. Посмотришь на него, захочешь, сможешь поговорить.

– Что он сделал? – моментально спросила она.

– Сейчас узнаем.

– Он меня видеть не будет?

– Нет, только ты его. Не бойся.

В этот момент дверь в основную комнату со скрипом отворилась, два конвоира привели Смолина, на нём так же была повязка. Опричники подвели его к центру комнаты, закрепили на запястьях и щиколотках кандалы, от которых к четырём валам идут цепи. Один конвоир чуть нажал на рычаг управлением этой машинкой. Механизм выпустил облачко пара и начал крутить валы, накручивая на них цепи, когда Смолин, повисший в воздухе, стал похож на морскую звезду, конвоир отпустил рычаг. Вместе с опричниками, зашёл молодой парень с пачкой дел в руках и сел за пишущую машинку, заправляя в неё чистый лист бумаги.

– Снимите с него повязку. – После того как рядовой резко сорвал со Смолина кусок ткани, я добавил: – конвой свободен, ждите за дверью.

Опричники одновременно развернулись и, стуча сапогами, вышли в коридор. Секретарь приготовился вести протокол. Я присел на стол перед Смолиным:

– Добрый вечер, я следователь Приказа тайных дел, титулярный советник Максим Фиалковский.

– Издеваетесь… – сквозь зубы процедил Смолин, – какой же он добрый?!

Пропустив мимо ушей его замечание, я начал допрос:

– Фамилия, имя, отчество?

– Смолин Илья Викторович.

– Дата и место рождения?

– 27 марта 1816 года, деревня Калиновка.

– Семейное положение?

Секретарь отбил на машинке мои слова. Однако Смолин, в отличии от предыдущих вопросов, молчал и смотрел на меня. Пять секунд… десять… двадцать…

– Ну? Что замолчал? Сейчас поможем… – Спрыгнув со стола, я подошёл к пульту управления и чуть-чуть надавил на рычаг. Цепи стали медленно натягиваться. Послышался легкий хруст суставов Смолина, он зажмурился и закусил губу:

– Да, женат!

Я тут же ослабил цепи до первоначального положения:

– Фамилия жены?

– Фамилию не знаю… имя Маруся. – Однако… не врет, паразит! Кто же тогда для него Любовь Смолина? Документы о регистрации брака я лично видел…

– Допустим. Следующий вопрос. – Подойдя к письменному столу, я хлопнул ладонью по высокой пачке дел. – Илья Викторович, по какой причине вас задержали, знаете?

– Кто ж вас знает? Хватаете честных граждан, подвешиваете вот сюда! – Смолин посмотрел на кандалы и позвенел цепями.

– Я сомневаюсь, что вы вообще не догадываетесь, по какому поводу вас задержали, – скептически заметил я, – что вы делали сегодня ночью на месте незаконной переработки ягод в наркотическую настойку?

Смолин задумался, нахмурив брови, через короткий промежуток времени он поднял на меня свои глаза:

– Господин следователь, я не знал о находящемся там незаконном производстве. Хм, тем более, я не участвовал в производстве! С каких пор простое присутствие, пускай даже не в том месте и не в то время, наказывается в нашем княжестве? – он довольный уставился на меня.

Хороший аргумент… действительно Смолин, по крайней мере, непосредственно, не участвовал в незаконном бизнесе. Про производство он, конечно, знал. Врет, словно дышит. Но сделаю вид, что меня устроила его версия.

– А всё же, Илья Викторович, что вы делали в той землянке?

– Если вы заметили, я там был не по своей воле. Похитили меня!

– Неужели? – искренне удивился я. – Когда же вас похитили? Кто? Откуда?

– Уже пятый день пошёл. Лиц я их не запомнил, сонный был, – спокойно отвечал Смолин.

– Хорошо. Где это произошло?

Задержанный посмотрел на низкий потолок комнаты для допросов, потом перевел взгляд на меня:

– В харчевне возле обувной мануфактуры на юге города. Я выпил, потом ещё выпил, потом ещё раза три-четыре. Через несколько часов ко мне подсел какой-то мужик с фингалом под глазом. Он…

– Под каким глазом у него была гематома? – быстро задал я уточняющий вопрос, тем самым перебив Смолина.

– Под левым.

– Слева от вас, или под его левым глазом?

Илья крепко задумался, переваривая смысл моего вопроса. Да… легенда хорошая, но детали подкачали.

– Минута на обдумывание прошла! – громко объявил я. – Итак?

– Под его левым глазом.

– То есть справа от вас?

– Выходит так.

Я встал со стола, обошёл его вокруг и сел рядом с писцом, пододвинув к себе пачку дел, взял верхнее и открыл его:

– Ладно, порезвились и хватит. Перейдем непосредственно к допросу… – Откашлявшись, я начал свой монолог: – Итак, гражданин Смолин Илья Викторович, 1816 года рождения, вы обвиняетесь в совершении следующих преступлений. Вы 21 февраля 1850 года умышленно нанесли купцу Сидоровичу тяжкие телесные повреждения, а именно выбили купцу правый глаз и нанесли проникающее ранение в левое легкое. Далее, 27 февраля 1850 года вы совершили поджег усадьбы служащего таможни Маношина…

Через пяток минут моего рассказа и под монотонные удары клавиш пишущей машинки Смолин порядочно заскучал. Я почти закончил:

– … 5 мая 1850 года вы убили мануфактурщика Бондаря, спустив на него свору бойцовых собак. И главное, вы обвиняетесь в умышленном убийстве боярина Вадима Салтыкова и гражданки Алёны Морозовой! – Закончив монолог, я ударил раскрытой ладонью по столу.

– Ха-ха! Вот насмешил, господин следователь! – ехидно смеялся Смолин над моими словами. – Предъяви мне хоть одно доказательство в подтверждении своих слов! Что? Нет, угадал?

Не отвечая на его вопрос, я зашёл в заднюю комнатку, где за данной сценой наблюдала Любовь Смолина, как бы, жена задержанного гражданина. Она задумчиво сидела, сложив руки на груди. Я поставил один из стульев напротив неё:

– Моя часть работы окончена, сейчас им займутся другие люди. Тебе пора уходить, можешь напоследок поговорить с ним.

– Да! Мне есть, что сказать ему! Женат ли он, видите ли, на какой-то Марусе! – Она попыталась вскочить и побежать в допросную, но я её удержал. – Пусти меня!

– Обязательно пущу, только сначала пообещай, что не убьёшь его. Его ещё под суд отдавать…

– Постараюсь.

Как только мы вышли из наблюдательной, Смолин удивленно посмотрел на Любу:

– Ты?!

– Я, а кого ты ещё ожидал увидеть?! – Она обратилась ко мне: – Максим, можно мы поговорим без лишних ушей?

– Пожалуйста. – Я показал писцу на выход, он, повинуясь моему приказу, быстро удалился.

– Максим, а можно ты тоже выйдешь? И Илью можно освободить? – Смолина посмотрела на меня невинными глазами, при этом быстро хлопая ресницами.

– Конвой! – крикнул я.

Мгновенно в камеру ворвались два опричника с саблями наголо, ожидая от меня приказов.

– Снять с гражданина Смолина кандалы.

– Ваше Благородие, вы же знаете правила, не… – сопротивлялись конвоиры.

– Выполнять!!!

Опричники, пожав плечами, нехотя, ослабили цепи и расстегнули оковы. Смолин рухнул на пол, после небольшой "растяжки", он не представлял серьезной угрозы.

– У вас десять минут, – сказал я чете Смолиных. Взяв под мышку пачку дел (а то мало ли), мы с опричниками вышли в коридор.

Пачка дел расположилась на полу, около сидевшего на корточках писца. Опричники прохаживались по коридору взад-вперед, нервируя палача-дознавателя, прислонившегося к холодной каменной стене. В отличии от остальных опричников, дознаватель выглядел иначе. Из одежды на нём были только просторные черные или темно-синие штаны, заправленные в серые сапоги. Мускулистый торс был обнажен, на коже, образуя причудливый орнамент, расположилось множество шрамов. В центре груди каленым железом выжжен символ приказа тайных дел: раскрытое око в равностороннем треугольнике, на плече точно так же выжжен номер "1". Но главной деталью "формы" являлась металлическая полумаска, полностью закрывающая большую часть черепа, глаза, и верх носа, оставляя полностью открытыми только рот и уши и небольшие щелки под глаза. Данная маска являлась обязательным условием Князя для двух дознавателей, после того как их навечно заковали в маски, они потеряли свое имя, теперь только должность и порядковый номер.

– Первый, допросите Смолина по этим делам. – Я указал на лежащие возле стены папки. – Только осторожно, не покалечьте его.

– Командир, не беспокойся! Я же профессионал! – рявкнула маска.

– Главное, что вы сами не забыли про это…

Согласно моим наручным часам на исходе была седьмая минута из десяти данным Смолиным на общение. Находящиеся в коридоре опричники откровенно скучали, секретарь читал документы из верхней папки, один из конвоиров рисовал носком сапога на пыльном полу рисунки. Вдруг из допросной раздался крик Смолиной: "Пусти!!!". Конвоиры мгновенно влетели внутрь комнаты, после них зашёл я, палач прислонился к дверному косяку.

Люба подбежала ко мне обняла и уткнулась лицом в мою грудь. Конвоиры в темпе заковывали Смолина обратно в кандалы. Один из них потирал ушибленный кулак, которым сразу же, при залёте в комнату, залупил в лицо задержанному.

Девушка повернулась к Смолину:

– Мерзавец!