Зови меня Златовлаской

– Вы нереально круто выступили! – искренне сказала я.

Парни улыбнулись и поблагодарили меня.

– Я долго наблюдал за тобой. Ты классно двигаешься. Очень сексуально, – спокойно заметил Ревков.

Мое тело напряглось, и кровь моментально прилила к лицу. К счастью, в клубе было темно, и он этого не увидел.

– Спасибо. Я занимаюсь танцами. С детства.

– Заметно, – Влад хлебнул темную жидкость из своего стакана.

Мне удалось разглядеть некоторые рисунки на его теле. На одном запястье был компас, на другом две ничего не говорящие мне даты. На груди оказалась фраза, написанная на незнакомом языке.

– Ты не позвонила, – медленно проговорил он, смотря куда-то вдаль. – Оставила все, как есть?

Я кивнула.

– Хочешь виски? – спросил он.

– Нет. Я не пью. Спасибо.

– Вообще? – его брови взметнулись вверх.

– Очень редко. Обычно только шампанское на Новый год, – улыбнулась я.

– Так, может, шампанского?

– Нет, не хочется, – покачала я головой. – А ты давно поешь? В смысле, это дело твоей жизни? Ты хочешь связать будущее с музыкой?

– Музыка – это часть меня, – чуть помедлив, ответил он. – Я не знаю, как сложится будущее, но точно знаю, что музыке в нем есть место.

– У меня похожее с танцами.

– Я пою с детского сада, моим дебютом стало исполнение песни Шуры "Отшумели летние дожди", мне даже для правдоподобности закрасили черным маркером передние зубы, – усмехнулся Влад.

– Думаю, это было впечатляюще! – рассмеялась я.

Парень вновь сделал глоток.

– Потанцуем? – предложил он.

Только после его слов я заметила, что диджей сменил модные клубные хиты на старую песню Андрея Губина.

– Улетай, улетай, словно птица, в небесах ты свободна кружиться, – с улыбкой пропел Влад, протягивая мне раскрытую ладонь.

Каким же он был привлекательным! От одного взгляда на него у меня перехватывало дыхание. Я вложила свою руку в его, и он повел меня на танцпол.

Я заметила, что люди недоуменно глядят на диджея, удивляясь его нестандартному музыкальному вкусу. Влад хохотнул и показал ему большой палец вверх. В ответ диджей нахмурился и продемонстрировал Ревкову средний палец.

– Что это он? – удивленно спросила я.

– Он проспорил мне, – пожал плечами Влад. – Вот и злится.

– Так вот почему у нас тут дискотека нулевых? – наконец поняла я.

– Ага, это любимая песня мамы, она напоминает мне о времени, когда я был беззаботно счастлив, – проговорил Ревков, приближая лицо к моему уху.

Он уверенно притянул меня к себе. Я почувствовала его горячее дыхание, и все тело моментально покрылось мурашками. Влад положил руку чуть ниже моей талии. Учитывая то, что на мне были заниженные джинсы и короткий топ, его пальцы легли прямо на мою кожу.

Прикосновения Влада запустили целый каскад химических реакций в моем теле, и я почувствовала напряжение внизу живота. Мы медленно двигались под музыку, и иногда наши тела оказывались настолько близко, что я ощущала будоражащее тепло его кожи.

Мне казалось, что все происходящее – сон. И я боялась проснуться. Я вдыхала сладковатый запах его одеколона, чувствовала на себе его нежные, но сильные руки и мечтала о том, чтобы этот миг никогда не заканчивался.

– Остановись, мгновенье, ты прекрасно, – неожиданно для себя вслух произнесла я.

Влад немного отстранился и внимательно посмотрел мне в глаза. Мне показалось, что сейчас он меня поцелует. Все внутри затрепетало, и я слегка прикрыла глаза, ожидая встретить его такие желанные губы.

Но внезапно услышала:

– Пойдем выйдем, хочу подышать воздухом.

Он взял меня за руку и потащил через толпу к выходу. Я забрала в гардеробе куртку, накинула ее на плечи и вышла вслед за Владом на улицу.

Вечерний воздух моментально охладил разгоряченное тело. Я поежилась.

Влад стоял рядом в черной кожаной косухе. Убрав руки в карманы джинсов, он смотрел куда-то вдаль и совершенно не тяготился повисшей между нами тишиной.

– Почему Абракадабра? – наконец спросила я.

– Потому что в этом все и одновременно ничего.

– Как это?

– Ну, я про значение слова. С одной стороны, это некое магическое заклинание, с помощью которого можно наколдовать все на свете, а с другой – просто непонятный набор слов, понимаешь?

– Не очень, – откровенно призналась я.

– Абракадабра – это смысл и бессмыслица в одном флаконе. Все, как в жизни, ведь наша музыка про жизнь. То, что важно для одного, – неважно для другого. Что имеет смысл сейчас, не будет иметь смысла через годы.

– Как-то все сложно, – я с трудом пыталась уловить идею.

– Сложно и просто одновременно. Понимаешь, Златовласка, в мире нет ничего абсолютного. Нет чего-то стопроцентно плохого или стопроцентно хорошего. Жизнь многогранна, и даже у медали есть ребро. Гурт называется.

– То есть у медали три стороны? – зацепилась я за то, что хоть немного поняла.

– Ну, официально мы живем в трехмерном пространстве, поэтому у любого предмета три вектора. Просто обычно при решении каких-то вопросов третий вектор не учитывается. Принято считать, что есть только "да" или "нет".

– А разве это не так?

– С одной стороны – да, а с другой – нет. В процессе выбора, когда требуется конкретный ответ, наличие третьего варианта сводит на нет смысл выбора. Но, с другой стороны, таким образом исключается возможность существования параллельного решения вопроса. Кстати, именно так часто в жизни и бывает: ни то, ни се. Проблема только в том, что человек не видит альтернативный вариант вовремя.

– И сколько таких альтернативных вариантов?

– Миллионы, миллиарды, – задумчиво ответил Влад.

– Так много?

– Больше, чем много. Существует бесконечное множество потенциальных вариантов моей жизни, твоей жизни, жизни других людей, планеты в целом. А мы реализуем только один из них, наиболее привычный.

– А можно реализовать другие, непривычные? Если очень захотеть?

– Если очень захотеть, то можно даже в Африку попасть, – насмешливо сказал Влад. – Ты что-то загрузилась, Златовласка.

– Но ты говоришь очень серьезные вещи…

– Помни, смысл и бессмыслица в одном флаконе. Никогда не относись ни к чему слишком серьезно. Даже к моим словам.

Влад подмигнул мне и, даже не попрощавшись, исчез за дверью.

Я растерянно постояла на холоде еще пару минут, пытаясь осмыслить произошедшее. Затем я вернулась в клуб, нашла Аду, и мы поехали домой.

Ночью я долго ворочалась: сна не было ни в одном глазу. Без сомнений, я втрескалась в Ревкова. Меня одновременно пугала и вдохновляла эта мысль. Пугала потому, что я не хотела обжечься и вновь чувствовать ту боль, которую доставил мне Пешков. А вдохновляла потому, что я видела огромную разницу между этими двумя парнями: Влад в отличие от Димы был смелым, прямолинейным и, казалось, все понимал.

Определенно, сегодня в клубе мы стали друг другу чуть ближе. Но чувствует ли он ко мне то же, что и я? Или просто проявляет дружеское участие?

Глава 11

Во время каникул я всего пару раз вышла из дома. Один раз в гости к Булаткину, другой – в магазин. Антон пригласил только меня и Аду, и я, наконец, рассказала друзьям о том, что мой отец ушел из семьи. Они были в шоке. Говорили много поддерживающих слов и обещали быть рядом. Когда я призналась им во всем, мне полегчало, будто сняла груз с души.

– Ты вообще собираешься общаться с отцом? – спросила Ада.

– Не знаю. Пока нет. Кроме слов презрения и ненависти, мне сказать ему нечего.

– Но он, несмотря ни на что, твой отец. Даже если они с твоей мамой разведутся, это не будет означать, что он отказывается от тебя как от дочери, – немного поразмыслив, сказал Антон.

– Он разрушил нашу семью. Он предал маму, а значит, и меня. Его и раньше было сложно назвать примерным отцом, а теперь и подавно.

Друзья не стали меня переубеждать и через пару минут мы сменили тему.

Мама старалась держаться и при мне вела себя как обычно, но я часто видела ее с покрасневшими глазами. Разрыв с отцом давался ей очень болезненно. В связи с этим я хотела как можно больше времени проводить с ней. Я скачала много легких комедий, и каждый вечер после того, как она возвращалась с работы, мы вместе смотрели их.

Мне казалось, что на некоторое время мне действительно удавалось отвлечь ее от тоскливой реальности. Однако ее глаза были по-прежнему потухшими, и я боялась, что больше никогда не увижу в них искру жизни.

На следующей неделе после каникул в школе мы периодически пересекались с Владом на переменах в коридоре или столовой. Он всегда тепло здоровался со мной, иногда спрашивал, как дела, и мы мило болтали. Странно, но мне было с ним очень легко. Напряжение спало, и я могла шутить, не стесняясь быть собой. Я не чувствовала напускного равнодушия или излишней заинтересованности с его стороны, он всегда был спокоен, всегда в хорошем настроении и всегда чертовски красив.

Как-то посреди урока химии я попросила разрешения выйти. Оказавшись в туалете, я подошла к раковине, и до меня донеслись тихие всхлипы. Я повернула голову в сторону звука: он доносился откуда-то из глубины женской уборной. Пройдя дальше, я увидела облокотившуюся на подоконник девочку.

Руками она прикрыла лицо и, очевидно, не заметила моего появления. Ее белая блузка была вымазана краской. В глаза бросались красные и синие мазки на спине и рукавах.

– Все в порядке? – подала я голос.

Ее плечи вздрогнули. Она резко повернулась, и в ней я узнала девочку из соседнего дома. Кажется, ее звали Даша Полосова. Мы с ней с детства жили неподалеку друг от друга, но никогда не общались. Даша была примерно моей ровесницей. Когда мы росли, она никогда не принимала участия в наших дворовых играх и вообще держалась обособленно.

Даша была некрасивая, полноватая, в толстых немодных очках. Мне всегда казалось, что она немного не от мира сего. Возможно, у нее и правда были какие-то особенности, но, несмотря на это, она училась в обычной общеобразовательной школе. С красными от слез глазами и перепачканной акварелью блузке девочка смотрелась жалко.

– Да, нормально, – шмыгнула Даша.

– Что-то не похоже. Что у тебя с блузкой? – спросила я, присаживаясь рядом с ней на подоконник.

Даша растерянно посмотрела на свою одежду, и ее подбородок задрожал.

– У нас было ИЗО, я испачкалась.

– Ну, мне-то можешь не врать. Кто-то измазал тебя краской? Ты из-за этого так раскисла?

Она кивнула.

– У меня есть с собой белая футболка, я после школы собиралась на тренировку. Могу одолжить, она чистая.

– А в чем пойдешь на тренировку? – слабо улыбнулась она.

– Одолжу что-нибудь у подруги.

Даша замерла в нерешительности. Видимо, ей было неловко брать у меня одежду. Но ходить раскрашенной остаток дня тоже не хотелось. Не дождавшись ее ответа, я спрыгнула с подоконника и сказала:

– Сейчас сгоняю в раздевалку и принесу тебе майку. Будь тут.

Когда я появилась вновь, Даша уже не плакала.

– И не реви из-за такой ерунды больше. Если каждый раз рыдать из-за чертовых проделок одноклассников, никаких слез не хватит, – попыталась пошутить я, протягивая ей одежду.

– Спасибо. Спасибо большое, Саш, – тихо проговорила она, пряча глаза в пол.

Я улыбнулась и пошла обратно на урок.

В пятницу, возвращаясь домой после школы, я с досадой заметила, что на качелях рядом с моим подъездом сидит Пешков. Я поджала губы и направилась мимо него, делая вид, что ищу что-то в сумке.

– Саш, подожди!

Черт! Притвориться, что я его не заметила, не получится. Я молча подняла глаза.

– Саш, прошло уже три недели. Я так не могу. Думал, что получится все забыть, забыть тебя… Но не выходит. Я не прошу о многом, просто поговори со мной, пожалуйста.

– Что ты хочешь от меня услышать? – устало вздохнула я.

– Как ты? Что произошло после того… После того, как я ушел?

– Сбежал, – уточнила я.

– Да. Сбежал. Прости, – он понурил голову.

– После этого он потащил меня к гаражу, закрыл рот руками и… – мой голос дрогнул.

– Господи, – проговорил Дима, поднимая на меня голубые глаза, в которых отражался ужас.

– Ничего не было, – оборвала я зарождающиеся жуткие мысли Пешкова. – Не успело произойти. Меня спас Влад. Влад Ревков из нашей школы.

Дима округлил глаза и с непониманием покачал головой:

– Ревков? Откуда он там вообще взялся?

– Они репетировали в гаражах неподалеку. Он услышал мой крик.

Пешков сморщился, как будто мои слова доставляли ему физическую боль.

– Он дрался с ними?

– Да, он дрался за меня, – ледяным голосом ответила я. – Дрался, потому что хотел спасти. А мы с ним до этого даже не были знакомы.

Дима сел на бордюр и обхватил голову руками:

– Какое же я дерьмо!

Я промолчала. Я смотрела на его душевные терзания, но мне не было его жаль. Совсем.

– Саш, я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить…

– Вряд ли, – перебила я. – Не трать слова попусту.

Пешков резко вскочил и посмотрел мне прямо в глаза:

– Саш, я облажался. Я был полным придурком. И я сейчас не только про тот вечер. Я не понимал, не ценил тебя. Как же я ошибался. Ты такая добрая, искренняя, красивая. В тебе так много света, а я, дурак, все испортил. Саш, умоляю, прости меня. Прости меня, пожалуйста. Я… Я люблю тебя, Саш.

– Замолчи! – взвизгнула я – Зачем? Зачем ты издеваешься надо мной? Когда-то я ждала этих слов, но ты все разрушил! Неважно, что ты сейчас скажешь или сделаешь, ты предал меня! Ты трусливое ничтожество, и я никогда не смогу этого забыть!

У меня из глаз брызнули слезы. Пешков попытался обнять меня, но я его оттолкнула. Он вновь что-то говорил, но я не могла, не хотела его слушать. Я решила, что больше не позволю ему сделать мне больно.

Я сорвалась с места и забежала в подъезд. Рыдания душили меня. Боль из-за наших несложившихся отношений, нападения и его предательства снова навалилась на меня. Я чувствовала себя раздавленной.

Зайдя в квартиру, я повалилась на кровать, набрала номер и поднесла телефон к уху:

– Привет. Мне очень хотелось услышать твой голос и поговорить, – сказала я.

– Привет, Златовласка, я рад, что ты позвонила, – отозвался в трубке хрипловатый голос.

Мы проговорили целый час. Сначала о том, о сем. Потом Влад почувствовал, что со мной что-то неладно и вывел на откровенный разговор. Я рассказала ему все. Об отношениях с Пешковым, о нападении и о том, как он оставил меня в критической ситуации.

Ревков слушал меня очень внимательно, давал выговориться. Мне казалось, что он меня понимает. Он сказал, что догадывался, что все примерно так и было после того, как увидел драку Булаткина с Пешковым в столовой. Влад называл меня храброй и уверял, что Дима меня не достоин. Говорил, что теперь, когда все позади, я стану счастливее.

После разговора с ним на душе стало гораздо легче. Положив трубку, я свободно вздохнула. Жизнь понемногу становилась лучше. Я, наконец, поняла, что окончательно освободилась от всяких чувств к Пешкову. Теперь его для меня не существовало. Я с улыбкой поднялась с кровати, умылась и пошла обедать.

Однако на выходных мое настроение все-таки испортилось. Вернувшись домой из магазина, мама сказала, что через час придет отец. Оказывается, он хотел забрать оставшиеся вещи и рассчитывал поговорить со мной.

– Я не хочу его видеть! – наотрез отказалась я.

– Послушай, дочь, он очень переживает. Говорит, что ты не отвечаешь на его звонки, – устало сказала мама.

– Как ты можешь быть на его стороне? – воскликнула я.

– Я не на его стороне. Но он твой отец и любит тебя.

– Если бы он любил меня, он бы не ушел. Не вижу смысла это обсуждать.

Когда папа пришел, я закрылась в своей комнате. Я слышала, как родители негромко переговариваются о чем-то в коридоре. Все-таки моя мать – удивительная женщина. Как ей удается с таким достоинством общаться с человеком, разбившим ей сердце? Я точно знала, что она любила папу. И его предательство ранило ее до глубины души. Будь я на ее месте, на порог бы его не пустила.

Раздался негромкий стук в дверь, а затем голос отца:

– Саша, впусти меня, пожалуйста. Мне очень нужно с тобой поговорить.

Я не тронулась с места. Обняв руками колени, я сидела на кровати и смотрела в одну точку.

Поняв, что я не собираюсь его впускать, папа решил высказаться через дверь:

– Саша. Я понимаю, что в последнее время я был ужасным отцом. Знаю, что обидел тебя своим поступком. Но мне очень стыдно. Пойми правильно, я любил маму. И она всегда будет важным человеком для меня. Но во взрослой жизни иногда случается так, что люди расстаются. Они больше не могут жить вместе. Но это совсем не означает, что я не люблю тебя. Ты моя дочь. Я прошу, дай мне еще шанс. В мире есть не только черное и белое. Да, я оступился. Да, я сделал вам больно. Но умоляю, Сашенька, не отталкивай меня. Пожалуйста.

Я молчала. Внезапно в памяти возникли моменты жизни, когда мы с родителями были счастливы. Как ездили на море на машине и по дороге останавливались на перекус в полях среди подсолнухов. Это было потрясающе красиво. Мы делали снимки на фотоаппарат и много смеялись.

Как весной мы ездили на шашлыки в лес, и я рассказывала родителям про Гарри Поттера и его приключения. Они внимательно слушали и говорили, что шанс получить письмо из Хогвартса есть у каждого.

Как на десятый день рождения папа подарил мне красивый красный велосипед, а потом все выходные учил меня на нем кататься. Я ужасно боялась и падала, а он подбадривал и обещал, что все получится.

В какой момент отец стал отдаляться от меня? Когда перестал слушать и понимать? Я не знала. Возможно, это началось пару лет назад. Возможно, чуть раньше. В моей голове было два его образа. Первый – любящий, добрый и веселый. Второй – холодный, вечно критикующий, равнодушный. С трудом верилось, что эти воспоминания были об одном человеке, просто в разные периоды моей жизни.

Папа, стоя у двери, говорил о любви и прощении. Но я не собиралась ни любить его, ни прощать. Никогда не понимала, зачем люди так красноречиво сотрясают воздух, пытаясь доказать что-то. К чему слова, если есть поступки? Поступки важнее слов. Можно долго кричать о любви, а можно просто жить и вести себя так, чтобы твоя любовь была очевидна без всяких слов. Я выбирала второе.

Поняв, что я не отвечу, отец, наконец, ушел. Когда за ним захлопнулась дверь, ко мне вошла мама и, к моей радости, не стала вновь заводить разговор о папе и его чувствах. Она расспросила про школу, узнала, как поживают Ада с Антоном, и через минут сорок пошла работать.

В понедельник, несмотря ни на что, я проснулась в хорошем настроении. После пятничного разговора с Владом мне не терпелось увидеть его в школе.

Утро выдалось ясное. Солнце игриво заглядывало ко мне в комнату, и я легко вскочила с постели. Даже мама, казалось, пребывала в приподнятом настроении. Впервые с того времени, как ушел отец, она что-то тихонько напевала, пока жарила яичницу.

Привычный завтрак был на удивление вкусным. Впервые за долгое время я шла в школу с приятным предчувствием. Зайдя в кабинет русского, я широко улыбнулась одноклассникам, но для них это был обычный день: кто-то списывал домашку, кто-то зависал в телефоне, – все, как обычно. Я обняла со спины Аду и чмокнула в щеку Булаткина.

– Что это за телячьи нежности? – друг с подозрением посмотрел на меня.

– Да так, – я беззаботно приземлилась на свой стул и стала готовиться к уроку.

Занятия проходили как по маслу. Я получила пятерку по литературе, потому что русичке пришлись по вкусу мои разглагольствования про Базарова.

В столовой я, наконец, увидела Влада. Он показался мне еще красивее, чем обычно. На нем был темно-синий костюм, который подчеркивал его безупречную фигуру и полностью скрывал татуировки. Трудно было поверить, что этот серьезный молодой человек неделю назад выступал на сцене клуба.

Ревков подсел к нам за стол и пригласил всех на вечеринку. Он пояснил, что они с друзьями каждый раз перед Новым годом снимают дом в поселке Залесный, который находится недалеко от нашего города. Там устраивают вечеринку с пивом, шашлыками и песнями под гитару. Звучало недурно и крайне заманчиво.

Ада фыркнула на тему того, что после таких мероприятий волосы пахнут дымом и негде спать. Однако Влад ответил, что запах дыма в волосах компенсируется веселой компанией и не самым дешевым пойлом, а места в доме хватит всем.

– Обязательно приходи, – улыбнулся он мне, вставая, и на секунду накрыл ладонью мою руку.

От этого безобидного жеста мое настроение подскочило еще выше, и мне казалось, что этот чудесный день ничто не сможет испортить. Как же я ошибалась.

Все началось с того, что после шестого урока Ада должна была что-то согласовать с завучем по воспитательной работе Светланой Викторовной. Пообещав, что скоро вернется, подруга попросила ее подождать, чтобы вместе идти домой. Я просидела в коридоре сорок чертовых минут, и когда она в конце концов появилась, мое терпение было на пределе.

– Я бы уже два раза дошла до дома! – негодовала я, жалея, что не ушла раньше.

– Саш, послушай!

– Я не собираюсь ничего слушать! Мне надоело, что ты ценишь только свое время. У меня вообще-то есть дела поважнее, чем ждать тебя целый урок.

Я оделась, закинула сумку на плечо и быстрым шагом направилась к выходу. Ада последовала за мной.

– Саш, мне надо тебе кое-что рассказать, это важно.

– Ничего не хочу слышать!

Я уже вышла на улицу. Шел снег, свежий воздух пахнул мне в лицо. Ада больно схватила мой локоть и попыталась развернуть меня лицом к себе. От неожиданности я дернулась и оторопело уставилась на нее.

– Ты можешь помолчать и дать мне сказать в конце концов? – недовольно прошипела она.

Как же меня достало, что даже в тех ситуациях, когда подруга была не права, она вела себя так нагло. Я закатила глаза и отвернулась от нее.

Спускаясь по ступенькам, я внезапно увидела Влада, который стоял у забора, огораживающего школьный двор. Он с выжидательной улыбкой смотрел в мою сторону. Неужели на меня?

В легком замешательстве я продолжила спускаться по лестнице. Снова посмотрела на Ревкова: направление его взгляда не изменилось. Я двинулась к нему.

Однако, когда между нами оставалось всего метров тридцать, я увидела нечто, что заставило меня прирасти к асфальту. Все произошло буквально за несколько секунд, но я наблюдала за происходящим словно в замедленной съемке.

Из-за моей спины показалась Кира Милославская. Обогнав меня, она направилась к Владу, и он раскрыл ей объятия. Кира плотно прижалась к парню и впилась в него поцелуем. Она была гораздо ниже, поэтому встала на носочки. Сначала руки Влада обхватили ее плечи, затем скользнули ниже и уже через секунду сжимали ее задницу.

Я стояла как вкопанная, не отрывая взгляда от лица Ревкова. Наверное, со стороны это смотрелось странно, но мне было плевать. Возможно, Влад почувствовал, что я смотрю, и приоткрыл глаза. Наши взгляды встретились.

Он прервал поцелуй и, обняв Киру за плечи, улыбнулся мне. Почему-то его улыбка показалась мне неестественной. Должно быть, его смутило то, что я вот так стою посреди школьного двора и бесстыдно пялюсь.

Кира, проследив за его взглядом, повернулась ко мне:

– А, привет, Сашуль! – помахала она мне, по-прежнему прижимаясь к Ревкову.

Здравый смысл подсказывал мне, что нужно поздороваться в ответ или как минимум перестать вот так очумело на них таращиться. Но меня словно парализовало. Ситуацию спасла Ада.

– Привет, Кир, классная сумка. Новая? – с улыбкой сказала она, подхватив меня под руку.

– Да, мне тетя из Италии привезла, – Кира очаровательно улыбнулась и продемонстрировала красную кожаную сумку.

Ада подняла большой палец вверх и, помахав Кире с Владом, потянула меня за собой. Я медленно двинулась с места. Мы прошли мимо "сладкой парочки", и через пару десятков метров я сдавленно произнесла:

– Что это значит?

– Это я и хотела тебе сказать, – хмуро ответила Ада. – Я поэтому задержалась. Карина Перминова рассказывала, что Кира с Ревковым вроде как мутят. Они, оказывается, еще с лета общаются.

Глаза защипало, в горле встал ком.

– Они встречаются? – с горечью спросила я.

– Официально вроде нет, хотя кто их знает.

На меня вдруг навалилась страшная усталость. Казалось, что я больше не выдержу ни одного разочарования. Мысли о Владе помогали справляться со всеми ужасными событиями, произошедшими со мной за последний месяц. А теперь спасительный круг, на котором я плыла, сдувался, и счастье вновь ускользало из рук.

– Милая, мне так жаль, – сочувственно произнесла Ада.

– Да уж, – попыталась усмехнуться я. – Влад и Кира. Кто бы мог подумать?

– Мне реально казалось, что ты ему нравишься, – задумчиво сказала подруга. – Я не раз замечала его заинтересованные взгляды в твою сторону, да и ваш танец в клубе… С трудом верится, что все это время у него были шуры-муры с Милославской.