Ретенция

– Давай теперь сам!

Я надавливаю на предохранитель еще раз. Он отскакивает.

– Зачем?..

– Я уже понял, – быстро реагирую я и ещё раз давлю на правую панель.

Целюсь в голову. Рука дрожит. Поворачиваюсь в сторону Алекса. Он улыбается и кивает. Дилан смотрит в потолок. Шелена о чём-то перешёптывается с Даной. Всем всё равно. Палец сам стремится к курку. Волна тепла пробегает по всему стволу. Яркий сгусток энергии мчится в сторону мишени. В области ниже подбородка мощная вспышка. Спустя несколько секунд остаётся лишь точка на шее мишени.

– Неплохо. Давай ещё. Алекс, Урия, давайте к Трэю, – подзывает их головой Тод. – Остальные у второй мишени. Дана, раз пришла – так работай! Шелена, будешь за старшую в группе сегодня.

Шелена кивает. Дана что-то бурчит себе под нос. Мне отчего-то становится смешно, и я чуть улыбаюсь, глядя на нее.

Сбоку раздаются выстрелы. Арго стреляет, напрягая каждый мускул лица. Губы сжаты, брови сдвинуты, руки слиты с оружием. Три выстрела – и три точных попадания в один и тот же глаз. «Хорош!» – думаю я.

Произвожу еще несколько выстрелов. Но попасть в нужные кружки не получается.

– Попробуй чуть расслабить руку, которой держишь ствол, – подсказывает Алекс. Я смотрю на него, перевожу взгляд на Арго, тот молча одобрительно кивает. – Это даст свободу второй руке и поможет прочувствовать консоль.

Я расслабляю руку. Несколько выстрелов, и уже с пятого я попадаю в левый глаз. Ещё несколько промахов, а затем одно попадание в край кружка на уровне сердца. Я улыбаюсь.

– Молодец! – окликает меня Алекс, стараясь перекричать треск и грохот выстрелов вокруг.

В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что мне даже нравится стрелять. Я делаю передышку, Алекс занимает моё место. Замечаю, как Дилан даёт подзатыльник Марвину, который не смог удержать консоль. Мне становится обидно за Марвина. Каково это, так издеваться над тем, кто слабее тебя? В это же время Шелена кричит Дилану, что пора меняться местами. Дилан толкает Марвина, случайно вставшего у него на пути, и продвигается к позиции для стрельбы. Мне хочется врезать Дилану в зубы.

Через пятнадцать минут Урия предлагает мне вновь пострелять. Он перезаряжает мою консоль с помощью двух плоских магазинов, открывая маленькие створки в стволе над рукоятью. Я заворожённо наблюдаю, как умело он справляется со своей работой. За следующие сорок минут я успеваю произвести ещё несколько десятков выстрелов. Половина из них попадают в целевые кружки. Я доволен.

– Пока достаточно, – подходит Тод со своей боевой консолью в руках. – Последнее, что осталось показать.

Он снимает оружие с предохранителя, а затем мощные пальцы его правой руки надавливают одновременно на обе белоснежные панели на стволе.

– Самое важное – режим деконструкции.

Тод нажимает на спусковой крючок. И панели моментально проваливаются куда-то внутрь ствола. Словно в режиме замедленного времени ствол плавно разъезжается на три части. Первая часть вылетает вперед, разделяется на две половинки, за ней цельным ядром несётся вторая металлическая часть ствола. Короткий обрезок ствола остаётся вместе с рукояткой в руке Тода. Мои глаза раскрыты от ужаса и восторга. Две передние части ствола угодили точно в оба глаза, а третья врезалась в сердце. Манекен изуродован и покорёжен, словно консервная банка, которую обстреляли металлической дробью.

– Это экстренный режим, – поясняет Тод. – На случай, если закончились патроны. В некоторых модификациях консолей снаряды взрываются. В учебной модели этого не происходит.

Я всё ещё с изумлением в глазах заворожённо смотрю на дымящуюся мишень. Мне жутко представить, что такое оружие способно сотворить с человеком.

– Как я понимаю… эм… собрать обратно консоль уже нельзя?

– Как ты себе представляешь – крепить назад покорёженные куски металла? – встревает в разговор Дилан, который явно подслушивал нас. Его лицо перекошено злобной ухмылкой. Шелена улыбается. Марвин хихикает. Я не обращаю на это внимания, потому что понимаю, что Марвин ещё слишком молод и находится под влиянием старшего брата. Но вот Дилан мог бы вести себя умнее. Желание врезать ему лишь усиливается. Стиснув зубы, я стараюсь не смотреть в его сторону.

– Не совсем, – задумчиво произносит Тод. – Часть ствола с рукояткой может быть дополнена остальными деталями и собрана в новую консоль. Остальные части, как правило, вернуть уже не удаётся. Если ты, конечно, не станешь из чьего-то сердца вытаскивать утопленную в крови центральную часть ствола, – наигранно-циничным голосом произносит Тод.

– А кто-то пытался? – делано пренебрежительным тоном спрашиваю я.

– Не знаю, возможно, – Тод пожимает плечами.

– Да ну, фу, гадость какая, – встревает в разговор Алекс. – Никогда бы не стал так делать.

– Ну, наш герой, может, будет первым, кто это сделает! Кровавый ствол Трэя, – Дилан сам смеётся над своей шуткой, поворачиваясь к Шелене. Она кидает беглый взгляд в мою сторону, слегка улыбается и делает вид, что занята своим оружием. Гнев давит изнутри, искажая мое лицо.

– Перерыв пятнадцать минут, затем поработаем с линейкой! – кричит Тод. Выстрелы стихают. Мы идём с Алексом к скамейке, Абиг плетётся за нами.

– Не обращай на него внимания, он просто чокнутый, – говорит Алекс.

– Похоже, – сквозь зубы цежу я.

– Его только Нори и может терпеть на самом деле, – произносит Алекс. – Не реагируй, и он отвалит.

Дилан отошел подальше от нас и не слышит этого разговора. Мне хочется сказать что-то едкое, но это бессмысленно. Подходя к скамейке, я вижу, как сидящая на ней Дана кидает на меня подозрительный взгляд.

Пятнадцать минут пролетают быстро. Я чувствую себя как на перерыве во время урока физкультуры, попутно думая, что Тод мог бы быть неплохим тренером.

– Бегом! – командует Тод. – Пятнадцать минут разминки по залу. Мы все подрываемся и бежим.

– Урия, Шелена, в центр! – кричит Тод, когда мы завершаем четвёртый круг по залу. Воздух приятно распирает лёгкие изнутри, расправляя все их самые отдалённые секции. Дед говорил, что бегать полезно, если у тебя нет проблем с суставами. Я внимательно наблюдаю за тем, что делает Тод и двое других восстановителей. Их руки протягивают вдоль зала несколько узких гусениц, собранных будто бы из металлических шариков. Издалека я бы назвал их бусами.

Спустя десять минут мы замедляем темп и идём по кругу, чтобы отдышаться. Я вспоминаю школу. Мы так бегали в начале каждого урока физкультуры. Девчонки из нашего класса не любили бегать, они хватались за бока и жалобно смотрели в сторону преподавателя. Иногда это срабатывало, и он разрешал им идти пешком. Мы с Филиппом бегать любили. Вероятно, потому что носились по заброшенным местам окраины и скакали по кочкам полесья. Я вспоминаю Филиппа, одного из немногочисленных людей в классе, с кем я мог делиться всем, что было на душе. Он даже иногда помогал мне по дому, когда мама болела, а Никса была ещё мала.

Приятное гудение в ногах напоминает мне ощущения после пробежек по полянам с земляникой. Мы с Филиппом брали стеклянные стаканы и вместе с другими ребятами из класса шли собирать ягоды. Тогда это ещё не было запрещено. Нежный вкус земляничного сока сладкой прохладой затекает в горло, когда ты опрокидываешь стакан в рот. Жаль, что сейчас уже так нельзя. От воспоминаний сердце словно перетягивает шёлковая нить, мешая ему биться в такт движениям тела. Наверное, именно это имели в виду классики литературы, когда писали, что «сердце щемит».

Мы останавливаемся и выстраиваемся в шеренгу вдоль левой стены.

– Трэй сегодня спрашивал, что такое линейка, я ему объяснил. Теперь показываю. Вот она, – палец Тода указывает на одну из последовательностей крупных шариков-бусинок.

– Сперва учимся запрыгивать на перекладины. Дилан, Урия, Арго! Вперёд, по турникам!

Когда Дилан распрямляется, я замечаю, что он почти на голову выше меня. Своими лапищами, огромными, как руки питекантропа, он хватается за одну из перекладин и по-обезьяньи перехватывает их одну за другой, продвигаясь вперёд. Параллельно ему, работая руками, лезут Урия и Арго. Им сложнее, чем Дилану, но темп у них высок.

Постепенно все хватаются за перекладины и выполняют хорошо отработанный алгоритм лазания по балкам. Мне не страшно висеть. Я прыгал со стены на стену. Но всё же нагрузка здесь на другие суставы. Через несколько перекладин кисти начинают побаливать, а в плечах ощущается жжение. Я успел подсчитать количество перекладин – всего их четырнадцать. Ухватившись за тринадцатую, испытываю облегчение. Я спрыгиваю, но Тод тут же кричит, чтоб я вернулся обратно. Кисти раздирает острое жжение. Я вновь хватаюсь за балку и просто вишу. Мне кажется, что, если я повишу еще немного, куски кожи с ладоней останутся на металлических балках.

– Давай-давай, ещё немного! Теперь так же в другую сторону.

Я начинаю отсчёт в обратном порядке. «Тринадцатая, двенадцатая, одиннадцатая…» Пальцы едва обхватывают толстые перекладины. Я стараюсь сдвигать пальцы так, чтобы указательный и средний касались большого. Такой хват кажется мне надёжнее. Я перескакиваю на девятую перекладину, но тут внезапно чувствую резкий рывок вверх. Рука чуть соскальзывает, но мне удаётся вовремя среагировать и не упасть. Кажется, я всё-таки лечу вниз.

Прохладный воздух проносится мимо моих ушей. Спустя мгновение мои ноги уводит в сторону, а тело отклонятся влево, словно маятник. Тут я осознаю, что перекладины начали двигаться вверх-вниз и в стороны. Кручу головой, пока, наконец, не замечаю самодовольное выражение на лице Тода. Он стоит у шкафов с оружием, держа в руках пульт управления.

– Всем продолжать висеть! Режим «опасность на земле»! – кричит он во всё горло.

Режим «опасность на земле» – что это ещё такое?! Судя по названию и по тому, как Дана резко поменяла хват, закинув одну руку поверх перекладины почти до локтя, я понимаю, что запахло чем-то явно небезопасным. Арго и Урия висят с каменными выражениями лиц. Я ищу глазами Алекса, но он слишком далеко от моей балки. Озираюсь по сторонам в надежде найти подсказку, что делать в этой ситуации. В этот же момент мои ноги уносит вправо, и я мчусь к полу. Рывок – и перекладина вновь увлекает моё тело вверх. Свист в ушах разгоняет адреналин по сосудам. Раздаётся оглушительный грохот, зал наполняется треском, смешанным с частотами, близкими к ультразвуку.

– Трэй, подтяни ноги! – кричит мне Шелена откуда-то сзади.

Я разворачиваю голову и одновременно начинаю сгибать колени, чтобы поджать ноги к туловищу, но тут же получаю болезненный удар по голеностопу. Ногу пробивает такая боль, будто её зажали между двумя цементными плитами и резко дёрнули. Изо рта вырывается стон. Мне хочется спрыгнуть на землю и обхватить ноги руками, но я понимаю, что приказ Тода был явно не случаен. Линейное оружие заработало.

Шарики взлетают в невидимом силовом поле и прокатываются волнами поперёк почти всего зала. Некоторые из них зависают в воздухе по нескольку штук и кружатся в одной точке воздушного пространства. Сперва волны перемещаются только поперёк зала, но затем они начинают двигаться и вдоль, а потом в самых разных направлениях. Я чувствую, как становится жарко там, внизу, под моими поджатыми ногами. Я замечаю, что цвет шариков изменился. И теперь я понимаю, почему стало жарко. Они нагреваются докрасна. Руки жжёт. Мышцы забиты кислотой, пальцы вот-вот не выдержат и разожмутся. Я оглядываюсь по сторонам в надежде отыскать ключ к преодолению препятствия.

Арго и Урия всё так же спокойно висят, поджав ноги. Я мысленно завидую их стальному прессу и нейлоновым мышцам. Шелена забросила ноги на перекладину и прижалась к ней всем телом. Дана перебросила руки через жердь и повисла на изгибах локтей, поджав ноги. Других мне разглядеть сложнее. Перекладина опять несёт нас вниз. Несколько шариков достают до моей икроножной мышцы. Боль ожога раздирает кожу. Я вскрикиваю. Делаю усилие и подтягиваю себя выше, пытаясь захватить балку локтевым сгибом. Наконец мне это удаётся. Слышу вскрик Даны. Вероятно, шарики достали и до неё. Через несколько минут всё стихает, и балки застывают неподвижно. Меня переполняет злоба по отношению к Тоду. Сложно, что ли, было предупредить о таком испытании?

Спрыгнув на пол, я несусь в его сторону. Опалённую ногу жжёт. В голеностопах боль, пробивающая до коленей.

– Ты совсем идиот?! – ору я во всё горло. – Придурок!

– Да угомонись ты! – пытается заткнуть меня Тод.

– Угомонишься ты, – я с размахом бью его по руке, в которой он держит пульт. Устройство выпадает из его пальцев и падает на пол. Отколовшийся кусочек корпуса отлетает в сторону. На мгновение маска ярости застывает на лице Тода. Его кулаки сжимаются.

– Давай! Можем подраться! Мы не на работе! – кричу ему я. – Здесь же все равны!

– Я не буду с тобой драться, – внезапно спокойным голосом произносит он.

– Нет, я хочу тебя избить!

– Вряд ли ты на это способен!

– Но я хотя бы попробую, – я замахиваюсь и бью ему в плечо. Он почти не уворачивается.

– Почему ты не дерёшься?! – я гневно толкаю его руками. Он удерживает равновесие. – Дерись! – ору я как сумасшедший.

– Трэй, Тод, что случилось? – в зал влетает Раварта.

Её голос немного приводит меня в чувство.

– Идиот! И трус! – наконец, громко говорю я. – Я бы так даже с крысами не поступил.

– Извини, – выдавливает Тод.

– Нет!

Мне хочется сказать ему что-то обидное и колкое, но я понимаю, что это бессмысленно, всё равно что пытаться убедить верхушку Корпорации не производить генно-модифицированные овощи и фрукты. Раварта смотрит то на меня, то на Тода. Она явно выискивает на мне следы повреждений, и не сразу замечает два пятна от ожогов на ноге.

– Мне правда жаль. Я не думал, что ты будешь так долго разбираться в обстановке, – произносит Тод.

– Ах, ещё я же и виноват! Долго разбирался. Ты, наверное, как из утробы матери вылез, сразу во всём разобрался, – не удерживаюсь я.

– Не смей упоминать о моей матери, – внезапно изменившимся голосом жёстко отвечает Тод.

Раварта растерянно смотрит на нас обоих.

– Если ещё раз такое повторится, я уйду из восстановления. Я сдержал своё обещание. Издевательств по отношению к себе я не потерплю. И играл по правилам, честно, – твёрдо произношу я.

– Ты даже не представляешь, что с тобой могут сделать экономическая полиция или землекопы, – произносит Тод чуть более спокойным голосом. – Я лишь пытаюсь подготовить тебя к обороне. Они точно тебя ни о чем предупреждать не станут. И играть по правилам не будут. Пара ударов и ожогов – пустяки по сравнению с пытками в башне.

Раварта кидается ко мне, видимо, опасаясь, что не заметила еще каких-то повреждений. Пока она прикасается ко мне, в моей голове вновь начинает властвовать рассудок. В глубине души я понимаю, что Тод прав, но от этого его действия не перестают выглядеть для меня как подстава и издевательство.

Раварта просит меня сесть на скамейку и куда-то убегает. Затем возвращается и принимается растирать мазью мои ожоги. Боль, которую я до этого почти не чувствовал, сперва усиливается, а затем постепенно стихает. Алекс и Абиг пытаются травить анекдоты, чтобы отвлечь меня.

– Извини ещё раз, Трэй, я обещаю, что больше так не буду поступать, – подойдя к нам, Тод протягивает мне руку. Помедлив несколько секунд, я всё-таки принимаю её. Он здоровый и гордый, но не глупый – мысленно заключаю я. Я несильно пожимаю его руку. – Рад, что мы все равны, – внезапно говорит он. Помолчав, я киваю.

Раварта приносит нам сэндвичи, и мы принимаемся их уплетать. Я забываю обиду. Это свойственно моей психике. Обижаться – это слишком энергозатратно для нервной системы, я бы даже сказал, глупо и неоправданно, но это вовсе не означает, что надо всех прощать и тут же вести себя с обидчиками как ни в чем не бывало. Это мне кажется ещё более глупым и безрассудным.

После перекуса Тод ещё около часа рассказывает о принципах действия линейного оружия. Он поясняет, что полиция раскладывает такие орудия на границах вокруг одиннадцатого периметра, в некоторых частях леса, там, где особенно много желающих собирать ягоды и грибы. От Тода я узнаю, что есть разные виды линейного оружия. В некоторых модификациях шарики начинены дробью или усыпляющим газом. Полицейским нет смысла убивать тех, кто нарушает закон. Им важно поймать и доставить преступников живыми, чтобы потом подвергнуть суду.

Слушая его, я понимаю, насколько важные вещи он до нас доносит. В голове тут же рождается мысль, что, возможно, испытание, через которое я прошёл, было оправданным. Ещё два часа мы метаем ножи. У меня получается уже заметно лучше, чем в прошлый раз. Ближе к вечеру Нори зовёт нас всех на ужин. Мы направляемся в основное помещение лагеря Плодородия.

Свободный стол теперь заставлен тарелками, в центре – две больших кастрюли из нержавеющей стали. Другой стол, который раньше был заставлен техникой, тоже наполовину освободили, чтобы разместить там еду. Конусы света от слабых ламп вырывают из темноты наш стол, отбрасывая на него тусклые круги. Панели других столов остаются могильно-черными. Я верчу головой, высматривая Элиаса, но его, похоже, уже не будет.

Нори и Раварта разливают суп по тарелкам, раскладывают хлеб и прочую еду. Левия, сидящая рядом с Хенриком, смотрит ему в глаза, качает головой и хитро улыбается. Они играют в свою игру, правила которой ясны лишь им одним.

В углу, у полотна, закрывающего вход, трое незнакомых мне ребят лет шестнадцати о чём-то беседуют. Один постоянно чешет коленку, искусанную комарами или мошкой. Вероятно, он недавно вернулся с окраин, возможно, даже был в лесу. Я вновь ощущаю тоску по родным местам, вспоминаю одноклассников. Где они все сейчас? Чем занимаются? Я сажусь на третий стул от края, справа плюхается Алекс, слева – Абиг. Нори наливает мне несколько поварёшек наваристого супа, почти до самых краёв тарелки.

В моём сознании её улыбка сливается с ароматом супа, закрепляя положительную ассоциацию. Возможно, теперь я всегда при виде подобной еды буду вспоминать Нори. Я улыбаюсь в ответ. Урчащий желудок поторапливает меня. Суп с овощами оказывается невероятно нежным, с идеально выдержанным количеством соли и специй. Раварта садится напротив меня, справа от неё отодвигает стул Тод. До меня доносится, как Дилан ворчит на брата в другом конце стола. Клацанье ложек о тарелки становятся интенсивнее. Алекс быстро закидывает в рот ложку за ложкой. Абиг скатывает серый хлеб в шарики и кидает в бульон. Я так никогда не делал.

– Очень вкусно, – говорю я, глядя на Нори, сидящую по диагонали от меня.

– Всё натуральное, сами вырастили, – растягивая губы в добродушной улыбке, произносит Нори.

– Вкус и правда отличается, – добавляю я.

– Ещё бы! – произносит Шелена. – Пластмассовая капуста с резиновым мясом никогда не дают такого вкуса!

Зачем она говорит про пластмассовую капусту? Она же не химическая. Я собираюсь сказать еще что-нибудь похвальное про суп, когда внезапно распахивается дверь, и в помещение входит мужчина лет шестидесяти пяти. Он направляется прямо к столу, выискивая что-то или кого-то своими выцветшими глазами. Грубая щетинистая красноватая кожа обтягивает его шею. На нём помятая серая рубашка, местами пропитанная маслянистыми пятнами.

– Нори, – сипит он, медленно подходя к столу. По концентрации продуктов распада спирта в воздухе, я понимаю, что он недавно пил.

– Вилли, давай садись, – Нори встаёт и берёт мужчину под руку. Она кидает несколько виноватый взгляд в мою сторону, растерянно осматривается. Раварта смотрит в тарелку, Тод делает вид, что не обращает внимания на этого человека. Вероятно, для Нори это кто-то близкий. Она пододвигает к себе ещё один стул и усаживает Вилли. Они перекидываются несколькими фразами, и я догадываюсь, что это ее муж.

– Как у вас дела на работе? – спрашивает Нори у нас с Тодом, пододвигая тарелку с супом ближе к Вилли.

– Эм, – я немного в растерянности от подобного вопроса. – Ничего особенного.

– Мы ждём, что Пош скажет Трэю, – спокойно произносит Тод, отламывая кусок хлеба. Раварта смотрит на меня.

– А что он мне должен сказать? – не выдерживаю я.

– Информацию о том, что именно Корпорация будет делать с технологией управления беспилотниками.

– Эм… ну там же всё очевидно, они будут её улучшать, вернее, они поручат это мне…

– Это да, – перебивает Тод. – Но меня интересует, как именно.

Я пожимаю плечами.

– А, этот герой с нейрошлемами? – вдруг встревает в беседу Вилли, таращась на меня своими бледно-серыми глазами.

– Вилли, ешь, пожалуйста, спокойно. Дай ребятам поговорить, – одёргивает его Нори.

– А что такого? Мне же тоже интересно узнать, что там эта кучка конченных идиотов из Корпорации опять затевает. – Запах алкогольных продуктов добирается до моего носа. Я стараюсь не вдыхать.

– Вилли, угомонись! – сердито произносит Нори. – Трэй, извини, что он перебивает.

– Ничего страшного. У Тода ведь и на работе будет время, чтобы сообщить мне что-то важное, – я вопросительно смотрю на Тода.

– Да я и здесь могу всё рассказывать. В принципе, у нас нет секретов.

– Смотрите, чтобы и вас не поглотило сумасшествие учёных. А то тоже промоют вам мозги, и начнете восхвалять корпоратов, – смеётся Вилли. И все замолкают. Тод краснеет:

– Заткнись, Вилли! – выпаливает он.

Вилли хочет ещё что-то сказать, но Нори дёргает его за плечо, и он осекается.

– Не все учёные плохие, – произношу я спустя несколько секунд.

– По-видимому, из хороших только вы с Тодом и остались, – успевает сказать Вилли, пока Нори вновь его не дёргает за руку.

– В Корпорации есть разные люди. В том числе и те, кто работает на благо других. Ага! И создают ГМО, а ещё накачивают еду всякой дрянью.

– Ну это уже не учёные, а руководство и те, кто на этом зарабатывает деньги.

– Но учёные создали зло! Нет ничего страшнее генных модификаций!

– Вообще-то в ГМО самих по себе нет ничего плохого, – не выдерживаю я.

– Ага, тогда что же ты за семенами в институт полез? – встревает в разговор Дилан. С той стороны стола прокатываются смешки. Там сидят ещё двое ребят, которых я не знаю. Видимо, подпевалы Дилана.

– Если серьёзно, изначально ГМО создавались как полноценные продукты. Если курица несла пять яиц в неделю, а нужно было десять, приходилось её модифицировать. В целом структура самих яиц оставалась такой же. Это как выпить не один стакан натурального молока, а два. Еще пример: люди, страдающие диабетом, умирали из-за нехватки инсулина. В бактерию был встроен ген инсулина – и производство препаратов возросло в разы, что спасло жизнь миллионам людей. – Я пытаюсь объяснить на доступных примерах, хоть и немного упрощаю научные факты.

– Уууу… тебе уже промыли мозги, – выпаливает Вилли.

– Ничего не промыли! – рявкаю я.

– Он отчасти прав, – внезапно подключается Тод. – Так и было изначально. И опасности большинство первых ГМО не представляли, потому что их тщательно тестировали. Но потом всё изменилось. В погоне за новыми свойствами «Плазмида» слишком увлеклась модификациями и начала встраивать в геном растений и животных совсем не то, что нужно людям.

– А ещё они всякой дрянью обрабатывают поля с растениями, – гнусаво добавляет Дана, подперев подбородок ладонью.

– Это да. Но опаснее, что бесконтрольное использование трансгенных растений влияет на экосистему. Вымирают целые виды, – подытоживает Тод.

– Погодите, я что-то запутался, – я слышу голос со стороны, вздрагиваю от неожиданности, но потом понимаю, что это Абиг. – То есть бывает полезное ГМО, а бывает вредное?

– Если тебе так проще, то да. Вернее, бывает относительно безвредное, а бывает ГМО, созданное с нехорошими намерениями, – объясняет Тод.

– Я думал, что все генно-модифицированные продукты вредны, а оказывается, бывают и полезные, – потирая подбородок, изумлённо рассуждает Абиг. – Хм, даже не верится, что так бывает.

– Ну это как тебя клонировать, если в точности повторить. Будешь ли ты хуже самого себя? – предпринимаю я попытку ещё раз объяснить Абигу ситуацию.

– Ахах! Вот уж не знаю! Хуже уже быть не может! – смеётся Абиг. – Я понял тебя. В нас всех есть гены. Каждый ген имеет структуру. С гена синтезируют вещество, нужное для организма. Если воспроизвести структуру природного гена и добавить её в другой организм, то мы получим такое же природное вещество. Это вариант правильно работающего ГМО.

– Ну да. Именно. Это как скопировать полезную программу на другой компьютер, – добавляет Тод.

– Всё так просто. Вставил кусок ДНК из одного организмов в другой и заставляешь его делать всё, что тебе надо! Крутотень! – восхищается Абиг.

– Эм, ну вообще-то так не всегда. Иногда вставленный ген может подвергаться воздействию соседних…

– Довольно уж научных дискуссий! – прерывает мои рассуждения Тод. – В любом случае у нас сложилась нехорошая ситуация. Корпорация стремится контролировать все аспекты жизни каждого жителя Аридафии. Они могут начать модифицировать так, как им заблагорассудится. Этого мы и пытаемся не допустить.