Ретенция

– А если они и меня начнут допрашивать? – спрашиваю я.

– А с чего они тебя должны допрашивать?

– Ну, я же был в кабинете Кристини…

– Ты думаешь, Кристини настолько дура, что сдаст саму себя?

– Эээ, честно, я не знаю…

– А я знаю, – с неподдельной уверенностью произносит Тод. – Это нарушение протокола безопасности. К ней могут быть применены строжайшие санкции вплоть до увольнения с выплатой огромного штрафа.

– Получается, если Кристини и позовёт меня… то только в том случае, если полицейские уйдут?

– Верно. Говори тише, – Тод кидает быстрый взгляд на дверь туалета.

– Ну а если они вернутся, когда я буду с Кристини?

– Вряд ли она сейчас потащит тебя в кабинет. В лучшем случае в общую комнату.

Он отворачивает взгляд в сторону двери, трёт подбородок, сморщив лицо, отражающееся в плоском металлическом кране над раковиной, и добавляет: – Или у неё хватит ума вообще тебя не тащить.

– Кристини непредсказуема, – резко выдыхаю я.

– В любом случае, пока лучше избегать встреч с полицией и службой безопасности.

– Пока? – изумляюсь я. – А что будет потом?

– А потом всё может быть по-другому, – говорит Тод и, прищурившись, пристально смотрит на меня.

Морщины глубоко въелись в его большой блестящий лоб. Я только сейчас понимаю, насколько он на самом деле взрослый и серьёзный. Вероятно, он намного умнее меня. Точно опытнее и осведомлённее. Но даже несмотря на это, меня раздражают все эти загадки и недосказанности.

– Послушай, Тод, почему бы тебе всё не изложить как есть? Почему вы с Равартой постоянно что-то недоговариваете?

– Если бы мы сами знали всё как есть, – он поджимает губы и сердито сводит брови. – Вот закончишь подготовку в Плодородии, начнёшь глубже погружаться в наши вопросы и сам всё поймёшь.

– Да уж, – с сомнением выдавливаю я. – Сколько мне придётся ещё ждать? Год, два, до пенсии?

– Нет, – он улыбается. Кажется, я даже его немного рассмешил. – Это будет раньше, чем ты думаешь. Да, и ещё важный вопрос – что там с Пошем? Есть новости по новой разработке?

Я кратко пересказываю Тоду суть утреннего разговора. Он внимательно слушает и нервно вдавливает большой палец у правого кончика губы, всякий раз потирая подбородок. Я редко видел раньше Тода настолько погружённым в свои мысли.

– Пока это вся информация насчёт наночастиц в электродах? Больше ничего? – уточняет он, когда я заканчиваю рассказ.

– Эмм, да… Надо начинать делать практические исследования, тогда станет понятнее. В теории пока не понимаю, зачем Пошу такой глубокий анализ. Тех данных, что мы получаем для нейроинтерфейса, более чем достаточно для решения задач по управлению любыми устройствами.

– Значит, есть ещё какие-то задачи и скрытые мотивы, которые преследуют корпораты. Тебе обязательно нужно это выяснить. – Тод почти шепчет, постоянно озираясь на дверь. – Всё, пора заканчивать. Я выйду первым. А ты пока иди в кабинку. Выйдешь через две минуты.

Я киваю и запираюсь в самой дальней от входа кабинке. Время написать Кристини. Я начинаю набирать сообщение, и тут же раздаётся звонок коммуникатора. Вновь ловлю себя на мысли, которая не давала мне покоя с тех, пор как я перебрался в Мингалос и начал пользоваться устройствами.

Я неоднократно подмечал, что когда ты собираешься кому-нибудь написать или вдруг случайно вспоминаешь человека, то он каким-то образом вдруг сам тебе звонит или пишет. Как и все немного помешанные на статистике люди, я даже считал количество таких совпадений. Например, за прошлый год у меня их получилось больше тридцати из пятидесяти. То есть больше тридцати раз кто-то словно читал мои мысли – Никса, или Кристини, или кто-то из коллег, а один раз мне так позвонил даже мой научный руководитель.

Наука не подтверждает факт передачи мыслей на расстояние. Учёные предпочитают объяснять подобные совпадения либо склонностью нашего мозга выискивать закономерности там, где их нет, либо случайной синхронизацией планов у разных людей.

Вероятность того, что два человека вдруг захотят связаться в один и тот же момент (в особенности если они ещё и заранее договаривались), не так уж и мала, поэтому наука считает, что тут нечему удивляться.

Некоторые совсем смелые ученые считают, что одни люди в ходе общения бессознательно контролируют других, частично синхронизируя работу структур, отсчитывающих в мозге время. Такое программирование позволяет действовать более слаженно. Программа включается синхронно в нужный момент, и люди одновременно вспоминают, что собирались связаться друг с другом. Но я всё-таки придерживаюсь мнения, что это не совсем так.

У меня есть своя теория – совершенно безумная, как бы сказал профессор Нордман, категорически антинаучная. Вполне возможно, что в мозге есть приёмники пусть даже слабых электромагнитных полей. Эти приёмники и регистрируют какие-то наши мысли. Их-то так долго я и искал, но пока безрезультатно. Вообще они точно должны быть! Уж больно много «случайных» совпадений!

Коммуникатор продолжает надрываться писклявой мелодией, пока я, наконец, не отвечаю.

– Трэй, я уже иду к лифту, через минуту буду у тебя, – дыхание Кристини учащённое, а голос звучит так, словно это она, а не я целый вечер училась уворачиваться от линейного оружия.

– Ага, хорошо. Иду к лифту.

Когда мы встречаемся с Кристини, я замечаю, что из её лица будто выкачали всю кровь. Настолько бледной я ещё никогда её не видел. Она кидается на меня и обнимает. Мне хочется её оттолкнуть. Я с ужасом осознаю, когда я смотрю на нее, в груди лишь пустота. Во мне нет ни единого намёка на чувства к Кристини. Слава моим лобным долям, которые тормозят желание отодвинуть ее от себя. Кора лобных долей мозга помогает мне направить движение рук в нужном направлении и даже погладить Кристини по спине. Но тут же в работу включаются височные доли и амигдала, ответственные за стыд, и мне становится неловко перед проходящим мимо меня сотрудником из соседней лаборатории. Хорошо, что нашим отделом заведует Пош, который в курсе наших «отношений» с Кристини.

– Я сперва думала, что уже не получится встретиться, – начинает она, когда мы входим в лифт. – Но потом они ушли.

Мы встаём буквой «Т»: она лицом к дверям, я у стены. Смотрю на нее сбоку – в профиль особенно заметно, как она выпячивает нижнюю губу.

– Кто? – я лицемерно натягиваю маску недоумения, хотя прекрасно понимаю, о ком идёт речь. Откуда у меня взялся этот актёрский талант? Раньше я не позволял себе так врать.

– Полицейские, – злобно цедит Кристини с обидой в голосе. Кажется, что она вот-вот заплачет.

– Что случилось? – продолжаю я в том же духе.

– Да вломились в кабинет эти кабаны, и давай там всё описывать, какие-то сканеры притащили, потом вопросы задавали о том, кто имел доступ к ключам от лабораторий, кто не имел.

Мне хочется улыбнуться, когда она произносит слово «кабаны». Уж в чем – в чём, а в умении навешивать животные клички на людей Кристини нет равных.

– И что они хотели?

– Если бы я знала! Ещё один идиот спросил меня, что я делала в одиннадцать часов вечера какого-то там июня… Сейчас не вспомню дату.

– И что ты ответила? – спрашиваю я, глядя на неё сбоку.

– Что пила водку и распевала гимн Аридафии у себя в гостиной.

– Ты серьёзно? – я улыбаюсь.

– Нет! – она почти вскрикивает, когда мы выходим из лифта. – Сказала, что была дома у мамы. Пусть попробуют там потягаются с ней, – произносит она с ядовитой ухмылкой.

Кажется, я придал ей немного бодрости.

– А сейчас где они? – осторожно осведомляюсь я.

– Вроде свалили. Я подождала несколько минут после того, как они ушли, и к тебе. Сейчас всё равно в моём кабинете ничего нет, кроме стола и двух стульев. Не думаю, что кто-то будет против, если даже ты зайдёшь. Мы же ведь с тобой не какие-то там террористы или грабители, правда же? – она смотрит мне в глаза, ища поддержки.

В моём мозге происходит биохимический взрыв. Молекулы хаотично гоняют импульсы по разным его участкам. Мысли сбиваются в кучу, потом словно рассеиваются, но несколько из них высвечиваются самыми яркими образами. Кристини ошибается – я как раз и есть тот самый грабитель. Это по моей вине она сейчас вынуждена страдать. Я в очередной раз обманываю себя, надеясь, что цель оправдывает средства.

– Конечно, – произношу я, стараясь, чтобы мой голос звучал максимально небрежно.

– Да и чёрт с ними. Я ничего такого не делала. Забудем про этих идиотов. Давай я принесу нам что-нибудь из общей комнаты, а ты пока иди ко мне в кабинет.

Я согласно поворачиваю налево, а Кристини направляется в противоположную сторону. Мне хочется сказать, что это плохая идея – идти в её кабинет. Я даже не успеваю додумать эту мысль, как вижу, что из двери в конце коридора слева выходят шесть человек в форме. В голове быстро всплывают слова Тода: «Пока лучше избегать встреч с полицией и службой безопасности».

Идущие впереди что-то обсуждают. Я медленно двигаюсь им навстречу, прокручивая в голове различные варианты действий. Спокойно пройти мимо или спрятаться? Вижу справа, дальше по коридору, чуть приоткрытую дверь. Решаюсь всё-таки нырнуть внутрь. В просторном помещении на окнах плотные прямоугольники тканевых жалюзи. Вокруг мельтешат ослепительно-яркие зелёные пятна света. Когда я привыкаю к освещению, и мой мозг в состоянии распознать увиденное, по спине пробегает холодок страха.

Передо мной несколько больших прозрачных аквариумов с зеленоватыми биологическими объектами. Слева, в самом крупном, мечется не то растение, не то животное. Три буро-зелёных бутона бьются в стенку аквариума. Как зачарованный, я подхожу ближе, но тут же отскакиваю, когда один из бутонов раскрывается в пятиконечную звезду с жёлтой пастью внутри. Тонкие полупрозрачные зубы, напоминающие рыбьи косточки, скрипят по стеклу. Предполагаю, что это какое-то хищное растение, которое способно реагировать на движение. Такая пасть вполне могла бы заглотить всю мою голову или руку целиком. Когда отростки звезды вновь собираются вместе, по стеклу стекает желтоватая слизь.

Меня начинает слегка мутить. «Какого чёрта здесь происходит? Зачем они выращивают такое?!» Два бутона врезаются в верхнюю крышку аквариума, чуть сдвигая её в сторону. Теперь там есть щель между крышкой аквариума и стенкой. До моего носа доносится запах гнили. «Что у них вместо мускулатуры? Как растение может так быстро передвигаться?» – в ужасе думаю я.

За дверью раздаются громкие шаги – это явно кто-то из людей в форме. Мне остается только спрятаться за аквариумом. Вместе с подставкой его высота более полутора метров, так что мне удается полностью скрыться за ним. Мое лицо оказывается рядом с задней стенкой, и хищное растение тут же кидается на нее.

Дверь открывается, впуская свет из коридора, а вместе с ним и сержанта полиции – молодого, крепкого парня в тёмно-зелёной форме. Он оглядывается по сторонам, выставив оружие перед собой. Его сразу же привлекает шорох в аквариуме, за которым спрятался я. Трудно разобрать, что именно у него в руке, похоже на какой-то автомат. Он вертит головой – его глаза явно ещё не очень привыкли к освещению.

Когда он, моргая, осторожно приближается к аквариуму, бутон кидается вперёд, ударяясь о стеклянную стенку рядом с ним. Вскрикнув, полицейский отскакивает назад. Я стараюсь сидеть тихо, но сканер его оружия замечает присутствие теплокровного объекта.

Глядя с опаской на растение, полицейский огибает аквариум со стороны двери и направляется ко мне. Сосуды головы пульсируют так сильно, что закладывает уши. Сердце спешит вырваться из грудной клетки. Я едва успеваю отпрыгнуть в сторону, чтобы оказаться с другой стороны аквариума. Растение бьётся в стекло рядом со мной. Я вздрагиваю. Полицейский резко вскидывает оружие, снимая его с предохранителя.

– Эй, стоять! – кричит он мне.

Времени на раздумья мало. Я мгновенно вскакиваю с противоположной стороны от полицейского и изо всех сил толкаю аквариум вперёд. Он съезжает с подставки, крышка опрокидывается, и растение бросается на стража порядка, одним бутоном вцепившись ему в голову, а другим – в плечо. Раздаются раздирающие душу вопли. Сердце сбивается с ритма. Я разворачиваюсь и мчусь к выходу, чтобы скорее убраться из этого трансгенетического ада. У самого выхода мне кажется, что один из хищных бутонов схватил меня за ногу. Я вскрикиваю, смотрю под ноги и понимаю, что зацепился за провод, который не заметил раньше. За спиной слышу ещё несколько душераздирающих приглушённых стонов.

Ощущая, как замедляется время, я выскакиваю из двери, плотно закрываю её за собой. Ещё раз кидаю взгляд на совершенно белую дверь, удивляюсь, почему нет никакой маркировки со значками биологической опасности. Может, это чтобы не привлекать лишнее внимание? Быстрым шагом иду в кабинет Кристини.

По пути я стараюсь смотреть себе под ноги, чтобы лицо не попадало в поле зрения камер наблюдения. Меня колотит, даже не понятно, от чего больше – от встречи с растением или от мыслей о том, что теперь будет с сержантом полиции – а потом, возможно, и со мной.

В кабинете уже сидит Кристини с целым подносом булок, кексов и каких-то конфет. От одного вида еды мой желудок пытается вывернуться наизнанку.

– А ты где был? – с волнением на всё ещё бледном лице спрашивает она.

– В туалет зашёл руки сполоснуть, – вновь вру я, стараясь сдерживать прерывистое дыхание. Пульс постепенно замедляется.

По топоту ботинок, доносящемуся из коридора, я догадываюсь, что группа полицейских только что среагировала на нападение растения. Раздаются крики, зовущие на помощь доктора. Широко распахнутыми глазами Кристини смотрит на дверь, затем быстро встаёт и выглядывает наружу.

Только сейчас я замечаю, что сегодня на ней обтягивающая белая юбка, поверх которой накинут салатный пиджак. Зачем она так одевается на работу? У неё пропорциональная фигура с тонкой талией и округлыми ягодицами. Ей есть чем удивить мужчин. Но кого она здесь хочет впечатлить-то? Неужели Плантикса?

– Там вроде на кого-то напали, – произносит она, закрывая дверь изнутри. – Трэй, мне страшно. – Она выпучивает глаза и звонко сглатывает. – Такого раньше здесь никогда не было.

Я вынужден вновь её обнять. Когда мы прижимаемся друг к друг, она от волнения напряженно сводит руки на груди. Это создаёт между нами некоторую преграду. Почти и не объятия. Мне так даже легче. Она просит с ней остаться, пока снаружи всё не рассосётся. Я соглашаюсь и принимаюсь, давясь, запихивать в себя кекс. Через некоторое время в дверь стучат. Я прячусь за шкафом.

– Мисс Инваритте, это майор Гэйзл, откройте. С вами всё в порядке? – сквозь щель в двери доносится низкий мужской голос.

– Да, майор. Я в порядке, – отвечает Кристини, открывая дверь.

– Я просто хотел убедиться, что вы целы.

– Спасибо. Пока цела.

– Вы никого не видели подозрительного? Или чего-то подозрительного?

– Нет, – нервно обрубает Кристини.

– Если вдруг…

– Майор, мне надо работать. Извините.

– Вас понял. Больше не помешаю.

Она вновь закрывает дверь. Я выглядываю из-за шкафа.

– Да, правильно, что спрятался. Будут потом ещё расспрашивать, почему здесь сотрудник другого отдела, – всё ещё взволнованным голосом говорит Кристини, когда я усаживаюсь за стол напротив неё. Я молча киваю.

Ещё около часа мы сидим в её кабинете, почти не разговаривая. Я не знаю, о чём мне с ней говорить, я лишь думаю о том, что мне повезло быть сейчас начальником на новой должности. Пока с меня спрос небольшой, поэтому я могу и отлучится с рабочего места. Мне неинтересно с Кристини, видимо, ей со мной тоже.

– Я хотела тебя сегодня пригласить к себе, но сейчас как-то уже нет настроения, – вдруг произносит она.

– Ааа, – выдыхаю я, не представляя, что должен сказать. Зато теперь я понимаю, почему она так вырядилась. Сегодня она хотела меня соблазнить.

– Значит, в другой раз.

– Ага.

Она смотрит на меня глазами затравленной зверушки. Мне немного жаль её, но я стараюсь перебарывать это чувство. Сколько мне ещё играть в эту игру? Ещё некоторое время мы сидим молча, медленно пережёвывая булки. Кристини почти их не ест, в основном на них налегаю я. Иногда она задаёт какие-то стандартные вопросы, даже спрашивает про маму и Никсу. Видимо, из вежливости. Я сам уже так давно не проведывал их, что и не знаю, как ответить. Попутно вспоминаю о том, что меньше, чем через две недели у меня день рождения, и пора бы уже запланировать поездку на окраины Мингалоса.

Осторожно выглянув из дверей, я выхожу первым. Мы направляемся к лифту. Кристини провожает меня до моего этажа, и мы прощаемся. На её лице перемешаны страх, грусть, растерянность и, возможно, что-то ещё. Я решаю, что о произошедшем расскажу Тоду и Раварте завтра.

Остаток рабочего дня я посвящаю изучению новых алгоритмов. Но всякий раз, когда я бросаю взгляд на прозрачную стеклянную стену, перед моими глазами возникает ужас из огромного аквариума. Что это вообще? Они выращивают ЭТО прямо здесь, в стенах Корпорации? И почему там нет должной системы охраны? Или у выжившего из ума Плантикса всё пущено на самотёк?

В конце рабочего дня, выходя из лифта на первом этаже, я замечаю, насколько напряжены лица охранников. Мистер Гэмблер, самый крупный из них, бледен, словно только что проглотил льдину. Он кивает мне, когда турникет выпускает меня наружу.

Мне хочется прогуляться по городу, и я повинуюсь бессознательному порыву. Через сорок минут скрипучей ходьбы по каучуковому покрытию улиц я понимаю, что почти дошагал до аллеи, ведущей к зоопарку. Это единственный зоопарк в стране, а возможно, и во всём мире. Он небольшой, но там есть обезьяны. Эти животные чем-то похожи на людей, но их волосы всё же выдают принадлежность к дикой природе.

До закрытия зоопарка осталось меньше получаса, поэтому я лишь гуляю вдоль внешней ограды. Несколько полосатых пушистых хвостов трутся о ее прозрачно-сиреневые прутья. Это еноты. А чуть дальше клетка с обезьянами. Сейчас лето, и им разрешается выходить в уличную клетку. Странно, но сегодня я не вижу ни одной обезьяны. Может, они уже спят?

Солнце ещё только начало менять синий цвета неба на красный. Я осматриваю полукруг купола зоопарка, стараясь отключиться от событий сегодняшнего дня. На какое-то время мне это удаётся, но затем я вновь думаю о том, что полиция разыскивает меня. А что если тот полицейский умрёт? В таком случае я стану убийцей человека, более того – представителя власти. За это не сажают, а казнят. Нервный озноб передёргивает мышцы живота и плеч. Какой же я всё-таки идиот, что пошёл на крайнюю меру.

Я иду прочь от зоопарка, пытаясь смоделировать ситуацию в разных вариантах, но всякий раз моё рациональное начало убеждает меня, что это был единственный выход. У меня не было оружия, мне нельзя находиться на чужом этаже, тем более в секретной лаборатории. Когда я об этом рассуждаю, тут ж возникает вопрос: а почему всё-таки дверь оказалась открыта? Хотя и у нас на этаже многие двери почти всегда открыты.

Глава 13

Я просыпаюсь от удушья. В моём сне сперва был всё тот же пузырь, пока внезапно не вынырнула из ниоткуда жёлтая пасть с тонкими зубами – рыбьими косточками. Острия зубов впились мне в горло, перекрыв кислород. Какое-то время я сопротивлялся, но мозг проснулся, вытолкнув меня из состояния сна. Холодный пот стекает по вискам. Межрёберные мышцы окостенели и сдавливают грудную клетку. Горло горит, и ещё жжение словно скопилось где-то за легкими. Понимаю, что это из-за изжоги. Я пью воду. Много. Несколько стаканов почти залпом. Хотя это и неправильно.

Душ не расслабляет мои мышцы. Я пытаюсь подумать о чём-нибудь хорошем и вспоминаю, что сегодня увижусь с Равартой в лагере Плодородия. Ловлю себя на мысли, что теперь мне хочется на тренировки. Они придают мне уверенности в себе. Вряд ли я бы так быстро решился перевернуть аквариум на сержанта.

Когда я возвращаюсь в комнату, на стекле вырисовывается 07:53. Через два часа на работу. Солнце разливает яркий оранжево-жёлтый мёд по небу, заставляя стёкла и крыши домов искриться.

Я иду неспешно на работу, стараясь думать только о вечерней тренировке. Раньше всех прихожу на этаж и сразу же ныряю в свой новый кабинет. Мне нужно отыскать ключ к пониманию новой технологии и разобраться в том, что задумали в «Плазмиде». Несколько часов уходит на то, чтобы изучить материалы программного файла. Я понимаю, что необходимо тестировать новый протокол. Несмотря на то, что меня учили проводить тесты и ставить опыты на людях, я категорически не приемлю этого. Всякий раз, когда я думаю, что придётся ставить эксперимент с человеком, виски начинают пульсировать.

Когда наступает время обеденного перерыва, я пишу Кристини, чтобы узнать, как она. «Я сегодня решила взять отгул», – пишет она в ответ. Я понимаю её состояние, поэтому отвечаю: «Восстанавливай силы и отдохни хорошенько». По-хорошему, мне бы надо её проведать, но сегодня я не могу себе этого позволить.

В перерыве, вместо того чтобы отправиться на обед, вхожу в отделение за стеклянной стеной и усаживаюсь в кресло. Устанавливаю на голову несколько электродов и надеваю очки для симуляции дополненной реальности – два скрепленных обруча, расположенных один над другим.

Мой мозг будет управлять объектами внутри виртуальной симуляции. С помощью обратной связи из мозга будут приходить команды на обрабатывающий процессор, а он, в свою очередь, будет возвращать их мне в виде искажений симуляции или стимулов в мозг. Так компьютер будет обучать мой мозг лучше чувствовать симуляции и своё собственное состояние.

Когда-то с помощью обратной связи можно было управлять всего несколькими параметрами. Устройства были громоздкими и неудобными. Сейчас несколько электродов могут собирать информацию о работе миллионов клеток и понимать, о чём думает мозг. Но всё же есть и ограничения. Мы до конца ещё не можем читать мысли, потому что нужно огромное количество миниатюрных передатчиков, вживленных в сам мозг. Но даже то, на что способен нейроинтерфейс, впечатляет.

Я сижу, сжав кулаки, и пытаюсь сконцентрироваться на взлетающей плоской тарелке. Мои зубы стиснуты, а мускулы плеч и рук спрессованы в единое целое. Я отдаю мысленную команду, и тарелка летит влево, затем, накреняясь, мчится вверх. Я чуть расслабляюсь, и она тут же падает. На самом деле себя обмануть ничуть не сложнее, чем других людей. Мозг постоянно себя обманывает, он даже может подсовывать нам чужие воспоминания, выдавая их за свои собственные. Сейчас мой мозг становится частью симуляции, а симуляция превращается в часть моего Я. Электроды, мой мозг и процессор компьютера работают как одна система.

Я вхожу в виртуальное меню и загружаю код из файла, который передал мне Пош. Я вижу, как на силуэте мозга вычерчивается ярко-зеленая загогулина. Это орбитофронтальная кора – важнейшая структура, которая отвечает за ожидание награды. Мне нужно её натренировать.

У многих в Мингалосе орбитофронтальная кора заточена на то, чтобы отказаться от сладкой еды и сесть на диету. Она помогает не сорваться, тормозя желание поесть. Считается, что, прокачивая орбитофронтальную кору, мы улучшаем силу воли.

Протокол запускается, и я оказываюсь в сложном летательном аппарате, похожем на беспилотник. Я лечу между высотками Мингалоса. Штурвал постоянно отклоняется вниз, но я знаю, что должен держать его максимально прямо по центру. Когда я, наконец, выравниваю аппарат, внутри живота разливается ощущение приятного расслабления, сердце бьётся спокойнее. Так интерфейс поощряет меня всякий раз, когда я справляюсь с заданием.

Через некоторое время я обучаюсь постоянно держать штурвал прямо, но приятные ощущения постепенно пропадают. Электроды больше не стимулируют мой мозг, теперь они только собирают информацию. Перед глазами появляется надпись: «Система орбитофронтальная кора – гиппокамп – цингулярная кора стабилизирована». Это означает, что, по мнению компьютера, я отработал навык управления этими структурами мозга. На выходе я получаю файл с корректировками.

Остаток вечера я вношу изменения в алгоритм, чтобы сделать его более совершенным, как и просил Пош. Это лишь начало работы – впереди ещё несколько систем мозга и испытания на других людях.

Я выхожу из здания Центра исследовательских технологий и мчу к своему дому, чтобы схватить там рюкзак со сменной одеждой. Раварта присылает сообщение о том, что она скучает и ждёт меня уже в лагере. Так странно, что мы почти с ней не переписываемся. Я это делаю, скорее, из-за некоторой неуверенности в себе и из страха ей надоесть. Но почему не пишет она?

– Привет, Горан, – говорю я и обнимаю сторожа лагеря восстановителей.

– Рад видеть тебя, Трэй, – произносит он, отстраняясь и глядя мне прямо в глаза.

Раварта обнимает меня, когда я вхожу в основные помещение восстановителей. Нори дружелюбно улыбается, сделав вид, что не замечает проявления наших чувств. В помещении есть и другие люди, но я их совсем не знаю.