Ретенция

– Спасибо. Не стоило вам… эээ, – я смотрю, что ей на вид не больше чем мне, – тебе пачкать руки.

– А я и не пачкаю, – спокойно отвечает она.

– Теперь под ногтями останутся частицы земли и всякая грязь, – улыбаясь, произношу я и смущённо отвожу взгляд. Сердце колотиться, уверен, моё лицо похоже на блин красного предзакатного солнца.

– Разве это грязь? – спрашивает она с лёгкой насмешкой.

– Да, конечно. Она же пачкается.

– Не той грязи надо бояться, – она произносит это и ещё усерднее собирает почву. Мне кажется, будто я уже где-то слышал похожие слова, но не могу припомнить, где именно.

– А какой же? – провоцирую её на ответ.

На мгновение она замирает. Её голова поворачивается в мою сторону. Я повторяю её движение. Наши взгляды встречаются.

– Грязи из сердца и души, – произносит она. У неё настолько спокойный и уверенный взгляд, что я не в состоянии долго его выдержать. Я отвожу глаза. Вернее, они сами хотят сбежать.

– Понятно, – еле слышно произношу я. Мы продолжаем сгребать землю.

– Не стоит добавлять много удобрений. Эти фикусы их не любят, их почти не трогали инженеры, – произносит она, когда мы почти заканчиваем собирать грунт.

– Понял, спасибо, учту, – смущённо произношу я. Мой обонятельный анализатор уже начал привыкать к аромату её духов. Они почти не ощущаются, лишь изредка, когда она двигает руками. От ее тела веет теплом, которое смешивается со сладостью цветочного запаха и заполняет носовые ходы, буквально вынося меня из реальности. Может, у меня есть зачатки синестезии?

– Ну вот и всё, остальное завтра уберут дроны, – она встаёт и стряхивает остатки комочков и песчинок с пальцев прямо в горшок.

– Спасибо тебе огромное за помощь.

– Да не за что, – она пожимает плечами. Я встаю. Горшок остаётся на полу.

– Ты ведь недавно здесь, верно? – не удерживаюсь я от любопытства.

– Ну, уже почти месяц, если даже не больше. Я наездами тут. Иногда ночую у брата в другой части города. А ты здесь давно?

– Да, уже почти четыре года. Квартиру предоставляет «Плазмида».

– Ты так давно работаешь на них? – ее голос звучит по-прежнему уверенно, но теперь в нем слышно удивление.

– Ну, не совсем… сперва я учился, а потом, после первого курса колледжа, уже стал на них работать. Я, кстати, Трэй.

– Я Раварта. Можно просто Рав. Я уж думала, ты никогда не представишься, – она смеётся, и я вижу, как её пухлые губы обнажают маленькую кривизну одного из центральных нижних белых зубов. Это не уродует её, а, напротив, красит, добавляя естественности. Даже при не очень хорошем освещении я успеваю заметить, что, в отличие от Кристини и её подруг, на лице Раварты почти нет яркой косметики. Её красота – природная и чистая, первозданная.

– Да, извини, растерялся с этим цветком.

– Да ничего. Бывает. Ты увлекаешься разведением растений?

– Ну как тебе сказать… Пытаюсь, – я почти не лгу, я действительно пытаюсь.

– Давай помогу занести его в квартиру, чтоб ещё раз не выронить.

Я окидываю взглядом её подтянутое, стройное тело, оценивая её силу и сноровку. Одновременно прокручиваю в памяти последние сутки, пытаясь сообразить, закрыл ли я дверь в лаборантскую. Вспоминаю, что закрыл, и соглашаюсь. Мы вместе втаскиваем цветок в прихожую и ставим его под планкой с крюками для одежды.

– У тебя есть гидрогелевый коврик! Вух! – удивляется она, увидев рассыпанные белые влажные шарики с хвостиками.

– Да… вообще-то он, вернее они, шарики эти, были здесь с самого начала.

– А у меня вот нет такого, – она наиграно поджимает губу, но тут же будто берёт себя в руки и переводит взгляд на цветок. – Жить будет. Главное, рассеянный свет и тепло.

– Ага… – Я стою в растерянности, не зная, что делать. Она помогла мне, и нужно как-то отблагодарить. – Знаешь, у меня есть чай и клубничный джем.

– Спасибо, я, пожалуй, пойду.

– Эмм, – я чешу затылок, – я просто хотел тебя отблагодарить.

– Я не люблю этот синтетический джем.

– На самом деле я тоже. Гадость. Раньше, когда была жива бабушка, мы собирали ягоды в лесу и делали настоящее варенье.

– Правда? – в ее глазах внезапно загораются огоньки. Она оживляется.

– Ну да. Оно было таким вкусным и ароматным.

– Знаешь, если ты подождёшь пару минут, я кое-что принесу к чаю.

Меньше, чем через две минуты она возвращается с небольшой банкой чего-то красного.

– Что это? – тихо спрашиваю я, закрыв дверь.

– Это настоящий брусничный джем! – она улыбается, и в ее глазах искрится неподдельная радость.

– Из лесной брусники? – шепчу я.

– Да!

– Но откуда?

– Это секрет. Старые запасы. Последняя банка. У меня бабушки не было, я сама всё собирала.

Мы идём на кухню, я завариваю чай, но она отказывается и просит налить ей горячей воды в кружку.

– Я пью просто воду или иногда развожу в кружке пару ложек джема, – поясняет Раварта.

– Класс! – я запускаю в банку чайную ложку. Кисло-сладкий с лёгкой горчинкой вкус заполняет весь рот. Слюна прибывает.

– Как тебе?

– Бесподобно, – отвечаю я, с благодарностью глядя ей в глаза.

Она кокетливо хихикает. Нравлюсь ли я ей? Такая шикарная девушка, должно быть, интересуется парнями постарше и побогаче. Тут я вспоминаю Никсу – она бы обрадовалась настоящему джему. После того случая мама почти всё ей запрещает.

– Знаешь, ты меня прости, – робко начинаю я, – мне нечего тебе предложить взамен такого богатства, как брусничный джем. У меня есть маленькая сестра, у неё аллергия и… я готов тебе дать, может, что-то из своей еды или вещей каких-нибудь взамен… эм… – слова застревают в горле. Мне совестно просить у малознакомой девушки.

– Бери всё, – договаривает за меня Раварта.

– Ты серьёзно?

– Да! – она смотрит на меня и пододвигает банку ближе к моему локтю. – Если бы у меня был такой брат, как ты, я была бы счастлива. Наверное, вы очень счастливая семья.

Меня ошарашивает внезапное согласие Раварты. Откуда такая щедрость? Я уже даже не спрашиваю, откуда у неё джем из настоящей брусники. «Счастливая ли у нас семья? Мы небогатые, но добрые. Я так думаю. Во всяком случае я люблю маму и сестру, а они меня. Наверное, мы счастливы». Мне хочется узнать, почему она не счастлива с братом, но я удерживаюсь от вопроса.

– Я просто хотел попросить немного отлить из банки. Я не могу забирать всё.

– Можешь.

– Нет, Раварта, прости.

– Трэй, теперь тебе точно придётся всё забрать, – её голос звучит решительно.

Я сдаюсь, хотя мне совестно. Мало того что мне помогли, так ещё и последнее сокровище отдали. Ситуация похожа на сон. Я даже тянусь к оголённому локтю и незаметно щиплю себя за кожу. Нет, я не сплю. Как всё странно.

Мы болтаем с Равартой, обмениваемся воспоминаниями о детстве и о том, как там было много всего настоящего и натурального. Выясняется, что они с братом приехали из одного северного региона. Она почти не упоминает брата, лишь вскользь говоря о нём. Я не выпытываю. Когда я сижу рядом с ней, внутри отчего-то становится хорошо и светло, словно по воздуху мне от нее передается какой-то заряд. Из-под короткого рукава её светлого платья виднеется небольшой, но глубокий шрам. Видно, у неё было боевое детство.

Мы не замечаем, как проходят минуты и часы. Лишь около одиннадцати вечера мы вдруг осознаем, как быстро утекло время. Я прощаюсь с Равартой. Мы смотрим друг на друга, и я чувствую, как тепло разливается в животе, а затем охватывает всё тело. На прощанье мы обмениваемся кодами номеров коммуникаторов. Достав из кармана пиджака своё устройство, вижу несколько непрочитанных сообщений от Кристини. Мне совестно больше обычного, но я отключаю эти мысли. Хватит с меня на сегодня угрызений совести.

У меня остаются ещё две с половиной недели отпуска. Мы с Равартой видимся почти каждый день. Я сознательно избегаю Кристини, выдумывая поводы, чтобы не встречаться с ней. Один раз я даже вру, что вообще уехал из города. С каждым днём, понимаю я, тяга к Раварте внутри меня лишь усиливается. Я напоминаю сам себе кусочек металла, завлекаемый силами мощного магнита – девушки с пышными светлыми волосами и пронзительными небесными глазами.

Временами Раварта отлучается к брату на день или два, но затем мы вновь встречаемся и проводим вместе часы. Я много рассказываю ей про своё детство, про сестру, про странное поведение матери в последние годы. Она слушает, внимательно глядя мне в глаза. Так увлечённо ещё никто и никогда меня не слушал. Удивительно, за эти дни я пересказал Раварте почти половину своей сознательной жизни, но о ней самой так толком ничего и не узнал, кроме того, что их мать умерла, когда она была совсем малюткой, а через какое-то время этот мир покинул и её отец.

Мой отпуск заканчивается. Я выхожу на работу – теперь в должности руководителя лаборатории, как и обещал Пош. Мы реже видимся с Равартой, но в свободное время стараемся погулять и зайти ко мне домой. Я ещё ни разу не был у нее в квартире, но мне это и не нужно, она сама заходит ко мне. Проходит ещё несколько недель, и вот однажды на кухне случается первый робкий поцелуй. Мы сидим, обнявшись, и молчим, долго. Мне хорошо, и я не хочу высвобождать её из своих объятий. Она не остаётся, просто нежно целует в лоб, проводит мизинцами по шее и уходит.

В тот же вечер я принимаю решение окончательно порвать с Кристини. Я знаю, что рискую, ведь её мать может устроить мне неприятности, но так дальше продолжаться не может. Мой мозг не выдержит столько лжи. Я начинаю обдумывать, как именно расстаться с Кристини. Решаю, что какое-то время буду проявлять холодность, а потом скажу, что просто больше ничего не хочу. Дурацкий план, но опыта у меня в таких вещах нет. С девчонками в школе было всё как-то проще. Мы целовались, потом просто не разговаривали и избегали друг друга, если решали порвать и не общаться. Мысль о том, что Кристини использовала меня в качестве игрушечного бойфренда, несколько успокаивает меня, но не избавляет от чувства вины.

Каждый день я проверяю ростки. Теперь они окрепли и обзавелись пышными веточками. Всего выросло семь кустов. В комнате стоит ощутимый терпкий запах, который не спутать ни с чем. Конец июля выдался знойным. Однажды я на выходных навещаю маму и замечаю, что на окраинах стало будто бы суше. Такого сухого лета я ещё ни разу не видел. Есть ли надежда, что вода однажды отступит и освободит континент?

Вечером, когда я возвращаюсь домой, Раварта пишет, что соскучилась и хочет навестить меня. Я встречаю её улыбающейся у своей квартиры. Её тёплые губы скользят по моей левой щеке. Горячее дыхание Раварты спускается вниз по моей шее. Я обнимаю её так крепко, как никогда не обнимал ни одну девушку. Мы болтаем на кухне, я делюсь впечатлениями о том, что происходит с окраинами. Раварта пытается отрезать кусок привезённого мною мармелада, он выскальзывает, и нож проходится по ее пальцу у самого ногтя.

– Где у тебя аптечка? – спрашивает она.

– Дай мне сюда, – я нежно притягиваю её палец к своему рту и слизываю солоноватую кровь. На языке остаётся привкус металла. Рана продолжает кровоточить у меня во рту.

– Надо всё равно обработать, – наконец говорит Раварта и направляется в ванну. Я иду следом и помогаю ей забинтовать палец. Мне хочется прикасаться к ней больше, но я не тороплю события. Опыт общения с Кристини научил меня выдержке и самообладанию с женщинами. Я провожу кистью по правой плитке, силовое поле пропадает, и мы возвращаемся на кухню. На пальце Раварты миниатюрная эластичная повязка. Когда мы почти доходим до кухни, девушка внезапно резко останавливается и начинает крутить головой, она принюхивается и морщит лоб.

– Томаты? – удивлённо спрашивает она.

– Где? – позабыв о ростках, не меньше её удивляюсь я.

– Запах… такой был в теплицах на севере. У тебя тут где-то растут томаты?

Холодное электричество пронизывает меня от затылка до пяток. Я начинаю нервничать.

– Да ну, какие томаты…

– Трэй, у тебя в коридоре пахнет как в теплице. Ты что?.. – её глаза распахиваются от ужаса.

Я понимаю, что скрывать дальше не имеет смысла. Мне ничего другого не остается. Надеюсь, она сможет держать язык за зубами, когда я ей объясню, для чего всё это.

– Да, Рав, я выращиваю томаты, но совсем немного, – я беру её за руку и веду к лаборантской. Ещё ни разу я не видел её столь растерянной и напуганной. Совсем не похожа на уверенную и смелую Раварту, к которой я привык.

Дверь открывается, и терпкий запах рассады помидоров обдаёт нас обоих. Я вижу, как ужас на лице Раварты постепенно сменяется любопытством.

– Я даже и не думала, что когда-нибудь… – шепчет она, медленно приближаясь к аквариуму с обрезанными стенками, из которого торчат толстые стволы зелёных кустов.

– Не думала о чём? – настороженно спрашиваю я.

– Не думала, что когда-нибудь ещё увижу настоящие помидоры, да ещё и в самом центре Мингалоса, – всё так же шёпотом отвечает она. Затем она наклоняется к листьям, и я вижу, как она глубоко вдыхает, втягивая в себя исходящий от них аромат. Она стоит так несколько секунд, за которые в моей голове проносятся тысячи самых тревожных мыслей. Что будет дальше? Как она на это отреагирует? Не сдаст ли она меня экологической полиции?

– Трээй… – шепчет она, словно ведьма, по неосторожности попавшая в круг собственного заклятья. Её рука погружается в аквариум. Пальцы погружаются в почву. Они будто подпитываются энергией земли. Я воображаю, как невидимые ниточки электрических импульсов сочатся по каждому пальцу, поднимаясь выше по руке к плечам.

– Рав, с тобой всё в порядке? – осведомляюсь я. Что она скажет и сделает? Нет ничего хуже неопределённости. Раварта продолжает молчать, а её пальцы всё ещё внутри аквариума.

– Если хочешь, можешь идти и пожаловаться на меня в полицию или в Корпорацию, – решаюсь я заговорить.

– Трэй, – она резко поворачивается, аккуратно высвобождая пальцы. – Это самое прекрасное, что я когда-либо видела. Единственное, что я тебе никогда не прощу, так это то, что ты до этого не устроил мне свидание в своей оранжерее.

Она подходит ко мне ближе, совсем близко, и глядя мне прямо в глаза, проводит большим испачканным пальцем по моей левой щеке, по которой недавно скользили её тёплые губы.

Я чувствую, как частицы земли оставляют шершавый след на коже. Я смотрю на Раварту, и она кажется мне безумной, сумасшедшей, безумно красивой и привлекательной. Наши губы сливаются в поцелуе. Мы прижимаемся друг к другу так, что почти не остаётся ни одной молекулы воздуха между нами. Раварта уверенно кладёт руку на мой таз и сжимает ягодицу, пытаясь прижать меня ещё ближе к себе. Я скольжу правой рукой по бедру под её белой юбкой. Она влечёт меня за собой. Я повинуюсь ритму её тела. Её нога делает шаг назад, и моя повторяет то же самое, как в пламенном танго. Наконец, мы подходим к столу с аквариумом совсем близко.

Раварта убирает руку с моего таза, берет полную горсть земли и проводит по моему лбу. Я повторяю её манипуляции своей правой рукой. Мы обмазываем друг друга землёй и целуемся. Так долго я ещё ни с кем не целовался. Кажется, словно губы слились вместе. Постепенно мы перемещаемся в комнату, моё лицо в земле, её тоже изрядно испачкано. Но мне плевать. Внутри меня кипит биохимический коктейль. Под ложечкой приятно сосёт. Я стягиваю с себя рубашку, она расстёгивает блузку. Мы обнажены.

Теперь наши тела словно два магнита, которые невозможно разъединить. Между нами нет ни атома свободного пространства. Мы сами и есть одно целое, единое пространство, две сплетённые галактики в одной вселенной. Она откидывает голову и издаёт стон. Дикий, будоражащий, природный, почти животный. Я скольжу языком и губами по её шее, спускаясь ниже к груди, потом к впадинке на животе. Она стонет ещё громче. Я не хочу, чтобы это заканчивалось никогда.

В ту ночь это повторяется несколько раз, и я осознаю, что рядом со мной женщина, которую я ни за что в жизни не должен потерять или отпустить, которую я не имею права разочаровать даже в каких-то мелочах.

Глава 9

Наутро я просыпаюсь, и моя рука ощущает, что рядом пусто. Я пытаюсь нащупать гладкую, шелковистую кожу Раварты, но пальцы натыкаются лишь на шершавые комочки земли. Мы так и проспали в постели, полной песка и грунта. Какая глупость. «Но это же так весело!» – тут же приходит мне на ум. Я привстаю на локте и оглядываюсь. На ярко-голубых часах 9:15. До работы меньше часа, пора вываливаться из постели. Где Раварта? Выхожу в коридор и слышу бренчание посуды. Улыбаюсь.

Кристини никогда ничего мне не готовила, да мы почти никогда и не проводили столько времени вместе, как с Равартой. Неужели она такая и есть – совместная жизнь? Встаёшь с утра и слышишь бренчание посуды, когда твоя любимая женщина возится с готовкой. Я смотрю на свои руки – под ногтями чёрные катышки земли. Медленно двигаюсь вперёд.

– Доброе утро, – произносит Раварта, когда я заглядываю в кухню.

– Доброе утро, Брусничка, – сперва я стал называть ее так в шутку, после того случая с брусничным джемом, а потом и всерьёз.

Она улыбается и целует меня в губы. Я опьянён.

– Я сегодня не сразу смогла выбраться из ванной, там силовое поле, – смеясь, говорит она. – А потом до меня дошло, что у тебя панель отключения замаскирована под плитку, и я стала её искать, нашла, но не сразу. Чуть не стала кричать тебя.

– А, да… Я частенько вообще про неё забываю и стукаюсь носом, – улыбаюсь ей в ответ, целую и, развернувшись, сам направляюсь в ванную.

– У тебя нашла только пару пудингов, и сварила это зелье, которое называется кофе, – говорит она мне, когда я возвращаюсь из ванной в одних трусах.

– Да. Только эта дрянь и осталась.

– Где они вообще могут взять кофе? Где-то на юге, может, и осталась пара мест, где он мог бы произрастать, но я не уверена, что его вообще кто-то выращивает.

– Ага, – соглашаюсь я и присаживаюсь за стол напротив неё.

– Трэй, – внезапно серьёзным голосом произносит Раварата. – Я хочу, чтоб ты знал: я никогда никому не расскажу, что ты здесь делаешь.

От её непривычно серьёзного тона по моей спине пробегают мурашки.

– Я надеюсь, Раварта. Ты ведь знаешь, для чего я это делаю.

– Я знаю. Но ты должен не надеяться, а верить мне.

– Я верю, – выдавливаю я. Хотя в глубине души я не верю, что хоть кто-то в этом мире вообще может заслуживать доверия.

– И чтобы тебя убедить, я должна тебе кое-что рассказать.

– И что же? – я перестаю есть, и моё тело превращается в сгусток напряжения.

– Мой брат занимается тем же самым, что и ты.

Какое-то время я ошеломленно смотрю на неё.

– Ты серьёзно?

– Да. И временами я даже ему немного помогаю, вернее им.

– Им?! Кому им?

– Сегодня у нас что?

– Понедельник, – медленно произношу я, подозрительно глядя на Раварту.

– Ага, так, вторник… среда, второй посев, – глядя в окно, она перебирает дни недели.

– В четверг! – наконец говорит она, чуть вскидывая брови.

– Что в четверг? – спрашиваю я.

– В четверг я тебя кое-куда отведу и познакомлю с братом и остальными сподвижниками.

– Сподвижниками? – переспрашиваю я.

– Да…

Мои внутренности сжимаются. Мне не очень нравится идея куда-то идти и с кем-то знакомиться, но отчего-то я верю Раварте. Возможно, это даже нужно мне.

– Трэй, только один вопрос…

– Да?

– Откуда ростки?

– Догадайся, – возможно, из-за нервного напряжения, а может, в качестве психологической защиты во мне неожиданно просыпается желание поиграть в интригана.

– Только не говори мне, что ты их достал в Корпорации, – тихим и серьезным голосом произносит Раварта.

– Тепло, но ещё не горячо.

– Как ты это сделал?! – выпаливает она.

– Сделал что? – с хитрой улыбкой я смотрю на неё. Я знаю, что она догадалась, откуда семена, но мне хочется немного потешить своё тщеславие. Я не в состоянии остановиться, хотя обычно мне не свойственно подобное поведение.

– Пробрался в НИВПР.

– Это было непросто, но я это сделал.

– Охренеть! – она откидывается на спинку стула. – Ты крутой! Значит, вот о ком все говорят в наших кругах…

– Что?! – тут уже я не выдерживаю и подаюсь вперёд, наклонившись к ней. – Что значит «говорят в ваших кругах»?!

– В четверг всё узнаешь… Трэй, ты даже не представляешь, как я потрясена…

Меня мутит. Пудинга больше не хочется. Остаётся меньше пятнадцати минут до работы. Теперь я хоть и небольшой, но всё же начальник. Опаздывать не стоит. Надо вылетать.

Мы прощаемся на площадке, я целую Раварту, и она остаётся одна. Сегодня она уедет к брату до четверга. В сознании раскручивается тайфун мыслей. Образы сменяются на внутреннем экране мышления быстрее, чем кадры на старинной кинематографической ленте. Завтра мы с ней не увидимся и в среду тоже. Не представляю, как я проживу эти два дня без неё, да ещё и раздираемый когтями любопытства. Зачем она так надо мной издевается? На работу идти не хочется. Агафия, Тод, Блэйн и даже Джесс, заведующая лабораторными исследованиями, почти со мной не говорят с тех пор, как меня назначили начальником лаборатории.

Я всех раздражаю своей молодостью и некомпетентностью. Во всяком случае, мне так кажется. Пош сказал, что совсем скоро начинаем новый проект и руководить им буду полностью я. Ума не приложу, как я смогу указывать Агафии или Тоду, что им делать. Но я должен, потому что тогда у меня получится делать вид, что ничего не поменялось в моей жизни. Мне нужна эта работа.

Я поднимаюсь на свой этаж. Двери лифта распахиваются. Рядом с ними стоит Кристини. Её руки сложены на груди поверх салатового платья. Губы недовольно сжаты в плотный узел.

– Привет, Трэй.

– Привет, – удивлённо произношу я.

Плохой сигнал. Она не назвала меня утёночком. Зачем она так рано явилась на наш этаж?

– И где ты пропадаешь?

– Как видишь, на работе…

– Я не слепая… я про то, что ты мне не ответил ни на одно сообщение за последние три дня…

– Эм… давай не здесь, – предлагаю я, заметив, что по коридору к нам приближается Пош.

– Кристини, доброе утро. Доброе утро, Трэй, – он расплывается в улыбке.

Мне кажется, что он сегодня так же пьян, как и на том обеде в доме матери Кристини.

– Здравствуйте, мистер Пош, – говорю я. Кристини торопливо кивает мне и тут же натягивает маску улыбки.

– Трэй, как закончите разговор с мисс Инваритте, зайдите ко мне. Прошу меня извинить, дорогая, – кокетливо бросает он Кристини.

Таким Поша я еще ни разу не видел.

– Они хотят пожениться с мамой, тайно, – внезапно шипит Кристини. Ей явно не по душе эта идея.

– Да? – очередной сюрприз. Хотя после того обеда это вовсе не сюрприз.

– Да! Старичьё! Не сидится им на месте, – выпаливает она. – Так о чём я… ах да, так почему ты мне не отвечал? – словно вдруг опомнившись, возвращается она к нашей беседе.

– Ну они ещё не так стары…

– Трэй! Не увиливай! Где ты пропадаешь?

– Да я был дома. Навещал мать и сестру.

Я так и не сумел за всё это время порвать с ней. Возможно, сейчас настал этот момент. Вывалю всё как есть, пусть неприятно, зато честно.

– Я… – я уже собираюсь заговорить о расставании, но в этот момент коммуникатор Кристини резко пищит.

– Да, мистер Плантикс, – быстро отвечает она. – Поняла. Хорошо, сейчас подойду.

– Я не знаю, что у тебя там происходит, но мне твоё состояние не нравится, – сердито произносит Кристини. – Может, это потому, что ты теперь считаешь себя начальником или по каким-то другим причинам… мне казалось, у нас всё уже серьёзно…

– Эм, Кристини, – мычу я.

– Не перебивай! Если надумаешь, можем вместе сходить в пятницу в музей визуальных искусств.

– Хорошо, можно подумать об этом, – уже более уверенно говорю я, взяв себя в руки.

– Подумай.

Она вызывает лифт. Я стою возле неё как отчитанный ребёнок. Она высокомерно задирает подбородок, словно что-то высматривая в тёмной полоске между металлическими створками. Я дожидаюсь, пока она скроется за ними, и выдыхаю.

«Ты не должен себя корить. Ты не должен себя корить», – повторяю я про себя, направляясь в кабинет Фредерика Поша.

Я был так близок к тому, чтобы во всём сознаться, но момент оказался неподходящим. Может, Кристини сама поймёт, что я её не люблю, и оставит меня. Как вообще я могу её любить, если мы толком даже не говорили с ней ни о чём личном, не гуляли и не проводили беспечные часы за разговорами. Я всего лишь её игрушка, аксессуар. Нельзя любить аксессуар. Во всяком случае, не в моём мире.

Я вспоминаю Раварту, и приятное тепло заполняет меня от кончиков пальцев ног до макушки. Это позволяет отвлечься от утомительной беседы с Кристини. Входя в кабинет Поша, я ожидаю получить стопку поручений и планов будущего проекта. Вместо этого он предлагает мне присесть за стол и наливает немного виски. Откуда у него здесь виски? В Корпорации плохо к этому относятся, очень плохо. Но вспомнив, кто его будущая жена, я понимаю, как наивны мои размышления.