Лотерея

– За меня не переживай, у меня есть одна идея.

Идея Филиппа заключалась в том, чтобы устроить потасовку, драку, а когда приедет полиция скрыться, воспользовавшись старыми связями. Однако помимо всего прочего у Филиппа была еще и другая идея, в которую не был посвящен Игорь. Эта идея была один в один похожа на ту, что рассказал своему приятелю, за исключением одной недоговорки – он не собирался после этого возвращаться к Игорю.

Спустя десяток вопросов и уточнений, Филипп приступил к осуществлению плана. Он вышел из машины и пересел в другую, чем, несомненно, ошеломил двух роботов, снова сделав тех живыми. Вскоре был удивлен и Игорь, который сильно сомневался в плане своего напарника и никак не ожидал, что все пойдет по плану Филиппа. Возможно, Игорь просто не хотел в это верить, ведь как бы он не любил своего сына, о своих деньгах он заботился тоже не мало. Машина скрылась и тут мучения Игоря, вместе с его сомнениями и недоверием начало нещадно довлеть над терзавшимся отцом и по совместительству прибыльным предпринимателем. Одна его часть говорила о том, что он должен остаться и приложить все усилия к тому, чтобы найти сына и прекратить измывательства подпольной организации. Но была и другая часть в этом человеке, с которой Игорь прожил большую часть жизни, и которая сделала его тем, кем он являлся. Он успешный человек и его успех имел свою цену, которую теперь везли неведомо куда и кому. Однако и сомнения его имели место лишь потому, что вопрос «куда?» был ему известен. Мысль о том, что он может успеть проверить выполнение плана Филиппом и усмотреть за Матье ни на секунду не отпускала его, и он ей поддался.

Он не успел туда куда торопился, но одно он увидел – красочный венец своей слабости. Игорь подъехал ровно в тот момент, когда сбегающий Филипп с грохотом покатился по отвесной лестнице, полиция прибыла ровно в тот же момент. Оба Кена бежали в разные стороны и должно быть сбежали, под покровом взмывшего облака денег из чемодана, падающего Филиппа.

Так продолжился диалог и небольшая прогулка до ближайшего кафе двух молодых людей. Пусть это никак их не характеризует, потому, как один был значительно старше и все же такую форму многие вполне приемлют.

– Так на что же мы купим обед, раз у нас обоих нет денег? – войдя в кафе, обратился Матье.

– Деньги важная часть жизни, безусловно, но они не есть сама жизнь и есть вещи которые бывают дороже, – ответил доктор Ленц как раз к тому моменту когда подошла официантка. – Добрый день. Сегодня со мной друг, будьте любезны, принесите две порции, – обращаясь к официантке с улыбкой, сделал неопределенный заказ доктор и его поняли.

– И что, мы потом встанем и сбежим не оплатив? – допытывался Матье.

– Нет, мы просто поблагодарим их и выйдем, и нам ответят тем же. Я давно уже хожу в это кафе вовсе без денег, и они не считают, что я плохой человек и уж тем более плохой врач.

– И все-таки мне с вами вот так и согласиться нельзя.

–Кто же вам мешает? – поинтересовался доктор.

– За мной гонится едва ли не половина города и все из-за денег, я не могу нормально спать или есть по той же причине. Это и не дает мне согласиться с вами.

– А у вас они есть?

–Деньги? – уточнил Матье, – нет, денег у меня нет, хотя еще недавно думал что есть. У меня находится одна вещь, которая для них много стоит, а я не знаю даже что это.

– Почему же не отдать ее? – заинтересовался Ленц.

– Потому что она одна, а гонится за ней целая свора. И потом я думаю, что она им не принадлежит. Не знаю, что с ней делать. А когда я подумал, что это деньги, меня в этом быстро разубедили. Вы… – Матье произнес последнее слово тихо, неразборчиво глотая его, и затем отвернулся.

– С вами все в порядке? – забеспокоился доктор.

– У меня что-то вроде галлюцинаций, наверное, мне кажется что … ладно забудьте. – Матье снова прервался.

– Ну, было, – махнув рукой и приступая к обеду брякнул доктор, – вы вот мне что скажите, что вы собираетесь делать?

– С вещицей-то этой, – снова уточнил Матье, – я пока жду.

– А как дождетесь, сделайте вот что, возьмите и отнесите ее тому, кому она нужна меньше вас. Пусть они уберут ее подальше и все забудется. Владелец найдется, а не найдется, так хоть не попадет в плохие руки.

– Вы так и не спросите что это? Или вы так говорите, чтобы я отдал ее вам? – на секундочку напрягшись, проговорил Матье.

– Нет, не спрошу. А еще знаете, когда ищут владельца, у него спрашивают, как выглядела его вещь. Так можно понять, что она его. Вот давайте, и я попытаюсь, – улыбнулся доктор.

– Хорошо, – сдержанно прохрипел Матье, – как оно выглядит?

– Думаю как карандаш и широкий альбом в придачу, ну или зонтик, – нагнувшись над самым столом, предлагал варианты Ленц.

– Ну ладно вам, хватит, я понял, – Матье заулыбался, и вспомнил что это была его первая улыбка с того самого момента как началась вся история.

Они сидели напротив, продолжая перебирать варианты того что теряют обычно люди, смеясь и дожевывая обед. За окном по-прежнему светило солнце, и только теперь его стал замечать парень, которого мы называем Матье.

– Я очень рад, что вас встретил сегодня. И вообще мне очень понравилась ваша больница, жаль только, что я снова приду туда, не просто так, – вставая из-за стола и протягивая руку, проговорил Матье. Доктор ответил рукопожатием, и они оба вышли, разойдясь в разные стороны.

Еще один день погони закончился и гончие все еще висят на хвосте, а твои ложные восьмерки их никак не сбросят, но одно в этом все же изменилось. Сама жертва стала другой, стал другим Матье, он не бросился бежать и трястись за каждым углом, он просто вышел из кафе продолжил свой верный шаг, будто никогда не спешил. Так появляется свет в тоннеле, так маячит гранитный столб, так появляется цель. И это правда, ведь когда цель видна ты часто не спешишь ее достичь, гораздо чаще к цели идешь не спеша, иной раз наслаждаясь, а бывает просто боишься что после нее нужно будет искать новую, а там уже боишься не найти, и тогда твое шествие целая жизнь.

Грязный и потрепанный парень идет по своей мостовой, а остальные идут по своей. Парень не улыбается, но он и не сердит, а в его лице можно найти радость. Поэтому на него никто старается не смотреть, а смотрят. Они убирают взгляд, не опускают глаза, нет, они их убирают, смотрят мимо, но с любопытством стараясь вскользь посмотреть еще раз. Смотрят все и в основном с жалостью или даже почтением, редкие глаза не сумеют скрыть отвращения, а парень идет. Он смотрит вперед, вовсе не стесняясь, а только забыв что кто-то кроме него еще есть. Этот парень быть может Матье. Он уже не знает этого верно, а остальные наверняка. Матье поворачивает по улицам так словно кругом ему указано стрелками, а если, в самом деле, он и не помнит куда. Но вот он уже оказывается в узеньком дворике, с домами образующими над головой узкий свод, а еще стираным бельем, развешенным так, что неба уже не видно. Тут он и оставил свой чемодан, Матье вспомнил, зачем пришел. Наверное, помни он о цели своего шествия, возможно парень бы запереживал, но этого не случилось, а потому Матье пришлось переживать сейчас. Переживал Матье в первую очередь из-за крыс, что они могут съесть чемодан, а еще хуже, что его нашли те, кому не следует. Пошарив в вентиляционном окошке Матье, наконец, нашел чемодан. Сию же минуту он понес его туда, где он бы не пригодился, но долго бы пролежал, а так как нести его через весь город было опасно, парень просто решил найти здание как можно ближе. Пришлось обогнуть здание и пройти еще улицу, чтобы такое здание попалось. Матье в итоге был вознагражден, перед ним предстала библиотека им. А. Петра. Кто эта А. Петра, или этот? Матье не знал, но решил, что лучше варианта не сыскать. Главное что это библиотека.

Через минуту из-за письменного стола, смотрела женщина средних лет в очках, которой библиотека была к лицу. Женщина смотрела на измотанного паренька с побитым лицом, в грязных брюках и кейсом в руке. Матье поздоровался и подошел ближе.

– У вас есть книги, которые никто не читает? – спросил человек с кейсом.

– Вы не поверите у нас таких целый зал, – иронично ответила женщина.

– Это хорошо, мне такие и нужны. Вы покажите куда идти? – Матье пытался все это время скрыть подальше кейс, но скрывать его было некуда, а потому больше казалось, что он просто стесняется и прячет скорее глаза, нежели кейс.

– Хорошо, только скажите, пожалуйста, почему вас интересуют именно эти книги? – серьезно спросила библиотекарь.

– Их ведь писали для того чтобы прочесть и мне жаль что их не читают, прочту хоть я.

Женщина библиотекарь еще раз обвела взглядом парня и настороженно повернулась, чтобы показать нужные полки. Дойдя до нужного места, женщина снова обвела взглядом парня и ушла безо всяких реплик. Только потом можно было расслышать короткий диалог этой дамы с вошедшим мужчиной.

– Ох, уж эти странные люди. Сначала один врывается и его увозят в психушку, а теперь еще этот, любитель одиноких книг.

– Мир скоро сойдет с ума, если его никто не остановит, – включился высокий, но мужской голос.

– Еще мне его лицо показалось знакомым. Будет выходить посмотри и ты тоже.

– У нас нынче бешенная чехарда, одни уходят, появляются новые, потом исчезают и те. Я и не вспомню, – снова добавил мужчина.

Диалог угас и уже давно, а Матье только вышел из зала. В руках у него была книга, что это за книга вряд ли знал даже самый преданный библиотекарь этой библиотеки.

– Я хочу взять ее, – подняв перед собой книгу, высказал желание оборванец.

– Ладно, ваш билет, – женщина протянула руку и уставилась на опешившего паренька.

– У меня нет билета.

– Тогда читайте здесь, если вам угодно, а нет, идите домой, поройтесь в шкафу и найдите что-то похожее, – нетерпеливо предложила дама библиотекарь. Все это время мужчина пересматривал сверху донизу посетителя, так будто на десятый раз что-то изменится.

– Я почитаю здесь, – сказал новоявленный читатель и отправился туда, где и должно читать – в читальный зал. Между тем читальный зал ему никто не показывал, и он как-то догадался о его местонахождении сам.

Книга оказалась трудная, со множеством обрывов и пятен, с метафорами известными разве что автору и как бы себя не мучил Матье, он решил что не дочитает и только ради приличия остался почитать минут на сорок, чтобы никто не разгадал его план. План между тем был далек от гениального, он заключался в том, чтобы про него забыли, ослабили бдительность и так он выйдет незаметно. Однако быть незаметным одному в читальном зале, когда ты выглядишь как бомж с отстранениями в психике, довольно сложно. Проще не заметить слона во время слэма в CBGB, впрочем, это гораздо проще. Парня заметили и заметили так хорошо, что все остальное скрылось из виду, и куда-то исчез кейс. Кейс был оставлен на полке с нечитабельными книгами и спрятан ими хорошо. Матье ушел без книги от чего огорчился, и без кейса, от чего был в восторге.

Энтузиазм идеи под час горит как молния и поражает вспышкой, отличаясь от молнии только тем, что все происходит в обратную сторону. Как на не проявленной пленке ты видишь молнию в ее негативе, едва она исчезнет и снова видно все, что недавно укрыла идея. Спрятав надежно кейс, Матье лишь на секунду успел побыть счастливым этой мыслью. В секунду следующую он уже вышел из библиотеки, но с чувством не созерцания книги, а конца фильма. Ты только был весь увлечен чужой игрой и вот за дверью идет жизнь, которая не знала этого фильма. Матье собрался, он понял, что и расставшись с виновником своих бед, он все еще не пришел к финалу. Единственное теперь что он хотел знать – это то, что ему расскажут, прежде чем настанет его роковой час. Он раздумывал над тем, как все обернется, набросятся ли на него все разом или сначала повезут куда-то еще. На мгновение он даже подумал, что станет отбиваться или снова сбежит. В голове Матье не было только той мысли что он может сбежать, оставить больницу и того человека которого звал напарником. Этих мыслей не было не из чувства преданности, а скорее из-за тоски, которая отнимет последнее, если так поступить.

По дороге в больницу, а именно там Матье и надеялся встретить свою участь, ему пришлось долго петлять, чтобы найти дорогу. Позади больницы был небольшой сквер, в этом сквере и уселся Матье, готовясь морально. В его голове он выходил из-за здания больницы, показывался на большой лестнице и смотрел, как на него словно гончие псы бросаются люди из таинственной организации. Однако все произошло не так. Устав ждать все трое, уже без Филиппа стали прогуливаться по территории больницы. Они выглядели уже как друзья или просто сплоченная команда, но не как враги. Тут вдруг они увидели Матье. Для них шок, для Матье же всего лишь небольшие изменения в плане и, тем не менее, именно Матье был обескуражен сильнее всех. Все таки, заяц не стучит лапой по носу борзой собаке, если та обнаружила его случайно. Все трое ринулись, словно спринтеры на стометровке при этом цепляясь один за другого. Матье встал, но вопреки ожиданиям озлобленных «спринтеров», остался стоять на месте. Между одной и другой стороной оставалось не больше десятка метров и все трое сбили шаг. Теперь они приближались как удав к жертве, спокойно с уверенностью, что никто не уйдет спасенным. Именно в тот момент, когда до Матье оставалось только вытянуть руку, всем разом пришло сообщение. Достав телефоны, троица переглянулась и разошлась по сторонам. Матье беззвучно шевеля губами, спросил что-то у бога и быть может, обидевшись, опустил голову, а затем оглянулся…

Глава 3. Концерт.

На дворе стояло сопливое утро, когда двое ребят встретились на автобусной остановке. Один из них представлял собой нечто непозволительно непохожее на других существо, что о втором и говорить было как-то не к месту. На голове у человека, о котором стоит сказать была прическа из выбритых участков в казалось произвольной форме, а те волосы, что остались не тронуты, были увязаны между собой. Одежда этого парня состояла из комбинезона, верхняя часть которого едва не касалась асфальта и изодранной футболки украшенной фломастерными рисунками. Ходил этот человек босиком одной ногой и в ужасном состоянии кедом на другой. К концу поездки он планировал избавиться и от последней части обуви, но пока сидел в автобусе, плотно прижав стопу одной ноги к верху ноги второй. С собой у этого «обитателя не нашей планеты» был гроссбух. Между тем с гроссбухами не ходят уже давно и выглядит это, по меньшей мере, странно. И все же гроссбух не самая пестрая часть образа увиденного человека. Таковой частью без всяких компромиссов было его лицо, постоянно корчившее гримасы, страшные и смешные рожи. Однако тот, кто видел в этом человеке сначала рожу, думал, что это и есть его лицо и очень удивлялся, когда гримаса исчезала, а стоически твердое лицо представляло в нем нового человека. Увидев же и второе лицо, вы могли бы подумать, что теперь-то раскусили этого человека, но на смену приходило новое преображение в лице спокойного, стеснительного человека. В этот-то момент вы и бросаете попытки угадать человека чье, лицо и даже сам облик настоящий хамелеон. Собою же наш хамелеон представляет сильного мужчину выше среднего ростом и если бы не жизненные перипетии, возможно, этого человека можно было бы назвать могучим. Вторым пареньком был типичный представитель студентов, ищущий свой незабываемый образ в романтике городских улиц.

Автобус остановился неподалеку от муниципальной библиотеки с недлинным названием. На улице в этом месте появились два паренька, непрекращающийся диалог которых, вел их как на поводке до назначенного места. И действительно, едва умолкли их голоса, они оба остановились. Сначала один, а глядя на него и второй, встали посреди пустой улицы. По утрам в таких местах не особенно людно и это придает свой шарм. Но остановившийся парень не созерцал красоту, он думал о том, что мог бы идти один.

– Ты чего встал? – перебил думы одного другой.

– Ты знаешь Сэль, я тут подумал, чего нам еще надо, и понял что буду счастлив только в двух случаях, – ответил остановившийся хамелеон.

– И в каких же Эард? И почему мы должны называться по именам? – человека названного по имени Сэль – звали Самуэлем, второй же был Эдвард.

– Ты задал много вопросов и поэтому я отвечу тебе только на половину. – тут Эдвард снова пошел вперед, а за ним двинулся и Самуэль. – Если картину оставят, я буду счастлив. И еще в миру приняты некие правила, по которым люди обращаются к друг дружке по имени.

– С чего ты вообще решил тащить ее в библиотеку? – продолжал Самуэль.

– А куда еще? В галерею. Там на нее станут слишком много глазеть, и еще гляди увидят талант. Мне этого не надо, – не то саркастически, не то и в самом деле ответил Эдвард.

Библиотека приняла в свое чрево пару человек, чей внешний вид мог бы заставить их отторгнуть из себя почти любое здание и заведение. Библиотека же поступила мудрее, она как библейский левиафан проносит под водой своих пассажиров, выплевывая в тот момент, когда твоя дорога не станет прежней. В вестибюле никого не оказалось, и оба товарища прошли дальше в читальные залы, там над стопкой книг корпели несколько человек. Точное их число назвать было трудно, поскольку разные люди уходили и приходили со стопками книг, и неизменно на месте оставалась только одна дама. Ее короткие реплики действовали как кнут на подопечных, хотя торопило их все же, по-видимому, не только руководство строгой женщины. Никто не мог отвлечься и на секунду, и только когда она сама – миссис руководство, соизволило заметить двоих вошедших, те остановились.

– Вам чего? – коротко бросила женщина.

– Я тут принес кое-что. Это должно быть чрезвычайно интересно, – копошась в гроссбухе ответил Эдвард.

– Книгу принесли. Положите на стол, – не отвлекаясь от процесса сказала женщина.

– Нет, нет, это не книга. Перед вами картина! – с гордостью вынимая рисунок, продекламировал Эдвард. На картине была изображена не то пластинка, не то какой-то диск и еще куча маленьких людей и пара больших рук.

– Картина? – тут уже отвлеклась не только женщина, но и еще пару зевак.

– Да именно так. Она олицетворяет собой квинтэссенцию создания мира. В ней могучие руки архитектора подобного тому, что рисовал Блейкли, запускают свое творение. Мы можем видеть трансцендентальную сторону мира a priori и познать в ней метафизическое. Это творение можно считать истинным потому как пришло оно ко мне эзотерическим знанием не подвластным знаниям posteriori. Это чистое знание и вылилось на представленном полотне, воплощением чистого бытия, не тронутого материей пространства и времени… – вдохновенное изречение о картине еще не закончилось как художника перебили.

– Вы идиот? – несомненно, было, что женщина не позволит задерживать работу и она выступила.

Эдвард посмотрел на свое творение, выполненное на альбомном листе акварельной краской. Затем перевел взгляд на женщину и рассматривал так поочередно их несколько раз.

– Идем Сэль, у нас остается только одна дорога. Спасибо за ваше мнение. В следующий раз постарайтесь быть менее категоричными. Впрочем, дело ваше. Надеюсь, вы только радикал, но не экстремист иначе искусство погибнет. Всего доброго. – Свою реплику в адрес женщины Эдвард произнес смущенно, так словно выдавил из себя слова, а после хотел бы их и не говорить.

Через минуту их выплюнули с той же легкостью что и проглотили. Диалог продолжился, но уже совсем с другого места.

– Неужели ты и вправду думал, что ее возьмут? – выразил свою мысль Самуэль.

– Думаю все из-за холста. Будь у меня хороший холст, картина вышла бы живее. На этом листочке просто оказалось мало места, – ответил Эдварт.

– Что теперь еще думаешь делать?

– Поживу еще немного. Может, снова попытаюсь. Просто нужно найти понимающую публику. Наверное.

– Почему, наверное? – могло показаться, что иначе как вопросительно Сэль не говорил.

– Потому что это туфта. Картина сама должна искать зрителя. Снова палка о двух концах, ведь прежде нужно чтобы ее увидели. В любом случае найдется такой же дурак как и я и полюбит мою мазню.

– И что же ты тогда ее понес туда?

– Хотел, чтобы дураков нашлось немного больше, – Эард улыбнулся, скорчил рожу и зашагал дальше, – а если серьезно, пусть это будет один, если то что делаю я, сделает его жизнь цельной, даст ему ту атмосферу в которой ему захочется жить. Пусть он будет даже один.

Один за другим текут века, идет время, а вместе со временем прогресс. Завтра перестанут жить в пещерах, завтра не станет нужным убивать добычу. Завтра приходит, и из пещер переселяются люди, но и для них все равно наступит завтра, которое они уже не увидят. То завтра, в котором они увидят Версаль, то завтра, в котором другие идут через Темзу, это уже есть. Архитектура города, большая культура и огромный мир заполненный ею. Теперь уже, кажется, что прогресс достигает своего пика, и что уже сегодня на мощеных улицах нет места грязи, что красота культуры поработила нечистоты природы. Так, кажется, и даже есть, но одно обстоятельство всегда будет упираться с обратной стороны прогресса, как груженая вагонетка, вставшая на рельсы в другом направлении, она всегда будет тормозить поезд. Эта вагонетка – люди они не куда не исчезнут, пока есть культура и что даже важнее прогресс. Человек и есть природа и выходит так, что иногда он борется с самим собой. Позабыв об этой мелочи в веках, человек теперь удивляется, как рядом с воздвигнутой им красотой уживается грязь. Откуда она вообще взялась эта грязь? Он задает себе этот вопрос в каждом поколении и никогда не доходит в нем до истоков, потому что иначе прогресс уже не будет видится ему в конечной точке. А ведь так и есть, прогресс – это движение, а у движения нет верхней точки, нет промежутков и нет идеала. Мы сами придумываем себе отметки, эпохи и целые эры, но они все равно остаются неразрывным целым. Цивилизация не вытеснила грязи или просто не приняла ее. Если бы тысячи лет презрения не довели бы это слово до мерзости, оно могло бы им и не быть. Да, может, стало бы другое, может. Грязь всегда соседствует с великим и так же бывает наоборот, хотя и реже. Не стоит здесь делать акцент, великое не всегда презирает малое. Увидев библиотеку, мы не думаем о сооружении из камня и досок, и нам не стоит видеть эти же стены в галерее картин.

По правую сторону от красивой библиотеки с зеленым куполом во всю длину, пусть и небольшой улицы, растянулась двух этажная галерея. Со стороны она могла показаться крепостью, так как у нее не было ни одного входа со стороны улицы и малое количество невысоких окон в готическом стиле, на крыше здания по тем же культурным соображениям усадили целых четырнадцать горгулий в дождливую погоду изрыгающих плотные потоки вод. Серое здание из нетесаного камня много раз пытались облагородить лепниной и красками, но всякий раз природа противилась искажению привычного всем облика. Окрашенное здание смывалось проливным дождем, лепнина трескалась и даже калечила прохожих и одни только горгульи всегда оставались на своем месте, предпочитая быть единственным украшением здания. Внутри стен были, конечно, картины иногда люди и один человек. Неразлучно день ото дня среди узких коридоров спешной, но грузной походкой обходил свои владения человек, чье лицо избороздили морщины, а волосы давно покрылись серебристым оттенком. Для большинства людей этот человек всегда казался едва ли не призраком, человеком почти незаметным при том, что он всегда был на виду. В основном его принимали за ценителя искусства, человека на пенсии и вообще праздного старика. Однако это было не так. Человека чье имя было настолько же малозаметным, как и он сам, звали Пэт. В более узких кругах он пользовался славой оценщика, который никогда не ошибается. За считанные секунды он узнавал оригинал и так же быстро выявлял подделку. Многие из картин галереи были его собственными картинами. Выставлял их напоказ Пэт, отнюдь не потому, что своих картин галереи не хватало, а просто, потому что его философия заключалась в том, что картина перестает быть искусством, когда на нее не смотрят. Как хороший садовник говорит со своими растениями, так же Пэт всегда удостаивал хоть короткого взгляда на картину, мимо которой он шел. Иногда у Пэта было время полюбоваться картиной, и именно в такой момент в галерею вошел человек. Это был мужчина с короткими седыми волосами на голове, щетиной на мощном подбородке и двумя глубоко посаженными глазами вокруг которых кожа покрылась множеством маленьких складок. Помимо этого о нем так же можно было сказать, что это был живой и полный сил мужчина. Он прошел по галерее медленным шагом, разглядывая картины, пока едва не уперся в смотрителя галереи стоявшего напротив одной из картин.

– Хорошая картина, жаль ненастоящая, – не переводя взгляда с картины, произнес ценитель.

– Она настоящая. Ее даже можно потрогать, – Пэт взял руку посетителя и приблизил ее к картине. В этот момент оба засмеялись.