Лотерея

Я голосую тайно, как и все

Действие шестое

Вручение перста и жезла

Кардиналы обступили нового папу

Палантин:

Уж лучше будь он мертвый сразу

И что за имя Кашлеван?

Виминал:

Ах, да ответьте же

Какое имя вы избрали?

Кашлеван:

Вы ждете от меня и тот другой ответ

И он вам будет здесь преподнесен

О родине моей ее судьбе, судьбе своей

Отвечу скоро, чуть терпенья

Целий:

Ответ на что вы ждете

Не уж то вы доверились на слово?

Виминал:

Таков был уговор

И все ж я жду ответа

Кашлеван:

Я вам отвечу как пойду к народу

И в имени своем причастну к роду

Тому, что будет выбранное выше

Творцом, дарующим нам крыши

На балкон выходит новый папа, о его новом имени объявляет кардинал-декан

Палантин вчитываясь и изумляясь:

Совет конклава избрал папу

Его новое имя… Кашлеван

Палантин оборачиваясь к кардиналам:

Может хотя бы Кашлеван первый?

Да бог уж с ним

Покуда новый папа идет к толпе, на балкон вбегает кардинал Капитолий

Капитолий:

Я слышал страшное известие

Наш августейший император

Изволили скончаться

Немая цена

Публика замерла, в зале повисла тишина почти гробовая. Чем она вызвана? Они ожидали всего на свете и даже оказались готовы к финалу, в котором крылась интрига, кто-то даже угадал финал и можно сказать знал конец еще в начале. А случилось совсем другое, случилась эмоция один только шажок в сторону, и грандиозное представление закончилось нелепо и даже не ясно смешно ли. Так прошла наверно минута, представьте только в полнейшей тишине среди сотен людей зала и тут вдруг с галерки послышался девичий смех. Хотя девичий к нему подходит мало и даже не смех это был, а скорее истерика переходящая в звуки моржа, когда воздуха у той девушки уже не осталось. Кругом все тоже начали смеяться, хотя быть может и не хотели, но кто-то подхватил, а остальным стало неловко быть в дураках. Не подхвати этот смех хоть один человек, сумасшедшей приняли бы только смеющуюся девушку. В этот момент Монти поднялся со своего кресла и обернулся, улыбаясь и хлопая в ладоши. Остальные подхватили в раз, и только тогда режиссер по свету вспомнил, что по окончании спектакля должен был включить свет. Аплодисменты раздавались еще долго, и в этот момент Монти успел наклониться к Пэту и перекинуться парой фраз.

– Подумать только, ты не поверишь, но я счастлив, – Монти все еще смотрел в зал, хотя и обращался именно к другу.

– Но ведь концерт еще не закончился, – перекрикивая публику ответил Пэт.

– Я знаю, но теперь мне кажется, что он уже лишний, – Монти поправил лицо, будто оно было в отдельном костюме.

– Я уж думал, ты забыл, – Пэт кивнул на сцену. Монти ответил ему, подмигнув больным глазом, и пошел к актерам.

Как только мог глубоко Монти поклонился актерам и сделал жест залу.

– Дамы и господа, если вы думали, что я отпущу вас так скоро, вы ошибались. У меня для вас есть еще один козырь, запрятанный, так что вы не прознали, и если у вас есть такая возможность, останьтесь до конца на этом празднике. Еще один антракт, пока готовятся наши гости. Я жду вас. – Монти указал куда-то в зал, не видя ничего из-за светящего в глаза прожектора.

В кулуарах театра иногда прячется то, о чем не подозревает не только зритель, но даже и режиссер. Представление было почти готово. Едва зрители разбрелись по буфетам, балконам, подышать свежим воздухом или вовсе не планируя возвращаться, сцена вновь ожила. Вышло четыре человека, в руках у них были сумки, рюкзаки, чехлы и прочие атрибуты для выступления. Два человека выглядели мало отличимо от тех, что совсем недавно скрывались в яме оркестра. Оба имели при себе изогнутого вида музыкальные инструменты один больше другой поменьше. Оба так же носили длинные челки на головах и темного цвета свитера с горлом. Один из них был, так же как и его виолончель, размерами больше другого человека, в руках которого была гитара. Первый по тарелочкам вышел барабанщик, действительно с парой тарелок, педалью и еще какой-то штуковиной. Все это было в одной его руке, в другой же он держал палочки, ударяя ими по пути, обо что попало. Его футболка промокла до нитки и он того будто не замечая смотрел в одну точку, словно пытаясь вспомнить весь репертуар. Появись здесь любой вокалист и вот группа готова. Однако, любого у них не было и вышел тот какой должен. Пока это был почти обычный человек, лицо которого укрывал капюшон, затем брезентовая куртка скрывала его до пояса, ниже оборванные штанины пытались скрыть оставшееся тело, но уже по разутым ногам только по ним одним можно было понять кто здесь подлинный лидер, а не просто певец и на дуде игрец. Пройдя по сцене и оглядывая только свой постамент, он вышел к зрительному залу, обернулся и осмотрев заготовку декорации, напоминавшую строительные леса пошел к ней. Подмышкой у него оказался сверток черной материи, взобравшись как можно выше, он прицепил огромный холст на бельевые прищепки, спустился и, улыбаясь, потряс им, гордо смотря на свою команду. На холсте красовались два большущих глаза, полосатый хвост и название группы – «Оба О Аку». Следом пошла подготовка, проверка звука, несколько аккордов и свирепые выдохи-хрипы самого вокалиста. Они готовы.

Частично подготовку успели увидеть Пэт, Монти и Барт.

– И в чем же фокус? – обращаясь к режиссеру, спросил Пэт, – не думаю, что ты просто решил пригласить рок музыкантов на свой концерт, только потому, что раньше этого не делал.

– Эта часть как раз для тебя Пэт, ну и Барту должно быть интересно, – переглядываясь с художником, ответил Монти, – ты ведь оценщик, да еще и такой оценщик, что никогда не ошибается, это и будет твоей проверкой.

– Монти имел в виду, что тебе нужно угадать настоящие они или фальшивые, – Барт убрал взгляд, как только закончил предложение и перевел его на сцену, но тут же добавил: – не в музыкальном плане конечно. В физическом.

– Это как? – недоуменно повел бровями Пэт.

– Не простая головоломка, – увиливая отреагировал Монти. Дальше уже он рассуждал сам с собой, едва шевеля губами, он произнес: – уж очень все натурально.

– Главное угадать до конца представления иначе будет шок, – сгущал краски Барт.

– Закончится так, как и решили, – Монти не спрашивал Барта, но посмотрел на него так, словно хотел, чтобы он ответил ему и ответ был отрицательным.

Пэт начал всматриваться и уже не замечал реплик и комментариев со стороны. В зал вошли люди и все сели на свои места.

Лидер вокалист и он же гитарист группы, извлекал из гитары странные, но завораживающие мелодии. Остальные инструменты в этот момент молчали, и все внимание приковывали к себе еще тихие, но мелодичные звуки, доносящиеся откуда-то далеко, словно из утробы огромного зверя спрятанного здесь во тьме. Затем гитара запела чуть звонче и подключилась виолончель и бас, начался грохот и рев – это подключились ударные, а вместе с тем педаль под ногой гитариста кардинально изменила звучание. Это было шоком для зрителя, такие мелодии не услышишь в опере или на оперетте. Другая музыка напугала толпу зала, но в то же время все сидели как завороженные, и сложно было сказать, почему они не уходят. Возможно, ступор, в какой они впали, не дает воли ногам, а еще более вероятно, что уши услышали то, что им хочется дослушать до конца. Еще большим потрясением стала уже не музыка, а только один свет, что дал увидеть этих новых артистов. Выбор одного из всех, что приковал взгляды пал, конечно же, на вокалиста-гитариста группы, теперь уже на нем не было куртки, капюшон упал на спину и рукава комбинезона были связаны на груди, вырастающие из неведомо откуда руки, продолжали играть музыку. Закрыв глаза, он подошел к микрофону и начал петь. Рев вокалиста, как и его гитара, перемежался протяжными нотами, выдавая слова единые с музыкой. При этом микрофона здесь могло собственно и не быть и от того представление не потеряло бы своей красоты. Человек танцующий, прыгающий и играющий одновременно на всем что у него есть, увлекал каждого без разбора своей харизмой. Оркестр что его окружал, был, как будто, только затем чтобы дать представление театру одного актера. Сбоку на веревке у этого актера висел маленький горн перемотанный и избитый, и как только он воспользовался им все поняли почему, после одной мелодии горн полетел выброшенный через плечо. Он улыбался после каждой песни стеснительной искренней улыбкой и едва начиная петь следующую песнь, его застенчивость исчезала, ты уже не узнавал в этом брутальном воплощении рока лицо умеющее стесняться. В конце одной из песен он рванул верхнюю часть комбинезона, ту что была с перевязанными рукавами и с плеч его полилась кровь, только тогда все поняли что держалось все на булавках приколотых к телу.

Пэт долгое время сидел, боясь произнести хоть слово, но увидев переглядывающихся друзей, он решился все же заговорить.

– Кажется, вспомнил, да. У одного испаноязычного автора есть сведения о мифическом животном, представленном на плакате. Оба О Аку – существо которое бывает невидимым почти всегда и только по каким-то особенным причинам, не помню каким, появляется полностью – радостным возгласом умудрился блеснуть Пэт.

– Если вопрос именно о том музыканте, если вы говорили про него. Я дам ответ уже сейчас. – Пэт со всей серьезностью посмотрел на Монти.

Монти перевел взгляд друга на Барта и тот выглядел, по меньшей мере, растерянным.

– Они настоящие, сомнений нет. Я знаю, о чем вы говорите, могло бы то быть голограммой или прогресс зашел еще дальше и вы воссоздаете людей, но в одном я уверен точно – этот человек на сцене подлинный, самый что ни на есть настоящий. Готов поклясться в этом. – Его взгляд снова сверлил нерешительность в лицах художника и режиссера.

– Скажи ему, наконец, – чуть не крикнул на Барта Монти, – или скажи хотя бы мне. Он прав?

– Я не знаю, – робко сказал Барт, его ищущие глаза пытались найти надежду хоть в чем-то.

– Барт, – взгляд Монти был ясен художнику как никому другому.

– Дело в том, что мне показалось, что я их задвоил. Когда я создал программу, людей оказалось больше чем нужно, и я удалил одну копию. Только и всего.

Недоуменный и совершенно уже безрадостный взгляд Пэта указывал на то, что его догадка не привела ни к чему хорошему. Барт все еще метался в надежде зацепиться хоть за что-нибудь, лишь бы ошибка не была фатальной.

– Если это действительно так, концерт должен закончиться иначе. Нечего так переживать, в этом случае все пойдет по-другому, – Монти предстояло сделать тяжелый шаг, и скрыть эмоции ему сейчас было нелегко. Он их и не скрывал, он делал выбор. Выбор этот состоял в том, что концерт мог пойти по нескольким сценариям. Первый – Барт ошибся и на сцене действительно иллюзия вместо людей и этому сценарию Монти верить уже не мог. Второй – люди живые, но они не станут доводить программу по изначальному плану. Третий – они живые и будет все так, как и должно быть.

Леденящая душу песня вжала режиссера на место и холодный пот был холодней от того что и сам он едва не оледенел, похолодел и не умер. Посади труп рядом с Монти и едва ли тебе удастся угадать кто из них мертвее. Это конец, конец не только концерта, именно этой песней должно было все кончится, и краткое представление должно было молотом ударить по головам зрителей, а вместо этого два человека уже сидели ошарашенные. После все вскроется, живые, счастливые и довольные люди должны будут смеяться от пережитого страха. Одно только не вязалось у этих двух, что сами они переживут этот страх.

Песня закончилась, и мертвецкие лица в первом ряду едва не выплюнули душу в один этот миг. Наступила пауза, тянувшаяся действительно долго, даже для людей не посвященных. И вдруг она кончилась, музыка заиграла снова, и звериный оскал Монти попытался перейти в улыбку, но что-то ему мешало, он готов был издать радостный вопль, но песня должна закончиться.

С тобою играет в лапту

Рыба на белом мосту

С Химерой на черной стене

В твоей только родной стране

В небе безоблачных лиц

Песни летающих птиц

Перья и небо из гроз

Вымытых радостью слез

Ночью под нимб фонаря

Солнце уснет не горя

Замок растущий из грез

Лающий преданный пес

Дым на большом чердаке

Блики на черной реке

Вместе со мною встречай

Свет, уходящий за край

Встань выше

Последние два слова прозвучали несколько раз и уже в последний, самый тихий раз свет неожиданно погас. Существо на растянутом флаге с названием группы фосфорическим светом выступило наружу и теперь уже не одни лишь глаза и хвост были видно, но и все оно целиком. При этом достаточно было моргнуть, чтобы не успеть увидеть существо оба о аку. Оно исчезло, как только снова включили свет, и тогда на сцене осталась одна только фигура. Эта фигура висела над сценой с петлей на шее. Нет смысла спрашивать, кто там висел. Так мог закончить только один человек, и он не был голограммой или виртуальным музыкантом.

В зале началась паника. Одни ждали, когда же все-таки разрешиться этот фокус хитрым финалом, другие сразу же убежали вон, а третьи поняли сразу, что они увидели именно то, что и случилось на самом деле. Проход на сцену был заблокирован, так будто все было просчитано еще давно. С кресла поднялся Барт, но только затем чтобы сразу же упасть в обморок. Пэт бросился к нему, а Монти продолжал смотреть на сцену остекленевшими глазами.

Уж, наверное, не так себе представлял свой финальный гала концерт легендарный режиссер. Еще ночью к театру подъехала машина полиции и скорой. Выясняя обстоятельства дела, оказалось, что единственным кто был посвящен в точную фабулу концерта помимо режиссера, был Барт. Однако от Барта проку оказалось мало, он не то чтобы не мог рассказать о случившемся, но даже не мог никого узнать, ему с трудом удалось удержаться от той истерики в которой он бился с того момента как очнулся от обморока. Уже через полчаса он не знал, где находится, а когда приехала его мать, он так и не понял кто она. Единственный человек, которого он все же признал, был Монти, впрочем, его имени он так же не вспомнил и даже не сумел толком объяснить, откуда его знает. Переходя к самому режиссеру, полиция надеялась на больший успех, но так же оказалась беспомощна. Монти говорил о гипнозе, который якобы исходил от мифического животного на плакате, а так же организации, которая устраивает массовую галлюцинацию в виде дополненной или виртуальной реальности. В целом полиция пришла к выводу, что в бессвязной речи режиссера нет ничего существенного по дело о самоубийстве, и тогда уже решили перейти к личности самого висельника. Монти и Барт были переданы докторам, специализирующимся на всякого рода знатоков организаций связанных с оба о аку и прочими галлюцинациями.

Дело было закрыто совсем скоро, тогда как узнали о том, что музыкант самоубийца нигде не был зарегистрирован ни под каким именем, так же отсутствовали люди, которые знали бы этого человека или видели. Был один неопределенный слух о том, что его видели в библиотеке с картиной, но слух этот не подтвердился. Барта и Монти перевели в городскую психиатрическую больницу, и там они по сей день. Они отказываются выходить оттуда и общаться с кем либо, пока организация не прекратит свое существование.

Прогулки по пескам.

Башенные часы пробили двенадцать и десятки людей проходивших мимо по тем или иным причинам увидели перед собой одну и ту же картину. На сером полотне хмурого неба исполинским копьем высится башня. Циферблат той башни давно лишился стекла, и теперь все шестерни заводного механизма оказались беззащитно подставлены под любопытные взгляды, дожди и ветра. Время не остановилось, оно лишь отбило метку на своем бесконечном теле. Люди отвернулись, пошли дальше и лишь один взор так и остался, прикован к часам. Этот взгляд принадлежал человеку совершенно неприметному в толпе, но в то же время сильно отличавшемуся от других. Человек этот был без возраста и без определенного социального положения. От бездомного его отличала разве что не самая грязная одежда и совершенно здоровый вид. Роста этот человек был не огромного и все же довольно большого, телосложения скорее худощавого, но не от природы, а в виду образа жизни. Мимо такого человека пройдешь и не вспомнишь никогда, что встречал его. Чтобы запомнить человека лучше всего посмотреть ему в глаза, но этот человек никогда не останавливает взгляд на людях и почти всегда смотрит будто отрывками, одной картинкой в данный конкретный момент. Он стоит и копит что-то в себя, словно стараясь дагерротипом глаз запечатлеть увиденное. Он созерцает и, кажется, без всякого толку. Этот созерцатель ничего не держит в руках, не несет сумки и вообще ему кажется, нужны только глаза. Увидев эти глаза можно испугаться, проникнуться ненавистью или жалостью, но выбрать нужно что-то одно. Темные круги под глазами созерцателя в купе с не моргающим взглядом создают жутковатый образ. Только лишь по той причине, что сам он не смотрит на вас, вы не замечаете ни глаз, ни самого лица странного человека. По той же причине, что вы не увидели его толком, для вас он так и остается человеком в толпе. Он столбом расположился на тротуаре многолюдной улицы, простоял неподвижно минут пять, но его так никто и не заметил. Созерцатель ушел, он прошелся вдоль улицы, обернулся в самом конце, направил взгляд в перспективу домов и остановился снова. Двухэтажные коричневые домики потянулись до самого горизонта и оборвались на нем в перекрестье. «Наверное, он чего-то ждет» – так скажет всякий кому придет в голову задуматься, для чего встал этот немой созерцатель. Однако посмотри в глаза этому человека, и ты убедишься, что здесь что-то не ладится. Не ладится его взгляд, в котором отсутствует скука или любая другая эмоция изобличающая состояние человека.

Всюду, где бы не остановился человек, созерцающий городские пейзажи, менялась не только картинка, но и люди. Они тоже могли попасть ему на глаза и, несмотря на то, что он не ловил их взгляды, люди так же присутствовали в фокусе его взгляда. На аллее, куда он только что вышел было немного народу, все они сидели на лавках расположенных вдоль, длинной вереницей. Разглядывая аллею, созерцатель не стал присаживаться ни на одну из скамеек. С одной из скамеек поднялся бездомный мужчина одетый слишком тепло для стоявшей погоды и пошел вниз к реке, а затем, не доходя, повернул налево к театру. В том же направлении должен был двигаться согласно своему плану и созерцатель, однако в этот момент он решил задержаться и только моргнул после того как ушел мужчина. Свой путь созерцатель все же продолжил и в следующий раз остановился уже у самого театра, убедившись прежде, что бездомного рядом нет. Рядом не было и никого другого, до того момента как девушка, что сидела на скамейке, не прошла очень близко. Кругом не было никого и столкнуться, можно было разве что нарочно, но человек созерцающий театр не придал этому значения. Девушка неловко ударила созерцателя по ноге носком своего башмака. Спустя уже несколько секунд ударенный человек все же заметил след оставленный девушкой на его ноге, и он будто опомнившись, ойкнул совсем невпопад. Затем он так же пробурчал что-то о том, что нужно быть осторожнее и пошел дальше. Уже за углом театра его встретил словно ждавший давно бездомный.

– Ты попался братишка, – прищуренный взгляд бездомного выглядел совсем сумасшедшим. Отнюдь он не был старым, а даже наоборот, вот только его одежда, неровно надетая шапка, сутулая осанка и прочие атрибуты делали его гораздо старше.

– Это ты мне? – ответил созерцатель, испугавшись своего голоса.

– Ты ошибся, зря, а может и нет, не знаю, – быстро пролепетал бродяга.

– Ты не знаешь меня, а я тебя.

– А как тебя зовут? – оборванец присел на каменную ограду и вперил взгляд в странного человека.

– Тури, – созерцатель имя которого оказалось Тури не хотел говорить своего имени, но почему-то он не сумел ответить иначе.

– Ну, вот я и узнал тебя, – бездомный начал весело улыбаться качаясь на ограде.

В этот момент разговор оборвался, потому что, Тури неожиданно убежал, испугавшись дальнейших расспросов.

В этот день Тури больше не выходил из своего дома и на следующий тоже. Он не думал о том, что случилось, не думал о том, чем грозит ему предзнаменование незнакомца и вообще он никогда не размышлял. Не выходить сегодня и завтра в голове Тури были скорее алгоритмом чем умозаключением. Все равно, что смахнуть назойливую муху или укрыться под крышей во время дождя. На следующий день и впрямь полил дождь и он не был виновником заточения Тури, как и не стал преградой тем людям что сидели сейчас в кафе напротив картинной галереи. Несмотря на то, что на улице уже не было летнего зноя, все еще работала терраса, там-то они и встретились. Эти два человека ужасно не сочетались между собой и если и могли как-то сойтись их пути, то только по причине сугубо делового характера.

–Здесь холодно, почему нельзя было зайти внутрь? – негодовала девушка, впрочем, не делая на этом большого акцента.

– Это место встречи, так? Как думаешь, сколько бы я тебя ждал, если бы ты решила зайти в кафе? – мужчина взял меню со стола, словно забывшись, но затем бросил его обратно.

– Мне кажется ты немного козел Джордж, – большие глаза девушки при этих словах стали будто еще больше.

– А мне кажется, что ты забываешься. Я рад что ты не создаешь мне проблем, но, знаешь ли, если толка от тебя нет, то и партнерство наше весьма сомнительно. Каждую неделю я прихожу сюда и слышу все что угодно, но только не то зачем я пришел. – Джордж посмотрел исподлобья, стараясь всеми силами указать на деловой предмет разговора.

– Информации мало и вообще все странно как-то, – протяжно и куда-то в сторону пролепетала девушка.

–Информации достаточно. Иначе я бы нанял любого другого человека, а не тебя Акра, человека без бумажки, которую в любую минуту могут вышвырнуть из страны, – заканчивая фразы, голова Джорджа всякий раз поглядывала в сторону дороги, за ним должен был подъехать автомобиль в указанное им время. Тем не менее, выглядело это так, будто Джордж сам не знает когда прибудет машина и боится ее упустить как последний уходящий автобус.

– Тебе это удобно. Конечно, есть жалкая девчонка, без паспорта, без дома, без… чего там еще у меня нет. Естественно ты думаешь, что я не имею права задавать вопросы, – Акра и сама начала невольно поглядывать на дорогу после фраз.

– Если тебе нечего сказать, как обычно, убирайся, если есть говори, не ломай комедию, – Джордж уже неотрывно стал глядеть в сторону «автобуса» лишь временами поглядывая на собеседника.

– На следующий раз условимся так, если информации нет, за этим столом нет и меня. Знаешь ли, мне тоже на твою рожу смотреть удовольствия мало. Но пока не ухожу и у меня есть условия.

– Это что еще, ты чего себе возомнила, там? – на секунду хмурый взгляд Джорджа оторвался от своего «автобуса» и глядел на Акру пока не дождался ответа.

– Ты ответишь мне на мои вопросы, а я скажу, что мне известно. Вопрос первый. Зачем тебе этот человек? я пошла от самого важного. Второй вопрос. Кто он такой? И третий я еще не придумала, он обязательно появится, если ты ответишь хотя бы на один из двух, – кожаная куртка Акры издавала скрипы, словно в нетерпении услышать ответ, чем сильно раздражала раздумывающего Джорджа.

– Этот человек дорог одному моему хорошему знакомому, он был другом его сына, который так же пропал, – выпалил Джордж.

– А внучатым племянником родного деда отца твоей девушки он не был? Ты че несешь Джордж? – возмутилась Акра.

–Это правда, я не придумываю.

– И поэтому ты даже не знаешь, как он выглядит?

–Нет, не знаю, он пропал, когда был ребенком. Знаешь ли, дети растут и меняются дорогуша, – оскорбленным тоном выдал мужчина напротив.

– Что даже цвет кожи меняется? – быстро нашла, что ответить девушка.

– Хочешь сказать, что ты знаешь, каков он собой? – сдался, наконец, Джордж.

– Возможно, – сухо ответила Акра.

– я говорил тебе что он ходит по улицам сканируя город взглядом и что он ни чего не чувствует, хоть и выглядит совершенно обычно. Не знаю, навело ли тебя это на одну совершенно поддающуюся логике мысль, но он не человек. Это – андроид. Если хочешь зомби. Поэтому он таков. Он не чувствует абсолютно ничего, только делает вид что испытывает все то же что и человек. Однако его реакция несравнима по скорости с реакцией мозга и потому некоторые его действия кажутся запоздалыми. Он интересен мне с научной точки зрения, но это не мой андроид. Я знаю человека, которому он принадлежит. Так что да, я тоже не совсем чист перед законом, как и ты, – Джордж сморщил и без того изборожденное морщинами лицо. Его лицо постарело преждевременно, и при мимике это было видно лучше всего.