Смерть офицера

Вопросы возникают непреодолимым частоколом, затмевают белый свет, вызывают уже знакомые, и до отвращения склизкие, сомнения насчет своей профессиональной пригодности. Он уже физически ощущал на себе сочувствующий взгляд Люсеньки, слышал ее иронию в его адрес: Опять Степочка размечтался, а воз и ныне там. В любом случае она воздействует на него отрезвляющим образом, приземляет необузданную фантазию. Оперировать надо только фактами, вот. Прямо-таки, факты!? Есть только трупы. Надпись тоже ничего пока не значит, может быть, сделана для отвода глаз – как раз для таких фантазеров, как Алексин.

Обычно, в периоды психологического дискомфорта, Степан Михайлович искал душевное успокоение в окружающей природе, но и здесь не увидел утешительных признаков. После внезапного ливня запотели окна, на подоконнике коварно разрастался прозрачный ручеек. В такие минуты важно сохранить спокойствие, раскованность в мышлении, чтобы не растерять хоть какие-то интеллектуальные наработки.

На первых этапах всех своих расследований он, как правило, уединялся, всегда замыкался на интуитивном мировосприятии. Пытался нащупать причину дисгармонии в воображаемом, более или менее правдоподобном, развитии событий, потом прикладывал усилия для их объяснения. Теперь мышление становится хаотичным из-за множества белых пятен. Объективно существует какой-то фактор, незнание которого и разрушает всякое логическое построение. Офицер?.. Знать бы, где искать. Пока ясно одно, такие преступления случайными не бывают.

Городской телефон прозвенел угрожающе громко. Степан Михайлович испуганно схватил трубку, но быстро пришел в себя. Ничего страшного уже произойти не может, а его защищают родные стены. Надо же было так погрузиться в работу, что даже воображаемые сцены стали частью окружающей действительности. Сделал пару глубоких вдохов, и в голосе появились увереренные интонации.

– Да!? Я слушаю… Что ж, Дмитрий Васильевич, буду рад выслушать вас… Жду!

Последнее слово прозвучало по-мальчишески восторженно, потому что ему повезло. Только он отчаялся, и – нате! Появляется свидетель или еще там кто, предлагает доверительную беседу, открывающую новые факты из жизни Лены Кондаковой. И природа пролилась – уже солнечными лучами, даже ручеек на подоконнике замер, боясь войти в конфликт с мировой гармонией. Самое время для доклада главному своему оппоненту – дорогой Люсеньке. Он взял под мышку папочку и бодро зашагал на кухню, одновременно выполняющую функцию бухгалтерии. В центре расположился обеденный стол, а в углу удобно разместилось место для бухгалтера. Приятно смотреть на милую женушку, занятую не какой-нибудь ерундой, а серьезным квартальным отчетом. Ладно бы только отчет, но по кухне разносится аппетитный запах борща. Да, у каждой уважающей себя фирмы есть своя кухня, не только решающая организационные и экономические вопросы, но и удовлетворяющая очень даже плотские запросы. Жаль, сотрудники не оценят – все разбежались по делам.

– Дивлюсь на тебя, Алексин, – не отрывая головы от бумаг, пробормотала Людмила. – Вроде обычный человек, а послушаю, так сразу хочется всплакнуть. Давай, докладывай! Что у тебя?

– Полная распутица! – бросив взгляд за окно, твердо заявил Степан Михайлович.

Она повернула к нему раскрасневшееся личико, обрамленное золотистыми локонами, устало распрямила хрупкие плечи – как бы сбрасывая груз повседневных забот. В глазах заискрился веселый огонек.

– Ты что, книжки пишешь? Аллегории на мне проверяешь… Ну и как, версию сочинил? Хотя… – Люсенька безнадежно махнула ручкой. – Ладно, через полчаса приходи обедать! А работа… пару дней пофантазируешь – потом расскажешь. Со-чинитель!

Все! Закончу дело и уйду из профессии, – в который раз подумал Степан Михайлович, широко шагая по коридору. Обидная ирония жены не выходит из головы, болезненно сказывается на самолюбии. Хотя обижаться на Людмилу не стоит, она соответствует его вкусам и любому расследованию придает особую пикантность и романтичность. Как говорится, на ловца и зверь бежит – что не клиент, то обязательно какая-то семейная неразбериха. И Людмила понимает, как раздражают пустые болтушки, всегда говорит по существу. А может, она права, надо активнее включаться в работу? Меньше аналитики, больше практики. В ответ на критические выводы у входной двери весело отозвался колокольчик. Степан Михайлович бросил взгляд в сторону просторной прихожей, легко заменяющей холл, и увидел невысокого кругленького человечка. Отутюженный до блеска, с холеным бесцветным лицом. Точно такими же показывают по телевизору высокопоставленных чиновников. С виду властный и самоуверенный. Смотрит водянисто – исподлобья. Тоже изучает Алексина.

– Вижу, агентство не процветает, – буркнул посетитель, протягивая руку. – Петров… Дмитрий Васильевич!

– Что не устраивает?

– Да вот… – Петров совершил круговое движение головой, провел рукой по облысевшей макушке. – Никакой эстетики.

Алексин неопределенно пожал плечами, пропустил Петрова в большую комнату, служившую ему кабинетом, прикрыл за собой дверь. Он не хотел показывать свою радость по поводу появления нового свидетеля и не торопился подводить итог кратковременному наблюдению. Пусть посетитель выговорится, речь – лучшая характеристика.

– Я очень заинтересован в скорейшем раскрытии преступления, – сходу начал Дмитрий Васильевич. – Ценил и опекал Леночку, как родную дочь. Для стимула не прочь выделить вашему агентству из своих фондов. Думаю, для достойного оснащения помещений будет самый раз. Со своей стороны хотел бы следить за ходом расследования, чтобы оценить проделанную работу и определить сумму окончательного вознаграждения – с премиальными, конечно.

– Делом Кондаковых занимается прокуратура. Чем вас майор Довганич не устраивает?

– Знаю эту прокуратуру. У них все поставлено на поток. По горячим следам ничего не нашли. Не ровен час, спустят на тормозах или еще чего похуже. Все какие-то подводные камни, скрытые интересы, а результат непредсказуемый… и не самый лучший.

После вступительной скороговорки Дмитрий Васильевич продолжил уже неспешно – с расстановкой, сознавая собственную значимость, не допуская возражений. Ясная, убедительная речь – продукт многолетней руководящей деятельности. И бог с ним! Спонсоры не мешают. За счет доброжелателей областное УВД обновило свой автопарк, а сам начальник пересел в новенький «Мерседес». Тихо и безболезненно для бюджета. Похоже, психологию тоже поменял – как бы отстранился от подчиненных, замкнулся в себе. Высокомерие и злая ирония – все, что осталось от прежнего начальника. Пора себя проверить! – подумал Алексин.

– Прямо-таки, премиальные! Ничто не сравнится с моральным удовлетворением, – блефанул Степан Михайлович, но тут же поправился. – Сами знаете, в последнее время стало дурным тоном оценивать совесть в денежном эквиваленте. Уж очень набило оскомину. Не подумайте превратно, но у меня премия ассоциируется со взяткой.

– Ну, не надо быть столь категоричным, и не будем опережать события, – движением руки остановил Дмитрий Васильевич. – Всему свое время, премию тоже надо заработать. Вы уже встречались с моим представителем. Так чем лично я могу помочь на данном этапе?

– Елена Владимировна могла проговориться о личных проблемах. Например, там… семейных конфликтах или еще о чем. Наконец, ее окружали самые разные люди, а некоторые нюансы в отношениях могли бы послужить поводом для серьезных поисков.

– Какие лю-юди! – недовольно скривил физиономию Петров. – Их мало осталось. Вокруг невежественный проституированный народ, лишенный исторических корней, одержимый жаждой личного обогащения.

– Прямо-таки! А себя кем считаете?

– Я не исключение, и других в высшем руководстве быть не может. Мы как-нибудь покалякаем на эту тему за рюмкой хорошего коньяка. Теперь этот разговор выглядит неуместным.

– Да, но Лена с такими, как вы, общалась.

– Ее власть и деньги не привлекали, она держалась в стороне от крысиной возни. Ей просто надо было перед кем-то выговориться. Часто обижалась на бывшего мужа… В ее дворе частенько собутыльничают бомжи, их тоже нельзя исключать. Мало ли что в голову взбредет. Сами знаете, на что способен вороватый, опустившийся до подворотни, народ.

Кажется, благожелатель долго сдерживался, а теперь его прорвало. Люди в общей своей массе привыкли сидеть на шее у государства, в погоне за длинным рублем теряют свои квартиры, часто промышляют воровством, нередко идут на убийство. Еще немного, и Дмитрий Васильевич предложит вместе вылавливать негодяев, а именно – бомжей. И Степан Михайлович все более симпатизировал гражданской позиции свидетеля, не приемлющего общественного равнодушия, хотя понимал поверхностность восприятия. Для объективной оценки будет время. Главное сейчас – спровоцировать эмоциональные проявления, лучше почувствовать глубину отношений странного свидетеля с погибшей женщиной.

– Чем подкреплялась ваша дружба с Кондаковой? – Он мысленно провел параллель между показаниями Федоровой и обещанным вознаграждением нового клиента.

– А, так – пустяки! Она проверяла работу очистных сооружений и сама помогала правильно оформлять документацию, я тоже в долгу не оставался – проявлял отеческую заботу.

– И только?

– Да! Несмотря на ее привлекательность. Тут уж, извините, возраст. Скрывать не стану, она всегда для меня ассоциировалась с мечтой. Вы понимаете, о чем я говорю? Без нее жизнь теряет смысл. Небольшая блажь, о которой она не догадывалась. – В подтверждение Петров огорченно покачал головой. – Не могу остаться равнодушным, и это все. Разрешите откланяться? Еще много дел, да и шофер заждался.

– Еще один вопрос…

– Слушаю!

– Вы что же, Кондакову продуктами снабжали? Это при вашей-то технической специализации.

– Не стану скрывать и выяснять, кто вам донес. Что было, то было, мелочность не в моем характере. А вы знаете, как меня на заводе прозвали?.. Крокодилом! В своем подсобном хозяйстве я только крокодилов не развожу. Справитесь с заданием, я ваше агентство завалю свининой в свежем и копченом виде.

На прощание Алексин благодарно пожал руку Петрову, поймал ответную улыбку. Удивительный человек, – подумал он. – Щедрый! И насчет бомжей правильно упомянул, как если бы специально изучал двор Кондаковой. Так или иначе появились вехи, можно начинать поиск безымянного Офицера.

Характеристика, данная Федоровой своему мужу, заинтриговала Степана Михайловича не на шутку. Конечно, сначала он не придавал особого значения Юре Федорову, не выходящему из-под контроля жены, но после ухода Петрова интуитивно почувствовал связь дворника и бомжей. И как иначе, если каждый день встречаются на общей территории, уже по определению они обязаны соприкоснуться друг с другом. Очень возможно возникали конфликты из-за небрежного отношения к результатам работы дворника, то есть появлялся повод для более тесного общения. То, что поначалу казалось размытым и неопределенным, стало выстраиваться в привлекательную схему. Фундамент для логического построения казался безупречным, и в голове сыщика начал созревать дальнейший план расследования. Он пока не мог определить в предполагаемой схеме точное место для мужа Татьяны Юрьевны, но фигура скромного водителя общественного транспорта вполне годилась для временного заполнения белых пятен. Наконец дворника можно рассматривать как возможного свидетеля самых различных событий, происходящих на территории двора, так или иначе влияющих на общую криминальную обстановку. Как не раскладывай, а в любом варианте объект полезный. Осталось за малым – это лично с ним познакомиться.

Как известно, инвентарь дворников хранится в специальных местах, на так называемых стоянках – маленьких каменных строениях, во множестве рассыпанных по городу. И дворники далеко от них не отходят – рядышком с метлой суетятся или пластиковые бутылки собирают. Но к встрече с Юрой Федоровым надо было подготовиться. Со слов его жены он не отличается общительностью, может дать от ворот поворот. Рабочий день подходил к концу, и Алексин поторопился в ЖЭУ – по месту расположения территории. Нашел мастера, отвечающего за порядок на данном участке, и быстро получил необходимую информацию.

Галина Игнатьевна – чернявая, маленькая, пухленькая женщина лет пятидесяти, внешне очень озабоченная своими обязанностями, не пыталась смягчить личное мнение о дворнике. И вместо него упреки получил Степан Михайлович. В полной мере проявилось недовольство работой Юрика, как она его называла.

– Видно, что старается, но двор требует ежедневного внимания… А у Юрика есть другая работа, свои личные дела. Я практически его не вижу. – Она по-детски шмыгнула носом, обиженно покачала головой. – Когда делаю обход, то замечаю: он работал. Но как!? Да еще засветло, а в восемь его нет…

– А вечерами он бывает?

Только теперь на лице Галины Игнатьевны отразилось нечто среднее между любопытством и удивлением.

– Что-то я с вами разговорилась. – Она смерила его пристальным взглядом.

– Почему у вас такой интерес к нему? Вы с его основной работы? Так он всюду справляется.

– Нет! Хочу повидать старого знакомого. Поэтому интересуюсь, в какое время проще его застать.

– А-а… тогда утром. – Если поначалу она боялась потерять крепкого и непьющего работника, то теперь вмиг утратила интерес к Алексину и, чем-то опять озабоченная, отвернулась.

После семи вечера Степан Михайлович появился у стоянки №5. Со слов Галины Игнатьевны, дворник Федоров для работы предпочитает утренние часы, то есть преждевременная встреча с ним исключается. Отмычкой он открыл простенький амбарный замок на дощатой двери, по-свойски вошел внутрь. Если кто и обратил на него внимание, то, благодаря его уверенности, наверняка посчитал работником из ЖЭУ. Несколько минут привыкал к полумраку и непривычным запахам. Необходимо было проникнуться образом жизни дворника, понять его психологию, чтобы выработать форму общения. Конечно, у Степана Михайловича, как у всякого профессионального ищейки, в работе присутствуют азарт и потаенная надежда на крупное открытие. А вдруг… И он мобилизовал все внимание на содержимом шлакоблочной постройки.

Вряд ли обнаруженный хлам состоял где-нибудь на учете, на такое имущество не позарится даже последний босяк. У дальней стены можно насчитать немногочисленный инвентарь: потрепанная метла, ржавая совковая лопата с присохшим цементным раствором, железные грабли, помятое ведро, тележка с покосившимся единственным колесом… На стенах развешено барахло тоже не лучшего качества: мотки проволоки, полусгнившие детские санки, залатанная спецодежда на все времена года. В центре глинобитного пола навалена куча разноцветной ветоши, рядом аккуратно сложена металлическая арматура. К ним-то и стал подбираться Степан Михайлович. Интуиция, что ли?.. Скорее всего, сказывался опыт. В мусоре всегда что-нибудь затеряется или отыщется, хочет того Юра или нет.

Алексин переступил через обрезки чугунных труб, аккуратно разгреб кучу тряпок и – замер, приятно пораженный находкой. Под грудой тряпья скрывалась светло-голубая хлопчатобумажная рубаха. Нормальная мужская рубашка, все пуговицы на месте. Хоть сейчас надевай, и – вперед с метлой. Хозяйственный человек, каким является Юрик, не станет выбрасывать добротные вещи. И нет в находке мистики, просто сказалась профессиональная интуиция. Сыщик ни разу не отклонился от прямого пути, и, надо же, обнаружил серьезную улику. Или нет? Правая манжетка заскорузла бурым цветом, ближе к локтю рукав расцвечен брызгами того же цвета. Конечно, их происхождение может быть самым невинным. Краска или производственная травма. Рубаха могла появиться еще задолго до Федорова. И все же есть материал для изучения.

Степан Михайлович вынул из кармана малюсенький ножичек – на брелке, сделал соскреб с бурого пятна, упаковал возможную улику в лоскуток полиэтилена, найденного тут же. Хотел было удалиться, но в последний момент почувствовал какую-то неудовлетворенность и вновь стал перебирать пеструю ветошь. В принципе его профессиональный интерес очень походил на азарт игрока: вот-вот он сорвет большой куш. И предчувствие близкого выигрыша не обмануло его – в куче спутанных тряпиц он разглядел цветную фотопленку. Грязная и скомканная, она может оказаться серьезным документом. Впрочем, для романтического человека любая фотография несет огромную информацию. Разыгрывается воображение, изображения наполняются духовной содержательностью, объекты оживают и становятся в один ряд с близким окружением. Всегда присутствует интерес, вызванный необузданной фантазией. Пусть на пленке не окажется прямых улик, но люди могут оказаться с ближайшей территории, и, очень вероятно, в кадры попали Кондаковы, дворник Федоров или кто-нибудь из их знакомых. Также немаловажны отпечатки пальцев. И вообще, чертовски интересно прикоснуться к незнакомой истории и, возможно, чьей-то интимной жизни. Как говорится, мечтать не вредно, а даже очень полезно для повышения жизненного тонуса.

Степан Михайлович прекратил раскопки и оглянулся на распахнутую дверь. В тот же миг какая-то тень отпрянула в сторону. Или ему показалось? Уж очень он увлекся, забыв о нежелательных свидетелях его поисков. Пожалуй, на последней находке можно остановиться, пока не появились неприятности, связанные с хищением чужой собственности. Ему ли не знать о ценности обретенных вещиц. Он, как можно натуральней, восстановил прежнюю кучу и поспешил удалиться. Не забыл повесить замок и обследовать участок вокруг строения, хотя в отсутствие дворника его появление могло потревожить разве что кошек. Несмотря на неизвестность происхождения находок и содержание пленки, он последовательно выстраивал версию.

Обычно чувствительный к природе, он даже не замечал особой прелести вечера, не ощущал пьянящего благоухания черемухи, пышным цветом раскинувшейся у подъезда Кондаковых. Внимание сторонних людей его еще меньше интересовало. Но вдруг остановился, поднял голову, будто услышал призыв Лены. Черт побери! Жертва предстала во всей своей соблазнительной плоти. Или на него повлиял вид цветущего дерева. А что если Федоров действительно имел на нее какие-нибудь виды… Разве не странно, что время устройства на работу в ЖЭУ совпадает с распадом семьи Кондаковых?

Версия представляется реалистичной, нуждается в осмыслении, и Степан Михайлович присаживается на скамейку под черемухой. Не возникает душевного трепета от прикосновения к таинствам чужих межличностных отношений. Должно быть, появляется привычка к драматическим событиям, имеющим начало в Чертовке и связанным с Тайной двоих. Не слишком утешительно. Именно тогда его покинула любимая женщина. Вдруг почувствовала в нем черствость и меркантильность, чуждые ее душевным качествам. Заставила его переосмыслить собственную жизнь, увидеть в ней истинную ценность. И думалось о прежних расследованиях и пережитых событиях без трепета, но с непреходящей грустью. Как говорится, мертвое мертвым, а сыщику нужны живые свидетели. Он часто мысленно советуется с Людмилой Николаевной как возможным помощником и оппонентом. Или даже не так, он общается со всеми людьми, которые так или иначе оставили существенный след в его душе и сознании.

А что скажет Люся о его версии? Можно ли считать Кондакову порядочной женщиной, верной женой? Все зависит от того, любила ли она своего мужа. Да, она устала от ежедневного недовольства Виктора, его недоверия. Долго искала выход, не могла решиться на развод. Любила?.. Нельзя разом перечеркнуть историю совместной жизни. И как обманывать самого близкого на свете человека, которому доверяешь собственную жизнь. Или все не так? Делить постель и вести общее хозяйство – еще не значит быть самыми близкими людьми. Вообще закономерность совершаемых преступлений кроется в самом обществе. И как бы люди не открещивались от социальной политики внутри страны, она сказывается даже на бытовом уровне. Ее всеведущие щупальца проникают в сознание, калечат психику, развращают душу. Именно по этой причине иногда сыскная работа кажется бессмысленной, как и желание выкачать всю воду из подземного источника, всегда имеется подпитка. И никакая мера наказания не поможет. Факт гибели Кондаковых имеет свою специфику и не может отражать общего состояния общества. Семья оказалась отстраненной и обособленной внутри общества. Но в чем исключительность!? По причине новых экономических условий люди стали сами по себе, из-за денег рушатся семьи, на каждом шагу продается совесть, а Кондаковы погибли в общей постели в один день и час.

Молодец, Люсенька! Но твои домыслы подходят только в отношении непорочной женщины. Лена Кондакова пыталась скрыть факт своего отсутствия в доме отдыха… Кроется ли за этим обманом супружеская измена? Или вовсе нет. Просто муж, по своей возрастной неопытности, не вник в ее психологию. Внешняя сторона поступка вывела его из себя, и он не стал церемониться. Оба не пошли на взаимные уступки, не захотели понять или простить друг друга. Им бы посоветоваться с семейным психологом, но теперь поздно. Все ясно и простительно для страны, не имеющей нравственных ориентиров. Можно поставить точку, если бы не два трупа. Необходимо пообщаться с дворником, возможно, удастся выйти на Офицера.

Степан Михайлович настолько увлекся анализом социальных условий и нравственного состояния общества, прошлых расследований и гибели семейной пары, что потерял чувство времени. Спохватился, когда уже сгущались сумерки и стало заметно холодать. Он провел рукой по деревянной скамье и увидел мокрый след. Результат его деятельности? Когда его расследованиям сопутствует смерть. Смешно и совсем непонятно, зачем заниматься несуществующими людьми, когда есть куча повседневных забот. Нет Кондаковых! Восстановить справедливость? А кто знает, что это такое? Критерии придуманы теми же маленькими человечками, по чьей-то глупой прихоти облеченными властью. Чтобы внешне все выглядело тихо и пристойно.

Еще есть спортивный интерес в поиске преступника, и Степан Михайлович твердо решает утром повстречаться с Федоровым. Слишком подозрительным выглядит совпадение времени его трудоустройства в ЖЭУ с уходом из семьи Виктора Кондакова. Опять же может пригодиться опыт общения дворника с местными бомжами. Возможно, Алексину повезет, и откроются криминальные факты в отношениях обитателей двора. Сыщик уже вечером позвонит и договорится о встрече. Домашний телефон Федоровой у него в записной книжке, и грех будет не воспользоваться знакомством с Татьяной Юрьевной – этой очаровательной и экзотичной брюнеткой. Вечерний аромат черемухи ли на него повлиял, но он уже чувствовал, как в его хитроумно сплетенных сетях трепыхается не какая-нибудь речная мелочь, а весьма приличная акула.

4 июня. Утро.

Была ли ночь отдыха, Степан Михайлович так и не понял. Началось с разговора на кухне, а продолжилось в постели. Он упрямо доказывал Люсеньке, что все исторические конфликты происходили из-за женщин. Да, воюют мужики, а причинами раздора, или подводными камнями, всегда были женщины – в качестве добычи или подстрекательниц. Достаточно вспомнить, как дочь Иродиады в награду за свой танец попросила у Ирода голову Иоанна Крестителя. Это какую же кровожадность надо иметь, чтобы личную прихоть поставить выше величайшей исторической личности! Людмила пыталась робко возражать, потом замолчала и отвернулась к стенке. Он уже никак не мог ее расшевелить. Никогда не считала тебя таким одноклеточным, – выставила она локти в ответ на его приставания.

И что он такого особенного сказал?.. В отношении ее выглядело бы, конечно, оскорбительно, но он-то продумывал версию, как если бы виновницей трагедии была сама Лена Кондакова. Незаурядная по внешности женщина запросто могла спровоцировать насилие в отношение себя. Ну, скучно ей стало, решила поиграть и заигралась. Таких нелепостей не счесть, а хорошие мысли всегда приходят с опозданием. Так что для версии такой вариант тоже годится, и потом… целенаправленный поиск поможет сократить время расследования – это лучше, чем тыкать пальцем в небо. После непонимания и обиды со стороны жены сон казался призрачным. И был ли он, если Степану Михайловичу всю ночь грезилось, как он усердно копается в куче грязных тряпок и бессовестно заглядывает в окна Кондаковых. Правда, утром обстановка разрядилась, и, наконец-то, в отношениях с Люсенькой всеми лучами пролилось солнце.

– Ты чего такой? – повернулась она к нему.

– Нет настроения. Не выспался… или вообще не спал.

– Теперь будешь знать, как всех выставлять под одну гребенку.

– Прямо-таки, гребенка! Вся история цивилизации построена на коварстве женщин. Как-то интересовался историей русской церкви, так теперь к любой религии отношусь с недоверием. Не в смысле существования Бога, а в том, как он преподносится Церковью. Ты, конечно, знаешь работы знаменитого портретиста XVIII века Боровиковского. Так вот, он расписывал Могилевский собор, построенный в память свидания Екатерины II и австрийского императора Иосифа. Понимаешь, о чем я говорю?.. Свидание!