Тайна лечебницы Отектвуд

Игмен захрипела и закашлялась. Кори вскочил, уронил пластиковый контейнер с едой на пол. Женщина подавилась. Он кашляла и дёргалась как перевернутая на спину черепаха.

– Сестра Грегсон! – позвал Кори, но так и не понял зачем. Он единственный дежурный врач на всю больницу, и только он может ей помочь. А хочет ли она этого? В палате было пусто. Только они. Кори стоял и смотрел, как больная задыхается, подавившись кашей из его рук. Картины его сна, снова всплыли перед глазами. Грязь, паралич, огромный изрезанный живот. Кори держался за металлическую кровать, чтобы не упасть. Ноги и руки снова перестали его слушаться. Картины становились все чаще и реалистичнее. Когда уже не различить где сон, а где явь. Кори собрал последние силы и двинулся к Игмен. Нужно ей помочь. Прием Геймпхлиха. Очистить ротовую полость. Что угодно. Но он видел на кровати не больную, а себя. Себя из сна, умоляющего прекратить все это, жалко дергая обрубками. Лоусон положил ладонь на лицо Игмен и зажал пальцами нос. Чужое отрывистое дыхание становилось все реже и видения меркли.

– Доктор Лоусон! – хлопок двери и гнусавый голос Натали выдернули Кори из этого состояния. Он в палате. Ноги и руки при нем. Он не задыхается. Он душит Игмен. Быстро сообразив, что нужно делать, он перевернул уже мертвое тело на бок.

– Инкубационную трубку, каталку, реаниматолога!

Нерасторопная Грегсон, немного постояла в дверях и убежала.

Голову на бок, очистить дыхательные пути, предотвратить западание языка, начать непрямой массаж сердца и вентиляцию легких. Неотложную помощь Лоусон сдавал на отлично. Но сейчас не экзамен и Лоусон собственноручно убил пациента. Шум металлической каталки и шарканье чужих ног.

Лоусон начал пытаться проводить реанимационные действия, но его остановил чужой кашель и едкое:

– Студент! Слазь, ребра и без тебя на вскрытии сломают.

Реаниматологом оказался высокий пожилой мужчина с неухоженной бородой и волосами. Доктор Хайз. Кори видел его впервые.

– Натали, сними кардиограмму и транспортируйте в морг. И не зовите меня всякий раз, когда у кого-то оторвется тромб на унитазе или кто-то подавиться кашей.

Кори положил голову на кровать. Грегсон ушла за кардиографом. Больные шумели на Мириам, что не пускала их в палату.

– Не сиди на полу, детей не будет! – обратилась она к Лоусону и принялась вытирать разлитый по полу обед.

– Я убил человека. Я не доктор, я убийца.

– А ты что ее с ложки кормил? Она не может глотать, у нее же зонд стоит!

Кори сначала не понял, а потом еще раз взглянул на Игмен. Маленькая трубочка, выходящая из носа, была приклеена пластырем к щеке. Его мысли были так заняты дневниками и изображениями монстров из того лесного домика, что он не заметил чертов зонд у больной. Каким надо быть идиотом?

– Поднимай задницу, мне помыть надо!

Словно пьянчуга, шатаясь во все стороны. Кори вышел из палаты. Утренний кофе подступил к горлу и не сдерживая его, Кори блеванул на белый кафель и немного на костюм.

Алабама, Отектвуд 5:20 p.m.

Шварц пообещал, что Кори сменят в ближайший час. Но никто не пришел не через час, не через два. От шума, нытья Грегсон и воплей Мириам Лоусон спрятался в корпусе Д. В конце концов, он должен был дежурить здесь, а не заниматься ерундой в корпусе Б. Мириам сменил Ли. Кори слышал его истеричные возгласы на весь коридор, что Мириам оставила туалеты грязными и не сменила больным белье.

В очередной раз автоответчик Рейчел просил оставить сообщение после сигнала.

– Ало, Рей. Я убил пациентку. Мне очень плохо, пожалуйста, перезвони.

Только в восемь Кори решился выйти. Тошнота отступила, страх перед ответственностью тоже. Стало на все наплевать. Больные жаловались, что им не дали вечерних таблеток, но Кори отвечал:

– Все по назначению врача.

Мейсон пролил воду из ведра на белые брюки доктора Лоусона.

– Смотрите под ноги, Ли. Где сестра Эдисон? Она не раздала вечерние лекарства.

– Ирен уехала домой. Дочка заболела.

– Я ее не отпускал. Будете за сестру Эдисон, пока не вернется.

Мейсон возмущался и по чем зря крыл доктора матом вслед, но Кори было все равно. Это скорее всего его последний рабочий день.

Телефон завибрировал в кармане, и Кори скорее открыл сообщение, в надежде, что это Рейчел. Но это был все тот же незнакомый номер.

«Добро пожаловать в Отектвуд.»

Кори быстрее зашагал по коридору, заглядывая в палаты-камеры, но никакой подозрительной реакции больных он не заметил. Им нельзя было иметь телефоны. Палаты регулярно обыскивались. Рано или поздно, кто-то бы заподозрил, что больные пользуются телефонами. Да и откуда заключенным пациентам знать подробности о смерти Апекса. Это кто-то из персонала, и единственный на кого падали подозрения Кори – это Мейсон Ли.

Хотя нет. Мейсон слишком туп и лишен всякого стратегического мышления, чтобы построить дом в лесу, писать без ошибок и установить ловушки времен вьетнамской войны. Он наверняка даже о ней не знает, а если и знает, то путает с Японской.

– Виски, весь день тебя жду. Где мой кетамин? – Крашер так внезапно припал к решетке, что Кори почти подпрыгнул на месте.

– Спроси Мейсона.

– Как себя чувствуешь? Ты освободил Кэтрин Игмен? Или освободил себя, от мыслей о ее несчастной доле?

То, что Лоусон хотел ответить, противоречило всякой этике и деонтологии. Чертова больница. Все сплетни разносятся быстрее ветрянки в детском саду.

– Эй, Виски! – Крашер был явно недоволен игнором доктора.

Вернувшись в кабинет Кори еще заварил себе кофе, и наконец достал так тревожащие его записи.

Кори сравнивал рисунки с рисунками больных в историях. Ничего похожего не было. Художественная терапия Крашера вообще походила на каракули пятилетнего и явно не шла в сравнения с этими жуткими, но по-своему притягательными произведениями. Кофе не помогал. Клонило в сон. Кори пошел умыть лицо и в очередной раз прополоскать рот, в котором еще чувствовался привкус рвоты. Ржавая вода, вырывающаяся из крана со свистящим звуком, ударялась о дно и брызгала на костюм. Из-за ее шума ничего не было слышно, и на секунду, Кори подумал, что такой момент самый подходящий, чтобы напасть сзади. Кори резко повернулся, но позади была только стена с крючками для полотенец. Наспех вытерев мыло с лица Кори вернулся в кабинет. Все было на месте.

– Чертов параноик. Привыкай. Скоро ты будешь сидеть в тюрьме за неоказание помощи. – Кори вновь сел за стол и залпом прикончил кружку кофе. Холодным, он был горький и отвратительный. Успев впитать в себя запах больницы.

Во рту остались нерастворённые сливки, которые жутко горчили. Кори сплюнул все в кружку и запил припрятанным виски из шкафа Фарелла. Если сливки испортились, то он хотя бы продезинфицируется.

Кори отсканировал несколько листов и стал искать сравнения в интернете. Ему удалось расшифровать обилие немецких технических сокращений. Но писались они носителем английского.

Автор был связан с рудниками Отектвуда, скорее всего работал там, и возможно работает до сих пор. Если так, то он представляет опасность для коллег и всей отектвудской добыче угля.

Буквы уже расплывались перед глазами, плясали, прыгали со строчки на строчку. Кори моргнул. Головав закружилась.

– Это из-за… – Кори испуганно вскочил со стула. Он не помнил больше половины сегодняшнего дня. Он совершил что-то ужасное, но не помнит, что. Все лица в памяти стали смазанными, будто у него отобрали очки. Кори схватил кружку, но в пальцах не было силы, она выскользнула и рук и разбиралась об пол. Кори рухнул на разбитые колени и лег рядом с осколками. Из последних сил он затолкал два пальца в рот и вырвал прямо на пол. Лекарственный запах от рвотных масс. Доползя до ванны, Кори открутил лейку от шланга и засунул себе в рот. Кори давился водой, бился головой об унитаз, которая не хотела держаться на плечах. Очки упали. Кажется, он раздавил их ногой. Сознание возвращалось. Промывание желудка таким агрессивным способом разбудило бы и мертвого. Абсорбенты, преднизолон, форсированный диурез.

«Ты бы так Игмен спасал, как свою тушку.» – пронеслось в голове. Он никогда не обращал внимание на свой внутренний голос, но этот был совершенно чужим. Нисколько не похожим на его собственный.

Кори, раздутый от воды, как лягушка через соломинку поплелся в процедурный, вывалил из шкафа все упаковки, шприцы, но без очков не мог разглядеть ни одного названия. Охрану вызывать было нельзя. Что они подумают? Студент убил пациентку по своей халатности, наглотался ксанакса, запил вискарем и в последний момент передумал? Клеймо суицидника на всю жизнь. О медицинской школе можно забыть. А Рейчел и мама сами его добьют за такое.

Надев разбитую половину очков, Кори подпер дверь стулом, заправил себе капельницу. С третьего раза попал в вену и открыл физраствор на всю скорость.

Тревожность

Алабама, Отектвуд 8:35 a.m.

– Состоит семьдесят пять. Выписалось двое, умерший один. – докладывала сестра Грегсон.

–Доктор Лоусон, вы не студент и не мед брат. Вы, доктор! – начал Шварц очень спокойно, но на последнем слове заорал как сумасшедший. – Вы слепой или тупой, если не видели зонда у больного? У вас в Нью-Йорке все выпускаются идиотами с лицензией? А что ночью произошло? Почему отпустили сестру Эдисон и даже не сообщили мне? Собирайте вещи. Автобус в десять часов. Я уже позвонил в вашу школу. А вы чего сидите. Работа кончилась? Дядюшка Фрейд вместе с Юнгом за вас истории писать будут?!

Все покидали кабинет. Один Кори оставался сидеть. Сил встать уже не было. Хотелось разрыдаться как маленькой девочке. Почему все это произошло с ним? Почему его не отправили на практику в наркологический центр в Бостоне. Почему не в дом престарелых?

– Лоусон, ты умный парень.

Кори слышал эту фразу сотни раз. Но никакого толка от нее не было.

– Хватит ныть, что ты как баба, – Шварц поднял его с кресла. – Ты хочешь стать врачом?

Кори молча кивнул.

– Иди сюда.

Кори осторожно подошел к столу доктора. Неужели Шварц сжалился над ним? Или собирается еще раз унизить его перед всей больницей? Или его сейчас обвинят в убийстве Игмен?

Шварц достал папку с шерифской звездой и выудил оттуда листок двумя пальцами. Результаты вскрытия Апекса. Причина смерти – утопление, обширный гидроторакс. Следов, указывающих на насильственную смерть не обнаружено.

Но этого не может быть! Кори нашел его стопу в лесу, за сотни миль от реки. Если он не умер от кровотечения, то кто-то точно сбросил его в реку. Еще живого. Или нет.

– Как резидент этой больницы, ты имеешь право подписывать подобные документы. Обычно при вскрытиях для полиции мне ассистировал доктор Апекс. Но, как не прискорбно. Он сам оказался на моем столе.

– Доктор Шварц…

– Ты хочешь стать врачом, Кори? Или нет? Или твоя мать зря потратила всю свою жизнь вкалывая на работе, чтобы выучить тебя? Триста тысяч в год. Она наверняка приходила далеко за полночь. Не ходила с вами на бейсбол, не пришла посмотреть на вашу с сестрой школьную постановку. Она забросила себя, личную жизнь. Заработать на маленькой риэлтерской конторке в таком огромном городе как Нью-Йорк задача не из легких. Не раз ей приходилось переступать через гордость и принципы, чтобы остаться на плаву. Чтобы прийти к тебе и сестре с новогодними подарками, а не с новостью, что вы банкроты и теперь вам придется собирать бутылки. Чем только матери не жертвуют, ради своих детей. Жаль дети это поздно понимают.

Кори, дрожащей рукой написал свою фамилию.

– Все совершают ошибки. В нашей профессии, это стоит человеческих жизней. Идите работайте, Лоусон. Надеюсь, вы будете внимательны впредь.

Кори вышел из корпуса А. Больных уже вывели на прогулку после завтрака. Доктор Фарелл врезался в шлагбаум. Он только явился на работу. А Кори только что подписал сфабрикованные документы. Он только что обманул закон и скрыл преступника, чтобы стать доктором. Рейчел долго не брала трубку.

– Что тебе нужно? Отправить контейнер с вещами?

– Рейчел, прости меня,. Я вляпался. Вляпался в жуткое дерьмо. – Кори сел на лавочку, где его не видели бы больные и персонал.

– Что ты сделал Кори?

– Я оставлял тебе сообщения.

– Я их удалила. Я была зла на тебя. Господи Кори, что у тебя случилось? Мне приехать?

– Не в коем случае. Рейчел. Слушай меня, ты единственный человек, которому я могу доверять. Матери ни слова. Никому не слова. В субботу я обнаружил в реке труп, одного из сотрудников больницы. У него не было стопы. Наш главный врач, который по совместительству оказался и судебным патологоанатомом, сказал, что это несчастный случай.

– Что?

– Не перебивай! В тот же вечер с неизвестного номера мне пришли координаты местности. Я обнаружил несколько ловушек, выставленных в лесу и ногу погибшего доктора. Он попал в капкан. Связи не было, я заблудился. Нашел землянку в овраге, зашифрованные записи какого-то психа. Карты, инструкции по изготовлению этих самых ловушек. Это чертовщина. Но мне кажется, что в Отектвуде проводили и возможно проводят до сих пор опыты над людьми. Используют электросудорожную терапию без согласия и с несовершеннолетними.

– Но ведь с две тысячи пятого года…

– Я сказал не перебивай. У меня умерла пациентка. По моей вине. И что бы об этом не сообщили в школу, Шварц предложил мне подписать ложные результаты вскрытия того утопленника. Я согласился.

– Твою мать. Кори, ты в заднице. Зачем ты это сделал? Надо было звонить адвокату. Звонить мне.

– Пожалуйста, не надо нотаций. Я и так знаю, что я полный кретин. Рей, найди на Отектвуд любую информацию. Про город, про лечебницу, про рудники.

– Хорошо. Сброшу все что найду на почту. Береги себя.

У пациентов закончилась прогулка. Из морга в машину загружали черный пакет. А жизнь продолжалась. Нужно было идти в корпус Д.

Возле катафалка стоял мужчина в строгом черном костюме, с седыми волосами, собранными в хвост. Воротник стойка.

Лоусон подошел ближе, чтобы услышать, о чем он говорит с сестрой Колбан.

– Я не думал, что Кэтрин покинет меня так рано.

– Мои соболезнования, отец Игмен.

– На все воля господа, Алана. Я говорю это всем. Но вот себе. Это совсем другое. Спасибо за все. Передайте доктору Шварцу и всем, что похороны будут в среду. Буду рад, если вы придете попрощаться с Кэтрин. Она бы этого хотела.

Кори хотел бы все изменить. Хотел исправить хоть одну из своих ошибок.

– Мистер Игмен, – он подошел к машине. – Я доктор Лоусон. Я пытался спасти Кэтрин, но было слишком поздно. Простите.

– Не за что извиняться, сын мой. Если господь уготовил моей жене сорок лет, значит так тому и быть. – Игмен пожал Кори руку. Легче не стало. Кори убил человека, который хотел жить. Не Господь, а Кори лишил детей матери. И никто его не простит. Пора было приступать к работе. По понедельникам групповая терапия.

Джо стоял у стены и активно зевал. Второй медбрат играл в телефон, Мейсон терпел насмешки от больных. Это могли в любой момент прекратить и Кори и охранник, и медбратья, но никому не хотелось. Это куда веселее. Чем игра в ассоциации.

– Тишина. – Кори постучал по столу. – Сосредоточились. Солнце.

– Свет. – ответила Бригс.

Дастин воздержался.

– Тьма! – выкрикнул без очереди Рафаэль. —Тьма скоро заполонит каждый уголок вашей души.

– Я сказал тишина! Следующий.

– Ночь. – пробормотал Морган.

– Кошмары. – продолжил Чарльз.

– Молодцы. Давайте попробуем еще одну игру. Все закрываем глаза. И рассказываем, что видим. Чего бы вы сейчас хотели. Я начну, – Кори закрыл глаза. Он знал, что медбратья и охранник сейчас смеются над ним. – Я в Нью-Йорке. Гуляю с сестрой по Манхэттену. Теперь вы. Миссис Бригс.

– Я дома, я жду детей из школы. Но вместо них приходят клоны. Роботы. Где мои дети? Что вы с ними сделали? – Латаша вскочила, но наручники остановили ее, и она упала на пол вместе со стулом.

Джо быстро среагировал и вынес Латашу из терапевтического зала, пока она не посеяла панику среди больных.

– Не отвлекаемся! Рафаэль.

– Огонь! С неба льется кипяток и молнии бьют в иссушенную землю. Грешники падают на землю, как в Содоме и Гомморе. Они вопят: за что, отец?

– Дастин!

Рафаэль все еще бормотал про гнев господа. Но Дастина не перебивал.

– Я в Алеппо. Капрал Браниган лежит, засыпанный песком. Он пытается достать до рации, но ему оторвало пальцы.

– Спокойно, Алан. Ты молодец. Открывай глаза. Вот так. Хорошо.

Лоусон уже весь вспотел. Будто бы он сам был в Алеппо, с неба валились горящие камни, а его детей заменили роботами.

– Морган.

– Я в сытом Билле. Пью пиво, десять минут до закрытия. Блондинка в легком летнем платье, изрядно пьяная задевает меня, когда берет еще пива.

Кори знал, что последует дальше. Дальше воображаемая блондинка умрет.

– Мы идем мимо водонапорной башни. Я кладу ей руку на бедра. Она вопит, что не такая. Что хочет домой. Я обхватываю ее тонкую шею, в чужих засосах руками и давлю. Давлю пока эта сука не заткнется. – Морган распахнул глаза. Все лицо его покраснело. На лбу выступили капли пота. Он тяжело дышал.

– Молодец, Морган. Ты в порядке. Воды?

Морган отрицательно замотал головой.

– Хорошо. Теперь Чарльз.

– Это слишком личное.

Кори даже рот раскрыл. Все шло так хорошо. Они доверяли ему. Они слушали его.

– Морган тоже рассказал очень личное желание. Не стесняйся.

– Боюсь другие застесняются.

Джо и Мейсон уже откровенно ржали, превратив зал для терапии в конюшню.

– Как хочешь. Ты проиграл.

– Чего?

– Ты проиграл. Это была игра. Каждый следовал правилам. А ты спасовал.

– А ты не узнал, что я представляю, закрыв глаза. Один-один.

Лоусон вернулся к столу и раздал всем бумагу и мелки.

– Порисуем немного.

– Как в классе коррекции. – вздохнул Ли.

– Тебе то откуда знать, тебя и туда не взяли. – незамедлительно ответил ему Крашер. Больные загудели. Даже Дастин оценил шутку.

– Щемись после отбоя, Крашер.

– Джо, Мейсон, – двери приоткрыла доктор Калуум. – Заберите из реанимации мистера Юниона. На сидячей коляске с ремнями.

Кори заметил, как Джо сморщился. Видимо этот Юнион был ему не по душе.

– Все обезьянки! Уроки окончены, пора в клетки. – завопил Мейсон. Чарльз задержался в дверях, чтобы поравняться с Лоусоном. Лоусон разговаривать не хотел. Игра Крашера на публику его раздражала.

– Виски, как думаешь, каков процент, купив тако на улице, отведать человечины?

– Нет, и не хочу знать.

– Ты не знаешь кто такой Фокс Юнион? У тебя телевизора нет? Он вел шестичасовой гороскоп на АПН, пока его передачу не закрыли.

– Гороскопы? Никогда их не смотрел.

– А когда он вернулся сюда, то убил и съел десять человек.

Кори подумал, что Чарльз опять издевается.

– Я не шучу, – Крашер наворачивал круги вокруг доктора. – Его передачу закрыли из-за низких рейтингов. Помешанный на астрологии, он пришел к выводу, что двенадцать созвездий, под которыми рождены люди, как двенадцать подвигов Геракла. И если он совершит все подвиги, то станет сверхчеловеком.

– Как у Ницше?

– Не знаю, как у Ницше, я не гуманитарий. Но вот дядька конкретно двинулся и захавал десять человек, различных знаков зодиака. Его нашли случайно. Черные копатели полезли в одну из заброшенных шахт и наткнулись на останки трупов.

– Что ж, сверхчеловеком он не стал. Двоих то он так и не съел. – Кори подмывало спросить, кого конкретно, но он держался, что не показать любопытство Крашеру.

Мейсон громко катил коляску позади них, ломая старыми колесами не менее старую плитку. Крашер и Лоусон остановились, чтобы пропустить их. В кресле сидел преклонных лет мужчина. Даже с грязными волосами и щетиной, он держался как на экране. Спина прямая, взгляд в камеру, полуулыбка на морщинистом лице.

Кори фыркнул, закрыл дверь в палату Крашера и вернулся в кабинет. Любопытство пересилило Кори. Он скорее набрал фамилию больного в поисковой строке и открыл первое видео.

«Доброе утро, штаты! С вами Фокс Юнион и шестичасовой гороскоп. Спонсор показа – Валмарт. Валмарт – цена и качество вас удивят. А вот Овнов сегодня удивят приятные встречи со старыми знакомыми. Первая половина дня пройдет…»

– Черт! – выкрикнул Кори вслух. Он знал этого мужика. Мать всегда переключала мультики, на эту противную рожу, когда они с Рейчел капризничали и отказывались завтракать. Передачу Юниона закрыли в две тысячи десятом. Не один канал так и не подписал с ним контракт, и он вернулся на родину. В Отектвуд. А в две тысячи двенадцатом пропала первая жертва. Говард Маквуд. Имена жертв были в каждой статье, на каждом сайте. А вот их дат рождения не было. Видимо, во избежание паники. Это очень предусмотрительно. Предусмотрительнее только везти помешанного на астрологии людоеда, мимо плаката наши праздники, где отмечены дни рождения всех работников.

Алабама, Отектвуд 7:50 p.m.

Даже в понедельник в Билле была толпа завсегдатаев. Пахло дешевым пивом и дымом. Кори закашлялся. Завидев, его Эйприл выбежала из-за барной стойки.

– Привет.

– Ты не звонил мне. Я думала ты обиделся.

– Что ты! Просто застрял на работе. И на что мне было обижаться?

– Отец наговорил тебе всякого. Извини его.

– Если бы я растил дочь в таком месте, то тоже бы обещал каждому вырвать ноги. – усмехнулся Кори. Эйприл повеселела. Налила ему самого дешевого разливного за счет заведения.

Кори отхлебывал и смотрел на посетителей. В этом городе видимо только два пути, либо спиться, либо свихнуться. Росс полулежал на стуле. Из носа вытекали сопли на футболку. Мерзкое зрелище. Его собутыльники расплачивались его картой за выпивку и снимали беднягу на камеру. Женщина с размазанной тушью, шаталась от стола к столу и допивала из чужих стаканов. Шахтеры после смены бадяжили разливное водкой, завернутой в бумажный пакет, и громко кашляли. Кори старался сосредоточиться только на Эйприл. Наблюдать как она протирает стаканы, наливает пиво, высыпает арахис на пластиковые тарелки и просит не мочиться на крыльце.

– Ты знала Говарда Маквуда?

Эйприл нахмурила брови:

– Парень которого съели? Отец был знаком с его семьей. Ужасно.

– Ты не знаешь, когда он родился?

– Нет.

– А Розалинда Томпсон?

– Ты хочешь узнать кого не успел убить тот псих? Рак и весы, – шепотом сказала Эйприл. – Только не говори никому на работе. А то начнут увольняться.

– Айк был прав. Я как приманка на охоте. У меня день рождения третьего июля.

– В день независимости? Вот это круто!

– В детстве мама говорила нам с Рейчел, что все парады и салюты это в нашу честь. А президент лично нас поздравляет. Я верил в это лет до пяти. А Рей класса до седьмого. Черт. Да ему скорее всего, уже рассказали. Тот же Мейсон.

– Ну знает он, что ты рак? И что дальше. Они же у вас за решетками и в смирительных рубашках.

– Они вышли из использования в девяностых.

– Правда? Я не знала. – Эйприл надула губы как маленькая девочка. – А ты знаешь, что уран на самом деле красный, а не зеленый как в Симпсонах?

– Знаю. Я не такой уж и городской. Бабушка и дедушка живут на ферме. Дед у меня таксидермист, так что я могу даже чучело сделать. Хочешь голову оленя в спальне?

– Ну уж нет!

– У вас проводят соревнования по бросанию коровьего навоза? – с серьезным лицом спросил Кори.

– Каждое первое воскресение апреля

– Я приеду ради этого в апреле.

– Только ради навоза? – игриво спросила Эйприл, наклонившись к Кори.

И Кори поймал себя на мысли, что он бы действительно еще приехал сюда. Не в больницу, разумеется. К ней бы он и на пушечный выстрел не подошел. Но вот к Эйприл. Сколько сестра не знакомила его с подругами, ничего серьезного у них не выходило. Наверное, потому что для них Кори был очкастым ботаником, который не играл в футбол, не читал реп и никогда не превышал скорость. А тут, в сравнении с местными, Кори настоящий джентльмен, хоть и с помятым носом.

– У тебя в Нью-Йорке есть девушка? – вдруг спросила Эйприл. – Только не ври.

Неужели он похож на Казанову. Для Кори этот вопрос был почти комплиментом.

– В Нью-Йорке нет. Только в Отектвуде.

Эйприл закончила в час. До двух они выгоняли последних гуляк и вынесли Росса, оставив на лавочке под фонарем. Отец Эйприл опять был на смене, поэтому весь дом был в их распоряжении. Кори почти привык, и больше не чихал из-за пыльных пледов и пепла на всех столах. Но спать не мог. Даже пять пинт пива не помогали. Кори просто боялся закрыть глаза и увидеть очередной кошмар. Боялся, что Эйприл застанет его в таком состоянии.

Он тихо встал с постели. Включил телевизор без звука в гостиной. Как всегда, в ночное время крутили ужастики. Кори бесцельно шатался по гостиной, разглядывал засохшие цветы в горшках, грязные тарелки, одежду, брошенную на стулья. В землянке сумасшедшего такого не было. Под кухонным столом лежала стопка старых газет, для кошачьего туалета. Кори вытащил одну из них.