Полная версия
Взгляд в прошлое. Великая Победа над фашизмом
– Распределительные щиты! – Генрих взялся за первый из подходящих к ближайшему щиту кабелей. – Вальтер! Вырви их все! Тогда мы точно перебьем питание!
Богатырь даже с раненым плечом легко справился с задачей. Как только в руках полицая заискрился последний конец силовой жилы, в вагоне погас свет, и что-то сильно ударило в пол.
– Двигатели! – сообразил майор. – Они отключили питание. – Такой расклад в планы не входил даже при наихудшем прогнозе.
– Одна треть корпуса обездвижена, – ровно и без истерики произнес оператор из рубки по каналу громкой связи.
Если задние элементы продвижения в грунте не активны, то при дальнейшем углублении мягкие породы могут зажать задние секции и машину раздавит.
– Стоп машина! – приказал майор операторам. – Ждите моей команды!
Офицеру СС требовался отчаянный рывок для штурма. Он слышал выстрелы пистолета и русский пистолет-пулемет. Агентов было больше одного, но они уже прошли через шестерых солдат. Гранаты бросать нельзя, иначе машина намертво встанет в пластах породы.
«Агентам СМЕРШ дали приказ на захват машины, – размышлял капитан подземохода. – И если их там двое, то половину боезапаса уже расстреляли. Это открывает дорогу к действиям».
Выставив четверых солдат впереди, майор приказал идти на штурм.
Тело первого бойца противники использовали как щит. Второй успел слегка огрызнуться коротким залпом прежде, чем пуля Болингера пронзила ему живот. Солдат был жив, но корчился и стенал от боли. Андрей и Франц смачно поливали немцев выстрелами. Для агентов главным были Вальтер и Генрих. Один разбирался в деталях машины, а другой мог голыми руками оторвать или сломать любой предмет. Проблема образовалась, когда в магазинах Болингера опустело, и потребовалось время на перезарядку. Альвисио стрелял из Шпагина как живой танк. На время перезарядки агент имел парабеллум, но для смены оружия чуть-чуть не хватило скорости. Бойцы майора открыли двери достаточно, чтобы выстрел Рихарда достал до цели. Точно в сердце! Офицер СС мог бы гордиться таким выстрелом, и медлить больше было нельзя. Толкнув последнего живого солдата внутрь, Аугер шмыгнул следом. Болингер увидел мелькнувшую тень и выпустил по ней два выстрела. Рядовой пехоты умер быстро, а вот майору повезло больше – он смог поймать руку Андрея в захват и болевым приемом вывернул из пальцев оружие. Философ как мог сопротивлялся, но офицер Вермахта намного превосходил агента по силам.
– Я взорву все ваши города, а перед этим получу медаль от Гестапо за ценного русского агента! – Рихард ударил Болингера под ребра, а затем поднял на вытянутых руках над полом, держа за горло. Контрудары ногами ничего не давали, а сбить захват ударами ладоней снизу оказалось невозможно, ввиду физического превосходства противника.
Генрих готов был выстрелить, но Вальтер как тайфун обрушился на врага.
Майор не ожидал, что противников окажется так много. Удар сбоку в голову едва не проломил нацисту череп, но офицер СС устоял.
Задушенного Болингера пришлось отпустить – для майора сбылась долгожданная мечта, и он встретил равного по силам противника.
Широкое лезвие ножа вошло в жилистое тело немца, только этого для победы не хватало. Майор нацелил кулак в лицо Вальтера, но агент ловко схватил руку врага в районе локтевого сустава, раздался хруст ломаемых хрящей.
Рихард не зря возглавил секретную миссию Мидгардского змея. Сильный и коварный, он имел все шансы на успех. Вторая рука уже направляла ствол пистолета Вальтеру в живот, но пришедший в себя Болингер перехватил оружие нациста. Выстрел чуть не поразил Шкловера, который готов бы в любой момент вмешаться в случае смерти Вальтера. Худшего не произошло. Агентам удалось в этот раз обойтись без потерь. Но капитан субтеррины все еще был жив! Не желая покидать поле боя, он с силой атаковал Вальтера ногой в пах. Русский колосс ответил захватом за горло. Сломанная рука не действовала, вторую выкручивал Болингер. Агент СМЕРШ отпустил немца только после звучного хруста под пальцами, после чего майор СС Рихард Аугер грузно осел на пол без единого движения.
– Франц, – все еще жадно глотая воздух, Болингер, кивком показал назад, а сам взял автоматы убитых немцев и побежал в следующий вагон. Он расстреливал все магазины, отгоняя испуганных немцев назад. Вальтер как былинный исполин следовал за ним, простреливая из парабеллумов все углы. Весть о гибели командира обескураживала простых солдат. Пока операторы в рубке приходили в себя от новости и решали, кого выбрать главным, агентам удалось отвоевать еще четыре вагона, один из которых был топливный. Дальше путь им закрыли блокировкой дверей. Оставшийся экипаж не решался выйти в открытое противостояние агентам СМЕРШа.
Шкловер с серым лицом покачал головой, показывая, что агент Франц Альвисио умер.
– Я нашел еще электродвигатели, – обронил Генрих Вальтеру. – Андрей, с тебя топливные баки. – Передав оставшуюся взрывчатку философу, агент удалился по своим делам.
– А как мы-то отсюда уйдем? – закончив минирование, Болингер вытер рукавом испарину. Кислорода оставалось мало и, похоже, инженерный состав экипажа нашел способ расправы с гостями: они банально отключили подачу кислорода. Вопрос о том времени, когда агенты задохнуться измерялся парой часов.
– По пути сюда я заметил пару небольших отсеков с надписью «Layrin» и значком катапульты. – Устало ответил Вальтер. Нехватка кислорода сказывалась на нем больше, чем на других. Ранение и потеря крови также ослабили богатыря. – Генрих, ты сможешь разобраться?
Радовало и то, что хоть силач и терял силы, они с философом успели под руководством Шкловера заклинить механизм открытия межвагонных дверей. Теперь в захваченные советскими разведчиками вагоны-ячейки подземохода никто уже пробраться не мог.
– В одном из захваченных отсеков-ячеек есть мастерская с инструментами и всяким хламом, – утешительно ответил Шкловер. – Я думаю, минут через двадцать можно будет рвануть отсюда в подземных катапультах, оставив Мидгардскому змею прощальный подарок в виде бомб с часовым механизмом.
Когда агенты выбрались на поверхность, был уже день следующих суток. Во время прорыва в капсулах подземной катапульты из земных недр, конструкцию жутко трясло, а потом по ушам ударил оглушительный грохот.
– Мы в десяти километрах от Кенигсберга, – Вальтер глубоко вздохнул, оказавшись на поверхности. Для силача свежий воздух давал больше здоровья, чем любой лекарь.
– Вот и хорошо, – резюмировал Генрих, перекрестившись в молитве. – Меня здесь мало кто наблюдал. Андрей завтра уезжает, а тебя, мой полицай, надо подлатать во избежание вопросов.
– У меня есть нужный врач, – отмахнулся богатырь, – к тому же я был не в униформе. Это уменьшает шансы опознания.
– Но нам нужно еще закопать спасательную капсулу и проверить, все ли уничтожили минеры на стартовой площадке, – произнес Болингер. – Чтобы больше ничто не напоминало миру о Змее Мидгарда.
Сергей Берсенев
г. Москва
Голос Левитана
Стояла жаркая пораЗа десять суток до июля.Ходили слухи по дворам,Гудел страны пчелиный улей.Ещё был вечер трудовой,Ещё не выпрямилось тело,Но отчего-то вдруг домойОно взволнованным летело.Там – тёщи милое нытьё,Там – культ Вождя и культ Орловой,И к счастью светлому ведётГазеты «правильное» Слово.Возьмет ли первенство «Спартак»?Забьёт ли Киеву Федотов?А всё не выстроится так,Как расписали день по нотам.Арест соседа – не беда:Ну, прямо взяли по заказу…Спросить вдогонку бы: «Когда«накроют» вражью нечисть разом?»Ответ, точней – девятый валЗаставит вспомнить о наркозе…И где-то фоном напевалОб утомлённом солнце Козин…И ни один не смог кроссвордВместить подкравшуюся тайну —О чём поведает вот-вотМогучий голос Левитана.Задача
В задаче есть солдат, окоп и танк…У каждого из них своя планида…Спустя мгновение всё будет так —Кому – снаряд, медаль, кому подбитымПовесить нос уныло на броне,За ратный подвиг кланяясь солдату,А он – в окопе, раненый, на днеСквозь пелену у Бога ищет дату —Когда же эта кончится война,Которая для всех так много значит?!Уже близки – посмертная весна,Последний бой. Решается задача.Поклонюсь…
Поклонюсь я солдатуЗа Берлин, за Рейхстаг,За победную дату,За простреленный стяг.Поклонюсь я героюЗа свободную Русь,За язык, на которомИногда матерюсь.Моей Женщине – в поясЗа рождённых детей…И за долгую повестьБлагодарен я ей.За горячую кружкуДля поднятия сил!Что очаг не потушен,Без любви не остыл.Поцелую я землюЗа поля и леса,За весеннюю зелень,И за свет в небесах.Ну, а если нагрянутПо зиме холода,Хоронить меня рано!Не уйду никуда!И ни дважды, ни триждыВраг стучался в мой дом…Кто из нас будет лишним,Скажет время потом.Не поверю мессиямИ удельным князьям,Что они есть – Россия,Что их в пекло нельзя!Татьяна Бирюкова
Московскоая область, г. Видное
Воспоминания о моем отце, участнике ВОВ
Александр Тимофеевич Бирюков
(07.11.1911 – 01.05.1973)
Моего отца уже давно нет, он ушёл в мир иной, но, когда вижу ветеранов войны, чья грудь в орденах и медалях, сразу вспоминаю его, участника Великой Отечественной. Уроженец села Березовка Вязовского района Волгоградской области, он был мобилизован и с честью прошёл дорогами войны до Кенигсберга. После войны женился, и у него родились три дочери. О войне говорил изредка, скупо, в то далёкое, послевоенное время мало кто вспоминал о своей нелёгкой службе. Я не припомню, чтобы он носил свои регалии, но точно знаю, что когда ещё была совсем маленькой, то папины медали притягивали меня, как магнит.
Очень любила я заглядывать в большущий сундук, который открывала мама (похожие сундуки были у всех наших соседей), и каждый раз, мне казалось, что в нём появлялось что-то новое. Особо «ценные» вещи лежали в прискрынке. Прискрынок – это такой ящичек, у нас он был справа, внутри сундука на всю его ширину. Там лежал свёрток. В полотняную белую тряпочку были завернуты военный билет отца и его ордена и медали. Медаль «За отвагу», «За оборону Сталинграда», орден «Красной Звезды» и орден «Отечественной войны». В далеком детстве они были просто игрушками, особыми, но игрушками, которые давали ненадолго, а потом заворачивали и клали на место, в сундук. Крышка захлопывалась до следующего раза.
Жалею, что в свое время мы мало говорили о войне, мало расспрашивали о том, как воевал отец. Он был связистом. Один раз вдвоём с товарищем тянули связь на очередную высоту, только туда забрались, как услышали голос, который что-то тревожно дважды сказал на немецком языке. Отец каким-то шестым чувством понял, что нужно уйти. Кубарем покатился он под откос, а через минуту на высотке раздался взрыв, потом другой. В этот раз он чудом остался жив. В другой раз папа пробирался по оврагу. Над ним низко-низко пролетел самолет, прошил очередью, но где-то в стороне, отец вжался в землю, потом вскочил и побежал, а самолет развернулся и снова пролетел над головой, опять прошил очередью, но уже с другой стороны, потом помахал крыльями и улетел, явно издеваясь, но и теперь папе, можно сказать, повезло!
Особенно страшными были бои за Сталинград. В 1942 году моему папе было уже тридцать лет, не семнадцатилетний юнец, но и ему было очень страшно. На глазах погибали сотни молодых красивых парней. Холод пробирал до костей. Окоченевшие трупы погибших не успевали хоронить и складывали вдоль дорог, как поленницу дров. Потом эта ужасная поленница снилась ему часто-часто.
Вой снарядов, взрывы и справа и слева, настоящий ад, хотелось вжаться в землю так, чтобы ничего не видеть и не слышать. И вот тогда отец с чувством отчаянья подумал: «Боже! Если останусь жить – пусть у меня будут три дочери!». Он остался жив, прошёл с боями до Кенигсберга, были небольшие ранения, были и награды. Была большая ненависть к врагу и большая любовь к своей Родине. Эта любовь поднимала и вела в бой, давала силы вновь и вновь подниматься, и гнать врага со своей земли.
Отгремели бои. На Мамаевом кургане теперь тишина. Тысячи людей приходят и приезжают поклониться защитникам Сталинграда. Мой папа лежит в другой земле, далеко от своей малой родины, но, когда говорят и поют о волгоградской березке, я думаю об отце, детство и юность которого прошли на Волге. В День Победы мы несем цветы к его скромному памятнику, цветы памяти о воине и отце, красные гвоздики. Мы – это три сестры, о которых он мечтал на войне, три девочки, которых он очень любил!
«Я был на войне не безусым юнцом…»
Я был на войне не безусым юнцом,Ещё не женатым, и не был отцом.Как все, с облегченьем сползал я в окоп,Вжимался, вжимался всем телом в сугроб.Ползёт страх липучий змеёй по спине.И, кажется, мир полыхает в огне.Но снова и снова под пули, впередВ атаку сержант поднимает наш взвод.Вокруг взрыв за взрывом – потерян слух.Набатом в висках – не вернусь, не вернусь!Увижу ли снова родимую мать,Смогу ли её ещё раз я обнять?Растёт груда тел на буром снегу.Встаю в полный рост, и кричу, и бегу,Стреляю – я должен врага победить.Как хочется жить! Как хочется жить!Будь милостив, Боже, прошу я тебя,Родятся три дочери пусть у меня!«Клянись, и так будет – послышалось мне,«Останешься жить ты на этой войне».Валерий Богушев
г. Воронеж
Последний подвиг Ивана Солодова
Ивану Солодову, который вырос на станции Графская, Воронежской области, было всего двадцать, когда началась Великая Отечественная война. Он только что закончил Киевское артиллерийское училище, получил звание младший лейтенант и назначение в часть, расположенную в городе Бердичев в 150 км на юго-запад от Киева. На вооружении батареи, которой он командовал, было три пушки.
«Ваня, когда был мальчиком, любил бороться. Рос крепким, широкоплечим, окончил семилетку в Графской с отличием и еще три года ездил на поезде в Воронеж за 40 с лишним километров, чтобы окончить 10 класс, – рассказывала Александра Арсентьевна Шугурова, одна из сестер Ивана. – Маленькая двухэтажная школа располагалась недалеко от Технологического института на спуске к реке. Мама каждый день давала Ване на дорогу 5 копеек, и он всегда на 2 копейки привозил мне какой-нибудь пирожок или конфеты.
В Первомайском парке, мимо которого лежал путь от вокзала в школу, располагался цирк шапито, и там часто выступал Иван Поддубный. Ваня его видел, даже подходил побеседовать, и тот обещал поучить приемам борьбы. Иван окончил на отлично десятилетку и задумал продолжить обучение в Киевском артиллерийском училище. Все три года мы каждый год приезжали к нему в Киев проведать.
22 июня 1941 года по радио объявили: война. От Вани никаких вестей. Было очень тревожно…»
Согласно военным хроникам, 7 июля 1941 года немецкие танки ворвались в Бердичев, а 8 июля город был занят полностью. Всю ночь батарея Ивана Солодова отстреливалась, пока не закончились снаряды, потом стреляли из пистолетов и винтовок, но закончились и патроны. Четверо оставшихся в живых красноармейцев попали в плен. Несколько немцев с автоматами дали им лопаты и велели рыть яму.
Иван своим тихо сказал:
– Следите за мной и делайте то, что я. Бежать к лесу «по-заячьи».
Когда дорыли до половины, Иван попросил:
– Курт, дай закурить, – хотя сам не курил никогда.
Немец понимающе улыбнулся, зажал автомат между колен и полез за папиросами. Русский офицер свалил его ударом лопаты по голове, перепрыгнул через яму и бросился к лесу. За ним побежали остальные. Двоих настигли пули, а Ване с товарищем удалось уйти от погони. Передвигались только ночью. В одной деревне постучали в избу, вышел дед. Обменяли у него военную форму на гражданскую одежду. Лесом три дня шли.
«…Мы сидим завтракаем, открывается дверь, входит Ваня с незнакомым парнем, оба в гражданской одежде, – продолжала воспоминания о брате Александра Арсентьевна. – Мать бросилась к ним…
В тот же вечер Ваня с товарищем отправился в Тамбов в военкомат. Там с ними разобрались, выдали форму и разрешили на один день съездить домой.
Вернулся в новой шинели. Сохранилась фотография, где он стоит с сестрой Фаиной и ее подругой, которая ему очень нравилась».
На следующее утро Иван уехал на фронт. И вскоре от него стали приходить письма. Его повысили в звании. Одна жительница Графской встретила его под Сталинградом, когда тот возвращался с сибирского завода с колонной новых пушек. Она рассказала, что ему предлагали остаться на военном заводе, в тылу, но он не согласился.
Отец молодого офицера Арсентий Никанорович, хотя и не подлежал мобилизации по возрасту, тоже ушел на фронт – добровольцем. Попал в железнодорожные войска, прошел всю войну и встретил Победу в столице Австрии Вене.
Сохранилось письмо сына к отцу, датированное 20 декабря 1942 года, где есть такие строки:
«Здравствуй, дорогой мой папочка, шлю я тебе сыновский поцелуй и желаю дальнейших успехов в нашей общей победе над врагом… На фронте нахожусь с 1-го августа, уже пятый месяц пошел. Нахожусь на самом главном участке фронта, куда устремлены все взоры и все внимание, должен понять. Выдержал все напоры. Прошлый год хуже получилось, чем в этом. Командовать правительство доверило большим подразделением. Я принял это с честью и, думаю, оправдаю доверие. Награжден орденом „Красная Звезда“. Ну а в остальном все по-старому. Приезжай, папа ко мне, вместе воевать лучше будем… С гвардейским приветом и поздравляю с новым 43 годом».
А вот что написала о боевых делах Ивана Солодова фронтовая газета:
«Среди небольшого леса, покрытого первым инеем, расположены замаскированные орудия одного нашего артиллерийского подразделения. Это они своими мощными и точными огненными налетами наводят страх и ужас на немецких захватчиков.
Сейчас у орудий большое оживление, артиллеристы по данным разведки готовят фрицам очередную порцию советских «гостинцев».
Гвардейцы охвачены наступательным порывом, как и все воины нашего фронта.
Артиллеристы гвардии старшего лейтенанта Солодова И. А. своими боевыми действиями уже заслужили среди защитников Сталинграда широкую известность как мастера меткого огня…
Прибыв на огневую позицию, тов. Солодов организует связь со стрелковым подразделением и устанавливает тщательное наблюдение за противником.
Достаточно сообщить на батареи ориентиры, у которых появился противник, и батареи сразу накроют его смертоносным огнем.
Гвардии старшему лейтенанту Солодову стало известно, что из цеха №14 и №15 одного из заводов Сталинграда ведет огонь вражеская пушка, рядом строчит станковый пулемет.
Огонь противника не дает возможности нашей пехоте продвигаться вперед. Тов. Солодов выдвинулся на наблюдательный пункт, в район сосредоточения нашей пехоты, скорректировал огонь от хорошо пристрелянного репера, сосредоточил огонь к первому орудию и огневым налетом в 30 снарядов поднял в воздух вражескую пушку, станковый пулемет вместе с прислугой.
Этим же налетом он уничтожил дзот противника.
Наше пехотное подразделение быстро заняло дом, закрепившись в нем, и продолжало теснить противника.
– Чтобы метко разить врага, — говорит тов. Солодов, — надо терпеливо за ним наблюдать, неустанно вести разведку…
О своих боевых делах он рассказывает весьма скромно…
За доблесть и мужество, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, старший лейтенант Солодов награжден орденом «Красной Звезды».
Представляет несомненный интерес написанный аккуратным почерком наградной лист, в котором перечислены боевые заслуги молодого офицера:
«В боях за социалистический город Сталинград, командуя и управляя артиллерийским огнем дивизиона, гвардии старший лейтенант Солодов неоднократно отбивал атаки пехоты противника, вызывая огонь всего дивизиона на свой командный пункт, находящийся на правом берегу р. Волга. Например:
16.11.42 г. пехота противника атаковала командный пункт три раза и была отбита благодаря личному мужеству и отваге, выразившейся в открытии артогня на себя.
17.11. 42 г. пехота противника предприняла 5 атак, которые были отбиты с большими потерями для противника, а именно: рассеяно и уничтожено до двух взводов пехоты, уничтожено две минометных батареи и подавлен огонь артбатареи. Достоин правительственной награды ордена «Красное знамя».
Гвардии майор Кулак».
Согласно военным летописям, 19 ноября 1942 года началось историческое контрнаступление советских войск под Сталинградом. Войска Сталинградского (командующий А.И.Еременко), Донского (командующий К.К.Рокоссовский) и Юго-Западного (командующий Н.Ф.Ватутин) фронтов окружили 22 вражеские дивизии общей численностью 330 тыс. человек. В декабре на Среднем Дону были разгромлены итало-немецкие войска, пытавшиеся извне прорвать котел и помочь окруженным.
На завершающем этапе контрнаступления войска Донского фронта провели успешную операцию по ликвидации окруженной группировки врага. Командование 6-й германской армии во главе с генерал-фельдмаршалом Ф. Паулюсом сдалось в плен. Под Сталинградом армии фашистского блока потеряли до 1,5 млн. человек, четверть всех сил, действовавших тогда на Восточном фронте. Красная Армия потеряла более 2 млн. человек. Победа под Сталинградом сыграла важную роль в коренном переломе в Великой Отечественной и второй мировой войне.
Помимо ордена, Иван был награжден медалью «За оборону Сталинграда» и получил еще один «кубик» – стал гвардии капитаном.
После разгрома немцев под Сталинградом линия фронта откатилась на запад, и артиллерийский дивизион гвардии капитана Солодова оказался в непосредственной близости к старинному русскому городу Дмитровску, что на Орловщине. Немцы успели создать на подступах к городу мощный оборонительный рубеж.
Седьмого августа 1943 года дмитровцев разбудила артиллерийская канонада в южной части района. Битва за город длилась пять суток и с каждым днем принимала все более ожесточенный характер.
Гвардии капитан Солодов огнем своего дивизиона подавил огонь трех артбатарей противника, уничтожил 8 огневых точек, одну минометную батарею противника.
Следуя все время в боевых порядках пехоты, быстро реагировал на появляющиеся цели, огнем расчищая путь пехоте. Огнем уничтожил до 60 человек солдат и офицеров противника. За участие в прорыве обороны противника и взятии города Дмитровск наш земляк был награжден орденом Отечественной войны II степени
Осенью 1943 году дороги войны привели Ивана Солодова в Белоруссию. Командованием была поставлена задача выбить немцев из села Терюха Гомельской области. Он написал домой: «Мама, ты за меня не волнуйся, не переживай. Я здесь как штык. Сижу на прорыве. Погибну, но прорву…»
Как потом рассказывали местные жители, во время боя 4 октября, капитан Солодов, забравшись с биноклем на высокое дерево, корректировал огонь наших батарей сначала по немецкой артиллерии, затем по пехоте. Прицельным огнем был уничтожен вражеский дзот, устроенный в здании одной из местных церквей, сдерживавший атаку наших бойцов.
Отступая, немцы заметили «высотный» «командный пункт». Они послали лазутчика, который взорвал себя под деревом. Осколками гранаты Иван Солодов был ранен в живот и упал с дерева. Хозяева близлежащего дома перенесли смертельно раненого офицера, обеспечившего прорыв наших войск, в свое жилище, где он дожил только до рассвета.
Потом по адресу, найденному в кармане гимнастерки написали письмо в Графскую…
Через год после Победы родители Арсентий Никанорович и Евдокия Пантелеевна ездили в белорусское село на могилу сына.
В 1952 году Арсентий Никанорович посетил музей Обороны Москвы, где ему разыскали и дали почитать книгу Николая Крылова «Гвардия, рожденная в боях». В этой книге есть рассказ о навсегда оставшемся молодым гвардейце со станции Графская и интервью с ним незадолго перед последним боем…
К Графской вплотную подступает заповедный лес. Высокие сосны, устремленные кронами к небу, возможно, помнят Ивана Солодова. Помнит его и дом по улице генерала Лохматикова, где он вырос, откуда ушел на фронт.
О боевых подвигах тех, кто сражался за Родину, должны знать современники. Знать, гордиться, помнить…
Георгий Бойко
г. Москва
Директива
Войны дороги по СмоленщинеВедут в поля, что под Москвой…И вот шестнадцать строчек женщине!И треугольник фронтовойПоэтом был отправлен в Чистополь(там у него жена и дочь)…Письмо дошло и вслух прочитано…В землянке коротая ночь,Писал он, что мечтает встретиться,Что от любви ему тепло…В простых словах о чувствах трепетных…Ему так нА сердце легло.Писал не по заданию,Не думал об издании…Чуть позже встреча с композитором,Не то чтоб вовсе невзначай…Взгляд на поэта выразительный…– Давай, Алёша, выручай!Мне песню написать поручено…Ты в жанре песенном ретив!И предложение озвучено:– С тебя слова, с меня мотив!Какая может быть реакция?Сказать собрату не в укор– Гляди! Вокруг кипит редакция!Я не поэт, я военкор!На просьбу чересчур настырнуюЗавзятый будто бы игрок,Он вынул картою козырноюЛисток, на нём шестнадцать строк,На первый взгляд не песенных…– Дерзай! Промолвил весело…Неделю композитор мучился!Бумаги нотной ворохаИзвёл…Но в результате музыкаЛегла на музыку стиха!Да так легла, что ясно сразу же:Всё получилось! Песня есть!О перспективах самых радужныхДоходит до поэта весть,Что песне этой, пусть не плановой,Очаровать удастся всех,А голос Лидии РуслановойНадёжно закрепит успех…В газетах ноты напечатаны,Запела песню вся страна!Поэту нет причин печалиться…Вдруг оказалась – есть одна!ПахнУло огненной геенною!Меж прочих аббревиатур,Жизнь отравляющих военную,Словечко странное – «главпур»…Прочли стихи под лупою,И с директивой глупою:– Напоминать бойцу не сметь,Что рядом притаилась смерть!Итог: учтя заслуги прошлые,(он в доску свой за столько лет),Поэту дан совет непрошенный —Переписать один куплет…В ответ: стихи уродоватьНе стану даже пробовать!– Ах так?! Своё ты ценишь «творчество»?!Всей вашей братии средиНайдётся кто-то посговорчивей…У нас поэтов пруд прудиПисать куплеты новыеС добротною основою…Но с директивой близорукоюЦензуре-дуре невдогад,Что песня эта станет мукоюКонцертных фронтовых бригад…Поют не то, что велено,На практике проверено!Бойцом на фронте честность ценится,Всё остальное не в чести…Придётся самозваным цензорамРуками только развести!Едва ли естество строптивоеУразумеет головаС невыполнимой директивоюИз песни выкинуть слова…Какие всё же олухиВсе эти «идеологи»!