Полная версия
Пацаны озадаченно переглянулись.
– Андрей хочет сказать, что мы не нашли ничего конкретного, – поспешила добавить Наташка.
– Нет, – рявкнул я. – Я хотел сказать именно то, что сказал: нас опрокинули вперед, стянули штаны и зашли по самое не балуйся, даже не постучавшись.
Комнату заполнил хорошенько сдобренный алкоголем смех. Я ничего смешного в этом не видел.
– Уля – девочка, что навещала свою сестру, сделала нам набросок напавшего на них чудовища.
И Наташка в общих чертах пересказала им историю нашего похода в больницу, не забыв и упомянуть мой рассказ об упавшем с неба осколке.
– Это я помню, – кивнул мне Саня задумчиво. – Ты рассказывал мне это и даже показывал осколок. Кажется, лет пять-шесть назад.
– Я тоже помню, – подтвердил Стас. – Мы какое-то время даже, ну, играли с ним. Там в агентов ФБР и, ну, все такое.
– А мне вы ничего не рассказывали, – Серега скривился и обиженно уставился на нас.
– Да-да, точно! – припомнил я. – Я был агентом Малдером, и сделал нам удостоверения, используя мамины старые корочки с работы, очень похожие на удостоверения агентов ФБР.
– Ага, – энергично закивал Стас. – Мы написали на картонках информацию, вклеили фотографии и вставили их в эти корочки. А где мы взяли жетоны?
– Эй, не игнорируйте меня! – громче потребовал Серега.
– Андрюха взял их из старых полицейских наборов, помнишь? – Саня пощелкал в воздухе пальцами, сосредоточенно хмурясь. – Такие, блин…
– Серебристые, из пластика, – подсказал Стас.
– Точно! Серебристые. Их как раз было три.
– Четыре, – поправил я брата. – Просто нас тогда было только трое.
– Да, трое. И мы играли очень долго.
– Пару лет, – Стас задумчиво почесал подбородок. – Ну, может больше. У нас даже помните, был мобильный телефон?
– Ага, только это был не телефон, а калькулятор в форме телефона. Где ты его достал?
– Купил у китайцев на рынке за сто рублей, – ответил я.
Серега переводил возмущенный взгляд с одного на другого и злился все больше. Наташка смотрела на нас с милой улыбкой, присущей скорее матери, нежели нашей подруге.
– Так, стоп! – взорвался Серега. – А где я был в этом время?
Мы переглянулись. Теперь это получалось намного лучше. Раньше это могли делать только я да Саня, теперь и Стас и даже Наташка проделывали это вместе с нами с такой точностью, словно сценку поставил сам Станиславский.
– Да не было тебя тогда, – растерянно отозвался Стас.
– Как это не было?
– Да вот так, ну, не было и все.
– Ты тогда еще с нами не общался, – сказал я.
Серега запустил руки в волосы и несколько раз встряхнул их, словно пытаясь вручную завести мозг.
– Мы тебя знали, но ты не был в нашей тусовке, – расставил все точки над «и» мой брат.
– А где же я тогда был?
Саня безразлично пожал плечами:
– Какое это имеет значение?
– Просто… просто мне кажется, что мы были вместе всю нашу жизнь.
Внезапное Серегино откровение тронуло нас и заставило наши лица расплыться идиотскими улыбками. Действительно, мы были так крепко связаны, что казалось, родились в один день в одном роддоме, да так с тех пор и стали дружить, как только наши крики впервые заполнили помещения этого старого здания.
– Эх, мальчики, это так мило. – Наташка прижала ладошки к щекам и просияла.
Серега моментально изменился в лице и принял свою извечную позу: взгляд сверху вниз из-под запрокинутой головы, несмотря на то, что ростом был ниже. Пронзительные серые глаза смотрели надменно.
Стас, Саня и я улыбнулись. Мы никогда не говорили Сереге об этой его особенности. Не говорили ранее, не стали этого делать и сейчас.
– Ну, так и что вам там дали? – спросил Стас.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что именно он имеет в виду.
– Рисунок.
– Рисунок? – переспросил он.
– Рисунок, – ответил я.
– Рисунок? – удивилась Наташка.
– Рисунок, – кивнул я.
– Рису-у-унок? – изогнул брови Саня.
– Рис… да мать вашу, завязывайте! – взорвался я. – Я же сказал – рисунок. Рисунок, мать вашу, самый обычный гребанный рисунок. – Я перевел взгляд на Наташку. – И ты, Брут?
Девушка только с улыбкой развела руки.
– Э… эй! – Серега ошарашенно хлопал глазами. – А как же я! Я всегда был вторым!
– В большой семье, друг мой, хлебалом не щелкают. – Я перегнулся через стол и несколько раз иронично похлопал его по плечу.
– Ура-ура, – радовалась Наташка. – Я снова вклинилась в вашу фишку.
– Точно, – согласился Саня. – И не пришлось придумывать тебе свою фразу.
– Так проще, – поддержал их Стас.
– Э-э-э, а как же я! – не унимался Серега.
– Ну, ниче, будет и на твоей улице праздник, – успокоил я его.
– Так, ну это, рисунок, – напомнил Стас.
– Да, рисунок, – я постучал пальцами по подбородку. – Рисунок. Рисунок. В общем, чушь это, а не рисунок.
Я оттолкнулся от спинки кресла и навис над столом.
– Поймите меня правильно, нарисовано все очень круто, для маленькой девочки. Я в ее возрасте так не мог. Но сам рисунок – это нечто. Сборная солянка из Чужого, Хищника, Протасов и бог знает чего еще.
– Подделка? – спросил Серега.
– Да какая там подделка, – махнул я рукой. – Тут два варианта: либо и Чужой и Хищник и Протосы имели за собой реальный прототип пришельцев и это именно наш парень, а их создатели кое-что скрывают, либо все это туфта и простое желание привлечь к себе внимание.
– У Ульяны половина семьи в коме, – обижено сказала Наташка.
– И я ей очень соболезную в этом плане, правда, – ответил я, не без доли яда в голосе. – Но это не повод привлекать к себе внимание глупыми выдумками о страшных тварях в ночи. Это только отвлекает внимание врачей от работы и добавляет им разумную долю скептицизма, что может им позволить сделать неверные выводы, например в сторону какой-либо психологической болезни. А с тварями лучше вообще не шутить, ведь они шутить не любят. – Я осмотрел сосредоточенные лица друзей. – Нам ли этого не знать?
Наташка стушевалась от моих слов и опустила голову. Саня кивнул с серьезным видом:
– Тут я согласен. Шансы на то, что девочка видела именно такое существо – ничтожно малы. Ведь вряд ли иные цивилизации могут выглядеть как плод фантазии людей.
– Верно, – подхватил я, ударив ладонью по столу. – Если во вселенной и есть другая жизнь, в чем я ни капли не сомневаюсь, то вряд ли она будет похожа на нас. Или привычна нам. Она может выглядеть как угодно. Понимаете меня? Как угодно?
Все как-то неразборчиво и неуверенно кивнули.
– Ну, например она может существовать в форме газа, – предположил я. – Или в форме какого-то разума, что мы не можем постичь. Да, Боже, они уже могут быть среди нас, просто мы этого не можем понять, потому что мы не можем понять того, чего не может постичь наш разум. Мы ведь мыслим образами из нашего прошлого опыта, образами прошлого всего человечества. Мы не можем себе представить что-то, чего мы никогда не видели. А если и сможем, то это представление будет основано на пережитом нами опыте. Что если прямо сейчас в этой комнате, рядом с нами существую и иные формы жизни? Просто мы не можем этого постичь?
В комнате повисла тишина. Ребята только мельком переглядывались, чтобы понять, заметил ли кто-нибудь эту самую «жизнь» или нет.
– Но как это возможно? – нарушил тишину Серега.
– Может они движутся так медленно для нас, что у нас проходят сотни лет, а они только начинают движение? Вдруг они воспринимают время совсем по-другому? Или, нет, вдруг они движутся так быстро, что мы их попросту не видим. Или они живут в ином, квантовом мире.
– А возможно, – разгорячился я, как всегда вплывая в привычные для меня воды, – мы их просто не можем увидеть. Ведь человеческий глаз различает только семь основных цветов светового спектра. А что если их намного больше, но мы просто не можем увидеть их, в силу ограниченности нашего глаза? Вот вы можете придумать новый цвет?
– Ну-у-у, – задумался Саня.
– Например, – Наташка вскинула палец в воздух.
– Не смесь знакомых цветов, а абсолютно новый цвет, – опередил я девушку и ее палец медленно опустился.
– Кто-нибудь? – я перевел взгляд с Сереги на Стаса, прекрасно понимая, что ответ на мой вопрос может быть только один.
– Нет, – наконец прервал я общее размышление. – Мы не можем себе представить того, чего не существует. То, чего мы раньше не видели, о чем у нас нет никакой информации. Так почему бы нам не представить, что и иные формы жизни мы не сможем узнать, даже если увидим, потому что попросту не можем их постичь. Наши способности крайне ограниченны, чтобы там не говорили ученные, и только бесконечное человеческое самолюбие и завышенное самомнение позволяет нам считать, что мы знаем все и можем все.
– Огнетушитель? – предложил Саня.
– Да пошел ты, – рявкнул я.
Ребята рассмеялись. Даже Наташка их поддержала, так как уже успела привыкнуть к моим воспламеняющим самого себя речам.
– Да что с вас взять – варвары, – отмахнулся я. – Читайте книжки. Научную литературу, учебники по физике для высших учебных заведений, а в перерывах хорошую художественную литературу. Не для того, чтобы получить огромный багаж знаний – для многих это непосильная задача. – Я заметил ироничный взгляд Наташки и, сморщившись, продолжил: – В том числе и для меня, да. И нечего скалиться, Полторашка, я все вижу. Я не имел в виду получения степеней и банального бесящего всех всезнайства, а для простого поднятия уровня общего образования, никак не связанного с аттестатами и дипломами.
– Я лишь хочу, чтобы люди научились думать, анализировать услышанное, а не просто переваривать и выблевывать в мир бесформенной кучей испражнений, – продолжил я после короткой паузы, необходимой чтобы перевески дыхание. – Каждая прочитанная вами книжка, каждая изученная вами статья, которая позволит вам некоторое время обдумывать написанное, мыслить критически, поможет вам продвинуться по цепочке выстроенной Дарвином чуть дальше от неандертальца.
– У, у, а-а, – подсказал мне Саня.
– Да, спасибо за наглядный пример. – Я театрально поднял руки к потолку. – Мой брат, кто бы мог подумать. Моя кровь, моя…
– Не занудствуй, – остановила меня с улыбкой Наташка.
– Ладно, – сдался я. – Вы поняли, что я хотел сказать. – Осмотрев лица друзей, я подумал, что возможно поспешил с выводами. – В общем, все выше сказанное было необходимо для того, чтобы вы поняли, почему я не верю в этот рисунок. Ну, слишком все очевидно для меня. Либо так, либо я просто чего-то не понимаю.
– Думаю, наш всезнайка согласится, что даже он может чего-то не понимать, – сказал Саня, обращаясь ко всем и ко мне в частности.
– О, вы смотрите, – зааплодировал я. – Кто-то научился мыслить. Моя речь не была напрасной. Верно, – я кивнул. – Я мог быть и неправ. Могу чего-то не понимать. Но тут нас рассудит только время.
На тот момент я еще не знал, что время как раз играло решающую роль в этой истории. Паутина событий уже плелась за нашими спинами пока мы сидели и попросту бросали слова на ветер. Знай мы, на тот момент то, что знаем сейчас, сидели бы мы так же за столом и потягивали виски, или оторвали задницы от кресел и попытались хоть что-нибудь сделать? Боюсь, ответа на этот вопрос уже не найти. Тут нас сможет рассудить лишь история.
– Ладно, давайте выпьем, – предложил я, перехватывая бутылку за горлышко.
– Очень смешно.
Сначала я не понял, к кому конкретно обращалась Наташка. Это мое предложение показалось ей смешным? После того как они отреагировали на первую порцию виски, это было вполне возможным. Или она обращалась к одному из пацанов, которые в это время корчили рожи или пародировали меня? А может быть, показывали одну из бесчисленного множества сальных сценок из нашего арсенала.
Мне пришлось поставить бутылку, потому что ее вес оттягивал мне руку, и повернуться к Наташке. С непонятной, слегка напуганной улыбкой на лице, девушка демонстрировала нам зеркальце.
У меня ушла добрая минута времени, чтобы понять, что именно она показывает и вспомнить, откуда вообще тут взялось это зеркальце. И только когда я вспомнил, чем конкретно мы занимались буквально час назад, я присмотрелся внимательнее.
Нарисованная черной помадой дверь была распахнута, а несколькими ступенями ниже стоял черт.
В этот момент горевшая до сих пор свеча притухла и засмолила черным непроглядным дымом, что поднимался отвесно к потолку.
3
– Это не смешно! – Руки Наташки дрожали так, что зеркальце ходило ходуном, размывая отражаемые в нем объекты.
Мы стояли молча, сбитые с толку и немного напуганные. Темнота как всегда лишь усугубляла обстановку, подначивая воображение рисовать несуществующие картины, слышать звуки, которые никогда не порождал этот мир. Казалось, что оранжевый круг тусклого света одинокого торшера съежился, сжался до размеров потерянного воздушного шарика, прибитого воздушными потоками между стеной и креслом. Безбожно чадящая свеча трепыхалась словно на ветру, устроив по стенам безудержный танец теней, рожденных нашими собственными телами.
– Ребята, это не смешно, – нервно повторила Наташка. – Кто это сделал?
– Наташ, ты же знаешь, – медленно начал я, ища взглядом поддержки у брата.
– Никто к нему не подходил, – пришел мне на выручку Саня.
– Зеркало лежало в центре стола, – трясущимся пальцем Серега указывал в промежуток между оливье и тарелкой под горячее. – Прямо в этом сраном центре. Все время на виду.
– Тогда как это…
Девушка не смогла договорить: она перевернула зеркало и взглянула в него. В то же самое время ее отчаянный, полный страха вопль, разорвал тишину в квартире, и зеркало полетело на пол. Казалось, только чудо не дало ему разлететься на мелкие осколки. Ударившись о край стола и подлокотник кресла, оно со звоном упало на пол.
Я наклонился, чтобы поднять его. Зеркальце было холодным, словно его только что достали из холодильника. Поверхность была целой, ни скола, ни трещины. Но кое-что в нем все же изменилось.
– Какого?! – выругался я, поднося зеркальце ближе к глазам.
– Ч… что там? – прошептала перепуганная Наташка.
– Его нет, – ответил я. – Черта на ступенях нет.
Я повернул зеркало так, чтобы все могли его хорошо видеть. Лестница оставалась на месте, ее вершину венчала дверь, но черта, который минуту назад стоял на лестнице, нигде не было видно.
– Значит она уже здесь, – с хрипом выдохнул Стас.
И в этот момент часы пробили двенадцать. Однако не успели они досчитать и до трех, как нас накрыло глухим непроницаемым куполом. Все звуки отрезало от реального мира, и тишина ударила нам по вискам. Уши заполнил пронзительный высокочастотный звон, словно где-то в комнате сбоила техника. Ноги подогнулись сами по себе, и нам пришлось схватиться, кто за что успел, чтобы не повалиться на пол.
Первой опомнилась Наташка. Девушка сорвалась с места с такой скоростью, что я смог разобрать только черное смазанное пятно. В следующую секунду в комнате вспыхнул яркий свет энергосберегающих ламп. Но на этом девушка не успокоилась, прижавшись к стене, она высунула руку в коридор и, нащупав на стене выключатель, щелкнула им, осветив заодно и длинный коридор. С этого места больше ни до чего она дотянуться не могла и потому мышкой вернулась обратно, прибившись между мной и моим братом.
– Я знал, что это было плохой идеей, – злобно прошипел Серега.
– Да? – иронично усмехнулся я. – И где же ты был, когда мы только начинали ритуал.
– Да замолчите вы! – вспылила Наташка. – Какой смысл сейчас нападать друг на друга. Мы все хороши. Лучше видите себя тиши и смотрите в оба.
– Верно, – кивнул Саня. – Если она здесь, лучше будет, если мы увидим ее первой.
От этих слов Наташка сжалась еще сильнее и, ухватив под руку моего брата, затряслась всем телом.
Мы с Серегой виновато переглянулись. Иногда мы просто вели себя как дети, которыми собственно и являлись. Признав наши ошибки взаимным кивком головы, мы принялись осматривать квартиру.
Перед тем как решить провести ритуал, я вычитал в книгах все, что смог найти о ритуале призыва Пиковой Дамы, благо книг у меня было выше крыши: полочки буквально ломились от мистической литературы, как художественной, так и документальной. Проблема была лишь в том, что в этот момент голова была девственно чиста, все мысли вымыл громкий удар часов.
– С Новым Годом, кстати, – невпопад проронил я. Ответом мне был чей-то ироничный смешок.
Попытавшись заставить голову работать, я крепко зажмурился и сосредоточился лишь на одной мысли: моя комната, одинокий свет настольной лампы, раскрытая книга на столе. Я сижу, подперев виски руками, и всматриваюсь в плывущие перед газами буквы. Пытаюсь их остановить, заставить прекратить безумный пляс, подчиниться мне, но стол начинает удаляться. Свет лампы сужается до маленького пятна, в котором видна лишь сгорбившаяся над столом фигура. Я смотрю на все сверху.
Резкий толчок и картинка исчезает. Сцена меняется и теперь я снова в своем теле, болтаюсь в темноте как в водах бесконечного океана. Разум путается, я не чувствую своего тела, не слышу своих мыслей. Напротив меня висит зеркало во весь рост. Я вижу на нем блики, но не вижу отражения. Огромное гладкое полотно заполняет чернота.
Вздрогнув как от удара, я открыл глаза.
– Зеркало!
Пацаны дернулись от моего внезапного выкрика, а Наташка тихо пискнула, прижимаясь крепче к Сане.
– Она приходит из зеркал! – уточнил я.
Не знаю от чего, но мысль о том, что что-то, чем бы оно ни было, может выйти из зеркала вызвала во мне неконтролируемую панику. Я чувствовал, как она растет во мне, поднимается все выше, сжимает горло, препятствуя поступлению воздуха. Тело бросило в холодный пот, руки затряслись. Взгляд носился по комнате, ни на чем конкретном не фокусируясь.
Господи, как много, думал я, как же много в этом доме стекла. Все, что я видел, имело отражающую поверхность: от экрана большого телевизора, до множества бокалов и стопок в серванте. И все они сверкали в свете десятка лампочек, и всех их заполняла чернота вызванная отражением наших тел.
Краем глаза, заметив движение, я обернулся к телевизору. В его темном выпуклом экране отражались удлиненные копии нас самих, стола, кресел и неровного выреза дверного проема. Мне казалось, что там, за нашими спинами что-то движется, подбирается ближе, меняя свои очертания. Я не мог сказать вижу ли я это на самом деле, или это всего-навсего плод моей фантазии, игра богатого воображения, подстегнутого страхом.
Я всматривался в экран с минуту, так ничего не заметив, а когда, наконец, расслабился, тишину в комнате нарушил громкий звук дверного звонка.
Вздрогнув как от удара, я налетел спиной на стоящее позади кресло. Раздался тихий скрежет его ножек по полу. Но никто не обратил на это внимания, все мои друзья пребывали на той же грани, что и я.
– Стой! Ты куда? – зашептала мне вслед Наташка.
Я и сам не успел понять, как ноги вынесли меня в коридор. Оглянувшись, я уставился на своих друзей, что собрались тесной кучкой, у дверного проема.
– Я просто подумал…
Я понятия не имел, что собирался сказать, слова бездумно слетали с моих губ. Но мне и не пришлось заканчивать свою речь, так как в дверь снова позвонили. На этот раз настойчивее.
Я был готов поклясться, что звук был, практически, не отличим от предыдущего, но вся проблема была как раз в этом «практически». Что-то в нем изменилось, изменилось на самой грани восприятия. Казалось, что человек по ту сторону двери был взбешен такой задержкой. Если это, конечно, был человек.
– Не ходи! – взмолилась Наташка.
Но я пошел, просто не мог не пойти. Ноги сами понесли меня вперед. Я сделал шаг, может два, как новый звонок в дверь нарушил тишину квартиры и заставил меня прирасти ступнями к полу.
Господи, этот коридор всегда был таким огромным?
Застыв как статуя, я смотрел на дверь. Ничем не примечательная, пережиток советского прошлого с дутой «под кожу» поверхностью, но с современной ручкой с поворотным механизмом замка, она казалась мне невероятно далекой. Было ощущение, что с каждым шагом, дверь только отдаляется от меня, а стены по боком расступаются, углубляясь в темноту комнат.
На мое плечо легла холодная рука, и мне потребовалось неимоверное количество усилий, чтобы не вздрогнуть, не закричать и не пуститься в бег, в попытке сохранить еще живущую во мне часть рассудка.
Я оглянулся.
– Мы с тобой, – прошептала Наташка, сжимая мое плечо.
Все они стояли за моей спиной тесной группкой, в которой царит ложное ощущение спокойствия.
– Может это просто колядовать пришли? – предположил Серега.
– Такое бывает на Новый Год? – спросил я.
– Ходят только на Рождество, – ответила Наташка.
Я кивнул и вновь повернулся к двери. Казалось, она затихла. Возможно, незваный гость убрался восвояси, так и не дождавшись ответа с той стороны. Это мог быть кто-то из знакомых Наташкиного отца, решивший навестить старого друга в праздник. Вот только звучало это крайне глупо. Кто ходит по гостям ровно в полночь, когда все нормальные люди в это время пьют шампанское и слушают президента по телевизору?
– Идем, – шепнул я и двинулся вперед короткими нерешительными шажками.
За дверью кто-то переступил с ноги на ногу. Я застыл, и Наташка за моей спиной прошептала:
– Он еще там.
– Кто он?
– Тот, кто звонит в дверь.
Именно так, «тот, кто звонит в дверь». И пока мы не знаем кто это, это может быть кто угодно, от незадачливого соседа, что не может попасть в квартиру, до чертовой Пиковой Дамы, что пришла, чтобы задушить нас. Чертов Звонарь Шредингера.
Зазвонил телефон. Маленькая красная коробочка на полке в двух шагах от меня.
– Твою мать, – чуть не плача, прохрипел Серега. Его всего трясло и только тот факт, что он держался за Наташку, позволял ему стоять на ногах.
– Не бери!
Я злобно оглянулся. «Стой», «не ходи», «не бери» – с таким подходом Наташке стоит попросту засунуть голову в песок, чтобы отгородиться от мира. Возможно ответ как раз в этом звонке. Может это и правда сосед, который увидел свет в окнах и решил узнать, не дома ли хозяин, чтобы предложить встретить праздник вместе.
Я поднял трубку и поднес ее к уху.
– Алло.
Тишина в трубке сопровождалась далекими механическими скрипами.
– Алло! – настойчивее повторил я.
И снова тишина. Я прислушивался к ней с минуту, пытаясь разобраться хоть что-то за шумом статических помех, и когда совсем отчаялся, мне показалось, что я услышал дыхание. Кто бы это ни был, но тоже слушал. Слушал и дышал в трубку.
– Что там? – спросил Саня.
Я мотнул головой, и звонок в дверь повторился. Вздрогнув, я отнял трубку от лица и уставился на нее.
– Что? Что такое? – Стас тряхнул меня за плечо. – Что ты услышал?
Я услышал. Дверной звонок. В трубке.
Тот, кто нам звонил по телефону, был тем же человеком, что стоял за дверью. Но как такое возможно? Паника вновь сковала мое горло, и я тихо захрипел.
Мобильник, ну, конечно же. Это все объясняет. Да. Мобильник. И плевать, что сейчас их от силы сотня на двадцать тысяч населения, может быть за дверью один из этой сотни. Но тогда почему он молчит?
Еще звонок. За ним еще один. И еще. Пять громких настойчивых звонков с разными интервалами. Они продублировались из трубки и я бросил ее на базу. Трубка протестующе звякнула.
– Все, с меня хватит, – рявкнул я, и пошел к двери, утягивая за собой весь дружеский табор.
В дверь размашисто ударили. Ударили так, что с потолка посыпалась штукатурка. Наташка пронзительно вскрикнула, и целая серия оглушительных ударов последовала за этим, сопровождаемая надрывной трелью звонка. Дверь с такой силой шаталась в петлях, что могла буквально влететь в комнату, если бы все продолжалось еще хотя бы минуту.
Но стук прекратился. Квартира вновь погрузилась в звенящую тишину. Мы простояли минут пять, не двигаясь, и прислушиваясь к звукам снаружи, но все было тихо. Незваный гость убрался восвояси, так и не добившись желаемого.
Уже увереннее я подошел к двери и, старясь не шуметь, взглянул в дверной глазок. Мне были хорошо видны еще две двери подъезда: дверь справа и дверь напротив, с тускло светящей лампочкой накаливания над ней, и часть лестничного пролета, что вела наверх и терялась в темноте. Видимо кто-то забыл ввернуть лампочку. Или просто ее пожалел.
– Что там?
Я не разобрал, чей это был голос, перепуганный до смерти и сосредоточенный до предела, я мог и брата не узнать, окажись он по ту сторону двери.
Но брата там естественно не было. Однако, то ли это игра воображения, то ли просто эффект глазка «рыбий глаз», но мне казалось, что в темноте пролета кто-то стоит. Очертания фигуры, но не совсем обычной, с куполом вместо ног. И оно шевелились.