Сон разума

Общий гул одобрения прошелся по аудитории, и только Райан воскликнул:

– Отсоси, Сема!

– Только в твоих мечтах, чувак, – покачал головой квотербек.

Все вновь дружно загоготали.

– А вы что, из ненавистников, профессор?

Райан уставился на меня, продолжая подпирать голову руками. Я нисколько не смутился под его взглядом, прошли уже те годы, когда меня можно было чем-то смутить. Я поднял карандаш со своего молескина, покатал его в руках, рассматривая ровные черные грани, постучал по кожаному переплету и уставился в окно.

– Вовсе нет, – наконец ответил я. – Мне все равно кто ты: гей, лесба, транс или еще кто-то из современного зоопарка, главное, чтобы ты при этом оставался человеком.

– Выходит, вы к любому отнесетесь по-человечески?

Я перевел взгляд на Райана. Он сидел все в той же позе, и сверлили меня взглядом. Хотел на чем-то подловить?

– Если они того достойны, – я кивнул. – Да. Тогда да. Хотите, чтобы к вам относились по-человечески, так видите себя по-человечески.

– Мудрые слова, профессор.

– А это не мои слова.

– Вот как? – Райан удивленно изогнул бровь. – А чьи же?

– Антона Городецкого.

В аудитории повисла легкая пауза. Я осмотрел их пустые, непонимающие лица и вздохнул:

– Изучаете литературу и не знаете кто это такой?

Ответом мне были тишина. И только медалистка, со второй парты левого рядя, принялась лихорадочно листать свои конспекты.

– Ну, я вас в этом не виню, видел список вашей литературы.

Я вновь несколько раз постучал карандашом по молескину, где у меня было приколото степлером несколько распечаток с названиями книг и их авторами.

– С другой стороны, я даже не помню, сказал ли он это на страницах книги или произнес с широких экранов.

Я вновь задумался, постукивая карандашом по коже записной книжки, теряя при этом связь с реальностью. Кажется, я уходил в другой мир. Как там было? «Ночной дозор, всем выйти из сумрака!».

– Ну, может, хватит уже о всякой фигне, – прогнусавила Бритни. – Пора вернуться к действительно важным темам.

Сказав это, она дождалась, когда я взгляну на нее, и поменяла положение ног, перекинув одну через другую. Сделано это было сколь мастерски, что трусики мелькнули лишь на секунду. Как двадцать пятый кадр. Ни их формы, ни цвета – ничего, товарищ судья, у обвинения больше не осталось улик, нам нечего предъявить.

Если вы осуждаете меня, то бросьте это дело. Вы не видели, как сейчас выглядят и как себя ведут современные девушки-студентки.

– Да, давайте вернемся к вашему рассказу, – квотербек перегнулся через свой стол, навалившись на него всем телом, от чего тот протестующе заскрипел. – Вы рассказывали о времени, когда были детьми.

Я слушал его в пол уха, медленно моргая, и погружаясь все глубже в сонливое состояние сродни трансу. Его голос отдалился от меня, приглушился, на него лег далекий шипящий фон. Капли стучали снаружи все чаще, видимо дождь вновь усиливался. Их непрекращающаяся дробь эхом отзывалась у меня в голове, закручивалась воронкой, утягивая за собой мое сознание. Перед глазами все плыло, и в затылок тихо стучалась фаза быстрого сна.

– Спит, – раздался хорошо слышимый голос.

Он не был перекрыт никаким фоном и звучал вполне себе реально и даже близко. На расстоянии нескольких метров.

– Точно спит.

Второй голос был еще ближе. И звучал знакомо.

– Нет, он не может, занятия в самом разгаре.

– Да я тебе говорю спит. Сама взгляни.

– Я не сплю, – лениво отозвался я, открывая глаза. – С вами поспишь. Вы и мертвого разбудите.

– Доброе утро, профессор, – сверкнула глазками Бритни.

– Я же говорю, я не спал. Просто прикрыл глаза. Мне так проще сосредоточится.

Я всем своим видом показывал, что сна у меня ни в одном глазу, хотя прекрасно понимал, что стоит только дать векам сомкнуться вновь, я тут же усну. Провалюсь в сон так глубоко, что парой брошенных в аудитории слов меня уже будет не разбудить.

– У вас что, похмелье?

Я повернулся к Райану. Он сидел, все так же склонив голову и отставив в сторону руку, всем своим видом сообщая миру о своих сексуальных предпочтениях. Глаза иронично смотрели на меня, губы кривились в легкой усмешке. Такой же ироничной, но еще и сочувствующей.

– Нет, Элтон Джон, у меня нет похмелья, – ответил я.

– О, профессор, – брови Райана поползли вверх. – Так вы определитесь, я Кевин Райан или все же Элтон Джон.

– Я буду называть тебя так, как посчитаю нужным, – проворчал я.

– Вот как? Этим вы просто хотите мне сказать, что не помните моего имени?

Я пробежал взглядом по молескину, но тут же осознал, что не делал записей по поводу студентов, и понятия не имею, как кого зовут на самом деле. У меня был журнал их группы, но я его открывал лишь один раз в первый день занятий, чтобы узнать, что это за здоровенный кусок макулатуры лежит у меня на столе. С тех пор он все время находился или у старосты, или в деканате. Мой к нему интерес пропал.

– Но я вовсе не против, профессор, – продолжал Райан. – Для вас я могу быть кем угодно.

Пока он это говорил, его глаза прикрылись на несколько секунд, а голова описала пол-оборота вправо. Я вздохнул и, бросив карандаш на стол, потер виски.

– Так Леша прав? У вас похмелье?

Точно, вот как его зовут, это паренька-гея – Леша. Я мог бы это запомнить, но уже через секунду забуду. Всю абсолютно не важную информацию я забываю моментально. Мозг сам решает, что для меня важно в данный конкретный момент, а что нет, и фильтрует получаемую мной информацию. Понятие не имею, как это работает, но живу с этим всю свою жизнь и уже привык.

Я взгляну сначала на Бритни, а затем на Райана и покачал головой:

– Повторяю еще раз: я не сплю, и у меня нет похмелья, я бы никогда не пришел на занятия с бодуна. Просто мне…

Я замолчал, не зная, что сказать дальше, но мне и не пришлось. За меня все сказал Райан:

– Пофиг?

О, а это было чертовски верное замечание. Я смотрел на него, а он смотрел на меня, без своей самодовольной и ехидной улыбки, и он все прекрасно понимал. Прятаться смысла не было.

– Можно сказать и так, – ответил я.

Тишины это заявление не вызвало. Не вызвало сверх меры, потому как в аудитории и так было довольно тихо и только капли дождя стучали снаружи. Кажется, всем было пофиг.

– Что, не шокирует? – спросил я, вновь подхватывая свой карандаш.

– Неа, – пожал плечами квотербек, его сосед лишь развел руками и разлегся на столе.

– Вы не первый преподаватель, которому пофиг.

– Тем более из тех, кто тут временно.

Я перевел взгляд с Бритни на ее соседку, но, кажется, говорили они вполне искренне. Постучав карандашом по молескину, я несколько раз кивнул:

– Справедливое замечание, хотя и довольно грустное.

– Ваша вера в систему Российского образования пошатнулась, профессор? – весело просил Райан.

– Наоборот, – ответил я, выдвигая верхнюю полочку стола. – Укрепилась.

По аудитории пронеслись легкие смешки. Было похоже на то, что не все поняли, что именно я сказал. А из тех, кто понял, не все смогли определить полярность моего заявления. Так и происходит в нашем мире: кто-то что-то говорит, слышат все, понимают лишь некоторые, а осознают сказанное единицы.

– Где у вас тут курят? – спросил я, достав пачку Мальборо и осмотрев аудиторию.

– У нас тут не курят, – тут же отозвалась девушка, сидевшая за столом напротив моего.

– Это же университет, – подхватила ее подруга, похожая на мышку. Столь же серая и неприметная.

Под моим взглядом она мгновенно стушевалась и опустила голову, точно ее что-то заинтересовало в пустой тетради. Зато, оживился сосед квотербека. Он поднялся всем телом и с улыбкой посмотрел на меня.

– Можно в туалете, там даже преподаватели курят, – заявил он. – Не все, но некоторых я там часто вижу.

Я кивнул. Да, и в мое время я не раз сталкивался с преподавателями, что курили в туалетах. Я сам не раз к ним присоединялся и таким образом заводил весьма интересные и полезные для студентов связи и знакомства. Воистину место для курения кладезь информации, оно многие десятилетия объединяет людей. Но если бы меня заметили шляющимся по коридорам посреди занятий, то вряд ли бы погладили по голове. Я перевел взгляд на ближайшее ко мне окно.

– Окна открываются? – спросил я.

– Да, мы иногда проветриваем помещение, особенно когда жарко, – затараторила зубрилка с первой парты, староста группы, но вовремя сообразив, что к чему, тут же замолкла.

Я взял сигареты и направился к окну. Сейчас все окна были заменены на пластиковые. Это упрощало мою задачу. Открыв окно, я впустил в аудиторию прохладный уличный воздух с неповторимым запахом дождя и, втянув его полной грудью, я уселся на подоконник.

Не прошло и нескольких секунд, как и второе окно было открыто и с другого конца подоконника уселась Бритни, закинув ногу на ногу. Тут уже все пришли в движение. Кто-то просто нервно заерзал на месте, а кто-то, вроде квотербека и его друга, направились к нам. Последним подошел Райан, доставая из кармана пачку длинных сигарет.

– Эй, зубрила, эй, – позвал я и на мой голос среагировали сразу три девушки и один парень.

Я прикрыл глаза и несколько раз щелкнул пальцами, вспоминая имя. Я его знал, оно вызывало у меня ассоциацию со своей студенческой жизнью.

– Вика, – вспомнил я, и девушка сжалась, осела за партой, словно разом стала ниже. – Пулей к двери и встань на стреме. Предупредишь, если услышишь шаги.

– Вот это по-нашему, профессор! – воскликнул довольный друг квотербека, невысокий коренастый парень в одежде неопределенного мешковатого кроя коричневого цвета. Его звали Артур. Это имя сложно забыть, он часто на занятиях предлагал Бритни и ее подруге попробовать вытащить его «экскалибур».

Он высоко вскинул свою ладонь, предлагая мне ударить по ней, но я только смерил его строгим взглядом. Он смутился и опустил руку.

– Я не буду стоять на стреме! – возмутилась Вика, выделяя каждое слово и делая между ними паузы для пущего эффекта.

– Тебе нужен мой предмет? – спокойно спросил я.

Я преподавал Мировую литературу для первых курсов, предмет не профильный и вряд ли вообще кому-то нужный. К тому же меня просто «попросили» прочитать один курс, после моего первого посещения занятий как приглашенного писателя. Я рассказал свою историю, поделился опытом и студентам понравилось. Меня попросили остаться. Хотя, я-то знаю, что именно понравилось этим студентам.

– Нет, – ответила Вика, горделиво подняв голову.

Я беспристрастно кивнул. Ожидал подобного.

– Я поставлю тебе пять автоматом и можешь приходить только на лекции.

– Я и так получу пять автоматом, мне не нужны ваши поблажки, – она театрально скривилась. – Или ваши взятки.

Ох, эта самоуверенность отличников в своих собственных силах, как же часто она их подводит. И ведь, сколько уже таких полегло на поле, ведомых собственным эго и непоколебимой верой в свою уникальность. И сосчитать трудно. В истории не остается и следов, имена стираются из памяти моментально. Но вы ведь умные, остановитесь, подумайте.

– Я не поставлю тебе пять, – ответил я. – Ты разве не знаешь, что я принимаю аттестацию? Зачет в этом семестре, экзамен в следующем. Я поставлю тебе четыре. Из вредности.

– Но… как? – Вика побледнела и покрылась красными пятнами. – Я же на красный диплом собираюсь… я…

– Да, – кивнул я, – знаю. А вот ему я поставлю пять.

Я указал на Артура, и Вика только и смогла, что хлопать ртом от удивления и негодования, словно ярко-розовая рыбка в аквариуме. А парень в свою очередь расплылся в улыбке как довольный бульдожка и вновь потянул руку вверх. Квотербек вовремя ее перехватил.

– Вы… вы этого не сделаете.

Ну конечно, не сделаю, но она-то этого не знает.

Я молчал, указывая рукой на дверь, и девушка сдалась. Встала и понуро побрела к двери. Я всегда мог попросить кого-то другого. Любой бы за подобное согласился делать это каждое занятие и еще спасибо бы сказал, что нет нужды меня слушать. Но мне просто хотелось немного встряхнуть ее. Показать, что мир не так прост как она там себе напридумывала. Его не населяют лесные феи и добрые волшебницы. Его населяют такие люди как я.

– Спасибо, – кивнул я, когда Вика заняла свою позицию.

Она ничего мне не ответила. Даже не взглянула. Только уши краснели из-под ниспадающих темных волос.

Я достал сигарету и прикурил. Моему примеру последовали квотербек с Артуром, Райан и еще три или четыре студента. Бтрини же, перехватила мою руку и вытащила одну из моих Мальборо длинненьким пальчиком с французским маникюром и тут же сжала ее блестящими губами.

Я ничего не сказал. Она не первая подобная, что я встречаю в своей жизни. И уверен, что не последняя. Такие девушки попадаются мне уж слишком часто, настолько часто, что начинает казаться, что мир наполнен лишь ими. Наполнен как содержимым, не более того.

Глубоко затянувшись, я прислонился головой к открытому окну и выглянул наружу. Небо уже не просто серело над городом, его покрывали черные пятна грозовых туч. Обычный осенний дождь, превратился в сильный ливень, струи которого барабанили по все еще зеленым деревьям, грозя склонить их земле, отбить ветви. Вода собиралась под зданием корпуса в большие непроходимые лужи, настолько прозрачные, что можно было рассмотреть каждый камешек, каждый опавший листочек на дне, даже с высоты четвертого этажа. Свежеть осеннего утра вскружила мне голову и развеяла остатки сна.

Мы курили в молчании. Кто-то, как например квотербек и его друг, старались делать это максимально брутально: глубоко затягивались, выдыхали носом, корчили серьезные лица, сигареты сжаты всей пятерней, свободная рука на поясе. Райан делал это в своей манере: обхватив себя рукой в районе груди и отставив второю. Сигарету сжимал двумя пальцами. Бритни зеркально повторяла все за мной: так же прислонила голову к стеклу за спиной, так же расслабила все тело, так же держала руку с сигаретой по ту сторону оконной рамы.

– Думаете о ком-то конкретном, профессор? – вновь спросила она.

Бритни сидела, закинув ногу на ногу и слегка покачивая свисающей ножкой, что иногда, как будто случайно, касалась моей ноги. Я не подавал вида, что меня это как-то волнует, что я вообще замечаю это. Я не знаю как правильно себя вести в подобной ситуации, я ведь в ней впервые.

Нет, девушки намного младше меня и раньше проявляли ко мне не здоровый интерес, но это всегда было за дверями студенческих аудиторий. Потому я и не знаю, как правильно реагировать в данной ситуации, чтобы не навредить самому себе. Ведь это самое главное. О себе я всегда думаю в первую очередь.

– Да не о ком он не думает, Юля, – ответил за меня Райан. – Взгляни ты на него, он же ходит как попало и куда попало, делает, что хочет, спит, где и с кем хочет. Типичный одиночка до мозга костей. Потому-то он тебе и нравится. Чувствуется в нем притягательная загадка.

– Одиночка, да? – Бритни окинула меня сомнительным взглядом и затянулась.

– Конечно, – Райан сделал шаг ближе к нам. – Джинсы потерты, ботинки зашнурованы кое-как, рубашка, не то чтобы помята, но, – он сморщился и помял руками воздух. – Ну, вы понимаете. Не брился сколько? Месяц? Да ни одна женщина его бы таким не выпустила из дома.

– Алле! – воскликнул я. – Я здесь, сижу прямо перед вами. И я ваш преподаватель.

– Мы знаем, профессор, – хором ответила вся группа, и они дружно рассмеялись.

Это тоже была их своеобразная фишка: каждый раз, когда я напоминаю им, что я их преподаватель, они хором кричат «мы знаем, профессор». Меня это бесит. Бесит вот уже целый месяц.

– Да еще и то, как он наслаждается дождем, – не унимался Райан. – Все к одному. – Он взглянул на меня в упор. – Как вы там писали, профессор? «Дождь – романтика одиночек»?

Попал в самый центр. Выбил чертов «бычий глаз». Но мне было приятно. Приятно не то, что он так хорошо меня читает, это ни у кого не может вызвать приятных чувств, а то, что кто-то читает мои книги. Лучше этого нет ничего в этом гнилом мире. Уж поверьте мне.

– Ну, вы скоро там? – испугано спросила Вика.

Она нервно пританцовывала у двери, и все время взволнованно оглядывалась на нас. Стоять на стреме для нее явно было впервые.

– Кто-то идет по коридору, – шепнула она.

Все мы быстро выдохнули и застыли с сигаретами в руках, готовые от них избавиться в любой момент. Шаги раздались ближе. Кто-то шел по коридору в сторону аудитории. Вика тихо пискнула и кинулась к своему месту. Я чертыхнулся про себя. Надо найти кого-то другого следующий раз.

Кто-то громко топнул совсем рядом. Звук был тяжелым, как если бы человек весил намного больше сотни. Заскрипели половицы. Мы напряглись, приготовились бросать сигареты. Бритни снова случайно задела меня ногой, но на этот раз поднялась ей выше. Я бросил на нее взгляд, и она с улыбкой прижала палец к губам.

Я ждал, когда в дверь постучат или она со скрипом откроется, но этого не произошло. Я услышал, как шаги начали удаляться, а затем застучали по лестнице. Уж не знаю, кому там вздумалось ходить в такое время, но шел он явно не по наши души. Мы расслабились.

Сделав последнюю затяжку, я выбросил окурок в окно.

– Ай, как не хорошо, профессор, – сказала Бритни и сделала то же самое.

Так же поступили и все остальные курильщики, довольно скалясь.

– Ну вот, – я тяжело вздохнул. – Мы только что оставили кучу улик на месте преступления.

– Как и само место преступления, – подхватил Райан и отправил свой окурок вслед за нашими.

– Так, – я взмахнул руками. – Давайте вернемся на свои места и продолжим с того, на чем остановились.

Все быстро расселись и с интересом уставились на меня. Пожалуй, такого количества заинтересованных взглядов получало не так много преподавателей университетов, потому, думаю, я мог этим гордиться. Хотя, если быть уж до конца откровенным, не так много преподавателей университетов рассказывали захватывающие истории из своей жизни, обличенные в мистический роман на страницах еще не вышедшей книги.

Я отодвинул стул и сел за свой старенький обшарпанный стол, который не меняли еще с советских времен.

– Итак, военные? – не выдержал паузы Райан.

Квотербек заерзал на своем месте, а Бритни толкнула локтем подругу и они вместе придвинулись ближе. Я видел интерес и в глазах других студентов – а в общей сложности группа состояла из двадцати одного человека, – но больше всего моим рассказом интересовались семь человек. Я называл их Великолепная семерка, и в нее входили: Семен «квотербек» и его друг Артур, староста Лена с подругой-мышкой Таней, Юля «Бритни» с подругой Светой и, конечно же, единственный и неповторимый Алексей «Райан», он же Элтон Джон. Думаю, именно эти семеро всерьез задумывались над карьерой писателей и потому слушали так внимательно все, что я говорил. С другой стороны, их мог попросту заинтересовать сам рассказ и с их будущим он не имел ничего общего.

– Да, военные, – я кивнул, подхватывая рукой карандаш. – Они уже копошились там вовсю, в то время как мы только начали что-то осознавать.

– «Там» – это где? – нетерпеливо заерзал Артур.

– Всему свое время, – я окинул его суровым взглядом и продолжил: – Конечно, на тот момент о вмешательстве военных мы ничего не знали, и знать не могли. Ведь мы и не подозревали, что что-то происходит. Как вы помните, я откинул идею о том, что рисунок и рассказ Ули имеют хоть какое-то отношение к действительности.

– Опрометчиво? – спросила Бритни.

Я кивнул:

– Как и практически все, что я совершал в жизни. Но ошибки это не плохо, ошибки формируют нас как личность, помогают нам расти. Во фразе, что «только дураки учатся на своих ошибках», не вся правда. Невозможно добиться чего-то, не ступив пару раз не туда, не набив тройку-другую шишек. К этому нужно относиться с терпением, с пониманием, и тогда ошибки сформируют опыт, а опыт сделает вас мудрее.

Староста Лена принялась что-то лихорадочно записывать в тетрадь и через секунду Таня последовала ее примеру. Я тихо кашлянул в кулак, чтобы не показывать свою улыбку.

– Но вся эта история с военными сейчас не имеет никакого смысла, так как на тот момент мы были еще слишком далеки от них, как географически, так и психологически, – продолжал я. – Осень пролетела для нас незаметно, как и лето, как и каждый последующий сезон, что начинали мелькать перед нами как кадры кинофильма, все ускоряя свой бег. Впервые, мы стали замечать, как жизнь в буквальном смысле проносится перед глазами.

Я откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, вновь устремив взгляд за видимую в окно часть горизонта.

– Осенью еще троих поместили в больницу со схожими симптомами. Но узнали мы об этом только зимой, так как новостями не интересовались, не восприняв происшествие как что-то важное.

Я оглядел аудиторию и, убедившись, что все меня внимательно слушают, продолжил:

– Зима для нас так же прошла под знаком неведения, и ее можно было бы легко выкинуть из повествования, но под Новый год произошло кое-что важное, – я перевел дыхание и отбил барабанную дробь о кожу молескина. – История как таковая не имеет критической важности для общего сюжета, однако она имеет первостепенную важность для всей картины в целом.

– Вы имеете в виду, что она важна для понимания чего-то важного, что свяжет сюжеты первой и второй книги вместе? – поинтересовалась Бритни.

– Отчасти, – я задумчиво погрыз кончик карандаша. – Не могу сказать, что это будет там написано прямым текстом, но определенные намеки будут. Внимательные люди смогут хоть примерно что-то понять.

– Опять ваши игры, профессор? – усмехнулся Райан.

– Нет, сэр МакКеллен, – огрызнулся я. – Просто я планирую написать еще одну книгу.

Глава вторая: Пиковая дама.

1

31 декабря 2001.

Взяв пакет двумя руками, я выключил свет в прихожей и вернулся в комнату. Не смотря на позднее время суток, квартира полнилась голосами и отзвуками музыки. Весь город сегодня не спал с замиранием сердца ожидая этого волшебно таинства, известного нам с детства как смена старого года на новый. За окном раздавались легкие хлопки петард, а стекла отсвечивали разноцветными огнями пульсирующих гирлянд. Воздух в эту ночь был наполнен волшебством.

Я опустил свою ношу у подлокотника кресла и сам опустился в него, разглядывая, как веселятся пацаны, и как Наташка хлопочет вокруг стола. Было забавно видеть эту четкую границу между людьми: пацаны ведут себя как пацаны и ничего не делают, а Наташка, как хорошая хозяйка, суетливо бегает вокруг и проверяет, чтобы все было на своих местах. Я никогда не принимал такое положение дел, это было дико похоже на закон джунглей, а, как и все подростки, я был крайне высокого о себе мнения, и потому считал, что я сам выше всего этого.

– Тебе помочь? – спросил я, отрывая задницу от кресла.

– Нет, – качнула головой Наташка, от чего ее короткие светлые волосы описали малую дугу и элегантно обрушились вниз, чуть не достав до ключиц. – Я уже все сделала, просто…

– Не можешь найти себе места и все время думаешь, что что-то забыла?

Наташка кивнула.

– Сядь, малыш, отдохни. Все и так прекрасно, и стол прекрасен. Верно, пацаны?

Все тут же принялись убеждать девушку, что она сделала много больше, чем должна была, и что пришло ее время отдохнуть. Наташка улыбнулась и аккуратно присела на самый краешек стула, от чего ее фартук пополз вверх, утягивая за собой платье и оголяя затянутые чулками ноги. Серега бросил на меня хитрый быстрый взгляд и заметно скатился вниз, чтобы его глаза оказались на одной линии с ногами нашей подруги.

Наташка этого не заметила. Или сделал вид, что не заметила. Иногда, мне начинало казаться, что она знает и понимает куда как больше нас и от того мне становилось грустно. Эта грусть не была связана с пресловутой мужской гордостью и неотъемлемым желанием всегда и во всем быть первым, скорее она была связана с тем, что девушка уже докопалась до сути и вот-вот придет и наше время понимать. А судя по ее взгляду, знание это было не самым приятным.

– Чуть больше полутора часов до Нового Года, а мы ни в одном глазу, – заметил Саня, разглядывая стол.

– Еще успеется, – ответил я, решая, что еще не пришло время для принесенного мной пакета.

Этот Новый Год мы решили справить вместе. Впятером. Родители были не против, так как мы и без этого все свободное время проводили вместе, и легко согласились отпустить нас. Это был первый Новый Год, который мы отмечали вдали от своих семей.

Хотя, сказать по правде, не так уж и далеко нас забросило. Собраться мы решили в квартире Наташкиного отца, который, как вам известно, был военным и потому непосредственно в квартире появлялся редко. Как собственно и в городе в целом.

Квартира эта располагалась в длинном извилистом доме в Стахановском микрорайоне, который жители нижнего города именовали не иначе как «пятиэтажки». Микрорайон раскинулся вдоль и чуть южнее центральной улицы Ленина, которая как раз в этом месте делала головокружительный поворот на север на девяносто градусов и дальше шла все время прямо, пока миновав известный Бородинский экскаватор, не пересекала административную границу города.