Полная версия
Из Улиных глаз покатились крупные слезы, каким могут плакать только дети и Настя тут же оказалась около нее, приобняла за плечи.
– Покажи им рисунок, – велела она.
Уля вытерла слезы и раскрыла свою папку, которая была, конечно же, школьным альбомом для рисования. Она извлекла один рисунок и протянула мне. Я заметил, что все остальные изображали примерно одно и то же.
Я взял рисунок и взглянул на него.
– Ты отлично рисуешь.
– Спасибо.
На лице девочки не проскользнуло даже тени улыбки. Я смотрел на рисунок минут пять, ничего не говоря и не отводя взгляда. А затем встал и повернулся к девочкам.
– Можно я возьму его с собой? – спросил я.
Уля только кивнула. Настя же посмотрела на меня подозрительно.
– Спасибо, Уля, – я повернулся к Насте, – Кнопка. Мы пойдем.
– Ты не веришь! – крикнула нам вслед Настя.
Она не спрашивала, она утверждала. И видит бог, если он, конечно, есть, я не верил. Не верил тому, что мне рассказали, не верил тому, что увидел на рисунке.
– Не веришь! – кричала вслед Настя, а я продолжал идти вперед, пытаясь задушить поднимающийся внутри мен гнев.
– Что случилось? – спросила Наташка, когда мы отошли на два квартала от больницы.
Я молча протянул ей рисунок. Наташка рассматривала его не меньше меня, но когда закончила, взглянула на меня вопросительно.
– Что ты видишь? – спросил я.
– Ужасный рисунок. Ребенку такое просто так в голову не придет.
– Уверена?
Наташка еще раз взглянула на рисунок. Это была ужасная безротая тварь, с головой блюдцем, с извивающимися щупальцами и глазами бусинами.
– Уверена.
Я остановился и взял рисунок из рук Наташки, но повернув его так, чтобы ей было видно.
– Эта голова, – я обвел картинку. – Жутко похожа на голову Хищника. Такая же форма, только чуть более округлая. Это лицо – лицо Протоссов из Старкрафта. Вот эта вытянутая часть, и отсутствие рта, и носа, и ушей.
Наташка смотрела внимательно, хоть и не понимала всего. Ее брови хмурились все сильнее, а взгляд не отрывался от моей руки.
– Часть тела похожа на тело ксеноморфа из фильма Чужой, только прикрытое каким-то экзоскелетом, возможно биологическим. И только глаза, словно большие черные жемчужины.
– Похожи на глаза рака, – заметила Наташка.
– Точно, – кивнул я. – На глаза рака. Или краба. Или омара. Или бог его знает, какого еще членистоногого гада.
– Ты хочешь сказать, что этот рисунок фальшивка?
Я долго смотрел на Наташку, прежде чем ответить, но ответ и не был нужен, она все поняла по моему взгляду.
– Но зачем им врать нам?
– А зачем люди врут? – ответил я вопросом на вопрос. – Чтобы выгородить себя, чтобы повысить собственную значимость, чтобы проще воспринять реальность.
– Но какую реальность?
Я взял Наташку за плечи и склонился над ней.
– Реальность, в которой они просто больны наследственным заболеванием и для нас тут нет никакого дела.
Развернувшись, я зашагал вперед по дороге шагом, который был не достижим для Наташки с ее короткими ножками. Я слышал, как она пыхтит сзади, пытаясь меня догнать, и упивался этим, подкармливая своего внутреннего демона.
Сложив рисунок, я засунул его в задний карман джинс. Не собирался его сохранять, но почему-то сделал это. Я был зол на рисунок. Зол на Настю с ее подругой Ульяной, что решили надурить нас. Зол на Наташку, что пыталась меня догнать. Зол на себя, что позволил себе надеяться. Зол на весь мир. И зародившееся во мне зло довольно урчало.
11
Неизвестно.
Небо было затянуто серым до самого горизонта, и целый день барабанил мелкий неприятный дождь, заставляя разрастаться лужи под ногами. Они все увеличивались и увеличивались в размерах, захватывая все новые территории, сливались вместе, образовывая небольшие озерца, и шумными потоками стекали вниз по склонам, затапливая низины, превращая их в непроходимые болота.
Лейтенант целый день сидел под навесом, наблюдая, как льется с брезента вода, как разбиваются капли о металлическую опору и стекают вниз, образуя глубокую лужу, что с каждым часом становилась все ближе к его армейским ботинкам. Он не двигался, просто смотрел. Смотрел до тех пор, пока не смог ее коснуться носком, но даже после этого не сменил положения тела на небольшом складном креслице возле металлического походного столика.
Через десять минут двое молодчиков с саперскими лопатками вырыли отводящую канаву и пустили воду в обход навеса вниз по склону, составлять новейшую экосистему образовавшихся в низине болот. Отдав воинское приветствие и доложив о выполненной работе, солдаты дождались кивка со стороны лейтенанта и умчались по другим делам.
А видит бог, дел у этих парней было выше крыши. Лейтенант все с возрастающим внутри него ужасом наблюдал, как разрастается военный палаточный городок. Как один за другим появляются приземистые военные палатки и тенты. Солдаты сновали туда-сюда, перетаскивая тяжелые ящики с оборудованием, разгружая прибывающие машины. Топот ног по лужам и чавканье грязи под ногами заполняли хорошо замаскированный лагерь.
Они совсем как муравьи, думал лейтенант, наблюдая за тем, как трое солдат перетаскивают с места на место широкий ствол срубленной наспех сосны. Совсем как муравьи снуют то туда, то сюда, все время что-то передвигая, добывая, сооружая. Наверняка эти ребятки бы отстроили генеральскую дачу за неделю, а то и быстрее. Лейтенант улыбнулся своим мыслям. Это была первая улыбка за последнюю неделю.
Мимо прогрохотал грузовик, надрывно ревя старым двигателем, и покачиваясь на ухабах и заливая все вокруг дождевой водой, припарковался в дальней части лагеря, в одном ряду с тремя такими же. Вот только вместо обычного кузова сзади у грузовика была площадка с техникой, накрытой брезентом и высокой антенной.
Улыбка исчезла с лица лейтенанта, холодок пробежался по спине, и на лбу выступила ледяная испарина. Как же это так, думал он, как может быть, чтобы тебя одновременно бросало и в холод и в жар? А видимо может, тут же пришел ответ из недр подсознания, может, когда видишь подобное, когда знаешь то же, что знал и он. Пальцы лейтенанта со скрипом прошлись по старомодной кожаной папке для бумаг, пережитку советского времени. Конечно, она была не из натуральной кожи, но лейтенанту было приятно представлять, что обшивка для папки была сделана из кожи неугодных правительству людей.
– Здравия желаю, товарищ лейтенант!
Вздрогнув как от удара молнии, что могли засверкать в любую минуту, ведь где-то за дальней границей горизонта уже были слышны первые отзвуки грома, лейтенант повернулся на звук голоса, искренне надеясь, что его подчиненный этого не видел.
Молодой сержант – совсем еще юный парнишка – топтался у самого входа под навес, прижимая одну руку к козырьку кепки, а второй лихорадочно сжимая бесчисленное множество папок, бумаг и карт, свернутых в трубки, что все время норовили вывалиться прямо в грязь под ногами.
Сержант был одет в военный камуфляж пятого слоя, который сидел на нем так, словно его шили на заказ лучшие мастера итальянских костюмов, в тех маленьких элитных магазинчиках, что лейтенант видел только в фильмах. Несмотря на теплую форму, сержант заметно дрожал и лейтенант быстро понял, что это не от холода, скорее от перенапряжения. Парень стоял вытянувшись во весь рост и не убирал руку от козырька.
– Вольно, сержант, – лейтенант вытянул в его сторону руку и несколько раз призывно качнул пальцами. – Проходите.
Чуть расслабившись, сержант шмыгнул под навес и с заметным облегчением вывалил свою ношу на стол.
– Сержант, – позвал его старший по званию.
– Да, товарищ лейтенант? – вновь вытянулся по струнке солдат.
– Я же сказал вольно. Расслабьтесь и присядьте.
Лейтенант подвинул складной стул, и сержант осторожно присел с другой стороны стола.
– Как тебя зовут? – лейтенант окинул сержанта серьезным взглядом. – Не возражаешь, если сразу на «ты»?
– Никак нет, товарищ лейтенант.
Лейтенант скривился, но все же кивнул.
– Как зовут?
– Роман… Рома Зыков.
– Рома. Значит Рома, да? Ну что же, Рома, приятно познакомится, меня зовут Николай Шаманов. Лучше просто Коля.
Он протянул руку сержанту и тот осторожно ее пожал.
– Никак нет, – поспешил добавить сержант.
Лейтенант вопросительно приподнял брови и сержант пояснил:
– Не могу вас называть, как вы просите, товарищ лейтенант. Не по уставу.
Николай кивнул, не меняясь в лице. Он ожидал чего-то подобного. Этот молодняк боится слова лишнего сказать или сделать что-то не так. Карьера в армии может быстро накрыться медным тазом, стоит только косо взглянуть на одного из толстобрюхих полковников, что протирают свои задницы в кабинетах.
– Может быть тогда просто Николай? – предложил лейтенант Шаманов.
Сержант как-то неоднозначно кивнул из стороны в сторону и вниз. Что это могло означать, оставалось только гадать, так как продолжать этот разговор лейтенант не собирался. Не за тем он его сюда вызвал.
– Хорошо, Роман, что у тебя?
Сержант поспешил разложить на столе какие-то бумаги и развернул большую карту, как заметил Николай, точную карту района со всеми мелкими деревушками, поселками, речушками и рощицами. Очень детальная карта. Скорее всего, военная, и такой в ближайшей библиотеке не отыщешь.
– Вот здесь наша база, – сержант обвел на карте черным маркером небольшой участок земли среди леса. – Она расположена в двух километрах к западу от точки…
Сержант принялся прорезать ладонью воздух, словно что-то протыкая, но никак не мог подобрать слов.
– От точки падения?
– От точки падения. Спасибо, товарищ лейтенант.
– Почему так далеко?
– Объект находится на открытой местности, разбивать там лагерь было бы не осмотрительно.
Николай поднял взгляд на своего подопечного и тот сконфуженно замялся.
– Не осмотрительно? – повторил Николай. – Опасаемся наблюдения с воздуха?
– Так точно, товарищ лейтенант.
Николай пристально смотрел на сержанта и думал, шутит он или нет. Хотя, конечно же, он думал не совсем так, скорее – он что, шутит? Ясное дело, что юмор и армия – два понятия, которые идут одно в разрез другому. Это не то что параллельные линии, но даже не перпендикулярные. Скорее это два разнонаправленных вектора. Потому сержант конечно не шутил. Но вот серьезность его взгляда говорила о том, что это не просто его распоряжение, это приказ сверху. Скорее всего, прямой приказ от майора. И чего же они боятся? Наблюдения со стороны американцев? Или может кого-то другого?
– Продолжай, Роман, – кивнул Николай, полной грудью вдыхая свежий лесной воздух.
– Мы отправили людей проверить зону падения…
Сержант замялся.
– Ну, – рявкнул нетерпеливо Николай. – И что с ней?
– Ее нет.
Николай уставился на сержанта так, словно впервые его видит. Вдали громыхнуло так, что задрожала вода в лужах.
– Что значит – нет?
– Мы… мы проверили все в радиусе десяти километров, и ничего не нашли.
Николай скинул кепку на стол и прикоснулся пальцами к вискам. Головной боли еще не было, но далекий гул ее барабанов уже был слышен. Он раздавался пока еще где-то в глубине черепной коробки. Но пройдет пара минут, может больше, и она аккуратно постучит в виски.
– Как, объект, который должен был упасть, – медленно начал Николай, делая короткую паузу перед каждым словом, продолжая массировать виски. – На самом деле никуда не упал?
– Это не совсем верно, товарищ лейтенант.
Николай открыл глаза и зыркнул на сержанта. Остро, неожиданно, так, как только он это умел. Подобное всегда производило впечатление не его людей. Вот и сержант чуть не свалился со стула, когда получил этот взгляд прямо между глаз.
– Я… я хотел сказать, что мы только что получили данные средств объективного контроля, что полностью изменили ситуацию.
Сержант разложил на столе новые карты, где были отмеченные другие зоны и несколько стрелок синего цвета. Как обычные, так и выделенные пунктиром.
– Согласно новым данным, объект начал движение по нисходящей орбите со скоростью…
– Роман, – перебил его Николай, отняв одну руку от виска. – Ты не мог бы перейти сразу к делу и по возможности без лишних данных и терминов. Давай по-простому.
– Так точно, товарищ лейтенант.
Николай поморщился, но смолчал. Пусть называет его, как хочет, лишь бы закончить с этим поскорее.
– В общем, если верить данным объективного контроля, а не верить им мы попросту не можем.
Николай обреченно вздохнул.
– То выходит, – как ни в чем не бывало, продолжал сержант, – что объект начал снижение со скоростью свойственной падающему объекту.
Николай приподнял взгляд на сержанта и тот быстро вставил:
– Если вычислить скорость объекта, пройденное расстояние…
Николай вновь опустил голову, и сержант замолчал, переступив с ноги на ногу.
– В общем, объект начал экстренное торможение примерно в километре от поверхности, – закончил сержант, отбросив лишние подробности.
Николай вскинулся всем телом. Он, конечно, понимал, на какое задание его направили, но до последнего момента надеялся, что это какая-то ошибка. Ошибка, не иначе. Всего на всего метеор, как тот, что упал в Тунгусе. Разве что поменьше. Но это…
Снова разом несколько раскатов грома сотрясли землю. На горизонте засверкали первые молнии, лениво облизывающие землю. Дробь, неотрывно стучащая по крыше тента все время разговора, заметно участилась. Дождь усилился, и теперь это были не мелкие капли, сыплющие с неба как песчинки, это были настоящие струи осеннего ливня. Деревья зашумели под тяжестью падающих капель.
– Дальше, – потребовал Николай, слегка придя в себя.
– По всей видимости, объект совершил посадку и исчез с радаров.
– Постой, – Николай взволнованно вскинул руку. – Совершил посадку? Такое возможно?
– Теоретически, – кивнул сержант. – Реверсивное торможение, товарищ лейтенант. Необходимо создание обратной тяги. Этот способ применятся для торможения в космосе. Так же его используют и на Земле, например в поездах. Но дело в том, что при такой скорости, это невозможно при нынешних технологиях. Или, невозможно в принципе.
– Хорошо. Допустим, он сел, – Николай с силой потер виски и прикрыл глаза. – Допустим, он смог использовать это реверсивное торможение. Он не разбился и совершил посадку. Тогда где он?
– Не могу знать, товарищ лейтенант.
Николай полностью оторвал руки от лица и уставился на сержанта. Барабаны головной боли били уже где-то совсем близко. Он чувствовал вибрацию, идущую по сосудам.
– Поясни, солдат, – потребовал он, выходя из себя.
– Не могу, товарищ лейтенант. После совершения торможения, объект полностью исчез. Мы не можем его засечь техникой, а авиация не может его обнаружить с воздуха. Он словно растворился.
– Не мне вам объяснять, товарищ сержант, что ничто не может просто так исчезнуть или раствориться в воздухе.
Николай перешел на «вы», а это не сулило ничего хорошего сержанту. И он это знал. С другой стороны, он всего лишь передает полученные им данные, за их точность и правдивость он не в ответе. А как все знают, гонцов казнить не принято, верно?
– Позвольте мне подытожить, товарищ сержант, – продолжил Николай, поднимаясь из-за стола. – Объект неизвестного происхождения пересек воздушное пространство Российской федерации, совершил невозможную, по вашим словам, посадку на территорию нашей с вами страны и исчез? Растворился в воздухе?
– Так точно, товарищ… лейтенант.
Сержант стушевался и непроизвольно вытянулся по струнке.
Николай склонил голову и сделал глубокий вдох, заполняя легкие чистым лесным воздухом, еще не полностью загаженным выхлопами старой техники. В голову ударило, повело по кругу. Лейтенант устоял, даже не покачнулся. Сделал еще глоток, и еще, прочищая голову, заставляя боль отойти немного назад, дать ему еще время. И боль подчинилась. Взвыла, затряслась, но все же отступила вглубь и затаилась. Она знала, что это ненадолго и ее время вот-вот придет.
– Так что же у нас есть, Роман? – вернулся Николай к своему обычному тону.
– Что у нас есть? – повторил сержант как загипнотизированный.
– Если мы знаем траекторию полета, в какой токе объект начал торможение и примерный тормозной путь, мы можем и узнать место предполагаемой посадки этого объекта, так ведь, Роман?
– Так точно, товарищ лейтенант.
Николай кивнул и подвинул карту ближе к сержанту.
– Покажите.
Сержант склонился и обвел маркером территорию радиусом не меньше ста километров километров.
– Нам понадобится больше людей, Рома, – выдохнул Николай, рассматривая непростой рельеф местности. – Были бы другие условия, мы бы вызвали соответствующую технику и мигом бы все расчистили, но вся эта повышенная секретность…
Сержант понимающе кивнул. На его лице проступило что-то вроде сочувствия. Было ли оно вызвано словами лейтенанта или это сочувствие было направлено к самому себе, сказать было трудно. Ясным осталось только одно: работы предстояло не мало, если не сказать большего. Поиски займут не одну неделю, и то при условии, что им выдадут больше людей.
– Распорядитесь о начале поисковой операции, Роман, – приказал Николай. – Выделите столько людей, сколько сочтете возможным. Пусть прочешут все, до чего смогут добраться. А до чего не смогут, пусть пересилят себя и все равно прочешут. Пусть заглянут в каждую расщелину, поднимут каждый камень, но надут эту хрень. Все ясно?
– Так точно, товарищ лейтенант.
Сержант вытянулся по стойке смирно и приложил ладонь к козырьку.
– Свободны, сержант.
Сержант развернулся и вышел из-под навеса, оставив лейтенанта изучать карты, склонившись над столом. Дождь тут же забарабанил по его одежде, попал на лицо, остужая его, принося облегчение. Не смотря на осенний холод и дождь, за все время разговора сержант сильно вспотел. Он практически видел, как поднимается пар от его горячего тела.
Сержант успел сделать несколько шагов, прежде чем его окликнули:
– Сержант! Задержись на минутку.
Сержант повернулся и взглянул на лейтенанта. Тот стоял у выхода из-под навеса и смотрел на него.
– Следующий раз заходи без церемоний. Не важно, что у тебя, откидывай все уставы и воинские приветствия, заходи внутрь и сразу ко мне. Лети так, словно это помещение в огне, а внутри твоя жена рожает двойню. Понял меня?
– Так точно, товарищ лейтенант.
Последний раз приложив ладонь к козырьку, сержант бегом удалился в сторону солдатских палаток. Лейтенант какое-то время еще смотрел ему вслед, наблюдая за тем, как дождь смывает его следы, не оставляя и намека на то, что пару секунд назад здесь прошел человек. Небольшие озерца, что еще час назад были простыми лужами, уже превратились в ревущие реки, что неслись мимо, вычищая все следы пребывания человека в этих местах.
Лейтенант вздохнул и перевел взгляд на чернеющий вдали горизонт. Разом три молнии ударили в одно место, осветив землю бело-голубым. Ну вот, подумал он, а говорят, что молнии дважды в одно место не бьют. Что же это получается? Законы физики больше не работают? Как и законы мироздания? Объекты совершают невозможные посадки, растворяются в воздухе, а молнии бьют в одно место по три раза? Куда же катится мир, если в нем теперь допустимо подобное?
– Если, конечно, это еще наш мир, – буркнул себе под нос лейтенант Шаманов и вернулся под навес.
Вдали дважды громыхнули грозовые раскаты, две новые вспышки осветили землю и ветер зашуршал верхушками деревьев, сливаясь со звуками дождя. Громкий стон пронесся над землей и дождь снова усилился.
12
Сентябрь 2017.
Я замолчал. Мой взгляд был устремлен вдаль. Сквозь покрытое мелкими капельками окно, сквозь капли льющего с неба холодного осеннего дождя, сквозь только начавшие желтеть кроны деревьев, сквозь серую мрачность тяжёлых туч. Мой взгляд был направлен за горизонт и дальше. Он был устремлён далеко в прошлое, и прошлое поглотило меня целиком. Я растворялся в нем.
– Профессор?
Дождь барабанил по крышам, стучал к нам в окна, ручейками стекал вниз, размывая землю, очищая ее. Очищая нас.
– Профессор?!
Я оторвал взгляд от окна. Все они смотрели на меня. Кто заинтересованно, кто взволнованно, кто скучающе. А кое-кто так и вовсе с вызовом. Наглые. Они стали наглые. Мы тоже были наглыми в свое время, но каждое новое поколение студентов становиться все более наглым, словно перенимая некую эстафету у предыдущего. И эти были наглыми без меры.
С первых дней, они решили называть меня профессор, хотя этот титул, эта должность, не имела ко мне никакого отношения. Просто им показалось это забавным. Да я был молод. Моложе большинства их преподавателей, к тому же я был лишь временно приглашенным, отчитать курс и до свидания. Но меня поражала не их наглость, а их сплоченность. Уж не знаю, кому принадлежала идея так меня называть, но подхватили ее абсолютно все.
– Профессор? – повторила типичная зубрила с первой парты, в очках, строгой одежде и с полным отсутствием хоть какого-то намека на косметику.
– Я вас услышал и с первого раза.
Мой скучающий взгляд прошелся по крошечной лекционной аудитории, ни на чем конкретном не задерживаясь надолго, и вновь обратился к окну. Меня жутко клонило в сон. Глаза закрывались сами собой. Не знаю, сказалось ли на это ранее пробуждение, или этот приятный и милый моему сердцу стук капель за окном. Хотя, лично я сам, больше склонялся к мысли, что это возвращение в лекционную аудиторию так сказывается на мне. Даже не смотря на то, что на этот раз я находился по другую сторону.
– Задумались о ком-то конкретном?
Я сместил взгляд влево. Голос принадлежал молоденькой девушке, что вместе со своей подругой сидели за первой партой третьего ряда, ближе к окну и, на мой взгляд, являлись самыми большими оторвами этой группы. Одеты крайне вызывающе, рубашки на груди расстегнуты так, чтобы были видны очертания лифчика. Короткие юбки, чулки и недвусмысленные взгляды довершали картину.
Я проигнорировал вопрос девушки с двумя светлыми хвостами по бокам, что всем своим видом напоминала мне Бритни Спирс времен ее молодости и самого начала карьеры.
– Наслаждаетесь дождем?
Мой взгляд вновь сместился. На этот раз говорил парень, что сидел за девушками. Высокий, стройный, с дорогой прической, в фиолетовом поло и узких ярко-голубых джинсах, с вечно сладковатой улыбкой на лице, он всегда заставал меня врасплох свой прозорливостью и медом, сочащимся в его голосе. А его голубые глаза и точеные черты лица вызывали у меня стойкие ассоциации с Кевином Райаном.
Заметив мой взгляд, парень мило мне улыбнулся, отставил в сторону руку и положил на нее подбородок, продолжая сверлить меня взглядом.
– Ха, смотрите-ка, а наш пидарок, кажется запал на профессора, – усмехнулся нагловатый парень, сидевший за первой партой слева от меня. Он был представителем типичного студенческого альфы. Среднего роста, но с широкими плечами и крепким телосложением, вполне сходил за какого-нибудь спортсмена. Я про себя называл его квотербеком.
– Ой, Сема, иди в жопу, – скривился Райан
– Если в твою, то ни за что.
Парень скривился еще сильнее, и стереотипно качнув головой, отогнул средний палец с аккуратно подстриженным и подточенным ногтем.
– Твоя жопа настолько плотно забита самолюбием, идиотизмом и прочим дерьмом, что я бы там при всем желании не поместился.
По аудитории прокатился раскатистый смех. Причем громче всех смеялись квотербек и Райан. Я перевел взгляд с одного на другого и обратно. Оглядел всю аудиторию, всех собравшихся и удивленно пожал плечами. Я их определенно не понимал.
– Эй, Райан, – позвал я.
– Да, Касл? – усмехнулся в ответ парнишка.
Я лишь слегка вскинул брови, но ничем не отреагировал на его слова.
– Ты гей, – сказал я прямо в лоб.
– А-а-а вы, крайне наблюдательны, профессор.
Он смеялся надо мной. Его глаза смеялись, его губы смеялись, даже положение его рук смеялось. Только вот насмешка эта была какой-то слишком добродушной.
Я кивнул и перевел взгляд на второго парня.
– Ты, квотербек, ты же местный альфач, – я не спрашивал, я вновь утверждал.
– Э-э-э? Я? Кто, я? – Он замялся, поерзал на стуле, затем развалился, как король и натянуто усмехнулся: – Ну, то есть, конечно. Да, я тут самый крутой.
Я вновь кивнул.
– И вы так спокойно общаетесь? Я хочу сказать, ты знаешь, что Райан гей, он показывает это всем своим видом, и ты так спокойно на это реагируешь?
– Ну, да.
Квотербек оглянулся.
– Я хочу сказать, сначала-то я был немного в шоке, от этого типчика в обтягивающих джинсах.
Райан вновь продемонстрировал ему свой средний палец.
– Но затем, я привык к нему. Так-то он нормальный. Ну, педик, конечно, но нормальный. Чего там. – Он вновь взглянул на Райана. – Может он и педрила, но он наш педрила. А мы тут все друг за друга горой стоим.