По всему видать, тема не просто волнует ее, а, прямо-таки, выбивает из колеи. Глаза увлажнились, и она прикрыла их пухлой ладонью.
– Вы очень беспокоитесь за них?
– А как же! За всех детей переживаю. Только прошу тебя, – она умоляюще положила руку на грудь, – не выдавай меня. Мне ли с ними сладить, коли узнают.
– Останется между нами. А кто они?
– Нет, больше ничего не скажу! Узнавай в отделе кадров.
– И все же? – попытался настоять Алексин.
– Двоих господь прибрал. – Она приложила к глазам носовой платок. – Остались Владимир и Анатолий. По фамилиям не помню. Они для меня всегда были Вовка и Толька. Второй, что помоложе, подрабатывает тренером. Да что уж теперь, компания распалась, стало тише.
Расспрашивать было бесполезно. Женщина знает цену излишней болтливости, больше ничего не скажет. Все равно Степан Михайлович почувствовал душевное тепло и нечто знакомое, но собственные ощущения отмел как не имеющие отношения к делу. Он поднялся, застегнул пуговицы на плаще и с некоторым почтением склонился над старой женщиной.
– Спасибо огромное, Раиса Абдурахмановна! Будет время, обязательно зайду вас проведать и… посмотреть фильм. До свидания!
– Будь счастлив, милок! – Вид у нее был подавленный и отчужденный, будто она уже никому не верит, и сознавать такое крайне тяжело.
Кто на очереди? Если вдуматься, вопрос не относится к существу того дела, которым занимается Алексин. С таким же успехом он мог бы и другие несчастные случаи приписать своим подопечным. Не просто так, а ради профессионального интереса, распространяющегося в область интеллектуальной игры. С самого начала он ставил задачу только исследовать психологию Вадеева для понимания событий, имевших место в «Лазурной глади». После гибели Геннадия несущественный вопрос в сознании Степана Михайловича выходит за рамки игры и обретает актуальность. Он уже верит в собственную выдумку и реалистичность своих предположений, предугадывает дальнейшее развитие событий.
Опасное занятие, которое затеяли молодые люди, может закончиться крахом раньше, чем они достигнут цели. Налицо их незащищенность перед Законом. Также понятно, банда Панферова не ограничивается Володей и Толиком, ее щупальца простираются в различные сферы городской среды. Как и в случае с Юрой Панферовым, могут объявиться родственнички по крови или преступным делишкам. Вадеев и Зуева могут не знать и не учитывать всей опасности ракообразного организма, пустившего метастазы во все слои общества, имеющего доступ к самой конфиденциальной информации. Не надо много ума, чтобы вычислить мстительную парочку и расправиться с ней самым безжалостным образом. Степан Михайлович, благодаря собственным наблюдениям и профессиональному чутью, убедился в неопытности новоиспеченных робингудов, но также понимает ограниченность своих возможностей в деле их защиты. В его случае надо бы пойти на откровенный разговор и остановить безумное донкихотство. Но как!? Он не может допустить общения с ними, пока не узнает доли участия Вадеева в криминальных событиях на туристической базе. Важно еще выяснить, что связывало Зуеву и банду Панферова, а потом подвигло молодых людей на тяжкие преступления. Но даже владея правдивой информацией, он не может пойти на переговоры и предупреждать об опасности, минуя официальную власть. Не имеет права укрывать от Закона. Любой факт его сближения с преступниками надо рассматривать уже как соучастие в преступлениях.
Все-таки иногда следователя посещают здравые мысли. Он начинает понимать, что его предположения могут не иметь ничего общего с действительными событиями и являются одной из форм развлечения – как издержки суровой профессии. Пуговица может принадлежать людям, изучавшим обстоятельства несчастного случая, или даже потеряна бомжами. А убийство Юрия Панферова?.. Подозревать можно кого угодно из его окружения. Так ли уж редки недоразумения у соратников по темным делишкам. Сверток, брошенный в реку, и вовсе ни о чем не говорит, как только о загрязнении окружающей среды. Возможно, еще кто-то выпадает из поля зрения, кому Панферов перешел дорогу. Тут есть над чем поломать голову. И напрасно Степан Михайлович включился в игру, ставшую для него психологической ловушкой. В увлекательном забытье закончился меланхоличный сентябрь, а ежедневная рутинная работа перестала давить на психику – стала второстепенной задачей.
Начало октября.
Следующий месяц вместе с опавшей листвой принес много хлопот, связанных с обострением криминальной обстановки. Область, прямо-таки, лихорадило от гастролирующих бандитов, и рабочий день потерял всякие очертания. Иногда приходилось отсыпаться только в машине. Дело единственного свидетеля ушло на последний план. В короткие промежутки отдыха всплывали в сознании отдельные эпизоды незаконченного расследования, но тут же забывались под давлением нахлынувших новых дел.
Совсем, казалось, не кстати у него в кабинете появилась экстравагантно одетая женщина. Без стука открыла дверь и сходу:
– Здравствуйте! Вы – следователь?
– Да! – непонятно почему смутился Степан Михайлович.
Он даже не разглядел ее лица, все затмевал наряд из ярких разноцветных лент, струящихся из-под красной широкополой шляпки. Видел только удлиненный черный плащ, остроносые сапожки на тонких и высоких каблучках. Ничего не скажешь, модная дамочка.
– Я к вам за советом… присесть можно? – компанейски закончила фразу и, не дожидаясь разрешения, села за стол – напротив.
Самообладание быстро вернулось к Алексину. Так просто и смело к нему никто не входил, кроме своих сотрудников. Покоренный гордым достоинством посетительницы, дружелюбно улыбнулся.
– Вы можете представиться?
– Люся… Людмила, то есть Людмила Николаевна, – скороговоркой ответила она и покраснела.
Теперь он обратил внимание на ее лицо, свежее и почти не знающее парфюмерии. Глаза по-детски светились голубизной – небольшие, но пропорционально расположенные среди редких веснушек. Вздернутый маленький носик, пухлые, чуть подкрашенные губки. Как хороши, как свежи были розы, – пропел ему внутренний голос, до неузнаваемости нежный и мелодичный.
– Я слушаю, Людмила Николаевна.
– У меня появились неприятности. Новый сосед по подъезду пронюхал, что я живу одна со старой матерью, не дает спокойно пройти мимо. Иду с работы, поднимаюсь по лестнице, а он выглядывает из-за приоткрытой двери и пошло хихикает в след. Знаете, один раз можно стерпеть, но когда систематически… – Она помолчала, подбирая слова. – Потом эти штучки… и вечно пьяный.
– Вы не пытались обратиться к участковому?
– Не хочу. Мне нужен только квалифицированный совет.
– Так пусть вас проводит крепкий мужчина и между прочим припугнет хулигана.
– Не знаю таких. А если попросить, то взбредет что-нибудь в голову. Я никому не рассказывала о себе… правду, и все знают… я замужем за следователем.
– Вот как! – У Алексина от неожиданности отвисла челюсть и округлились глаза.
Она открыто и звонко рассмеялась, а он понял, что при его профессии растерянность выглядит смешной.
– Нечего сказать, обрадовали. Хотите, чтобы я вас сопровождал?
Она спокойно, уже без эмоций, кивнула. Выжидательно смотрела на него.
– Вы даете отчет в том, что говорите? Я на слу-жбе! Дома редко бываю, а вы хотите, чтобы я для вашего удовольствия каждый день разыгрывал мужа оскорбленной женщины.
– Если так… – потупилась она.
– Ничего не пойму. С такой смелостью, с какой вы заявились ко мне, можно самой отбрить хама.
– Вы забываете, я – женщина, – подавлено возразила она. – Мне противен сам разговор с пьяным пошляком.
В следующую ночь Алексин плохо спал. Он ворочался с бока на бок, размышлял, как мог вляпаться в историю с Люсей, Людмилой и Людмилой Николаевной – разом. Хотел припугнуть бестактного соседа – кстати, тоже холостяка. Как договорились, явился к ней на работу – в районную санэпидстанцию, покрутился на глазах у ее коллег. Видел, каким любопытством горят глаза у женщин и тускнеют мужские лица. Однако – женщина!
Шли не спеша, не разбирали улиц. Говорили о родителях, погоде, работе, незаметно перешли к личной жизни. И вдруг – о любви… Какую-то он нес околесицу. Чувствовал себя, как под гипнозом. Что значит жертва личной неустроенности. Кажется, в основном говорил он, она слушала с широко открытыми ясными глазами. Вот где Степан Михайлович подзалетел. Забыл, что лучший способ покорить мужчину – научиться его слушать. Изумительная женщина! Если бы еще не ее хитрость и не его сорок лет. Все время находился под воздействием ее обаяния. Все же, как они не кружили, обратил внимание, что сам он проживает поблизости от… в общем, дамы необычной. Поэтому она выследила его? И далеко идти не пришлось. Теперь уже не имеет значения.
Сосед явно перепил – в упор не видел Алексина, но стоял на своем посту твердо.
– Милочка-Людмилочка, зайди, выпьем, а? – с пьяной хрипотцой прокурлыкал он и добавил в сторону следователя: – А ты шагай покедова!
Степан Михайлович не привык к хамскому обращению. Он резко пихнул наглеца внутрь квартиры и прошел за ним. Терпкий запах пролитого вина и застоявшегося дыма от плохих сигарет несколько одурманили его, а вместе с тем повысили агрессивность. Он приблизился к вонючей физиономии онемевшего пьяницы.
– Если ты, мразь, попадешься хотя бы раз на глаза моей жены, я тебе шкварник размолочу!
Ему даже показалось, он сказал эти слова как обязательство для себя. Конечно, на пьяного соседа подействовало. Тот стал быстро отрыгивать извинения. Уже за спиной продолжали звучать проклятия по поводу его невезучести. А Людмила Николаевна встречала его на площадке с горделивой улыбкой. Взяла под руку и повела знакомить со своей мамой.
– Признаюсь, я счастлива, что не ошиблась в вас.
Не ошиблась… как понимать? Неужели она действительно выслеживала его. Алексин со скрежетом стиснул зубы. Он впервые испытывал такую беспомощность. Сети, в которые он попал, связаны безупречно. Приходится смириться с приятной обязанностью сопровождать Людмилу домой, а значит – он вынужден отложить Дело единственного свидетеля.
9 октября. Утро.
На очередной оперативке доклад читал главный прокурор области. Кроме изложения статистических данных сделал акцент на последнем дерзком преступлении – убийстве молодого тренера со стадиона «Динамо».
– Товарищи, прошу вас быть особенно внимательными к данному расследованию. – Не объяснил, в чем исключительность, протер носовым платком очки и сразу перешел к психологической обработке. – Волна преступности формируется в центре и распространяется на периферию. Жестокость, с какой действуют преступники, нагоняет на людей страх. Граждане должны знать, что не напрасно платят налоги. И мы обязаны найти убийцу. Поражает изощренность и точность расчета, с какими действовал преступник. Выбран момент, когда компания молодых людей находилась в сауне при спорткомплексе. Веселое настроение, легкие развлечения… вам ли не знать самый что ни есть безгрешный возраст. – Должно быть, главный прокурор услышал дружную усмешку. Прервал монолог, обвел всех суровым взглядом, продолжил медленнее: – Своеобразность обстановки позволила убийце без помех прицелиться и хладнокровно застрелить ни в чем неповинного человека. Неблаговидность экипировки помешала приятелям тренера, кстати – тоже спортсменам, начать преследование.
Последние слова прокурор произнес с сарказмом, но смягчил упоминанием о молоденьких девушках, присутствовавших на месте трагедии, что само по себе требует деликатного обращения со свидетелями. Не надо забывать об их близких родственниках, репутация которых может пострадать.
Эксперты вывели заключение: выстрел произведен из служебного пистолета, ранее похищенного у сотрудника милиции при пикантных обстоятельствах. Сам убийца молод и силен, так как бегство с места преступления требовало больших физических усилий. Установлено: он скрылся через окно второго этажа, быстро пробежал до ограждения стадиона и легко его преодолел. Каких-либо свидетелей, видевших преступника, не оказалось. Этому содействовали поздний час и не освещенность территории стадиона.
Алексин достаточно вжился в созданный им образ Вадеева, чтобы легко представить его в качестве разработчика и исполнителя дерзкого плана. Тренер принадлежал к когорте особо приближенных к Панферову людей, мог подозревать Зуеву в причастности к гибели их лидера, и Вадеев поторопился оградить подругу от насильственных разбирательств. Нечто похожее на гордость за своего подопечного проскользнуло в сознании. Тут же разозлился на себя за безответственность. Если его версия подтвердится, то поступки следователя можно рассматривать как непростительное попустительство и даже соучастие в преступлениях. Тут же нашлось оправдание собственной пассивности. Нет у него твердой уверенности в преступной направленности любовного тандема. Все его интеллектуальные изыскания соотносятся только с игровыми элементами и не имеют ничего общего с профессиональным расследованием. А мечтать, как известно, никому не вредно, оправдываться – тем более, не надо. Как еще относиться к Вадееву?
Для него давно стало ясным, что в основном склонность к преступлениям порождается социальными и экономическими факторами, неудовлетворенностью нравственным состоянием общества и отсутствием лучших перспектив. На дурных примерах выстраивается мировоззрение. Например, глупо говорить о каком-нибудь перевоспитании в местах заключения. Еще смешней выглядит раскаяние в процессе суда. Никто не сомневается в искренности раскаяния, потому что в нем проявляется боль за недочеты и ошибки при совершении преступлений. Судьи и присяжные притворяются глупенькими и подыгрывают неисправимым преступникам. Если наказание имеет какое-нибудь значение, то в качестве запугивания. Судебная машина перемалывает всех подряд, не вникая в конечную цель противоправных поступков, ей наплевать на благие намерения и положительные результаты. Из мест лишения свободы выходят все с одинаково изуродованной психикой.
Надо бы смотреть в корень, но государство не пытается решать общенародные проблемы, оно отстаивает самые теплые места для продажных и жуликоватых чиновников, способных подавить любые революционные идеи. Властям не нужны умные люди с их совестливостью и прагматичностью, все решает стихийный рынок. Зато есть служебные квартиры и машины, подарки и приглашения на банкеты. В иных случаях трудовая деятельность превращается в сплошной праздник, а реальная зарплата повышается в разы. Чиновники деликатно объясняют недовольство налогоплательщиков их непониманием специфики работы государственных служащих, прямо-таки, сгорающих на работе. Тогда почему в стране растет преступность, понизился уровень культуры, старики заканчивают жизнь суицидом? В утренних новостях передали о задержании старушки с возрастом около восьмидесяти за кражу куска масла из холодильника соседа. Стыдно ей за собственный голод, а еще больше – за кражу. Дали полтора года условно.
Речь прокурора здорово повлияла на Алексина, если состояние общества представилась ему, прямо-таки, устрашающим. Время от времени жизнь выдвигает людей исключительных – с обостренным восприятием действительности. Именно бескорыстные правозащитники спасают от гибели множество ни в чем неповинных людей. Судей же не интересует факт торжества справедливости, их также раздражает стихийный процесс наведения порядка в обществе. Недоверие к государственной правозащитной системе возрастает. Иногда возникает совсем абсурдная мысль, что государство по каким-то своим тайным причинам специально назначает на судейские должности неадекватных людей, выносящих несправедливые приговоры. Хотя, чего греха таить, нередко виной становится несовершенная система наказаний, расписанная в уголовном кодексе и которого судьи обязаны придерживаться. И за державу обидно. Это же как надо облажаться, чтобы в огромной стране не найти достойных мозгов для создания умного законодательства.
Как всякий думающий и добросовестный специалист Степан Михайлович старается найти объяснение действующему законодательству. За превышение пределов необходимой обороны несостоявшиеся жертвы получают приличные сроки, хотя в момент трагедии не понимали, как защищаться иначе. Общество несет огромный моральный урон, зато педофилы и сексуальные насильники отделываются легким испугом. Например, негодяй, изнасиловавший более тридцати девочек, получил пятнадцать лет колонии, реально отсидел всего двенадцать. Это что же, за каждую покалеченную жизнь меньше полугода? Разумно интерпретировать иначе: все нормальные девочки убиты, а вместо них появились душевные калеки.
Очень может быть, российские законы пишут инопланетяне, чтобы окончательно истребить порядочных людей. А какое еще объяснение?.. Трудно вообразить, чтобы законодатели целенаправленно вредили народу. Часто справедливость восстанавливается уже в тюремных камерах. Получается черт-те что! И что это за государственная система, если роль объективных судей выполняют уголовники. А как на фоне всей судейской вакханалии относиться к похождениям Вадеева и Зуевой? Их поступки совершаются с целью залатать существующие в правоохранительной системе прорехи? Не было бы этой парочки, вместо них появились бы другие. Пример, достойный подражания, поэтому с ними церемониться не станут. Чтобы другим неповадно было. Зато самые отъявленные преступники, получившие пожизненное заключение, цепляются за такую милую, пусть даже унизительную, жизнь. В тюрьме их тщательно оберегают от непосильного труда, войны и голода.
Не надо себя обманывать, всей душой Степан Михайлович всегда был на стороне донкихотов и робингудов, большинство людей видит в них высшую справедливость. Желая остаться простым наблюдателем, он сам подсознательно включился в криминальные разбирательства. Не упускает молодых людей из поля видимости, чтобы в нужный момент прийти им на помощь. Для работника МВД – неслыханный случай. А круг деятельности преступной парочки расширяется, приобретает масштабы карательной операции по уничтожению банды. Уничтожение? Да, так предполагает Степан Михайлович, чтобы таким, умозрительным, способом выпустить пар. Обвинять его не в чем, предположения, как говорится, к делу не пришьешь. Уже и мир видится светлее.
Он бы мог и дальше рассуждать для собственного оправдания, но факты говорят за себя – троих человек нет. Кто следующий? Вопрос уже сам слетает с языка, и никакой связи с событиями на туристической базе. Имеет ли Вадеев причастность к убийствам на туристической базе? А если нет, то зачем повернул на преступный путь, и преступник ли он вообще? Всюду предположения. Выводы без доказательств не годятся, и к Алексину пришло озарение. Выражаясь точнее, он почувствовал, в каком направлении надо искать ответы.
15 октября.
Воскресный день, теплая солнечная погода, но Степан Михайлович отказался пригласить Людмилу Николаевну в осенний сад на прогулку. Решение потребовало немалых усилий. Совместные мероприятия создавали особый душевный подъем на всю неделю, когда работа ладилась, дни не казались однообразными и серыми. Утром позвонил и объяснил, каким образом появилось неотложное дело, и, если она не возражает, встречу лучше отложить до вечера.
Дальнейшие действия Алексина соответствовали отработанной схеме, благодаря которой ему всегда удавалось выследить свою парочку. То есть к девяти часам он сидел в тени деревьев напротив подъезда Зуевой. На этот раз они никуда не спешили, а в праздном настроении отправились в ближайший кафетерий. Степан Михайлович остался снаружи и, ввиду выходного дня, наконец-то увидел все прелести бабьего лета. Как в природе, так и в расторможенных взглядах прохожих теплилась надежда, Конечно, вершиной всякой мечты может быть только любовь. Кому как не Алексину знать тайные пружины жизнелюбия, теперь на нем самом сказывается общение с Людмилой Николаевной. Все бы ничего, но долгое отсутствие молодых людей не может радовать Степана Михайловича, зря он, что ли, жертвует личным временем. Потеряв терпение, вошел в просторный остекленный тамбур и увидел, как они оживленно беседуют за уютным столиком, мало обращая внимания на остывающий кофе. Их лица, разгоряченные и счастливые, совсем не соответствуют образу той жизни, какую приходится им вести. Скорее, состояние людей, не отягощенных угрызениями совести. И Степан Михайлович почувствовал нечто вроде оскорбленного самолюбия. В это же самое время он мог беседовать с Люсей и также счастливо улыбаться.
Вышел на улицу, осмотрелся по сторонам. Обнаружил на углу кафетерия телефонную будку с выбитыми стеклами. Проверил диафрагму и выдержку на своем «Зените», подошел поближе к телефону. Вовремя, потому что в тамбуре кафетерия показались размытые отраженным солнцем фигуры его подопечных. Итак, скорее в будку! Наводка на резкость, щелчок, и Алексин с улыбкой посмотрел на удаляющихся влюбленных. Потом увидел снаружи престарелого человека, ждущего своей очереди, опустил в аппарат монету, набрал номер.
– Алло! Людмила Николаевна?.. Да, освободился. Предлагаю встретиться у кинотеатра «Аврора». Посидим в кафетерии и вместе решим, как провести вечер… До встречи!
Остаток дня показался призрачным. Степан Михайлович вряд ли мог дословно восстановить разговор с Людмилой Николаевной или назвать маршрут их прогулки. Зато он отчетливо помнит свой рассказ об отношениях между молодыми людьми и своей версии. Нежно-голубые глаза восторженно смотрели на него, и… Нет, к дьяволу все! Лишь бы еще раз увидеть ее ласковый взгляд.
Большую часть ночи просидел в ванной, в которой уже давно оборудовал компактный и удобный фотоуголок. Никому не признавался, но все последние пять лет хотел заняться художественной фотографией. Наверное, поэтому придирался к Федору, когда тот при всякой паузе в работе старался запечатлеть на пленке фрагменты неповторимой природы. Сказывалась легко объяснимая зависть, но именно Федор стал делиться с ним секретами фотоискусства. Алексину черт-те как надоели казенные отношения и жесткая дисциплина, а творчество уже подразумевает духовную свободу и закономерно приносит моральное удовлетворение. Желание сохраняется, и даже собрана приличная библиотека для самообразования, но только сейчас Степан Михайлович почувствовал себя истинным фотографом. Им двигает страсть к искусству, а не какая-то производственная необходимость.
Надо признаться, влияние Федора сказалось в полной мере, и полученные результаты не радуют. Он критически оценивает фотоснимки, выполненные в различном масштабе, и все больше тускнеет. Сделано штук пятнадцать фотографий с одного кадра, но не достигнуто удовлетворительного качества. Он не раз посещал фотовыставки и понимает посредственный уровень своей работы. Подумал о значении фотографий при сборе материалов в ходе расследования. Вспомнил репродукции с картин Сальвадора Дали и мысленно согласился с жутковатой притягательностью кровавой тематики. Смерть ассоциируется с роковой чертой, за которой существует загадочный мир. Опасная привлекательность, когда разочарованные в жизни люди тешатся надеждой обрести счастье в каком-то другом измерении. Не догадываются, что счастье в них самих. Получается, фотоискусство оказывает на мировоззрение не меньшее влияние, чем изобразительное искусство и кино.
Тишина, красный свет, личное недовольство – все выплескивается в невеселых размышлениях о примитивной человеческой психологии. Как часто бывают неразумны люди, когда в погоне за мишурой лишаются главного смысла в жизни – счастья, походя отравляют жизнь другим, калечат судьбы собственных детей. Потеряв надежду на положительный результат, он сбросил снимки в воду, пошел на кухню. Посмотрел на часы и, приняв полтаблетки димедрола, отправился на диван.
16 октября.
Пробуждение не доставило приятных ощущений. В памяти всплывали обрывки фраз, жесты, улыбки и тут же неудачные фотоснимки. Хаос, и только. Помнится, к вечеру день казался одним из самых удачных, а ночная работа оказалась вроде капли дегтя. В общении с Людмилой поверил в свою значимость, решил тут же проверить себя в художественной фотографии. Какая самонадеянность! Ничего у него не получится. Работа гениального сыщика происходит на грани с искусством, не случайно Шерлок Холмс находил отдохновение в игре на скрипке – поднимался над земной убогостью.
Степан Михайлович обречено встал, сделал несколько упражнений из Ушу, пошел в ванную. При первом же взгляде на фотографии лицо его просветлело. То, что казалось плохим ночью, сейчас могли бы устроить даже избалованного Федора. Увеличенные кадры выглядят четкими, не требуют ретуши. Теперь он убедился в справедливости своей догадки. Разложил снимки для просушки, а сам засобирался на работу. Пришел к приятному выводу, что внеслужебное расследование приобретает особенный смысл с появлением в его жизни Людмилы Николаевны.
Ездил с группой на объект по поводу ограбления, изучал обстановку, допрашивал свидетелей, но мыслями часто обращался к воскресным впечатлениям. Пытался анализировать наблюдения за своими подопечными, но всякий раз видел перед собой восторженный нежно-голубой взгляд. Кое-как управился с текущими делами и прямо с объекта поехал домой.
