По ту сторону окна

Он вваливается туда, едва не падая. И вот, наконец, он видит ее! Видит! Она тоже замечает его и улыбается ему. Он выныривает, совсем выныривает, и вспоминает

Он видел ее последней. Она улыбнулась ему и тогда, когда он раненый пришел сюда. Он умирал на ее глазах. И ее улыбка проводила его. Он закрыл глаза, исчез. Почти бесследно исчез. Но ее улыбка все еще держит его. И мучает его безумное тело.

– Хыррр! Хыррррыыы! Хшрр, – хрипит он. Его несчастное тело раскачивается, и трясется, и бьется в агонии. Оно отчаянно страдает.

Машина тормозит напротив остановки. Вылезают двое.

– Что это с ним? – спрашивает мужчина, озадаченный.

– Может, влюбился? – смеется женщина.

– … в постер?

– Почему бы и нет, – пожимает плечами она.

Мужчина целится. Они стоят очень близко, но зомби их не замечает. Он водит кровавыми пальцами по плакату с рекламой зубной пасты. Извивается и хрипит, как-то совсем жалко.

Секунда – и курок спущен.

– В яблочко! – отмечает женщина. – А паста у них, кстати, отстой.

Зомби сползает на землю. И без того мутная реальность размывается окончательно. Напоследок в сознании ярко вспыхивает женский образ с прекрасной улыбкой. И все исчезает.

Кошмар

Ей снова приснился тот кошмар. В нем незнакомец – высокий короткостриженый парень с сумкой через плечо – раз за разом проезжал на метро пять станций без пересадок. Он доставал телефон и, она уже знала, заранее искал электронный билет, ведь было почти семь, и концерт вот-вот должен был начаться. Знала и то, что ему не суждено туда попасть. Она много раз видела, как, едва выйдя на улицу, он исчезает во вспышке света. А потом была вынуждена наблюдать, как кто-то или что-то часами кромсает его. Она ненавидела эти кошмары, пусть даже ужасы в них случались не с ней.

***

Сегодня в метро пришлось ехать в час-пик. Ее незаметно отнесло к самым дверям. Здесь ей стоять не нравилось, потому что место уж больно напоминало кадры из того самого кошмара. Во время остановки, пока была толкотня, она попыталась протиснуться ближе к сиденьям, как вдруг встретилась взглядом с парнем лет двадцати пяти. И застыла. Это был тот самый человек из ее сна. Та же голубая рубашка, джинсы, на плече расстегнутая сумка. Она испуганно взглянула на часы: 18:56.

Черт.

Чертчертчерт.

Он стоял совсем рядом, и она видела, как он убрал в сумку книгу о финансовой грамотности. Совсем как во сне. Теперь его случайно толкнут…

– Извините, – послышалось справа. Парень кивнул и принялся собирать рассыпанные вещи. Она мельком посмотрела вниз: коробочка настольной игры, бейджик с какого-то мероприятия по мотивации, плеер с наушниками. Необязательно вглядываться, чтобы распознать все эти предметы: она видела их столько раз…

Что делать? Нельзя же просто подойти и сообщить, что его через пару минут похитят, потому что такое уже много раз происходило в ее сне? Никто в здравом уме не поверит. Она бы и сама не поверила. Еще бы у виска пальцем покрутила.

Оставалось две станции.

Он принялся листать почту в телефоне. Билет, он искал билет.

Еще чуть-чуть. Если она ничего не сделает, то его никто не спасет. Часы, дни, месяцы… Сколько он будет мучиться? Видимо, пока не умрет.

Но вдруг все будет не так? Может, это просто совпадение? Может, ничего не случится? Мало ли, кому что снится. К тому же, это не ее дело. Она закрыла глаза и вздохнула.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…

Шаг, еще шаг. Схватить за руку и бегом. Не важно, как это объяснить. Главное, задержать его. Быть может, это спасет ему жизнь.

– Прости, я… – она переминалась с ноги на ногу, не зная, как объяснить свой поступок.

Он устало рухнул на лавочку и потер лицо руками.

– Серьезно, опять?

– Что опять?

– Ты видела сон о том, что меня похитят те твари и решила спасти.

– Откуда ты знаешь?

– Два месяца. Это произошло уже два чертовых месяца назад!

– Но ты же тут… – она нахмурилась.

– Скажи мне. Что ты помнишь? Что происходило с тобой в последние два месяца? Куда ты едешь сейчас? Все как в тумане, да?

Она задумалась. А ведь действительно: она помнила кошмары, помнила, что начался учебный год, а все остальное…

– Я сплю?

– Да. То есть, – он нервно выдохнул. – Нас похитили.

– Нас? И меня?

– Да. Два месяца назад. И эта реальность – лишь иллюзия. Они ставят эксперимент над тобой. Что-то по поводу человечности или… Не знаю. Нас возвращают в этот день, а ты каждый раз пытаешься меня спасти. И тогда все по новой. Я уже говорил тебе десятки раз, но тебе вечно стирают память. Попробуй в следующий раз не спасать меня, ладно? Может, тогда все, наконец, закончится…

Она смотрела на него и молчала. И чем дольше смотрела, тем отчетливее проступала кровь на его одежде, тем заметнее становилась его дрожь. И отчаяние.

– Я так устал, – прошептал он.

Поезда исчезли с путей, люди вокруг стали растворяться. Свет замигал, с каждой вспышкой унося все больше деталей реальности. Напоследок она услышала крик. Такой болезненный, словно кожу живьем снимали. Зря он рассказал ей.

Она осела на пол.

***

Вспышка! Она открыла глаза. Показалось, словно вынырнула со дна болота. Ледяного и липкого. Опять, опять этот ужасный сон. Но не время прохлаждаться, нужно ехать. Нужно скорее добраться до метро. А то скоро семь.

Кукла

Ей говорят, что она кукла. Просто кукла. Время от времени она тихонько режет кожу на руке. Но крови нет, а искусственные волокна сразу же затягиваются.

– Я кукла, – уверяет она сама себя, смотря в зеркало. – Я думаю чужие мысли.

Чужие. Кто же та незнакомка, чей разум обживается в голове куклы? Почему она согласилась на эксперимент?

Тень шепчет:

– Я хотела жить вечно.

Кукла чувствует ее присутствие. Пока еще призрачное. Все чаще слышит ее шепот. Тень подсказывает, что делать и что говорить. Готовит куклу стать собой.

Она настоящая жила в XXI веке. Была так одержима жизнью, что даже пожертвовала ею. Пожертвовала всем, что было, ради возможности в далеком будущем жить вечно в искусственном теле.

Кукла просит увидеться с ней.

– Ты все никак не можешь поверить? – качает головой человек в белом. Человек.

Он ведет ее по коридорам, этажам и ступенькам. Они проходят мимо усыпанных причудливой зеленью светлых комнат и подозрительных сейфов-капсул. Кукла растерянно озирается. Человек улыбается и прижимает палец к губам:

– Нас тут не было.

Наконец, они приходят. Кукла закрывает рот руками. Она и впрямь копия этой девушки. Только бы не закричать.

Оседает. Провода, датчики, трубки. Игольница. Такая жалкая.

«Сия», – написано на табличке.

Пошла бы Сия на такое, если бы знала, во что ее, несчастную, превратят?

– Ты пока еще не она, – говорит человек. – У тебя лишь часть ее сознания. На днях загрузим остальное. Тогда она вновь сможет жить. Она счастливица. Поэтому не нужно ее жалеть.

Теперь кукла чаще режет кожу, но кровь все не появляется. Рисует Сию, людей в белом, лабораторию. И сказочные миры.

– Она не хочет, чтобы мы загружали Сию, – говорит человек в белом. – Она рисует.

– Что ты хочешь этим сказать? – хмурится мужчина, надевающий защитный костюм.

– Сия не умела рисовать.

– Значит, теперь умеет, – отвечает безразлично. Все его внимание сосредоточено на молнии защитного костюма, которая никак не желает застегиваться. Его очередь совершать обход.

– Это не она. Не знаю, как, но наша кукла нарастила свою личность. Это потрясающе. Ее нельзя убивать.

Собеседник смеется.

– Она робот. И точка. Дурацкая попытка. Лучше скажи правду.

Он перестает бороться с молнией на костюме и прислоняется к стене:

– Ты главный поклонник эксперимента. И вдруг передумал. Странно. Что недоговариваешь?

Тот вздыхает. Садится в кресло, вводит данные, и на мониторе мелькают файлы.

– Я расшифровал засекреченный отчет о Сие. Нам говорили, что все прошло успешно. Она подписала соглашение, ее поместили в вечный сон и с тех пор она пребывает в таком состоянии.

– На самом деле что-то случилось?

– Случилась катастрофа. Смотри, тут написано, что полвека все было хорошо, но потом разум стал умирать. И наши предшественники не придумали ничего лучше, кроме как разбудить ее.

– Ничего себе! Так спящая красавица просыпалась?

– Хуже.

Он замолкает.

– Она в сознании до сих пор.... – догадывается собеседник.

– Верно. В полудреме, но все слышит и чувствует.

– Двести лет… Два столетия. Она же там, наверное, с ума сошла.

– Слабо сказано. Ее разум метался в агонии все это время. Я подселил кукле нетронутый кусочек сознания. Но это маленький островок в океане безумия. Боюсь представить, что это вообще теперь такое. Человек ли?

***

Куклу ведут в лабораторию. Пора.

Она нервно шепчет:

– Я думаю чужие мысли. Чужие, чужие, чужие. Я не личность. Я не я. Я – она. Я не должна бояться. Я не умру, просто стану полноценной.

В помещении пахнет медицинским спиртом и пихтой. Куклу сажают в кресло, к голове прикручивают провода.

Она впервые видит Сию так близко. Ей даже кажется, что та улыбается.

– У меня ее лицо, ее имя…

Она осторожно берет Сию за руку. Рука теплая, мягкая, за столько лет не тронутая старостью.

– Не хочу умирать, – шепчет кукла. – Лучше бы ты умерла.

И вздрагивает. Ей чудится, что рука Сии крепче сжимает ее собственную.

Тень шелестит над ухом:

– Не бойся. Ты – часть меня. Все хорошо.

Тень обволакивает, успокаивает. Свет гаснет. Кукла засыпает.

Когда она открывает глаза, за стеклом уже толпятся люди в белых халатах. Таращатся, как дети в зоопарке.

– Кто ты? – спрашивают.

Кукла медленно осматривается.

– Кажется, эксперимент не удался… – растерянно говорит она.

Люди в белом громко спорят и лихорадочно сверяют данные. Кто-то швыряет бумаги на пол. Куклу мучают тестами и расспросами, а потом, наконец, отпускают.

Она выходит на улицу, на воздух. Выжила. Неужели правда выжила? Весенний мягкий свет переливается на ненастоящей коже. Владения солнца прекрасны.

Навстречу бредет человек в белом. Свернуть ему шею легче легкого. Ссадина, оставленная им, жжется и кровоточит. Она улыбается. Никто не заметил подмены.

Встреча

– Иду я, иду! – крикнул он, спеша в прихожую. Барабанить перестали. Он снял ключ с крючка, открыл дверь и застыл.

– Привет, старый друг, – произнес пришедший.

Растерянность на лице хозяина сменилась улыбкой.

– Дружище! Неужели правда ты?

Они обнялись. Прошло лет пятнадцать с того дня, когда они виделись в последний раз. Кажется, на свадьбе кого-то из друзей. Или на похоронах…

– Райончик спокойный, тихий. Мне тут нравится, – поделился хозяин дома, когда они устроились на креслах в гостиной.

– Если честно, та еще глушь, – рассмеялся гость. – Едва нашел твой дом.

– Может, на то и расчет, – улыбнулся тот.

Открыли по бутылке пива, вспомнили студенческие годы. И как сбегали посреди пары, прямо на глазах сонного преподавателя, и как учили язык жестов, чтобы друг другу ответы подсказывать, и как ворковали с буфетчицей, чтобы положила на одну котлетку больше.

– Славные были времена, – вздохнул хозяин и откинулся на спинку кресла. – А потом работа, беготня. У всех дела, времени нет. Эх.

– Эх, – повторил за ним друг. – Ты все еще резьбой по дереву занимаешься?

Тот важно закивал.

– Еще в академии понял, что за нечистью гоняться – не мое это. Так что как ушел в творчество, так и остался в нем. А ты? Все бегаешь, нежить ловишь?

– Ага, – подтвердил собеседник. – Не работа мечты, конечно, но хоть стабильная зарплата. Да и ничего больше я не умею.

– Смотрю, с годами энтузиазма у тебя поубавилось.

– Твоя правда, – кивнул тот.

Одним глотком допил пиво и поставил бутылку на стол.

– Все на этом, стало быть? – спросил хозяин и прищурился.

– Стало быть. Ты уж прости.

– Не нужно, – махнул он рукой. – Рано или поздно это случилось бы. Но я рад, что пришел именно ты.

Собеседник выхватил пистолет. Секунда – и голова друга безвольно свесилась вниз. Можно было бы решить, что он просто уснул. Если бы не растекающееся темное пятно на груди. Если бы…

Гость поднялся с кресла. Он все сделал правильно. Так, как положено. Но почему-то ему стало тошно.

Лучше бы друг разозлился, попытался сбежать, бросился бы в драку. Так было бы намного проще. Но это было совсем не в его характере.

Захотелось столько всего у него спросить. Когда узнал, что не такой, как все? Сознательно ли убивал людей? Терзало ли его это?

Теперь уже спрашивать было не у кого.

– Докладываю, – он приложил телефон к уху. – Все прошло гладко. Миссия выполнена. Можете забирать тело.

Заброшенный лагерь

После долгой дороги хотелось уже только поскорее упасть на кровать и уснуть. Проспать до самого вечера, а уже потом, когда стемнеет, можно будет и до моря дойти. Или вообще отложить это до утра.

Но вот уже десять минут управляющая пансионата смотрела на мой листочек с бронью, потом перебирала корявыми пальцами какие-то бумажки и вновь задумчиво вглядывалась в бронь. Видимо надеялась, что там появится что-то новое.

– Ошибка произошла, милок, – сказала она, наконец. – Досадная ошибка. Тебе подтверждение пришло, а нам нет. Так что номер твой занят давно.

Я вздохнул. Спать хотелось так сильно, что я готов был по-детски расхныкаться. Удобства волновали мало: только бы лечь.

– Мне без разницы, в какой номер, – костяшками больших пальцев я потер глаза. – Есть хоть что-то свободное?

Она медленно покачала головой.

– Сегодня ничего нет, милок. Увы. Но вот завтра после обеда освободится один номер, на три денька, правда. А, потом еще один, вроде того, что ты бронировал. В общем, если сегодня перекантуешься где-нибудь, завтра поселим без проблем.

Я немного приободрился.

– А есть здесь поблизости отель какой?

Старуха помрачнела.

– Ничего здесь нет. Только в городе, если поездить, можно что-то найти. И то тяжеловато будет, самый разгар сезона как-никак.

В упомянутый город, прикинул я сразу, ехать больше часа. Потом еще место искать, а значит лечь спать я смогу не раньше, чем через два-три часа. Перспектива меня ужасала.

– Хотя знаешь, – подумав, сказала управляющая, – есть тут в паре минут ходьбы лагерь детский. Его в конце восьмидесятых закрыли, так и стоит бесхозный. Койки там есть, вода тоже. Белье я тебе дам. Если хочешь…

– Хочу! – перебил я ее. – Давайте туда.

***

Идти и правда пришлось недолго. Минут пять спустя я, нагруженный своими сумками, как ушлый торговец из электричек, смотрел на ворота лагеря. Старуха толкнула калитку, и та со скрипом открылась.

– Тимооошааа! – крикнула она, растягивая гласные.

Из-за кустов выбежал загорелый мальчишка лет двенадцати, светлые волосы и ресницы которого придавали ему сходство с одуванчиком.

– Проводи гостя в спальню вожатых. Он у вас тут денек побудет, подождет номер.

– Хорошо, теть Клав! – с готовностью отозвался мальчик.

Он взял у управляющей комплект белья и повел меня через территорию. Лагерь стоял словно уснувший, застывший во времени. Оранжевые крыши с облупившейся краской, зеленые ржавые карусели и горки, раскаленные до состояния сковороды под полуденным солнцем, почерневшие деревянные и каменные статуи.

В спальне, куда меня привел Тимоша, пахло сладковатой сыростью и пылью, хотя было видно, что время от времени здесь кто-то убирался.

Я снял с себя сумки и повел затекшим плечом, а мальчишка быстро застелил мне кровать. Я удивился тому, как легко у него это получилось: словно он всю жизнь только тому и учился. Но спрашивать ничего не стал, кивнул и вымученно улыбнулся.

Тимоша улыбнулся в ответ.

– Душ прямо и вторая дверь налево, полотенце повешу туда же на крючок у раковины. Вечером мы с ребятами будем сосиски на костре жарить, приходите, если захотите.

Он ушел, прикрыв за собой дверь, а я быстро переоделся и вытянулся под покрывалом. Потолок закружился, в ушах гудело: «Шух-шух-шух». Засыпая, я подумал: «Что же эти ребята делают в заброшенном лагере?». Но мысль-рыбка выскользнула из рук, и я погрузился под темную воду долгожданного сна.

***

Кто-то холодными пальцами провел по моему плечу. Я проснулся, но никого рядом не оказалось. В комнате было все так же тихо, а за окном почти совсем стемнело. Вечерняя прохлада проникала в помещение из приоткрытой форточки, слышался далекий задорный смех. Мальчишка что-то говорил про костер и сосиски. Есть хотелось больше, чем увидеть морской берег. Так что я решил наведаться к ребятам.

Помывшись и переодевшись, я вышел из домика вожатых и побрел на голоса. За поворотом увидел огонек костра, вокруг которого треугольником лежали три больших бревна, служивших скамейками. Тимоша поднялся мне навстречу:

– Выспались? Садитесь, садитесь вот тут.

– Спасибо, – кивнул я и уселся между двумя притихшими мальчиками лет десяти. Один из них сунул мне в руку импровизированный шампур из металлического прутика с почерневшей сосиской.

– А вы чего тут делаете одни, без взрослых? – спросил я, откусив кусочек. Мои руки перемазались в саже.

– Играем и гуляем, – ответил Тимоша. – Предки в пансионате своем месяцами сидят, а мы вот сюда приходим.

Я понимающе кивнул. Кто-то протянул мне еще один шампур.

– А не волнуются за вас? Время-то уже позднее.

– Не, – вздохнул Тимоша. – Хотя стоило бы!

– Почему?

Ребятишки пододвинулись ближе к костру и с интересом уставились на Тимошу.

– Расскажи, расскажи! – шептали они.

И я понял, что наступило время страшилок.

– Говорят, – начал Тимоша загадочно, и все притихли, – лагерь этот заброшен не просто так. «Гиблое место», – так его называют местные. А все вот почему. Был здесь когда-то один вожатый. Прослыл он чудаком и простаком, никто не хотел с ним водиться, а дети никогда его не слушались. Прикалывались над ним по-всякому, издевались, в общем-то. Однажды зло, что много лет дремало в местных водах, проснулось и вселилось в этого вожатого.

Я усмехнулся. В свое время тоже обожал лагерные страшилки. Никогда, конечно, в них не верил, но нравилась мне атмосфера таинственности. Приятно было вновь окунуться в нее. Ребята передали мне стакан газировки, а Тимоше – очередной шампур. Удивительно скооперированные, сработавшиеся. Видать частенько сидели так у костра и травили байки. Тимоша продолжал:

– Вот вы смеетесь, и дети тогда тоже смеялись над ним, над тем вожатым. Не заметили они, что он изменился, что получил загадочную силу. И тогда воспитанники лагеря стали пропадать один за другим. Всех выслали по домам, лагерь закрыли, детей этих долго и безуспешно искали. А тот чудак-вожатый, по слухам, остался в лагере. Умел он иллюзии создавать, менял свой облик, так что поймать его было невозможно. Конечно, это он похитил детей. Они не хотели дружить с ним, поэтому он потрошил их и набивал опилками, соломой и песком. И они становились послушными куклами, выполнявшими все его приказы. И до сих пор вожатый заманивает в лагерь путников и делает их своими послушными друзьями…

Один из мальчишек, державший над огнем очередной шампур, зазевался. Длинный рукав его кофты загорелся.

– Эй, малыш! – Воскликнул я. Он меланхолично перевел взгляд на меня и протянул мне шампур. Я быстро схватился за него, но тут же отбросил: железяка была раскаленной донельзя. Мальчик спокойно похлопал по сгоревшему наполовину рукаву своей кофты. Его обугленная рука безвольно болталась вдоль тела.

Я прикинул, что скорая будет добираться долго, и схватил мальчика за плечо:

– Скорее, побежали в пансионат! Там же есть медицинские работники?

– Есть, – безразлично отозвался Тимоша, доедавший очередную сосиску. – Да вы не волнуйтесь так, ничего страшного.

– Да ты чего? У него такой ожог, что… – я обвел ребят глазами. Пугать их не хотелось, но они явно не понимали серьезности происходящего. – Он руку потерять может. Понимаете?

Тимоша швырнул шампур в костер и посмотрел на меня исподлобья.

– Ну что вы заладили? Рука да рука. Рукой больше, рукой меньше. Какая разница?

Двое ребят подошли ко мне сзади и усадили обратно на бревно. А раненый мальчик сел на корточки и все той же рукой полез в костер. Вытащил шампур и принялся нанизывать на него новую сосиску.

– Да что же это! – воскликнул я.

Ребята смотрели на меня пристально, молча. Запоздало я понял, что все это время никто из них, кроме Тимоши, не ел и не пил.

Я взглянул на Тимошу. Он смотрел на меня с какой-то злобой, и мне показалось, что передо мной отнюдь не ребенок. А вокруг с печальными застывшими лицами сидели дети и взрослые. Безропотные синхронные куклы.

Судьба

– Извините, не сыграете ли со мной в карты? Разочек, а?

Старик, скрюченный и дрожащий, ходил за прохожими, клянча внимания. Он совсем утонул в огромном плаще, даже лица толком не было видно под капюшоном. Не то сумасшедший, не то нищий, а может, и то и другое. Хоть он не просил денег, не тыкал листовки под нос и не предлагал поговорить о Боге, люди не слушали, не слышали его и обходили стороной.

Ян, с удовольствием прогуливающий уже третью по счету пару, сидел на лавочке, подобрав под себя ноги. Редкое осеннее тепло скоро обещало совсем улетучиться, так что, пока еще можно было хоть чуть-чуть оттянуть его отбытие, Ян собирался нагуляться вдоволь.

Он наблюдал за стариком уже около часа, и за это время никто не остановился и не послушал его просьбу. Наконец, старик сдался. Он подошел и сел на лавку, уже отчасти оккупированную Яном.

– Картишки… – прокряхтел тот печально. – Разочек бы… А они…

Ян шумно вздохнул. Вот ненавидел он такое. Раненые котики и собачки, выпавшие из гнезда птенцы, потерянные дети и все несчастные существа мира час своих страданий стремились разделить с ним. Видимо узнавали в нем сочувствующую душу.

– Ладно, дедуля, – сказал Ян. – Хочешь в карты? Я сыграю с тобой.

Старичок подпрыгнул на месте, схватил Яна за руки и заглянул в глаза:

– Правда?!

Это слово повторялось эхом, да таким, будто произнесено было в огромной пещере. Яну смотрели в глаза или куда-то сквозь них, но глаз напротив и не было. Там, под капюшоном, вообще ничего не было. Пустота.

Ян с трудом отвел взгляд и осмотрелся. Он был не на лавочке в центре города, а где-то, где он не бывал и быть никогда не мог. Это как читать книгу на незнакомом языке: каракули да завиточки видишь, но ничего не понимаешь.

– Чудесный мальчик! Играй!

Ян попытался найти источник звука, но говорили будто со всех сторон одновременно. Словно он сидел в окружении колонок.

Перед собой он увидел цветастые игральные карты, раза в три больше обычных, но вполне себе узнаваемые. Они лежали перед ним ровной линией, рубашками вверх.

– А во что играем? – хотел было спросить Ян, но слова эти, минуя голосовые связки, прозвучали вокруг, словно сказанные самим пространством.

Перед ним сгустился не то дым, не то туман, образовывая силуэт старика.

– В «Судьбу»! – нетерпеливо шелестело вокруг.

– Я не знаю, как…

– Тяни, просто тяни карту! Там все пустые, кроме одной. Вытянешь ее – значит, это твоя судьба!

– А я еще могу отказаться? – неуверенный голос задрожал в пространстве.

Образ старика расплылся, воздух потяжелел и пропал. Ян немо открывал рот, однако дышать больше было нечем. Недолго думая, он схватил из колоды первую попавшуюся карту. И увидел на ней свое же испуганное лицо.

Воздух вернулся. Силуэт старика вновь собрался, закружился, затрясся.

– Я свободен! Свободен! – кричало пространство.

– Что это значит? – недоумевал Ян.

– Ты тот самый! Я так долго искал тебя! Так долго! – голоса стали звучать вразнобой, заполняя пространство какофонией. – Все другие тянули пустые, всегда только пустые карты. Но не ты! Особенный! Твоя очередь! Ты! Теперь ты!

– Что? Что я? – Ян ощущал, что произошло что-то непоправимое.

– Ты теперь будешь жить в этом мире, править им! Менять его так, как хочется!

– Я хочу домой, – подумал Ян. И немедленно очутился в собственной комнате. Кровать, стол и ковер, даже поцарапанные собакой обои, но…

– Это не мой настоящий дом.

– Ты можешь создать любой дом, какой только захочешь. И любой мир. И жить в нем вечно. Здорово, правда?

– Но… Как я могу выбраться отсюда?

Послышался хриплый смех.

– Вот станешь дымом, сможешь попасть туда, куда захочешь!

Голос добавил тише:

– Если не забудешь, как это, хотеть чего-нибудь кроме смерти.

Силуэт старика сгустился и на мгновение Яну показалось, что он видел очень измученного человека. Но тот сразу же растаял. Ян остался в этом мире совсем один.