Снимать штаны и бегать

Дед Чапай горестно вздохнул, но потом снова гордо выкатил грудь колесом.

– Только знаешь, Кирюха, с той поры как подменили мне бабку. Уж она меня вечером в бане терла, и водки мне поставила, и щей с мясом наварила. Вот будто с этими слезами из нее вся вредность до конца жизни вытекла. Кочергу-то я от греха подальше ликвидировал. Да только, думаю, зря. Поняла моя бабка, что никуды ей без меня дороги нет!

Я смотрел на Чапая, и мне вдруг стало грустно – просто до отчаяния. Грустно до сих пор, и я толком не разберу, из-за чего.

Вечер не был бедным на события. За ужином я проговорился – сказал при хозяйке, что перекладывать битый шифер – занятие непростое. Этим я спровоцировал новую семейную ссору. Без кочерги, конечно, но все же. Оказалось, что для крыши хозяйка сама несколько месяцев назад закупила десяток листов оцинкованного железа. Уложить на крышу пару листов было бы делом одного часа.

– Что ж ты, ирод, делаешь? – причитала хозяйка. – Сам без ума, так еще и парнишку на жаре весь день промучил!

Что заставило Чапая латать дыры старым шифером? Сначала я решил, что какой-то необъяснимый приступ жадности. Дед Чапай долго дулся и на супругу, и на меня. Но перед сном за вечерней папиросой сообщил по большому секрету, что листовое железо он придержал для дел, по его мнению, куда более важных.

– Ты думаешь, мне жалко? – словно оправдываясь, проговорил он. – Я, Кирюха, думаю рыцаря склепать исторического. У меня и картинка есть – из газеты вырезал. Перед клубом его поставлю – будет карусели охранять! А с остатков потом беседку грибочком сколочу и песку туда с речки натаскаю. Пусть малята играют.

Почему же так тошно на душе? Уж точно не из-за того, что я весь день потел на крыше из-за какого-то «исторического рыцаря». Наверное, потому, что я на секунду представил – вот завтра меня какой-нибудь «хряк» «стукнет об забор». И заплакать обо мне будет некому. А если кто и разрыдается, так разве что какие-нибудь «чужие бабки», которым просто нечем будет заняться в данный момент. А вот искреннюю слезу вряд ли хоть кто-то уронит. Не стриптизершам же по мне, в самом деле, плакать.

Вот так живу, перекрашиваю козлов в тигров. И даже кочергой за такие дела огреть некому…»

Глава 15. Если русский человек решил ничего не делать, его сложно остановить!

– Я гляжу, бои за трезвый образ жизни приняли тяжелый оборонительный характер? И в чьей же кровати ты сегодня проснулся? – иронично поинтересовался Кирилл, огладывая Василия утром понедельника.

– Я проснулся в городском саду! – хмуро ответил тот, восседая в председательском кресле и вдумчиво оттирая с оранжевых шорт одно из многочисленных пятен.

– Зов природы?

– Скорее, минутная слабость.

– А откуда такая шишка на лбу?

– Ты все равно не поверишь, – Раздайбедин горестно опустил плечи. – Я… Ну, я боролся с темными силами…

– Счет «один – ноль» в пользу темных сил? – хохотнул Кирилл. Василий снова тяжело вздохнул, снял очки, попробовал пальцами распрямить погнутую оправу и очень серьезно ответил:

– Этому сложно дать однозначную оценку. С одной стороны, сказочный лес на утро превратился в загаженный парк… Палица чудовища, которая оставила мне эти вот боевые шрамы, оказалась обыкновенным ржавым детским турником, в который я на бегу врезался лбом. Но зато я жив. А это значит, что я, не смотря ни на что, победил. Более того: я знаю теперь, что чувствовал Дон Кихот, когда его великаны оборачивались ветряными мельницами…

Кирилл покрутил пальцем у виска:

– Знаешь, Вася, по статистике на каждого россиянина, включая новорожденных младенцев и стариков, приходится около 18 литров чистого спирта в год. Говорят, что нация начинает деградировать и вымирать, если пьет больше четырех литров… Вот только мне кажется, что за нашу нацию можно не беспокоится, она не деградирует и не вымрет…

– Почему? – с надеждой поднял глаза Раздайбедин.

– Да потому, Васенька, что на самом деле россияне в год пьют по одному, ну, от силы по два литра. Остальное за каждого из них выпиваешь ты!

Раздайбедин сморщил нос, осторожно потрогал свежую царапину на щеке и пробурчал:

– А, может быть, я – патриот? Вот мы всегда поднимаем тост «за здоровье». А продолжительность жизни – все равно как у червяков на рыбалке. Поэтому лично я считаю, что надо пить еще больше…

Голомёдов уже набрал воздуха, чтобы разразиться воспитательной тирадой, но в это время за дверью председательского кабинета немного виновато и жалобно заскрипел паркет.

– Чу! – одухотворенно вскинул палец Кирилл, – Уж не легкую ли поступь нашей муниципальной нимфы я слышу?!

И тут же голосом крайне раздраженного человека рявкнул:

– Войдите!

Дверь открылась, и в проем протиснулось шарообразное тело гражданки Тушко. Ее щеки пылали привычными кумачовыми оттенками, выдавая известную степень взволнованности.

– Радуйте! – приказал Голомедов, сдвинув брови.

– А что? – тряхнула подбородками Зинаида Леонидовна и попыталась улыбнуться. – Все, та-скать, в норме и, та-скать, по плану…

– Так-таки и все? – поинтересовался Кирилл с неопределенной интонацией.

– Д-да… – произнесла гражданка Тушко голосом вора, на котором начинает тлеть шапка.

– Неужели вам удалось собрать письменные обращения пенсионеров к Харитону Ильичу с просьбой отремонтировать освещение в подъездах, нанять рабочих, закупить материалы, провести работы и уложиться при этом в смету? Вы смогли все-все это сделать и ни разу не ошибиться?! В подъездах загорелись «Лампочки Харитона Ильича», и мы действительно сможем прочесть хвалебные отчеты об этой работе в завтрашних газетах?

– У-у-у – затравленно простонала Зинаида Леонидовна, опустив глаза.

– Уверены?

– У-у-у…

– Тогда можете быть свободны!

Зинаида Леонидовна, не веря своим ушам, хотела кивнуть головой, но вместо этого у нее вышло что-то вроде земного поклона. Она спиной попятилась к двери. Когда ее грузное тело уже наполовину покинуло кабинет, Голомедов опять воскликнул:

– Зионида Ленаидовна! А вы на сто процентов уверены?!

Гражданка Тушко замерла в двери, словно пойманная за хвост. Она молча уставилась на квадратики паркета. В наступившей тишине было слышно, как он негромко потрескивает и поскрипывает, словно жалуясь на свою нелегкую паркетную долю.

– Скажите, уважаемая, а вы кого нанимали – работу работать? – вкрадчиво поинтересовался Кирилл, разрывая повисшую паузу.

– Это… Та-скать, рабочих… – промямлила Зинаида Леонидовна.

– И, конечно, снова экономили бюджетные средства? – продолжил допрос Кирилл.

– Я, та-скать…

– Не скромничайте, уважаемая! Вы ведь наверняка наняли «специалистов» из Средней Азии, рассчитавшись с ними китайской лапшой и пластиковыми бусами?

Зинаида Леонидовна побледнела, пожевала губами и, глубоко вздохнув, попыталась перейти в контрнаступление:

– А что, собственно, вы мне пытаетесь?!

– Я пытаюсь рассказать вам, уважаемая, что в доме № 46 по улице Героев Краснославинцев ваши чудо-работники частично заменили электропроводку, и даже успешно ввинтили в подъездах новые лампочки. Но, к сожалению, потом эти дебилы поставили вместо выключателей дверные звонки. Звонки! Понимаете? Вместо выключателей!!! Двадцать штук! Свет горит, пока кнопку держишь!

Гражданка Тушко тихо икнула.

– Зионда Ленаидовна! – загремел Кирилл, – я понимаю, что ваши мозги пока находятся в стадии активного созревания и еще не в полной мере осознают последствия вашей экономии. Но скажите мне, что напишут в газетах приглашенные журналисты по этому поводу?

Гражданка Тушко положила руку на левую грудь и всеми силами постаралась изобразить не то раскаяние, не то непричастность к грядущему скандалу.

– Иногда мне кажется, что вы сознательно саботируете работу нашего предвыборного штаба! – строго выговаривал Кирилл. – Но потом я понимаю, что понятие «сознательно» и вы находитесь в совершенно разных измерениях!

– Кирилл! – тихо произнес Раздайбедин. – Осади… Голова болит. Ты не умеешь работать с людьми…

– Я?! Не умею?! – взвился Голомёдов.

– Угу… – кивнул Василий. – Там, где не хватает львиной шкуры, пришивают лисью. Это не я, это Плутарх. Раз уж у нашей уважаемой Зинаиды Леонидовны так хорошо получается работать на наших конкурентов, то пусть этим и займется.

– Как это? – проблеяла гражданка Тушко.

– Очень даже просто. В одну руку берете агитационную листовку госпожи Хохловцевой, в другую – городской телефонный справочник, в третью – телефонную трубку и обзваниваете избирателей, самым подробным образом рассказывая им о предвыборной программе Октябрины Александровны.

– Зачем? – прошептала совсем уж потухшим голосом Зинаида Леонидовна.

– У нас в стране, кажется, демократия? Люди имеют полное право на информацию. Они должны знать, за кого голосуют. Правда, есть один важный нюанс. Звонить вы начинаете после одиннадцати часов вечера, а лучше после полуночи.

– Но ведь меня… меня будут, та-скать…

– Правильно. Вас будут посылать. И не просто посылать, а с использованием нецензурной брани. Но вам и не нужна любовь. Ваша задача – доносить предвыборные тезисы Хохловцевой до каждого избирателя и обязательно прочитать всю листовку до конца. Даже если для этого придется позвонить по одному номеру пять, десять или пятнадцать раз. Прозвонить весь справочник в течение недели. Можете подключить к обзвону вашу бригаду гастарбайтеров. Задача ясна?

Зинаида Леонидовна вяло кивнула, но потом отрицательно замотала головой.

– Какие вопросы? – вскинул подбородок Василий.

– А можно – на стол? – робко поинтересовалась Зинаида Леонидовна.

– Что – на стол?

– Ну, та-скать, листовку? Вы сказали, что ее надо в руке держать!

– И в чем проблема?

– В одной – листовка, в другой – справочник, в третьей – телефонная трубка. А у меня – вот! – и Зинаида Леонидовна растопырила две пухлые пятерни, унизанные золотыми кольцами.

– Понял! – улыбнулся Раздайбедин. – Во избежание недоразумений предыдущий приказ – отставить. Листовка – на столе. Телефонный справочник в открытом состоянии – так же на столе. Одна рука задействуется в наборе номера, другая – при удержании телефонной трубки. Использование рук для прочих надобностей считать нецелевым. Ясно?! Тогда кругом марш!

– Ну вот, – устало вздохнул Василий, слушая удаляющийся чеканный топот, – если наша тетя Тушка проявит хотя бы половину своего обычного рвения, то через неделю люди будут биться головой о стену при одном упоминании о Хохловцевой.

Кирилл, довольно усмехнулся и потер руки.

– Что ж, Вася! Одну проблему ты решил.

– Как минимум, две, – скромно потупился Раздайбедин. – И тетя Тушка при деле, и Хохловцева в обороте.

– Раз ты не боишься сложных задач, наведи-ка ты порядок!

– Где?

– Для начала – на рабочем месте! – Кирилл широким жестом обвел кабинет, где на столе, подоконнике, стульях и даже на полу лежали исписанные бумаги, черновики прокламаций, макеты листовок, Славинские газеты, календарики с лицом Харитона Ильича, многочисленные счета от редакций и из типографий, наполовину исписанные блокноты и прочий предвыборный мусор. Василий брезгливо проследил за жестом Голомедова и сказал:

– С рабочим местом я разберусь быстро.

– А затем в делах! Во-первых, скульптора навести. Посмотри на его монументальное творчество. Время не ждет. Во-вторых, про Дрисвятова подумай, а то ведь он после победы в конкурсе мокрых маек подозрительно затих. Ну, и, в-третьих, по пути прибери за своей подопечной Зионидой. Найми там, что ли, электрика – замени звонки выключателями. А то ведь и в самом деле скандал образуется…

Василий недовольно поморщился и пробормотал:

– Не образуется. К бесспорной истине мы холодны как лед, а заблуждение нас часто увлекает.

– Что ты хочешь этим сказать? – строго нахмурился Голомёдов.

– А это не я хочу сказать. Это давным-давно сказал Лафонтен. – грустно ответил Василий и направился к двери.

– Подожди, а прибрать рабочее место?

– А я уже! – заявил Василий, обернувшись. – У меня с этим просто. Рот закрыл – рабочее место прибрано.

Он картинно отвесил нижнюю челюсть, потом захлопнул ее, щелкнув зубами, и мгновенно исчез за дверью.

– Обормот! – тихо пробормотал Голомёдов. – Мракоборец-любитель!

Он попробовал, было, заняться сортировкой бумаг, но потом плюнул, открыл ноутбук, с удовольствием потянулся, хрустнул пальцами, и начал стучать по клавиатуре.

Василий же, покинув здание городской Думы, вышел на залитый солнцем тротуар, поднял лицо навстречу яркому свету, прищурился и счастливо пробормотал: «Здравствуй, Солнышко!». Выражение лица его при этом стало почти детским. Постояв с минуту на тротуаре, Василий деловито встряхнулся, запустил руки в карманы оранжевых шорт и поинтересовался неизвестно у кого:

– Тварь ли я дрожащая, или на пиво имею?!

В одном кармане он нащупал довольно приличный окурок и небольшую прожженную дыру, в другом – сильно мятые купюры.

– Значит, вы считаете, что за дело надо браться с любовью? – обратился он к неизвестному собеседнику. – Отлично!

Раздайбедин задорно прищелкнул языком и направился в сторону киосков.

Глава 16. «Где не хватает львиной шкуры, там пришивают лисью» – практика применения

Почти все писатели в той или иной форме заявляют о том, что герои их произведений, едва успев появиться на чистой странице будущей книги, начинают жить и действовать самостоятельно, подчас даже не подчиняясь воле автора. Такой уж он непредсказуемый товарищ – этот литературный герой! Перед ним стоит, казалось бы, простая задача – быть правдивым отражением какого-то реального человека. Так нет ведь! Не может литературный герой без выпендрежа! Он всегда на голову перерастает своего прототипа, становясь лучше и чище, или злобнее и коварнее – словом, гораздо колоритнее простого смертного.

К примеру, что общего существует между британским врачом Хенри Питманом, шотландским моряком Александром Селкирком и трудолюбивым отшельником Робинзоном Крузо? Исследователи говорят, что первый однажды неудачно побунтовал против английского короля Иакова Второго, за что был выслан на островов в Карибском море. Другой спешил отдаться на волю волн, поскольку наворотил дел на суше. В частности, пытался убить отца-алкоголика. Плавая на пиратских судах, он умудрился отличиться и здесь – в компании, поведение которой не назовешь пуританским. За дебош и буйный нрав капитан ссадил его на необитаемый остров. Ну а третий, известный нам, как терпеливый труженик Робинзон, появился на свет, благодаря первым двум и фантазии Даниэля Дэфо. Автор переплавил злоключения врача и пирата в чудесный роман.

Всеми чертами литературного героя обладает и образ политика, порожденный титаническими усилиями сотрудников предвыборных штабов и очерченный бойкими перьями журналистов. Увы, политический персонаж так же часто отличается от своего прототипа, как и литературный герой. Порою искать соответствия между живым человеком и тем господином, про которого пишут газеты и которого показывают по телевизору – неблагодарный труд. Газетный и телевизионный политик выше своего прототипа уже не на голову. Он выше, как минимум, на трибуну, а то и на целый пьедестал.

Но между литературным и политическим персонажем есть одно существенное отличие. Герой романа оживает, перестает слушаться автора и устраивает свои выкрутасы сугубо на страницах литературного произведения. А вот политический персонаж довольно быстро покидает страницы газет. Постепенно он материализуется в действительности, а потом, как бы это жутко ни звучало, пожирает своего прототипа. Обычный человек, регулярно читая про себя в СМИ, начинает чувствовать себя Богом в масштабах учреждения, города, региона, и требовать себе Олимпийские привилегии.

В нашем повествовании так случилось с Харитоном Ильичом Зозулей. Ревниво читая периодическую печать и отсматривая местный телеэфир, он изо дня в день получал информацию о своих заслугах и достижениях на посту председателя городской Думы. Информация подавалась так талантливо и убедительно, что уже через год после избрания спикером он и впрямь почувствовал себя другом детей, защитником обездоленных и радетелем за народное благо. Впрочем, если бы газетный Харитон Ильич не пожрал настоящего – робкого и не наделенного никакими талантами, кроме умения согласительно молчать – то не вызрело бы его решение баллотироваться в мэры. Соответственно, вся рассказываемая история попросту не случилась бы.

Итак, перерожденный Харитон Ильич, вальяжно развалившись в кожаном кресле, пускал сигаретный дым в потолок, и изучал свежую прессу. В рубрике «Событие недели» Славинского Вестника он обнаружил публикацию:

«500 миллионов – в подарок городу!Истинный патриотизм – в глобальном энергосбережении

В доме № 46 по ул. Героев Краснославинцев капитального ремонта не было уже около полувека. Как итог – ветхие коммуникации, текущая кровля, невзрачный фасад. Но больше всего проблем жителям доставляло отсутствие освещения в подъездах.

– У нас тут одни пенсионеры живут. Самой молодой седьмой десяток, – поясняет ветеран труда, активист, Тамара Сергеевна Боржиславская. – В темноте недолго упасть, руку или ногу сломать. Опять же, ворам да грабителям – раздолье. А старая проводка – почти готовый пожар. Жили, как на пороховой бочке!

Куда только не обращались! Но везде ответ один – не до вас, мол. Только один человек услышал и пообещал помочь. Это депутат Харитон Ильич Зозуля, человек слова и дела! Ведь он не просто пообещал. Вчера поговорили, а сегодня уже рабочие в подъезде!

Пенсионерам повезло. В их доме не просто поменяли проводку, но и установили специализированное энергосберегающее оборудование. Для этого был изучен передовой опыт других городов и даже стран, оценены различные технологии. Закупленные и установленные приборы позволяют экономить до 98 % (!) электроэнергии при освещении мест общего пользования.

– Конечно, поначалу к этим новым европейским технологиям привыкнуть надо! – улыбается Тамара Сергеевна. – Но мы люди не совсем уж темные! Понимаем, что к чему. Некоторые приноровились по двое по лестнице ходить – один кнопку держит, второй спускается. Но дело-то нужное и того стоит: глядишь, за свет теперь платить станем меньше. Словом, не жизнь, а праздник!

– Мы решили не подходить к этой проблеме формально, – поясняет спикер городского парламента Харитон Зозуля. – Заменить проводку и лампочки – это полдела. Порядок наводить нужно не только в коммунальном секторе, но и в душах, в сердцах! Именно в этом истинный патриотизм: в любви к родному городу и чувстве ответственности за его завтрашний день. Мы задумались о глобальном энергосбережении. Дом № 46 стал своеобразной экспериментальной площадкой. Если технологии покажут себя должным образом, в следующем году будет разработана и реализована муниципальная программа «Светлый город», в рамках которой все многоквартирные дома будут оборудованы таким без преувеличения революционным энергосберегающим оборудованием. В обозримой перспективе это позволит экономить городу до полумиллиарда рублей в год.

В. Бляхер»

– Шо это тут за революционные технологии, ядрен-батон?! Вы-то наобещаете и уедите, а я? Где ж я вам полмиллиарда на ваши революции найду? – насупился Харитон Ильич, обращаясь к Кириллу.

– Вообще, об этом не плохо было бы у Василия спросить – он статью писал… – Голомёдов смущенно отвел глаза. – Но по моей информации ничего страшного нет. Революционные технологии…м-м-м… Как бы пояснее выразиться? Словом, они обходятся в копейки, не смотря на всю свою революционность. Не берите в голову.

Зозуля недоверчиво хмыкнул, пошелестел газетой и снова углубился в чтение. Обнаружив на центральном развороте под рубрикой «Тема номера» свое улыбающееся фото, Харитон Ильич заметно просветлел лицом и улыбнулся фотографии в ответ. Дальнейшее чтение полностью разгладило его морщины.

«Цена человека – дело его!»

«Прямая линия» с председателем Славинской городской думы Х.И. Зозулей по наиболее важным вопросам жизнедеятельности Славина

В советские годы была очень актуальной цитата Максима Горького: «Цена человека – дело его». Действительно, лучше всего о человеке говорят его дела. У кого-то они добрые, у кого-то – малочисленные, у кого-то – и вовсе уголовные. В разговоре о делах Харитона Ильича Зозули – председателя Славинской городской Думы, может таиться лишь одна опасность: наших 52-х газетных полос будет мало, чтобы просто перечислить все те важные, своевременные и патриотичные поступки, которые он совершил для родного города. В минувшую пятницу он побывал в нашей редакции и в течение двух часов отвечал на ваши звонки, уважаемые читатели.

– Хорошо! – заметил Зозуля Голомёдову. – Прямо волшебство. Я ведь в пятницу-то, ядрен-батон, на рыбалку… Того… В смысле, убыл…

– Харитон Ильич! – воскликнул Кирилл, – да ведь все «Прямые линии» в газетах обычно проходят с использованием «волшебства». Вопросы заранее известны, ответы уже написаны. Журналисты из соседних кабинетов названивают под видом граждан и задают нужные вопросы. Гость в студии поднимает трубку и зачитывает нужные ответы. Но нам ни к чему такая профанация. Все знают, что вы – человек занятой, вам спектакли устраивать некогда. Вот потому в «Славинском вестнике» и провели «Прямую линию» без вашего присутствия. И, кроме того, разве же вы не согласны со всем тем, что вы сообщили Славину со страниц газеты?

– Так-то оно так, – покряхтел Зозуля, – да вот только с моими оппонентами малость жестковато получилось, ядрен-батон!

Он постучал ногтем по абзацу, очерченному красным маркером.

– Харитон Ильич, как вы относитесь к обвинениям ваших политических оппонентов в том, что в своей предвыборной кампании вы используете «черные технологии»?

– Вообще, к любой конструктивной критике я отношусь положительно, поскольку критика – ценная возможность взглянуть на себя со стороны и вовремя исправить возможные ошибки. Но такого рода заявления я попросту игнорирую. В данном случае это отчаянная попытка помешать мне в моей работе. Сегодня придумали какие-то «черные технологии», завтра меня обвинят в том, что я использую «черную магию». Если я буду реагировать на каждую глупую реплику, у меня просто не останется времени для работы над главным – над процветанием Славина.

– Госпожа Хохловцева обвиняет вас в подкупе избирателей, а господин Дрисвятов в клевете…

– Насколько я понимаю, суть упреков Хохловцевой в том, что по инициативе Общественного движения «Отчизны славные сыны», которое я возглавляю, проводятся экскурсии по историческим местам Славина для пенсионеров и молодежи. Октябрина Александровна, вероятно, считает такую работу не нужной… Я, как патриот, к сожалению, не могу с нею согласиться. Пусть даже это «нарушение» будет стоить мне поста мэра, я убежден, что главная задача сегодня – вернуть людям самоуважение, а это невозможно без знания своей истории, без гордости за свою малую Родину.

Обвинения же господина Дрисвятова нелепы по своей сути и неудобоваримы по изложению. Он утверждает, что я распускаю слухи о его нетрадиционной ориентации. Лично я не консерватор, но в этом вопросе предпочитаю быть старомодным. И, хотя ориентация, как говорится, дело добровольное, единственное, о чем бы я хотел попросить господина Дрисвятова, так это определиться со своими пристрастиями самостоятельно, не привлекая в советчики меня.

– Как бы не вышло чего! – вздохнул Харитон Ильич и пошевелил усами.

– «На войне как на войне!» – усмехнулся Кирилл. – Или вы их, или они вас. Кроме того, про ваших оппонентов весь город и так говорит. Вот, взгляните!

Голомедов подвинул к Зозуле газету «Правдоруб», где под заголовком «АГИТАЦИЯ ЧЕРЕЗ АНУС» сообщалось следующее:

Грядущие выборы мэра хороши уже хотя бы тем, что кандидаты не устают веселить своих избирателей. Так, к примеру, г-жа Хохловцева накануне украсила город плакатами со своим изображением и лозунгом: «Скажем НЕТ продажной власти!». Остается загадкой, что именно имеет ввиду кандидат Хохловцева? Что продажной власти нет? Тогда против чего она борется на протяжении уже многих лет, и собирается бороться, заняв пост мэра?

Но эта многозначность блекнет перед обилием трактовок, которые предоставляют предвыборные плакаты г-на Дрисвятова: «Все банально – побеждает сильнейший!» В минувший понедельник неизвестные злоумышленники, не пожалев времени и сил, закрасили на плакатах букву «б» в слове «банально». Такой поворот событий добавляет известную интригу в и без того пикантную кампанию кандидата, который в последнее время занят опровержением слухов о своей нетрадиционной ориентации.