Потерянный рай

Книга четвертая

Содержание

Сатана находится в виду Эдема, вблизи места, где он должен теперь испытать смелое предприятие, начатое им в одиночестве против Бога и человека. Его терзают различные сомнения и страсти – страх, зависть и отчаяние, – но в конце концов Сатана укрепляется во Зле и отправляется к Раю. Описывается внешний вид и расположение Рая. Сатана перепрыгивает ограду и садится, приняв облик корморана, на Древо жизни, самое высокое, для обозрения сада. Описание райского сада. Сатана в первый раз видит Адама и Еву, удивляется их красоте и счастью и решается осуществить их падение. Он подслушивает их разговор, узнает, что им запрещено под страхом смерти есть плоды Древа познания Добра и Зла, и на этом основывает план искушения, намереваясь склонить их к нарушению заповеди. Затем Сатана покидает их на время, чтобы разузнать об их положении иными путями. Между тем Уриил, спустившись на солнечном луче, предупреждает Гавриила, стоящего на страже у ворот Рая, что некий злой Дух вырвался из Ада и в полдень проходил через его сферу в образе доброго Ангела по направлению к Раю: он узнал это по его яростным движениям на горе. Гавриил обещает найти его ранее, чем наступит утро. Наступает ночь; Адам и Ева беседуют на пути к месту отдохновения; описывается их хижина; их вечернее славословие. Гавриил ведет своих подчиненных по ночной страже в обход вокруг Рая, поставив двух сильных Ангелов около хижины Адама, чтобы злой Дух не причинил какого-либо зла спящим Адаму и Еве. Они находят его у изголовья Евы, искушающего ее во сне, и приводят его, несмотря на сопротивление, к Гавриилу; Сатана гневно отвечает на вопросы последнего, готовится к борьбе, но, устрашенный знамением на Небесах, убегает из Рая.

О, для чего теперь не прозвучалТот громкий голос предостереженья[91],Который был с высот Небес услышанТем, кто нам Апокалипсис открыл,Когда дракон, вторично пораженный,Пришел во гнев, чтобы отомститьНа человеке за свое крушенье:«О горе вам, живущим на земле!»Когда б теперь раздался он, быть может,Он вовремя еще предостерег быБлаженных наших праотцев, что к нимТеперь подходит близко Враг их тайный,И от его смертельной западниОни тогда избавиться могли бы.Как раз теперь спустился Сатана,Воспламененный яростью великой,Чтоб искусить и после обвинитьРод человека и на нем, невинномИ слабом, отомстить за все потери,Которые понес он в первой битве,За бегство в Ад позорное свое.Он быстротой своей все недоволен,Хоть смело и бесстрашно он свершилДалекий путь; похвастаться удачейПока еще не может он, и вотК своей попытке страшной приступает,Которая, готовая родитьсяНа свет, ему волнует бурно грудьИ, как оружье дьявольское, больноЕму назад удар свой отдает.Его терзают ужас и сомненье,Внутри его бушует бездна Ада:Он носит Ад в себе и вкруг себяИ, как бы место ни переменял он,Уйти от Ада может так же мало,Как убежать от самого себя.Теперь в нем совесть снова пробуждаетЗаснувшее отчаянье; проснулосьВоспоминанье горькое о том,Чем был он, чем он стал и что в грядущемГрозит ему: всегда ведь злое делоК страданью только злейшему ведет.То он направит на Эдем прекрасныйПечальный взор свой, то опять посмотритНа Небеса и пламенное солнце;И, прерывая вздохами слова,Так начал он, перебирая думы:«О ты, в венце своей великой славы,Одно в своих владеньях, как Господь,На этот мир взирающее новый,Ты, пред которым все тускнеют звездыИ преклоняют голову свою, —К тебе взываю, но не зовом друга,Тебя зову по имени, о Солнце,Чтоб рассказать, как ненавижу яТвои лучи, которые мне скорбноНапоминают, как я страшно пал,Хоть прежде был твоей славнее сферы!Ах, гордостью и честолюбьем злымЯ увлечен был на борьбу с великим,Необоримым Властелином Неба;И для чего? Ничем не заслужилОн от меня подобного поступка, —Он, Кем я сотворен в моем блестящемДостоинстве, Который никогоНе попрекал своим благодеяньем!Ему не трудно было и служить:Какой был меньше труд, чем воздаяньеХвалы Ему, какая плата меньше,Чем благодарность должная Творцу?Но все добро во мне лишь зло рождалоИ лишь к коварным мыслям привело.Быв столь возвышен, мысль о подчиненьиСтал отвергать я: показалось мне,Что шаг еще – и стану я всех вышеИ сразу сброшу с плеч огромный долгБезмерной благодарности – то бремя,Которое, сколь ни платил бы яСвой долг, – всегда на мне бы тяготело;Забыл я все, что от Него имел;Не понял я, что благодарность платитСама собой и что сознанье долгаЕсть в то же время и платеж за долг;Какое ж для меня тут было бремя?О, если б, по Его могучей воле,Одним из низших Ангелов я был,Счастливей был бы я и честолюбьеНе знало бы несбыточных надежд!Но почему же нет? Иная сила,Великая, как я, тогда могла бИх возыметь, и был бы я, хоть слабый,Быть может, ею увлечен. Однако жДругие силы, крупные, как я,Не пали, а спокойно устоялиВнутри себя и вне, вооружисьПротиву всяких искушений. Что же?Владел ли также ты свободной волейИ устоять ты мог ли, как они?Ты мог! Итак, кого ж ты обвиняешь,Как не Небес свободную любовь,Которая равно всех наделила?Да будет эта проклята любовь!Мне все равно, любовь то или злоба:Я ею к вечным мукам приведен!Нет, будь ты проклят сам: ты, против волиЕго, избрал своею волей то,О чем теперь жалеешь справедливо!О я несчастный! Как мне избежатьБед без конца, отчаянья без меры?Куда б я ни бежал – со мною Ад;Я сам свой Ад, и в глубочайшей безднеВновь бездна разверзается на дне,Грозя пожрать меня. В сравненьи с этимТот Ад, где я терплю страданья, – Небо.О, уступи ж тогда! Ужель нет местаРаскаянью, ужель пощады нет?Нет – если я не покорюсь; а в этомМешает гордость мне и страх стыдаПред низшими, которым обещал яНе то, увлек иною похвальбой:Не покориться – покорить хвалилсяВсесильного себе! О горе мне!Они не знают, как жалею горькоТеперь о той я праздной похвальбе,Каким внутри страданьем я терзаюсь,Когда меня на троне Ада чтут!Со скипетром в руках и в диадеме,Возвысившись над ними, ниже всехЯ пал, – всех выше я лишь по несчастью!Вот честолюбья грустная награда!Но если бы раскаяться я мог,И был помилован, и получил быВновь положенье прежнее свое, —Увы, как скоро сан высокий сноваМеня б увлек к высоким помышленьям!Как скоро от покорности притворнойОтрекся б я, сказав, что уступилНасильно лишь, подавленный бедою!Не может мира истинного бытьТам, где смертельной ненависти раныВ такую проникают глубину.Да, это только повело б меняК вторичному и худшему паденью,И я двойною карой заплатил быЗа облегченье краткое свое.Кто покарал меня, Тот это знает,А потому настолько же далекОт мысли пожалеть меня, насколькоОт просьб о мире я далек. Итак,Навек исчезла всякая надежда!Изгнав нас и отвергнув, вместо насСебе Он создал новую утеху —Людей и ради них весь этот мир.Прости ж, надежда; больше нет ни страха,Ни угрызений совести: все благоУтрачено навеки для меня;Отныне Зло моим пусть будет благом;Через него, по крайней мере, властьЯ разделю с Царем великим Неба,И, может статься, больше половиныЯ захвачу; о том узнает вскореИ человек, и этот новый мир!»Пока он это говорил, жестокоЛицо его страстями искажалось:Покрылся трижды побледневший ликОтчаяньем, и завистью, и гневом,И страшно изменилися чертыЕго притворной маски. Он бы выдалСебя чрез это, если б кто-нибудьЕго увидел, ибо Духи НебаВсегда спокойны и впадать не могутВ такое раздраженье. Скоро онЗаметил это сам и постаралсяСмягчить свой вид спокойствием притворным;Искуснейший из всех лжецов, он первыйСоединил со внешностью святойГлубокое коварство, злое мщенье;Но не настолько был искусен он,Чтоб Уриила обмануть, которыйНа страже был и проследил за ним,Как он летел к вершине ассирийскойИ как он там свой образ изменилНесвойственно блаженным Духам, – виделЕго движенья резкие, заметил,Как он себя безумно вел, считая,Что он один, что не следят за ним.Вот Сатана приблизился к Эдему.Пред ним вверху стоял прелестный Рай,Зеленою оградою венчая,Как изгородью сельскою, вершинуГоры высокой и крутой, чей склонЩетинистый покрыт был дикой чащей,Густой и прихотливой, заграждавшейПути наверх; над нею возвышалисьГромадные роскошные стволы —Раскидистые пальмы, кедры, ели, —Богатый лес; и так как ряд над рядомБросали тень, пред взором возникалРоскошный вид лесистого театра.Но выше всех их возносилась РаяЗеленая стена; с нее смотрелНаш общий прародитель на владеньяСоседние свои. За ней рядыЧудеснейших деревьев возвышались,Обремененных дивными плодами:Цветок и плод в одно и то же время,Они как будто златом и эмальюБлистали; солнце, кажется, на нихСвоих лучей бросало позолотуЕще охотней, чем на облакаВечерние иль на дугу из влаги,Которую нам посылает Бог,Когда дождями землю напояет.Прекрасен был ландшафт, а чистый воздухВрагу навстречу сладостно дышалВесеннею отрадою и счастьемИ был способен все прогнать печали —Отчаянья не мог лишь излечить.А нежные Зефиры, расправляяСвои крыла душистые, вокругРаспространяли всюду ароматы,Шепча, откуда взяли свой бальзам.Так иногда тем путникам навстречу,Которые плывут, пройдя мыс ДобройНадежды, миновав уж Мозамбик, —Со встречным ветром северо-восточнымСабейские[92] несутся ароматыЧудесные от пряных береговАравии счастливой; и, довольныЗадержкою, они свой долгий путьОхотно замедляют, и, ласкаемТем запахом приятным, много мильИх Океан улыбкой провожает.Так сладкий запах нежит и Врага,Принесшего сюда свою отраву;Приятней был ему тот аромат,Чем Асмодею[93] рыбный дым, которыйПрогнал его, влюбленного, от ложаТовитовой невестки, отомстивКоварному; из Мидии в ЕгипетОн убежал и там прикован был.Ко всходу на высокий этот холмВраг подошел, в раздумьи замедляяСвой шаг; но дальше не было пути:Растенья там переплелись так густо,Что стали как бы цельною стеной,И поросль и кусты вокруг повсюдуСтеснились так, что через их преградуНе мог пройти ни человек, ни зверь.Одна лишь дверь на стороне восточнойБыла; ее Архизлодей заметил,Но пренебрег законным он путем;Презрительно одним прыжком высокимЧрез все холма высокого преградыИ через стену перенесся онИ стал в Раю. Так точно волк бродящий,Когда он ищет, голодом гоним,Себе иного места для добычи,Следит, где пастухи свои стадаСгоняют в огороженное местоК приходу ночи, и одним прыжкомЧерез плетень спешит туда забраться;Так точно вор, желая обокрастьДом богача, чьи двери толсты, прочны,Чьи крепкие засовы и замкиПрямого нападенья не боятся,Ползет к нему в окно иль через крышу.Так вор великий ныне в первый разПроник коварно в Божье стадо; так жеНаемники в Его прокрались Церковь.Затем взлетел он и на Древе жизни,Которое средь Рая выше всехВершиной возвышалося, уселся,Принявши образ корморана[94]; жизниОн истинной чрез то не приобрел,Но замышлял лишь смерть живущим в мире;Не думал он о силе животворнойЧудесного растения: он выбралЕго лишь с целью лучше видеть вдаль;А между тем, при пользованьи должном,Залог бессмертья был бы в древе том.Так и никто на свете, кроме Бога,Добра не может правильно ценить,Даруемого Небом: обращаютНередко люди лучший дар во ЗлоИль применяют к наименьшей пользе.Дивясь, внизу он видит пред собой,Как в небольшом пространстве совместилосьДля услажденья человека все,Что лучшего произвела природа,И даже больше: Небо на земле!Блаженный Рай был Божий сад, которыйБыл насажден с восточной стороныЭдема; а Эдем распространялсяНа запад от Харрана[95] вплоть до башенПрославленных Селевкии[96] великой —Созданья древних греческих царей, —Иль той страны, где много раньше жилиСыны Эдема в Телассаре. Здесь,В стране прекрасной этой, Бог устроилПрекраснейший Свой сад; Он повелелПроизрастать на почве плодоноснойДеревьям благороднейшим, приятнымДля зренья, обоняния и вкуса;И между ними было Древо жизниВсех выше; плод его подобен былАмброзии – растительное злато;А рядом с ним росло познанья Древо, —Смерть наша, – заплатили мы за знаньеДобра ценой жестокой – знаньем Зла.На юге же Эдема протекалаШирокая река – не вкруг горы,А прямо шла она сквозь холм высокий:Когда Бог строил сад Свой, Он поставилТу гору над ее потоком быстрым,А он чрез жилы пористой землиПробился, ею впитанный охотно,И вышел вновь наружу, свежий, чистый,И многими ручьями оросилЦветущий сад; потом, соединившись,По скату вниз спустился он и встретилТам реку, показавшуюся сноваИз темного подземного прохода;Река же, разделившись на четыреПотока главных, дальше потеклаЧрез страны знаменитые и царства,О коих здесь не будем говорить.Но надо рассказать, насколько хватитИскусства, о сапфировых струях,Катившихся по жемчугам восточнымИ золотым пескам, блуждая всюдуВ тени дерев, и нектар разнося,И посещая каждое растенье,Питая несравненные цветы,Достойные роскошной сени Рая.Их не искусство медленной рукойУзорами по клумбам насадило, —Сама природа в щедрости своейРассыпала по всем холмам и долам,И там, где солнце утреннее греетОткрытые поля, и там, где в полденьПод кущами царит густая тень.Разнообразьем сельского ландшафтаПленял счастливый этот уголок:Здесь рощи, чьи душистые деревьяСмолой дышали ароматной, там —Другие, где висели золотистыхПлодов ряды, пленяя взор и вкус.И если где, то только здесь был правдойМиф о садах чудесных Гесперид.Меж рощами луга или поляны,Где мягкую траву стада щипали,Иль пальмами поросшие холмы;Местами были влажные долиныУсеяны цветами всяких красокИ розами, лишенными шипов.С другой же стороны там были гротыТенистые, прохладные пещеры,И пышно вился виноград по ним,Пурпурные развешивая кисти;С холмов же ниспадали водопады,В пыль влажную дробясь иль съединяяСвои потоки в тихие озера,Которые, как зеркало, в себеЦветущий берег, миртами поросший,Спокойно отражали. Хоры птицЗвучали вкруг, а ветерок весеннийВ полях и рощах веял ароматомИ колебал дрожащие листы;И Грации[97] и Оры[98], предводимыВеликим Паном[99], в хороводе светломКружились в вечном празднике весны.Не так прекрасно было поле Энны[100],Где Прозерпина некогда цветыСбирала и, сама их всех прекрасней,Похищена была Плутоном мрачным,Что причинило множество заботЦерере, по всему искавшей мируСвоей любимой дочери; не такБыла приветна близ Оронта[101] рощаПрекрасной Дафны[102], и не мог красойС Эдемским Раем спорить вдохновенныйКастальский ключ[103], ни остров тот Нисейский,Рекой Тритоном окруженный[104], – остров,Где древний Хам[105], которого зовутЯзычники Аммоном, а ЛивийцыЮпитером, укрыл Амальфу[106] с сыном,Румяным Вакхом[107], от очей опасныхВеликой Реи[108], мачехи суровой, —Ни край, где Абиссинские цариХранят свое потомство под гороюАмарой, хоть иные полагают,Что настоящий Рай как раз был там,В пределах эфиопских, у верховьевДалеких Нила, под горой блестящей,До чьей вершины – целый день пути.На деле край тот отстоит далёкоОт сада ассирийского, где ВрагБезрадостно смотрел вокруг на радость,На множество живых созданий разных,Столь новых и столь странных для него.Меж ними были два – всех благородней,Всех выше и стройней; богоподобноОни держались, выпрямив свой стан,С достоинством природным; не прикрытыНичем, они в нагом своем величьиДостойными владыками казалисьВсего, что окружало их в Раю.В божественных их взорах отражалсяСвященный образ славного Творца, —Премудрость, правда, чистота и святость, —И строгость в этой святости была,Хоть вольностью в них детскою смягчалась;Та строгость служит истинной основойС тех пор для всякой власти у людей.Не равными они, однако, обаЯвлялись, как не равен был их пол.Для созерцанья и для силы гордой,Казалося, он создан был, – она —Для нежности и ласки грациозной;Он сотворен, казалось, был для БогаЕдинственно, она – для Бога в нем;Его широкий лоб прекрасный, очи,Глядевшие отважно, говорилиО воле непреклонной, а две темныеВолны кудрей направо и налевоВниз ниспадали до широких плеч.У ней до стройных чресл, как покрывало,Без украшений, пряди золотые,Распущены, спускались, извиваясьВ колечках прихотливых; виноградТакими нежно усиками вьется.Весь вид ее покорность выражал,Но лишь такую, требовать которойВласть кроткая лишь может; уступаетОна охотно, он же ту уступкуВстречает лаской; мужу отдаетсяС застенчивой покорностью онаИ скромностью достойною, противясьЛишь сладкою влюбленною борьбой.В их наготе ничто не прикрывалоИ тех частей таинственных, которыхС тех пор не обнажает человек;Греховного стыда они не знали —Стыда, который лишь дела природыПозорит, честь лишь обесчестить может.О, как, грехом рожденный, этот стыдИспортил человечество, заставивЛишь внешность чтить, за внешней чистотоюГоняясь лишь! Из жизни человекаОн жизни счастье лучшее изгнал —Всю простоту и чистую невинность!Они ходили в наготе, ни Бога,Ни Ангелов Его не избегая,Затем, что в мыслях не имели Зла.Рука с рукою шли они, четою,Прекраснейшей из всех, кого с тех порКогда-либо любовь соединяла, —Адам, всех лучший из сынов Господних,С тех пор рожденных на Земле, и Ева,Из дочерей прекраснейшая всех.В тени, при нежном шелесте деревьев,На берегу хрустального ручьяОни присели, труд окончив легкийВ саду – тот труд, который только могИм усладить прохладное дыханьеЗефира, облегченье облегчитьИ утоленье голода и жаждыЕще приятней сделать. ПринялисьОни за ужин из плодов сладчайших,Которые соседние кустыИм доставляли ласково, склоняясьНад мягкою скамьей из муравы,Богато разукрашенной цветами.Они вкушали сладостную мякоть,А скорлупою черпали в ручьеПитье, с отрадой жажду утоляя.И ласковый меж них шел разговор,И нежными улыбками менялисьОни, и юных шалостей играБыла меж ними, как прилично пареСупружеской в уединенье сладком.Резвясь, вкруг них играли звери все.Которые позднее стали дикиИ поселились в чащах и пещерах,Охотясь за добычею своей;Играя, крался лев, когтистой лапойКозленка нянча; тигры, леопарды,Медведи, барсы прыгали пред ними;Слон неуклюжий, чтоб потешить их,Все силы прилагал, крутя свой хобот;Змея искусно ползала, виясь,И в гордиев завязывала узелСвой длинный хвост, коварства своегоОткрыто всем показывая пробы;Другие звери на траве лежали,Глазея, или, пастбищем насытясь,Дремали, жвачку медленно жуя.Уже, склоняясь, солнце торопилосьВниз, к океанским островам, и звезды,Поры вечерней вестники, вдалиУж восходить по своду неба стали, —А Сатана недвижно все сидел,И, наконец невольное молчаньеСвое прервав, печально молвил он:«О Ад! Что вижу с горестью великой!В блаженное жилище вместо насВознесены здесь существа иные,Иного склада, может быть землеюРожденные, не Духи, хоть ониНемногим ниже нас, небесных Духов.За ними с удивленьем я слежуИ даже мог бы их любить – так живоВ них отразилось сходство с Божеством,Такою их красою наделилаСоздавшая их щедрая рука.О милая чета! Не знаешь ты,Как близко подошла уж перемена,Которая все радости твоиРазрушит и предаст тебя несчастьюТем более тяжелому, чем слащеТеперь блаженство чистое твое!Да, вы блаженны, но в своем блаженствеЧрезмерно слабо вы защищены,Чтоб то блаженство долго сохранилось;И этот Рай ваш, это ваше НебоЗащищены оградой слишком слабой,Чтоб уберечь вас от врага такого,Какой теперь вошел. Однако яНе враг ваш преднамеренный: я мог быВас, беззащитных, даже пожалеть,Хоть жалость мне несвойственна. СоюзаИщу я с вами, дружбы крепкой, тесной,Чтоб жил я там, где вы, иль чтоб со мнойВсегда вы жили; если ж вам жилищеМое не так придется по душе,Как этот Рай прекрасный, то должны выЕго принять покорно, как созданьеРук вашего Творца: Он дал мне то,Что я теперь готов вам дать свободно.Чтоб вас двоих принять, раскроет АдВрата свои широко, вам навстречуКнязей своих всех вышлет; там найдетсяДовольно места – более, чем в этихПределах тесных, – для всего потомства,Которое от вас произойдет;И если у меня нет места лучше,То вы должны благодарить Того,Кем приведен я к этому возмездью,Которое над вами разразится,Ничем не оскорбившими меня,Чтоб отомстить Тому, кем я обижен.И если б даже и растаял яПред вашею невинностью бессильной,Общественное благо мне велит,Чтоб, отомстив за честь, я власть расширилСвою, мир этот новый покорив;Всем этим побуждаюсь я к свершеньюТого, пред чем иначе, хоть проклятый,Пожалуй, я остановился б сам».Так Враг промолвил, на необходимостьСославшися – на довод всех тиранов,Чтоб дьявольский поступок оправдать.Затем, слетев с высокого сиденьяНа дереве, он подошел к стадамРезвящихся зверей четвероногихИ стал поочередно приниматьИх образы, приспособляясь к целиК своим поближе жертвам подойтиИ что-нибудь узнать о них подробнейИз слов их или действий, оставаясьНеузнанным; и вот вкруг них он ходит,Сверкая взором пламенным, как лев;Затем он образ тигра принимает,Который видит где-нибудь в лесуИграющих двух ланей: он ложится,К земле прижавшись, привстает не раз,Следя за ними, снова прилегаетИ как бы ждет момента, чтоб, на нихВдруг кинувшись, схватить обоих в лапы.И вскоре первый из мужей, Адам,Любовно к Еве, первой из всех женщин,Речь обратил, и Дьявол, услыхавСтоль нового ему наречья звуки,Насторожась, весь обратился в слух:«Единая участница и такжеЕдиная часть радостей моих,Которая дороже мне всех прочих!Не правда ли, создавшая нас Сила,Которая для нас и этот мирОбширный сотворила, бесконечноДобра и в вечной доброте своейБезмерно щедро раздает нам блага!Она из праха нас произвелаИ поселила здесь, в блаженстве этом,Которого не заслужили мыНичем, и ничего не можем сделать,Что было б нужно ей; Она не проситОт нас иной услуги, кроме той,Чтоб заповедь одну мы соблюдали,И легкую: из всех дерев в Раю,Которые плодов приносят дивныхТак много и столь разных, – не вкушатьОт одного – от Дерева познанья,Растущего здесь рядом с древом жизни.Так близко к жизни наша смерть растет!Что значит смерть – не знаю, но, конечно,В ней что-нибудь есть страшное: ты помнишь,Как нас с тобой Господь предостерег,Что, этот плод вкусив, умрем мы смертью.Он этим возложил на нас одинЗнак послушанья, после многих знаковМогущества и власти, нас поставивВладыками созданий всех СвоихИ на земле, и в воздухе, и в море.Не будем же мы тягостным считатьЗапрет столь легкий – мы, кому так многоДано на свете радостей иныхИ наслаждений выбор бесконечный!Восславим лишь Его, превознесемЕго неисчерпаемую благостьИ предадимся сладкому труду —Подрезывать растущие деревьяИ за цветами этими ходить;Пусть это – труд: с тобой он так приятен!»И отвечала Ева: «О мой милый,Ты, для кого и от кого на светЯвилась я! Плоть от твоей я плоти,И без тебя мне в жизни цели нет!Ты – мой глава и мой руководитель!Святая правда все, что ты сказал:Конечно, Богу мы должны вседневноХвалу и благодарность возносить,Особенно же я, которой участьЕще твоей счастливей: для меняТы – драгоценный друг, который вышеМеня во многом, между тем как тыПодобного себе не сыщешь друга.Ах, никогда я не забуду дня,Когда я в первый раз от сна очнуласьВ тени, на ложе из цветов, дивясь,Кто я и где я, как туда попала,Откуда, кем туда принесена.Невдалеке журчал ручей, которыйТек из пещеры и вливался вскореВ прозрачный пруд, где тихая водаБыла недвижна, светлая, как небо.Неопытна, к нему я подошлаИ прилегла на берегу зеленом,Чтоб в озеро то светлое взглянуть,Которое вторым казалось небом.Я наклонилась – и под гладью воднойЯ увидала вдруг смотревший образ,Который мне навстречу наклонялся.Я отшатнулась – отшатнулся он;Но он мне полюбился, – я нагнуласьОпять – и он приветно вновь нагнулся,Мне отвечая взорами любви.Я посейчас бы на него смотрела,Мечтою бесполезною томясь,Когда б не прозвучал вдруг некий голос,Который научил меня, сказав:“Прекрасное созданье! То, что видишьТы там внизу, в воде, есть ты сама;Та тень с тобой пришла, уйдет с тобою.Иди за мной: тебя я приведуТуда, где будешь встречена не теньюИ не ее там будешь обнимать;Там будет тот, чей истинно ты образ,И неразрывно будет он твоим;И, принеся ему созданий много,Тебе подобных, наречешься ты —Мать рода человеческого”. ЗоваНезримого могла ль я не послушать?И вскоре я увидела тебя,Прекрасного, высокого, под кленом.Но все ж мне показался образ твойНе столь прекрасным, не настолько милымНе столь любовно-кротким и приятным,Как то виденье в зеркале воды.Я прочь пошла, но ты воскликнул: “ЕваПрекрасная, вернись! Зачем бежишь?Ты от того бежишь, кто дал началоТебе самой: ты плоть, ты кость моя!Чтоб бытие имела ты, я отдалИз бока, возле сердца моего,Моей часть жизни собственной; утехойБесценною ты будешь для меня;В тебе я часть души ищу, ты будешьВторою половиною моей!”И с этими словами нежно рукуТы взял мою, и уступила я,И с той поры узнала я, о милый,Сколь мужество и мудрость превосходятКрасу, что в них лишь – истинно краса!»Так с ним праматерь наша говорилаИ взором целомудренной любвиИ преданности нежной на супругаСмотрела, обхватив одной рукойСтан праотца людей; нагою грудью,Вздымавшейся под золотом кудрей,Она на грудь супруга прилегала;В восторге он от красоты и нежнойПокорности ее, ей улыбнулсяБлаженней, чем Юпитер улыбалсяЮноне, тучки оплодотворяя,Из коих май цветочный сыплет дождь,И поцелуй любви чистейшей нежноНапечатлел на розовых устах.И с завистью тут Дьявол отвернулся,Но все ж, ревнуя, искоса смотрелНа них, и так роптал он сам с собою:«Вид ненавистный, вид, мучений полный!Они вдвоем, в объятиях друг друга,Счастливейший в Раю имеют Рай,Вкушая здесь блаженство во блаженстве;А я меж тем судьбою брошен в Ад,Где ни любви, ни радости нет вечно,Где пылкие желанья лишь – из мук,Конечно, не легчайшие – нас мучат,Неутолимой жаждою томя.Однако мне запомнить все же надоСлова, от них услышанные мной.Здесь, кажется, не все принадлежит им:Есть роковое дерево одно,Которое зовут познанья Древом, —Им от него вкушать запрещено.Познанье им запрещено? ДоверьяНе видно в этом, – кроме же того,Такое запрещенье неразумно.Зачем Господь им знанья не дает?Грешно ли знать? Достойно ль знанье смерти?Иль могут верность сохранить ониПосредством лишь невежества? На этомОсновано и все блаженство их?Невежество – залог их послушаньяИ верности? Прекрасная основа,Чтоб их крушенье основать на ней!Что ж, буду я их искушать желаньемУзнать побольше и не слушать разныхЗаветов ненавистных, цель которых —Держать лишь в рабском униженьи тех,Которые возвысились бы знаньемДо равенства с богами; пожелавДостигнуть этой цели, столь высокой,Они вкусят плодов тех и умрут.Что вероятней может быть? ОднакоСперва я должен изучить подробноВесь этот сад, все осмотреть углы;Быть может, здесь, блуждая, повстречаюКого-нибудь я из небесных ДуховВ тени дерев иль подле ручейкаИ выведать мне у него удастсяДальнейшие подробности о них.Живите же, счастливцы, наслаждайтесь,Пока я не вернусь; утехи кратки:За ними муки долгие придут!»Промолвив это, отошел он гневноИ, озираясь осторожно, сталБродить в саду, по всем холмам и долам.Меж тем на крайней долготе, где небоВстречается с землей и океаном,Садившееся солнце вниз сошлоИ прямо ко вратам восточным РаяНаправило вечерние лучи.То был утес из алебастра, к небуДо облаков всходивший, издалёкаЗаметный; от земли к нему велаЛишь узкая тропинка, извиваясь;Вокруг же всюду был крутой обрыв,Нависший и для всхода недоступный.Меж этих-то утесистых столбовСидел Архангел Гавриил, начальникСил ангельских, стоявших здесь на страже.Пред ним в геройских играх упражнялись,Сложив доспехи, юные сыныНебес; однако близко по соседствуНебесное их все вооруженьеЛежало – копья, шлемы и щиты,Сверкавшие алмазами и златом.Туда примчался быстро Уриил,На солнечном луче скользя поспешно,Как осенью падучая звездаМелькает вдоль ночного небосвода,Когда обильем огненных паровНасыщен воздух; ту звезду увидя,Моряк соображает по компасу,Откуда ждать ему свирепых бурь.Приблизясь, молвил Уриил поспешно:«О Гавриил, по жребию тебеДосталась честь стоять на зоркой страже,Чтоб к этой здесь обители блаженстваНе подошло и не могло б проникнутьВ обитель эту никакое Зло.Но вот сегодня, около полудня,В моей явился сфере некий Дух,Желавший, как казалось, знать подробноО новых Всемогущего делах,А более всего о человеке,Его последнем образе. ЕмуЯ описал дорогу; он немедляПустился в путь, и я за ним следил;Но на горе, на север от Эдема,Где он спустился, обнаружил онВид, чуждый Небу, слишком омраченныйСтрастями; продолжал за ним следить я,Но тень его сокрыла от меня.Боюсь я, что один из шайки мрачнойИзгнанников, покинув смело бездну,Пришел, чтоб снова смуту учинить;Так позаботься ж, чтобы он был найден».Ему крылатый воин отвечал:«О Уриил, я не дивлюсь нимало,Что зренье совершенное твоеВо всем кругу блистательного солнца,Где ты стоишь, все видит вдаль и вширь.Но в эту дверь и мимо этой стражиПройти никто не может, кроме тех,Кто нам вполне знаком, как житель Неба,И от полудня не входил никто;А если Дух иной, как говоришь ты,Преградами земными не смутясь,Преодолел их, то и сам ты знаешь,Как трудно Духу заградить путиТелесными препятствиями. Если жТот, о котором ты сказал, внутриЗдесь бродит, то, какую бы личинуОн ни надел, спокоен будь: егоЯ разыщу до наступленья утра».Так обещал он, Уриил же сноваВернулся быстро к своему постуНа солнечном луче, который нынеВниз косвенно отнес его на солнце,Сошедшее уж ниже острововАзорских, – потому ль, что с быстротоюНевероятной дивное светилоВ теченье дня скатилося туда,Иль потому, что, медленней вращаясь,Земля, путем кратчайшим до востокаДойдя, его оставила внизу,Там, где лучи из пурпура и златаОт тучек отражаются роскошноИ западный его венчают трон.И вот пришел спокойный, тихий вечер,И сумерки своей одеждой скромнойПокрыли мир; умолкло все вокруг;Укрылись звери в норы, птицы в гнезда,Не спал один лишь соловей; всю ночьГремел своей он песнею любовной,И сладко ей внимала тишина.На небесах же яркие сапфирыЗажглись живые; Геспер[109] засиял,Как вождь великолепный звездной рати,И наконец меж тучек величавоЛуна явилась, как царица ночи,И несравненный свет свой пролилаИ мантией сребристой тьму одела.И Еве так сказал тогда Адам:«Прекрасная супруга! Ночь настала,И сладко успокоился весь мир, —Пора и нам искать отдохновенья.Как день и ночь, так точно труд и отдыхПоочередно Бог распределил;И вот, росе подобно, сон нисходитИ сладкою дремотой отягчаетНам веки. Без работы целый деньВсе прочие Его созданья бродят,Но человек на каждый день свой труд,Телесный или умственный, имеет,И тем он выше их: забота Неба —Следить за ним во всех его путях.Другие ж твари потому и праздны,Что Господу отчета не дают.Но завтра, чуть лишь утро на востокеСлегка забрезжит, предвещая свет,Подняться мы должны, чтоб труд приятныйВозобновить: мы будем подстригатьВсе эти здесь цветущие деревья:Густая зелень темных тех аллей,Где около полудня мы гуляем,Чрезмерно уж ветвями заросла;Чтоб буйный рост их сократить, потребно,Пожалуй, больше силы и уменья,Чем скудные усилья наших рук;К тому же и цветы, что здесь опали,И смоляные капли на дорогах,Которые мешают нам ходить,Должны везде быть убраны прилежно.Покамест же велит природа намВкусить отраду отдыха ночного».И, в совершенной красоте своей,Супругу Ева кротко отвечала:«Творец и повелитель мой, всему,Что ты велишь, без слов я повинуюсь;Так повелел, устроил так Господь:Он – твой закон, ты – мой; знать только это —Для женщины – счастливейшее знаньеИ высшая ей в этом похвала.Беседуя с тобой, я забываюО времени и всяких переменах:Все хорошо, лишь только б быть с тобой.Мне сладостно и утра дуновенье,И солнечный пленительный восход,И пробужденных пташек щебетанье;Люблю я солнца первые лучиНад этою прекрасною страною,Когда оно их от востока льетНа все цветы, плоды, траву, деревья,Блестящие жемчужною росою;И после теплых ласковых дождейЛюблю земли дыханье плодоносной;Благословляю тихий, кроткий вечер,Когда придет он, ночи тишинуИ гимн ее поющей сладко птицы;Благословляю дивную лунуСо звездной свитой – эти перлы неба;Но ни дыханье утра, ни восход,Ни песни пташек утренних, ни солнцеНад этою прекрасною страной,Ни блеск росы на всех цветах и листьях,Ни аромат земли, дождем вспоенной,Ни вечера приход, ни тишинаПрекрасной ночи с гимном нежной птицы,Ни звездный блеск, ни дивный свет луны —Ничто, ничто мне без тебя не мило!Но для чего они должны сиятьВсю ночь? Зачем их свет великолепный,Когда все очи в мире сон закрыл?»И отвечал ей наш всеобщий предок:«О совершенство в образе жены,Дочь Господа и человека, Ева!От вечера до утренней порыОни должны свой путь свершать в порядкеВокруг Земли и от страны к стране,К народам, хоть еще и не рожденным,Нести свой свет; для этого ониНа небесах восходят и заходят.Необходимо это, чтобы в ночьТьма древняя не завладела сноваСвоим господством прежним, истребивПрироду всю и все, что есть живого.Притом же эти нежные огниНе только светят, а приветно греют,Имеют разнородное влиянье.Питают, увлажняют, умеряютИ придают всему, что на землеЖивет, способность восприять полнее,Что солнца луч могучий ниспошлет.Вот почему они, хоть тьма ночнаяСкрывает их порой, – не исчезают.Не думай также, милая жена,Что, если бы людей не стало в мире,На небеса никто бы не взиралИ не хвалил бы Господа: мильоныСозданий бестелесных на ЗемлеЖивут вокруг, хоть нам они незримы,Когда не спим мы и когда мы спим,И созерцают, славя непрестанно,И днем и ночью все Его дела.Не слышали ль мы часто, как звучалиСо склонов откликающихся горИль в чаще леса, в воздухе полночном,Небесные над нами голоса,По одному иль отвечая дивноДруг другу пеньем во хвалу Творца?Когда же здесь стоят они на стражеИль странствуют во тьме ночной вокругОтрядами, их пенье раздаетсяВ сопровожденьи звуков арф небесных,В гармонию одну сливаясь с ними,И песни эти разделяют ночьИ мысли наши к Небесам возносят».Так говоря, они, рука с рукой,К беседке подошли благословеннойСвоей. То место выбрал сам Господь,Когда все вещи строил Он на пользуИ наслажденье человека. КрышаБеседки той составлена былаИз плотного сплетенья мирт и лавровИ прочих листьев, крепких и душистых;И рос по обе стороны акант,Зеленые же стены той беседкиДушистые высокие кустыОбразовали; все сорта прекрасныхЦветов росли там: ирис разноцветный,Роскошнейшие розы и жасминЦветущими головками смотрели,Мозаикой живых и нежных красок;Внизу цвели фиалки, и шафран,И гиацинт, беседки основаньеБогатою каймою обрамляяПестрей и ярче всяких дорогихКаменьев на эмблемах драгоценных.В беседку ту не мог войти никтоИз тварей остальных – ни зверь, ни птица,Ни червь, ни насекомое: мешалПочтительный им страх пред человеком.В такой беседке, тихой и святой,В таком уединеньи благодатном,Не спал, хотя бы в сказках, ни Сильван[110],Ни Пан, ни дикий фавн лесной, ни нимфа;Здесь, в благодатном этом уголке,Устроила себе невеста ЕваВпервые ложе брачное свое,И хор небесный песню ГименеяИм пел в тот день, как нежный Ангел бракаЕе привел ко праотцу людей,В нагой красе прекраснее Пандоры[111],Принесшей миру все дары богов —Принесшей в мир, увы, подобно Еве,И много тяжких бед, когда МеркурийПривел ее с высот небесных к сынуИапета[112] безрассудному; онаКрасой своих очей людей пленила,И Зевс жестоко отомстил тому,Кто смел украсть его огонь священный.И вот, придя в тенистый свой приют,Они у входа стали, обернулисьИ под открытым небом принеслиХвалу Тому, кто создал землю, небоИ все вокруг, что видели они, —И шар луны, вверху сиявший нежно,И многозвездный темный небосвод.«Ты сотворил и ночь, Творец Всесильный,Ты сотворил и день, в который мыОкончили свой труд определенный,Счастливые и помощью взаимной,И сладкою взаимностью любви,Венчающей собой блаженство наше,Которое Ты, Господи, нам дал!Ты создал это радостное место.Для нас двоих обширное чрезмерно, —Для нас, которым не с кем разделитьВеликое даров Твоих обилье —Без потребленья падают они!Но обещал Ты нам происхожденьеОт нас народа, коим вся ЗемляНаполнится, – и будет вместе с намиХвалить Он благость вечную Твою,Свершая ль бодро днем свой труд урочныйИль, как теперь, вкушая дар Твой – сон».Так молвили они единодушно;Других они обрядов не имели,Как обожанье чистое Творца,Которое Ему всего угодней.Затем в беседку, внутрь, они вошли,Свободные от тяжести напраснойСтеснительных одежд, что носим мы,И рядом там легли, причем, конечно,Адам не отвернулся от супругиПленительной своей; равно и ЕваНе отказала в соблюденье правилТаинственных супружеской любви.Пускай ханжи сурово рассуждаютО чистоте, невинности безгрешной,Позоря как нечистое все то,Что сам Господь наш объявляет чистым,Что соблюдать иным Он сам велит,А прочим позволяет; сам СоздательНам размножаться повелел, и тот,Кто воздержанья требует, конечно,Служитель Зла, Враг Бога и людей.Хвала тебе, хвала, любовь супругов,Таинственный закон, источник верныйПроисхожденья рода человеков, —Единственная собственность в Раю,Где прочее все – общее владенье!Прелюбодейство грубой плотской страстиТы исключила из среды людской,Отдав его бессмысленным животным;В тебе свою основу обрелиРазумные, законные, святыеИ чистые все связи – долг, отца,Детей и братьев; нет, тебя не будуЯ никогда греховною считать,Достойною стыда иль порицанья,Несвойственной святейшему из мест!Источник вечный радостей семейных,Ты чистотой их ложе облекаешьТеперь, как в те былые времена,Когда среди святых и патриарховВ обычай ты вошла; в тебе любовьСвои святые стрелы мечет, светитСвоей лампадой вечной, расправляетВ тебе свои пурпурные крыла;В тебе она царит и торжествует —В тебе единой: нет ее в улыбкахПродажных тварей, в наслажденье грубом,Случайном, равнодушном, в кратких играхЛюбовных, в пошлых танцах, маскарадах,Балах полночных или серенадах,Где мерзнущий на улице любовникК своей красотке гордой песню шлет,А лучше бы ее с презреньем бросил.Баюкаемы песнью соловьев,Обнявшись, спали так Адам и Ева.И розы на нагие их телаС зеленой кровли падали обильно,Чтоб новыми их утро заменило.Спи, милая, блаженная чета!Счастливейшей была б ты в этом мире,Когда бы счастья высшего искатьНе стала ты и знала бы искусствоНе знать того, что Небом не дано!И вот уже тенистый конус ночиДо половины путь свой совершил,Покрыв собой подлунный свод обширный,Когда из врат слоновой кости белойВ обычный час сторожевой отрядБлестящих Херувимов вышел. СтройноОни в порядок стали боевой,И Гавриил ближайшему по чинуСказал: «Из этой стражи, Узиил,Возьми ты половину, чтобы с югаСтрожайшей сад охраной окружить,Я ж с остальными к северу направлюсь;На западе мы встретимся с тобой».И разошлись они, огням подобны,Одни – чтоб крепким Раю быть щитом,Другие, как копье, готовы к бою.Из своего отряда ГавриилИзбрал двух Духов, сильных и разумных,К себе ближайших, и сказал им так:«Итуриил, и ты, Зефон: скорееСад обыщите; все его углыИсследуйте, особенно ж беседку,Где эти два прекрасные созданьяСпать улеглись, не ожидая Зла.Я вечером, перед заходом солнца,Весть получил, что некий адский ДухПришел сюда (кто б это мог подумать?),Из Ада ускользнув, конечно, с цельюНедоброю. Коль скоро вы егоНайдете, то, схватив, ко мне ведите».Так молвил он и воинов лучистыхСвоих повел, которые сияньемСвоим луны сиянье помрачали.Другие же два Ангела к беседкеОтправились на поиски своиИ скоро там нашли, кого искали.Он, скорчившись, как жаба, там сиделПод ухом Евы, дьявольски стараясьДо органов ее воображеньяДостичь, чтоб, их работу возбудив,Желанные иллюзии, виденьяИ грезы ей различные внушить,Иль, яд вдохнув, в особый цвет окраситьТе испаренья, что от крови чистойВосходят, как туман от ручейка,Дабы они сложилися нестройноИ недовольством возбудили ум,Вселяя в нем напрасные надеждыИ цели, необычные желанья,Высокие намеренья и гордость.Итуриил копьем своим слегкаЕго коснулся, ибо ложь не можетПрикосновенья вынести небеснойСубстанции, не возвратив себеСвой образ настоящий; и мгновенноВраг, изумясь, что он открыт, вскочил.Так искра массу пороха взрывает,Которая, при вести о войне,Отложена в запасном магазине,И крошечное зернышко, внезапноРаздувшися, воспламеняет воздух;Так сразу Враг восстал во весь свой рост.Поражены, невольно отступилиДва Ангела-красавца – так внезапноЯвился им ужасный адский царь, —Затем к нему бесстрашно обратились:«Кто из мятежных Духов, обреченныйНа вечный Ад, осмелился сюдаВойти, покинув адскую темницу?Зачем ты здесь, свой образ изменив,Сидел, как Враг, у изголовья спящих?»Им в ярости ответил Сатана:«Как! Вы меня не знаете? ОднакоВы знали прежде, что я вам не ровня:На высоту, где я сидел, не смелиВы воспарить. Коль скоро вы меняНе знаете, из этого лишь видно,Как низменны вы сами – ниже всехИз ваших полчищ; если ж вам знаком я,То для чего вам спрашивать меня,Излишними словами начинаяПосланье ваше? Чтоб оно, пустое,Как те слова, окончилось ничем?»Ответствуя презреньем на презренье,Ему Зефон немедля возразил:«Не думай, дух мятежный, что свой образТы сохранил, что он не помраченС тех пор, как в Небесах, святой и чистый,Ты жил, и что узнать тебя не трудно.Как только ты быть добрым перестал,Ты славы той лишился, став подобенЛишь преступленью своему и мракуТех мест, где ты томиться осужден.Однако же иди за нами: долженТы, без сомненья, дать ответ тому,Кто нас послал; долг на него возложенОберегать от всяких нападенийВесь этот край и этих двух – от Зла».Так молвил Херувим. Отпор суровый,При юношеской прелести его,Подействовал с неотразимой силой.Стоял, смущен и уничтожен, ДьяволИ чувствовал Добра все обаянье,Всю чистой добродетели красу;Он видел это и терзался горькоСвоей утратой; более ж всегоОн тем был опечален, что другиеЗаметили, как изменился он.Но все-таки не показал он видаСмущенья или страха и сказал:«Что ж, если биться должен я, то лучшийПусть бьется с лучшим – с тем, кто вас послал,А не с послами иль со всеми вместе:Тогда я больше славы получуИль меньше потеряю».«Этот страх твой, —Ему Зефон отважно возразил, —Лишь избавляет нас от испытанья,Которое могло бы показать,Что может сделать даже самый слабыйОдин противу грешника, которыйБессилен потому, что грешен он».Враг промолчал, весь яростью объятый;Без слов вперед немедленно он шел.Так гордый конь обузданный ярится,Грызя свои стальные удила.Бежать считал напрасным он: от страхаПред Вышним у него сжималось сердце,Хоть больше ни пред кем он не дрожал.И скоро уж пришли они на запад,Где, полукруг свой обойдя, сошлисьДве стражи и, сомкнувшися, стояли,Дальнейших приказаний ожидая.И громко возгласил им Гавриил:«Друзья, я слышу топот ног поспешных,Идущих к нам, и сквозь ночную тьмуИтуриила и Зефона вижу,А с ними кто-то третий там идетС осанкой гордой, царственной, хоть тусклымЯвляется его высокий образ.По облику его и по походкеЯ в нем Владыку Ада узнаю;Едва ли он уйдет от нас без боя.Итак, держитесь твердо: у него;В очах я гордый вызов замечаю».* * *Едва он кончил, подошли к немуДва Ангела и вкратце рассказали,Кого они с собою привели,Где найден он и за каким занятьем,Какой имел он вид и как сидел.Взглянув сурово на него, промолвилТут Гавриил: «Как смел ты, Сатана,Предел нарушить, за твои деяньяПредписанный тебе, и помешатьСвятому исполненью долга теми,Кто, не греша, как ты, имеет силуИ право вопросить тебя: зачемВошел ты в это место и, как видно,Намерен был нарушить мирный сонТех, кто живет блаженно волей Бога?»Ему сказал с презреньем Сатана:«Ты, Гавриил, считался в Небе мудрым,И сам тебя считал я таковым,Но твой ответ внушает мне сомненье.Кто в мире любит муку и печаль?Кто, если он сумел найти дорогу,Не вырвался б из Ада, хоть и былК нему он присужден? И ты, конечно,Сам поступил бы так, как я; ты стал быИскать подальше от мучений места,Надеясь отдых там себе от нихНайти, увидеть радость вместо горя.Для этого и я сюда пришел.Тебе, быть может, это непонятно:Ты Зла не испытал, а ведал толькоОдно Добро. Ты ставишь мне в вину,Что смело я Того нарушил волю,Кто покарал нас, – пусть же Он запретЖелезные свои затворы крепче,Коль хочет вечно нас держать во тьме.Вот все, что я отвечу. ОстальноеВсе верно: я действительно был там,Где найден, как рассказывали эти, —Но в этом ни насилья нет, ни Зла».Так молвил он во гневе. Воин-АнгелПрезрительно ему, с усмешкой легкой,На объясненье это отвечал:«Какая жалость! Небо потерялоПрекрасного о мудрости судьюС тех пор, как изгнан Сатана, которыйОт глупости своей так пострадал!Теперь вернулся он, бежав из плена,И выражает нам свои сомненья,Насколько мудры те, кто вопрошает,Как смел из Ада он прийти сюда,Не получив на это разрешенья.Столь мудрым он свое считает бегствоОт справедливой кары и от мук.Что ж, рассуждай как знаешь: ты увидишь,Что гнев, который на себя навлекТы этим бегством, всемеро отмеритТебе за это и прогонит в АдТебя со всею мудростью твоею,Которая еще не поняла,Что нет тех мук, которые могли быНасытить бесконечный Божий гнев,Столь безрассудно вызванный тобою.Но почему же ты пришел один?Зачем весь Ад не вырвался с тобою?Иль муки прочих меньше, чем твои?Иль, может быть, тебе сносить страданьяТрудней, чем им? О мужественный вождь,Бежавший первым от своих страданий, —Когда б ты объяснил причину бегстваТем воинам, которых ты покинул,То, верно бы, бежал ты не один!»* * *Нахмурясь мрачно, Враг ему ответил:«Бесстыдно насмехающийся Ангел!Ты знаешь, что умею я сноситьСтрадания ничуть других не хуже;Ты знаешь сам, как крепко я стоялВ бою, в котором гром к тебе на помощьПришел и поддержал твое копье,Без этого не страшное нимало!Из слов твоих, как прежде, вижу я,Насколько ты в делах войны несведущ:Не понимаешь ты, что верный вождь,Недавно потерпевший неудачу,Не станет всею силой рисковать,Сначала сам опасность не измерив.Для этого решился я одинПерелететь ужасную пустыню,Чтоб высмотреть вновь сотворенный мир,О коем Ад был полн различных слухов,Надеясь лучший здесь найти приютДля войск моих, измученных борьбою, —Здесь, на земле, иль в воздухе вверху, —Хотя б пришлось из-за владений новыхЕще раз испытать, что можешь сделатьТы со своею всей нарядной ратью,Которая пригодна лишь на то,Чтоб вашему услуживать ВладыкеНа Небесах да сладко гимны петь,Перед Его престолом пресмыкаясь,На честный же едва ль способна бой».Ему ответил быстро Ангел-воин:«Сказать и тут же взять слова назад,Назвать разумным бегство от страданийИ тут же в оправданье привестиЖеланье отыскать приют для войска —Все это обличает не вождя,А гнусного лжеца, чья ложь открыта!Себя ты смеешь верным называть —Ты, Сатана? Какое оскверненьеСвятого слова – верность! Но кому жТы верен был? Своей мятежной шайке?Толпе врагов? По телу и глава!Из верности ль и твердой дисциплины,Из долга ли присяги боевойВы отказали все в повиновеньиТой Высшей Силе, признанной всем миром?И ты, ханжа коварный, что теперьЖелаешь покровителем свободыКазаться, – разве ты не больше всехВилял когда-то в Небе, пресмыкалсяИ обожал Небесного Царя,В себе надежду тайную скрываяЦарить, Его низвергнув, самому?Но вот что я скажу тебе, обманщик:Беги туда, откуда ты бежал,Иль, если ты еще в теченье часаПокажешься в святых пределах этих,Тебя я, в яму адскую в цепяхНизвергнув, припечатаю так крепко,Что больше ты не будешь преступатьЗатворов, для тебя чрезмерно слабых».Так он грозил, но Сатана, угрозНе убоясь и яростью пылаяЕще сильней, надменно возразил:«Ты о цепях тогда толкуй, надменныйПривратник-Херувим, когда я будуТвой пленник; впрочем, ранее тогоТягчайшее почувствуешь ты бремяОт рук моих сильнейших, хоть и носишьТы на крылах Небесного ЦаряИ с равными тебе, к ярму привыкнув,Впрягаешься охотно в колесницуПобедную, в которой, торжествуя,Он шествует по звездной мостовой».Пока он это говорил, зарделсяОгнем пурпурным ангельский отрядИ полукругом, точно полумесяц,Сомкнулася фаланга, наклонивЕму навстречу копья. Так ЦерерыГустое поле, зрелое для жатвы,Волнуясь, груз колосьев наклоняетТуда, куда их бурный ветер гнет,А земледелец мучится тревогой,Боясь, чтоб вместо зерен дорогихДля молотьбы солома не осталась.С другой же стороны, готовый к бою,Стоял, собрав все силы, Сатана,Отважно размахнувшись, неподвижный,Громадный, как Атлант иль Тенериф.Он упирался в тучи головою,На шлеме у него пернатый ужасГрозою веял, а в руке он нечтоПохожее в одно и то же времяНа щит и на громадное копье,Сжимал. Дела ужасные могли быСвершиться здесь: не только б Рай погиб,Но, может быть, и звездный свод небесныйКрушенье б потерпел, и все стихииСмешались бы в ужасном столкновеньи,Когда б Предвечный не предупредилУжасную ту битву, золотыеВесы свои поставив в Небесах,Которые мы видим ныне междуАстреею и Скорпионом; ОнНа тех весах все взвешивал созданьяСвои, когда творил, – и шар земной,И воздух, чтоб дать им равновесье,Впоследствии ж все взвешивал событья,Сраженья все и царства; и теперьДве тяжести на тех весах Он взвесил:Последствия от бегства СатаныИ, против них, исход той страшной битвы,И быстро вверх взвилась вторая чашаПод коромысло. Гавриил, узревТо знаменье, сказал Врагу поспешно:«Твою я силу знаю, Сатана,Как знаешь ты мою. Та и другая —Не наши: Небом нам они даны.Итак, безумно было б нам гордитьсяТем, что оружьем можем сделать мы:Не больше это, чем позволит НебоТебе иль мне, хоть я теперь вдвойнеМогуч, чтоб в грязь втоптать тебя. Чтоб в этомТы убедился, посмотри туда,Прочти свой жребий в знаменьи небесном,Где взвешен ты; там видно, как ты легок.Как будешь слаб, сопротивляясь мне».Враг посмотрел, свою увидел чашу,Поднявшуюся вверх, – и больше споритьНе стал; бежал он с ропотом глухим,И с ним бежали все ночные тени.