Потерянный рай

Книга одиннадцатая

Содержание

Сын Божий преподносит Отцу молитвы наших кающихся прародителей и ходатайствует за них; Бог принимает молитвы, но объявляет, что люди не должны более оставаться в Раю. Он посылает Михаила с отрядом Херувимов, чтобы удалить людей из Рая, предварительно открыв Адаму будущее. Сошествие Михаила. Адам указывает Еве на некоторые многозначительные знамения; затем он замечает приближение Михаила и идет к нему навстречу. Ангел возвещает им, что они должны удалиться. Жалобы Евы. Адам пробует оправдаться, но подчиняется. Ангел ведет его на высокий холм и в видении показывает ему, что должно случиться до потопа.

Так, каясь и склонясь, Адам и ЕваМолились, и сошла на них с НебесГосподня милость, с их окаменевшихСердец все бремя тяжкое снялаИ обновленной плотью их одела.И воссылали оба к Небу вздохиНевыразимой скорби, что внушилИм дух молитвы, и достигли НебаТе вздохи их скорее громких слов.Просители то были непростые,И просьба их была не меньше той,Что воссылалась в древности глубокой(Как старое преданье говорит,Не столь, однако, старое, как это)Девкалионом и невинной ПирройПред алтарем Фемиды, чтобы сноваЛюдей, потопом грозным истребленных,Восстановить[175]. Свободно к НебесамМолитвы их парили, и с дорогиЗавистливый их ветер сбить не мог;Лишенные телесной оболочки,Они прошли в Небесные вратаИ окружились дымом фимиама,Что воскурял на алтаре златомВеликий наш Заступник, и предсталиПеред престолом Вышнего; Сын БожийИх радостно представил, говоря:«Вот первые плоды любвеобильныхТвоих забот о человеке, Отче!Воззри на них! Я с дымом фимиамаИх заключил в кадильнице златойИ подношу Тебе, как Твой служитель!Плоды приятней эти из семян,Что в сокрушенных Ты сердцах посеял,Чем все, что мог возделать человек,Чем принесли бы все деревья Рая,Когда б, еще безгрешен, он там жил.Склони ж Свое к моленьям этим ухоИ вздохи эти, хоть без слов, услышь!Слов не находит человек в моленьи, —Позволь Мне быть предстателем егоИ искупить вину его! Добро лиОн делает иль Зло – все на меняЛожится: Я заслугою исправлюДела его и за него умру.Прими ж Меня! Во Мне благоуханьяЕго молений благостно примиИ дай ему с Тобою в примиреньяПрожить число его урочных дней,Хотя бы в скорби, до минуты смерти,К которой присужден он (лишь смягчить,Не отменить Твой приговор прошу Я)И к лучшей жизни воскреси Его,Где в радости жить будут, во блаженствеВсе Мною искупленные, со МноюВ единстве, как с Тобою Я един!»Рассеялись вокруг Престола тучи,И, ясный, отвечал Ему Отец:«Возлюбленный Мой Сын! О чем Ты просишьДля человека – все да будет так:Ходатайство Твое – Мое веленье.Но больше жить не должен он в Раю:Препятствует тому закон природы,Что Мною установлен; элементыТе чистые, которые не знаютДурного и смешения не терпятС тем, что им чуждо, прочь его извергнут,Затем что грех в нем душу загрязнил,Дабы в среде он жил такой же грубойИ смертный хлеб свой ел, чтоб к разрушеньюГотовиться, рожденному грехом,Который мир весь заразил и сделалИз чистого нечистое. Творя,Я человеку дал два дивных дара:Блаженство и бессмертье; потерялОн первое – тогда второе можетЕму лишь к вечным мукам послужить,А потому Я смерть ему назначил;Смерть облегченьем будет для него:Пусть после жизни, полной испытанийИ бед тяжелых, укрепившись в вереИ добрыми делами заслуживВторую жизнь, кто праведен, проснетсяДля обновленных Неба и Земли.Но созови сюда синод блаженныхСо всех концов Небес; Я не хочуСкрывать от них суда над человеком,Как не скрывал над Ангелами злымиСуда; хоть вера прочих и тверда,Пусть в ней они тем тверже укрепятся».Окончил Он, и Сын дал знак высокийСлужителям всем светлым Божества —Дал знак трубой (той самою, быть может,Которая, когда Господь сходилС Небес, звучала громко на ХоривеИ снова будет, может быть, звучатьВ день общего суда), и звук чудесныйНаполнил вмиг все области Небес.Из кущ благословенных, из беседок,Одетых амарантом, от ручьев,От вод блаженных жизни, где сиделиВ беседе беспечальной дети света,Спешат они, услыша горний зов,И вот уж стали все вокруг Престола,И Всемогущий волю им изрек:«Сыны Мои! Вы знаете, что нынеСтал человек подобен нам: он знаетДобро и Зло с тех пор, как он вкусилЗапретного плода. Пускай гордитсяОн этим знаньем: потеряв Добро,Он приобрел лишь Зло; стократ счастливейОн был бы, если б был доволен знаньемДобра, а Зла бы вовсе он не знал.Теперь скорбит он, кается, моленьяМне шлет: все это Я ему внушил.Давно я знаю сердце человека,Как он изменчив, к суете привержен,Когда он предоставлен сам себе.Теперь, чтоб не дерзнул он к Древу жизниПриблизиться и есть его плоды,Чтоб вечно жить (иль думать, что жить вечноОн будет), Я решился удалитьЕго из сада Моего; пусть пашетТу землю, из которой взят он: будетПригодней эта почва для него.Ты, Михаил, – тебе Я поручаю:Из Херувимов пламенных возьмиСил, сколько нужно, для охраны Рая,Чтоб Сатана, на помощь человекуИль чтоб свободным местом завладеть,Не произвел бы новых беспорядков.Спеши туда и грешную четуБез сожаленья удали из Рая(Их, несвятых, из этих мест святых)И возвести им, что со всем потомствомОни навеки изгнаны оттуда.Но чтобы их не слишком поразилМой приговор суровый и печальный(Я видел, что смягчились их сердца,Что свой они оплакали проступок),От всяких устрашений воздержисьИ, если терпеливо покорятся,Без утешенья их не отпусти.Открой Адаму даль времен грядущих,Как Я тебе внушу; прибавь притом,Что Свой союз с людьми возобновлю ЯЧерез посредство семени жены, —И пусть уйдут, хоть грустные, но с миром.А у восточной Рая стороны,Где от Эдема вход всего доступней,Поставь на страже Херувимов, чтобыОни, колебля пламенным мечом,Издалека оттуда отстранялиВсех подходящих, не пуская ихКо Древу жизни, чтобы сад ГосподеньНе сделался убежищем злых ДуховИ чтоб, украв плоды с дерев, опятьОни не соблазнили человека».Окончил Он; и быстро в дальний путьСготовился Архангел; ХерувимовБлестящих, вечно бдительных, отрядС ним вместе вышел. По четыре ликаОни имели, будто дважды Янус[176];Весь образ их усеян был глазами,Которых было более число,Чем Аргус[177] их имел, и недоступныТе очи были сну под звуки флейтыАркадской иль Меркурия свирели,И жезл его не усыпил бы их.Меж тем проснулась Левкотея[178], светаСвященного приветствуя возврат,И свежею росою окропилаЗемную грудь. Моленье совершив,Адам и Ева (первая супруга)В душе своей почувствовали бодрость,Ниспосланную свыше, и надеждуОт мрачного отчаянья спастись,И радость, хоть еще и не без страха;И Еву так приветствовал Адам:«Легко поверить нам с тобою, Ева,Что все Добро, какое видим мы,Нисходит с Неба; несколько труднееУвериться, что и от нас до НебаПодняться может нечто, что могло быВлиять на мысли или волю БогаБлаженного. Но кажется мне все ж,Что сила есть подобная в молитвеИ даже в кратком вздохе, восходящемОт нас к престолу Вышнего. КогдаКоленопреклоненно я молился,И Божество старался примирить,И перед Ним всем сердцем преклонялся,Казалось мне, что вижу я Его,Как кротко Он и милостиво внемлетСловам моим! Росла во мне надежда,Что благосклонно выслушан я Им!Мир в грудь мою вернулся, и я вспомнилО том, что Он нам обещал: что семяТвое сотрет главу змеи. О томСперва забыл я, ужасом сраженный;Теперь же в этом черпаю я веру,Что горечь смерти уж для нас прошла,Что жить мы будем! С радостью великой,Мать рода человеческого, Ева,Приветствую тебя! По праву носишьТы это имя, мать всего живого!Через тебя жить будет человекИ мир весь будет жить для человека!»И с кроткой грустью Ева отвечала:«Достойна ли такого званья я,Преступница! Тебе служить я в помощьСотворена, а стала западней!Упреков я достойна, недоверьяИ всяческой хулы! Но бесконечноВеликий мой Судья был милосерд,Что мне, впервые смерть всему принесшей,Источником быть жизни Он велел.Как добр и ты, что именем меняНазвать ты удостоил столь высоким, —Иное имя заслужила я!Однако нас работа полеваяУж ждет, хоть и не спали мы всю ночь:В поту лица нам ныне труд предписан;Смотри: уж утро в розовый свой путьПошло вперед, хоть мы не отдохнули.Пойдем же, и отныне ни на мигС тобой я не расстанусь, где б работатьМне ни пришлось, как ни была б работаТрудна, хотя б до вечера продлилась.Пока мы здесь живем, что может бытьНам слишком трудным в этом дивном месте?Хоть мы и пали, все-таки с тобойПрожить мы можем здесь свой век в довольстве».Так говорила Ева, таковыСмиренные ее желанья были,Но не к тому вела ее судьба.Природа вскоре знаменья явилаВ зверях и птицах; воздух потемнел,Исчезло утра краткое сиянье.Вблизи от них Юпитерова птица[179]С высот небесных быстро вдруг спустилась,Преследуя чету двух пестрых птиц;Затем, спустясь с холма, охотник первый,Могучий зверь, что царствует в лесах[180],Помчался вслед за парою оленей —Смиреннейших из всех зверей лесных,Стремившихся к дверям восточным Рая.Адам на них с тревогою во взореСмотрел и Еве молвил наконец:«О Ева, верно ждут нас перемены!Немые Небо знаменья нам шлет,Нас о своих намереньях желаяПредупредить, предостеречь, быть может,Чтоб не чрезмерно уповали мыНа избавленье от тяжелой кары,Увидя, что отложена нам смертьНа некоторый срок. Как долго будетЖизнь наша длиться – как мы можем знать?Мы знаем только, что мы – дети прахаИ возвратиться в прах должны, – не больше.Иначе что же может означатьДвойное это бегство – через воздухИ по земле – в один и тот же час,В едином направленьи? На востокеЗачем явилась тьма в средине дня,А с запада, напротив, показалосьСредь облаков как бы сиянье утра,Которое на небе голубомВокруг лучистый свет свой разливаетИ медленно спускается, как будтоНеся с собою что-то к нам с Небес?»Он не ошибся: в том сияньи светломДействительно спустилась с Неба ратьПослов Небес на облаке лазурномИ на холме в Раю расположилась.Блистательным видением емуПредстала бы она, когда б сомненьеИ плотский страх не омрачали взорАдама. Эта рать была не меньшеБлистательна, чем та, которой видИакову предстал в Маханаиме[181],Когда он лагерь ангельский узрел,Иль та, что появилась в Дофаиме[182]На пламенной горе, в шатрах огнистых,Сирийскому царю навстречу выйдя,Который, как убийца, чтобы взятьЕдиного лишь человека, в битвуПошел без объявления войны.Князь Сил Небесных рать свою оставилНа том холме, велев им Рай занять,А сам один пошел искать Адама.Увидев гостя дивного вдали,Адам тогда поспешно молвил Еве:«Теперь великих, Ева, жди вестей,Решающих судьбу, быть может, нашу, —Быть может, новый будет нам закон!Я вижу, что из тучи той блестящей,Которая вдали одела холм,Идет один из воинов небесных,И, сколько вижу по его осанке,Немалый чином – верно, из числаПрестолов иль Властей: так величавоОн смотрит; он не грозен, так что страхаНе ощущаю я; но и не так,Как Рафаил, общителен и кроток,Чтоб я к нему спокойно подошел:Серьезен и величествен он видом.Его, чтоб не обидеть, должен яТеперь с почтеньем встретить; ты же скройся».Окончил он. Архангел подошел —Не в образе своем небесном дивном,Но в виде человека и одет,Как человек, чтоб встретить человека.Поверх его блестящих лат одеждаПурпурная накинута была —Красивее, чем пурпур Мелибеи[183]Иль Сарры[184], что герои и цариНосили в старину во время мира;Сама Ирида[185] красила ту ткань.Шлем звездоносный с поднятым забраломНе закрывал лица его, чей видБыл как у мужа юного, которыйБыть отроком недавно перестал.От пояса, как с круга зодиакаНебесного, спускался грозный меч —Страх Сатаны; в руке копье сверкало.Адам пред ним склонился до земли, —Он царственно, главы не наклоняя,Цель объяснил прихода своего:«Адам, не нужно долгих предисловий,Чтоб изложить веление Небес:Довольно знать тебе, что ты услышан,И смерть, которой за проступок свойТы подлежал, отсрочена на время;Господь тебе дает ряд долгих дней,Чтоб каялся в своем ты преступленьиИ злое дело добрыми деламиЗагладил бы. Со временем ГосподьС тобой вполне, быть может, примиритсяИ снимет узы смертные с тебя,Но дольше жить в Раю не дозволяет.Я послан удалить тебя отсюда,Чтоб землю ты пахал, из коей взят:Тебе пригодней будет эта почва».Он замолчал. Адам, услышав весть,Был прямо в сердце поражен; от горяНа месте он оледенел и чувстваВсе помутились у него. А Ева,Которая все слышала, хотяИ спряталась, тут плачем разразиласьИ выдала убежище свое:«О страшный, неожиданный удар,Ужасней смерти! Мне – лишиться Рая,Тебя покинуть, родина моя,Вас, милые тенистые прогулки,Тебя, страна, достойная богов!Надеялась я здесь, хоть и в печали,Дождаться дня, когда умрем мы оба!А вы, цветы, которые, конечно,Нигде, как здесь, не можете расти, —Вы, первая моя забота утромИ вечером последняя, – как нежноХодила я за вами, как следилаЗа распусканьем почек, именаДавала вам! Кто вас теперь оправит,Вас возрастит под солнцем, по рядамРассадит вас, польет водою чистой?И ты, беседка брачная моя,Которую украсила я щедроВсем, что приятно обонять и видеть, —Как мне тебя покинуть, как уйтиВ тот нижний мир, суровый, дикий, мрачный!Как будем там дышать мы, воздух чистыйПривыкнув здесь вдыхать, как будем жить,Питавшись здесь бессмертными плодами!»Архангел кротко плач ее прервал:«Не жалуйся так, Ева, откажисьС терпеньем от того, что по заслугамТы потеряла, и чрезмерно сердцемТак не цени того, что не твое.Ты не одна уйдешь: пойдет с тобоюТвой муж; за ним ты следовать должнаИ родиной считать его жилище».Адам, очнувшись от остолбененьяХолодного и мысли все собрав,Почтительно промолвил Михаилу:«О небожитель из числа ПрестоловИль высший между ними (ты, по виду,Князь из князей)! Послание своеТы объяснил нам ласково; иначеТы мог бы грозным словом нас сразить,А исполненьем нас убить на месте.Но все-таки та весть, что ты принес,Едва для хрупкой плоти выносима,Отчаянья полна, печали, скорби!Должны покинуть эти мы местаСчастливые, приют родной и милый,Единую утеху наших глаз,Знакомую, привычную, – другиеМеста для нас так чужды, неприветны,Не знают нас, и мы не знаем их!Когда б я мог надеяться, что волюТого, Кто может все, я изменюМольбами непрерывными, я воплемЕму не перестал бы докучать;Но все мольбы перед Его решеньемБесповоротным – то же, что дыханьеПред ветром, прогоняющим обратноЕго туда, откуда изошло,И я веленью Вышнего послушен.Мне тяжелей всего, что, уходя,Я от Его лица навек скрываюсь,Не буду больше лицезреть Его!Здесь посещал бы я благоговейноМеста, где удостоил Он меняБожественным присутствием; я стал быРассказывать сынам своим, как ОнНа той иль этой мне горе явился,Как, видимый, под деревом стоял,Как голос я Его меж этих сосенУслышал, у ручья с Ним говорил.Из свежего Ему я дерна многоВоздвиг бы благодарных алтарейИ каждый из ручья блестящий каменьСобрал бы, чтобы памятник из нихСложить Ему, векам на поученье;На алтарях тех приносил бы в жертвуЕму я смол душистых аромат,Цветы, плоды… Там, в этом нижнем мире,Где я найду явление Его,Следы Его священных ног? УвидевЕго во гневе, я бежал; но ныне,Когда Он вновь призвал меня к СебеИ обещал мне жизнь и род продолжить,Я с радостью готов бы созерцатьХоть крайний луч Его великой славыИ чтить Его стопы издалека».И с благосклонным взором МихаилЕму ответил: «Знай, Адам, что БогуПринадлежит все Небо, вся Земля,Не этот лишь утес. Он наполняетПрисутствием Своим всю сушу, мореИ воздух; все, что на Земле живет,Им рождено, Его согрето силой.Тебе всю Землю Он дает во власть:Не презирай дар этот и не думай,Что Божество присутствие СвоеИмеет лишь в пределах этих тесныхЭдема, или Рая. Рай, быть может,Твоей столицей был бы; ты отсюдаРаспространил бы род всех поколений;Сюда они со всех концов землиСходились бы, чтоб чествовать и славитьТебя, великий праотец людей;Но этих прав высоких ты лишился —Ты пал и стал с потомством наравне;Однако верь, что в долах и равнинахБог есть, как здесь; присутствия ЕгоТы всюду, как и здесь, увидишь знаки;Тебя Своей Он будет окружатьОтеческой и благостной любовью,В ней выразит тебе Свое лицо,Покажет след путей Своих бессмертных.Чтоб этому ты твердо верил, посланТебе я раньше, чем уйдешь отсель,То показать, что в будущем случитсяС тобою и твоим потомством. БудьГотов узнать и доброе и злое,Затем что благость Божия должнаС греховностью людскою состязаться.Учись терпенью, радость умеряйПечалью и благочестивым страхомИ привыкай с умеренностью равнойПереносить и счастье и беду;Так проведешь ты жизнь всего спокойнейИ лучше приготовишься к тому,Чтоб встретить смертный час, когда придет он.Взойдем на этот холм, а Ева здесьПусть спит (я сам уже смежил ей очи),Пока ты будешь видеть наявуГрядущее; пусть спит, как спал когда-тоИ ты, пока Господь ее творил».Ему Адам ответил благодарно:«Взойдем, путеводитель добрый мой;Тебе готов я следовать всем сердцем,Деснице Неба кротко подчинясь,Хотя она меня и наказует.Навстречу Злу я обращаю грудь,Вооружась, чтоб перенесть страданьяИ заслужить покой своим трудом,Коль этого удастся мне достигнуть».И вот они взошли, чтоб восприятьВидения, дарованные Богом.Тот холм был выше всех других в Раю,И был с его вершины вид широкийНа полушарье целое Земли;Он высоты такой же был великойИ кругозор такой же открывал,Как та гора, с которой Искуситель,С иною целью, новому Адаму,Отшельнику, в пустыне показалЗемные царства все и всю их славу[186].Адама глаз оттуда видеть могВсе города, из древних или новых,Которых слава некогда гремела, —От Камбалу, столицы славной ханаКатайского, от Самарканда, гдеСтоял престол Тимура, до Пекина,Который был столицею царейКитайских, иль до Агры и Лагора[187],Двух городов Великого Могола[188],До золотого Херсонеса илиДо Экбатаны, где персидский царьСтраною правит, иль до Испагани,Иль до Москвы, где русский царь сидит,Иль до султана в славной Византии,Чья родина – в Туране; видел онИ негуса владенья вплоть до портаЭркоко, и владенья всех царейНе столь могучих: Квилоа, за неюМелинду и Момбазу[189] он узрел,И Со́фалу[190] (Офир[191], по мненью многих),А к югу царство Конго и Анголы,От Нигера до славных гор АтласскихВладенья Альманзора[192], Фец, Суэц,Марокко, и Алжир, и Трапезунд,И всю Европу, и места, откудаРим правил миром. Может быть, вдалиОн созерцал духовным взором такжеИ Мексику, жилище Монтесумы,И Куско в Перу, и богатый городАтабалипы, также и Гвиану,Еще не разоренную, которойСтолицу Герионовы сыны[193]Когда-то называли Эльдорадо.Но для других, еще важнейших зрелищСнял пленку с глаз Адама Михаил,Которую навел на них плод лживый,Суливший зренье ясное ему;Затем ему очанкою и рутой[194]Нерв зрительный очистил, чтобы лучшеОн видеть мог, и из колодца жизниВ глаза три капли светлые впустил.Средств этих чудодейственная силаПроникла вглубь, до умственного зренья,И должен был Адам закрыть глазаИ, чувств лишась, упал; но добрый Ангел,Подняв его заботливой рукой,Призвал его все силы ко вниманью:«Теперь, Адам, открой свои глазаИ посмотри сперва на то влиянье,Которое твой первородный грехВнес в часть потомства твоего – потомства,Которое не трогало плодаЗапретного, змеей не соблазнялосьИ не грешило так, как ты, – однакоТвой грех его испортил и повелК насильственным делам, гораздо худшим».И он открыл глаза и пред собойУвидел поле: половина – пашня,Возделана, уставлена снопами;Другая – с загородками для стад,А посредине – жертвенник высокий,Простой, из дерна. Вот усталый жнец[195],В поту, принес от жатвенного сбораНа жертвенник плоды труда, притомБез всякого порядка: и зеленых,И желтых он колосьев наложил;За ним пастух[196], на вид не столь суровый,Принес отборных первенцев от стад,Заклал их, жир и внутренности вынулИ, травами душистыми посыпав,На мелкие дрова их положилИ все обряды должные исполнил.И вот огонь блестящий благосклонноСошел с Небес, ту жертву истребилИ благодарным дымом закурился;Другой же жертвы не коснулся он,Как принесенной Богу не от сердца.Жнец, рассердясь, стал спорить с пастухомИ вдруг его ударил в подреберьеТяжелым камнем так, что выбил жизнь.Пастух упал и, побледнев смертельно,Со стоном отдал душу вместе с кровью,Что хлынула из горла у него.Когда Адам увидел это, тяжкоЕго заныло сердце и поспешноУ Ангела спросил он: «О учитель!Какое-то ужасное несчастьеСлучилось с этим кротким человеком,Который жертву праведно принес;Ужель за благочестие и веруТакую он награду заслужил?»И Михаил ему – взволнован также —Сказал в ответ: «Адам, то двое братьевОт чресл твоих, и праведный из нихНеправедным убит. Причина – завистьЗа то, что Небо, как ты видел сам,От брата жертву приняло охотно;Но отомстится этот грех кровавый,Другого ж верность Небо наградит,Хоть он и умер здесь перед тобоюВ крови и прахе». И вскричал Адам:«О горе, горе! Страшное деяньеИ страшная причина! Но скажи:Я, значит, смерть перед собою видел?Так вот она! Ужель таким путемЯ возвращусь в свою родную землю?Ужасный, безобразный вид! УжасноО том подумать, страшно испытать!»И Михаил сказал: «Да, смерть ты виделВ том образе, в котором в первый разОна постигнет в мире человека.Но образы ее многоразличны,И многие различные путиВ ее приводят мрачное жилище.Но более ужасен вид ееПо внешности, чем внутренняя сущность.Одни умрут от грубого насилья,Как видел ты; другие от огня,От голода умрут, от утопленья;Но все ж гораздо большее числоБезумная погубит невоздержностьВ еде или питье; причина этаБолезней страшных много породит.Чтоб ты их знал, я покажу наглядноТебе толпу уродливую их,И ты увидишь, как, начавшись с Евы,Несчастье это будет вас губить».И вот явилось быстро перед взоромАдама место мрачное, дом мук,Как бы больница, где во всех болезняхСтрадальцев сотни корчились – то в спазмахМучительных, то в судорогах страшных,То в агонии сердца, в лихорадках,Конвульсиях, в падучей, в воспаленьях,В кишечных язвах, коликах жестоких,То в бешенстве свирепом, то в тупой,Недвижной меланхолии, в маразме,В безумном лунатизме, в истощеньи,В терзаньях всевозможнейших зараз,В водянке, астме, тяжком ревматизме;Ужасны были их движенья, тяжкиИх стоны; их отчаянье влеклоОт ложа к ложу, жалких, изнуренных;И, торжествуя, Смерть свое копьеНад ними колебала, отлагаяУдар свой, хоть они ее к себеИ звали, как надежду и утеху.Ужасен был их вид; его снестиМогло б без слез лишь каменное сердце;Адам не удержался и рыдал,Хоть не рожден был женщиной; что былоВ нем лучшего, прониклось состраданьемИ вылилось в слезах, пока, сдержась,Он не вернулся к мужественным мыслям.Хотя с трудом он находил словаДля выраженья чувств, он молвил скорбно:«О, жалкий человеческий наш род!Как низко пал ты, до каких несчастийДойти ты должен! Для чего нам жизнь,Когда ее так грубо отнимают?И для чего такая нам судьба?Когда б мы знали, что мы получаем,Мы жизни дар отвергли бы иль скороПросить бы стали взять его у насИ отпустить нас с миром. Образ БожийТак дивно, так возвышенно воссозданБыл в человеке; для чего ж теперь,Хоть мы и согрешили, он униженВ страданиях таких невыносимых,В бесчеловечных муках? Отчего,Еще отчасти Божие подобьеИмея, не избавлен человекОт этих искажений безобразных,Хотя бы ради образа Творца?»И Михаил ответил: «Образ БожийПокинул их в тот миг, когда ониУнизили его, служа безвольноЛишь жадности своей неудержимой,И сами уподобились тому,Чему служили, – скотскому пороку,Впав, по примеру Евы, в тяжкий грех.Итак, хоть вид их кары безобразен,Но им не образ Божий искажен,А собственный их образ, или еслиВ них сохранился след его, то имиОн искажен, затем что извратилиОни законы здравые природы,И по заслугам гнусная болезньПостигла их, за то, что не почтилиОни подобья Божия в себе».«Я вижу, что ты прав, – сказал Адам. —Но разве нет других путей, помимоТерзаний этих страшных, чтоб дойтиДо смерти и с родным смешаться прахом?»«Есть путь такой, – ответил Михаил. —Лишь избегай излишества, умеренВсегда будь в пище и питье, ищиЛишь сытости, не угожденья чреву.Тогда ты можешь много лет прожить,Чтоб наконец, как плод, вполне созревший,Спокойно в лоно матери упасть;Тогда легко, без резкости суровойРукою смерти сорван будешь ты.Тот поздний возраст старостью зовется.Но для того утратить должен тыИ молодость, и красоту, и силу,Увянешь, станешь телом слаб и сед,И чувства все твои тупыми станут,Утратишь к удовольствиям весь вкусИ юности веселую всю бодрость,Надеждами питавшую тебя,И холод грусти в кровь твою вселится,И будет ею дух подавлен твой,И наконец бальзам иссякнет жизни».Ему наш предок отвечал: «Итак,Не буду я ни убегать от смерти,Ни тщиться жизнь свою продлить; хочуЯ только одного: путем легчайшимСложить с себя то горестное бремя,Которое я вынужден нестиДо дня, определенного судьбою,И буду терпеливо ожидатьДня разрушенья моего». АрхангелЕму ответил: «Жизни не любиИ не питай к ней ненависти также,Но праведно живи, пока живешьТот срок, который Небо позволяет.Теперь иное видеть будь готов».Адам взглянул, и перед ним открыласьШирокая равнина, а на нейШатры цветов различных[197]; между нимиПаслись стада; из некоторых слышенБыл мелодичный инструментов звук —Арф и органов, – и виднелись такжеИгравшие на них. ПрикосновеньеПерстов их легких порождало тоныВысокие и низкие, и стройноОни, сплетаясь, составляли фугу.Поодаль некий человек стоялПред горном и работал: сплавил вместеДве глыбы меди и железа он(Которые нашлись, когда случайноОгонь сожег леса долин иль гор,Открыл земные жилы и, расплавив,Погнал поток горячий в пасть пещер;Иль вымыты они водою были);Затем наполнил жидкою рудойЗаране приготовленные формыИ разные орудья изготовил,А с помощью орудий этих – все,Что можно из расплавленных металловВ различных формах сделать иль сковать.Затем спустились к ним другие людиС соседних возвышавшихся холмов,Где были их жилища. Их наружностьБыла пристойна; добрыми ониКазалися, способными чтить БогаИ явные Создателя делаИ охранять все то, что человекуДает свободу и желанный мир.Недолго те пришельцы по равнинеОдни ходили; вскоре из шатровЯвился пышный хор красивых женщинВ роскошных ожерельях и нарядах,При звуках арф, с любовной песнью сладкойТанцуя, к ним приблизились они.Мужчины, хоть серьезными казались,На них смотрели; взоры их вокругБлуждали; наконец, любовной сетьюОхвачены, все стали выбиратьПодруг себе, каких кому хотелось,И о любви беседа их пошла,Пока звезда вечерняя, как вестникЛюбви, не появилась; с жаром всеЗажгли свой брачный факел и призвалиВпервые Гименея, бога брака,И огласились пестрые шатрыВсе музыкой и шумным брачным пиром.Веселым этим зрелищем любвиИ юности прекрасной, звучным пеньем,Гирляндами цветов – пленилось сердцеАдама: от природы склонен былК веселью он и так с отрадой молвил:«Благословенный Ангел, мне открывшийГлаза! Гораздо лучше этот видИ больше мне сулит надежд отрадных,Чем два виденья первые, где злобаИ смерть и хуже смерти злые мукиЦарили; здесь же, кажется, достиглаПрирода целей всех своих вполне».Но Михаил ответил: «По весельюТы не суди о лучшем, хоть с природойОно тебе и кажется согласным.Для высшей цели, чистой и святой,Ты создан: для того и Божий образИмеешь ты. Веселые шатры,Которые ты видел здесь, – жилищеПорока: в тех шатрах живет потомствоТого, кто брата своего убил.Они весьма прилежны в тех искусствах,Что украшают жизнь; изобретатьРазличные они умеют вещи,Но о своем не думают Творце,Хоть дух Его всему их научает;Даров Его они не признают.Но красотой их племя от природыОдарено; ты видел этих женщин:Подобные богиням, так прекрасны,Так ласковы, так веселы они,Но лишены всего добра, в которомЧесть женщины и слава состоит, —Семейности, хозяйственности честной;Они на то лишь рождены и такВоспитаны, чтоб страсти похотливойСлужить, чтоб только петь и танцевать,Чтоб щеголять, болтать, играть глазами.Знакомясь с ними, трезвые те люди,Жив прежде в вере твердой и простой —За что сынами Божьими их звали, —Утратят добродетель всю своюИ славу ради взоров и улыбокБезбожниц тех прекрасных; будут плаватьОни в блаженстве до поры, когдаВсе вместе поплывут в безбрежном море;Они смеяться будут, но заплатитМир долгими слезами за тот смех».Адам, недолгой радости лишенный,Воскликнул: «Что за жалость, что за стыд,Что те, кто прежде так прекрасно жили,Свернули на превратные путиИ ослабели вдруг на полдороге!Увы, я вижу, что причина бедДля человека все одна и та же:Источник горя – женщина всегда!»«Его источник – женственная слабостьМужчины, – строго Ангел отвечал. —Муж должен лучше сохранять то место,Какое он имеет по умуИ по природным высшим дарованьям.Но приготовься новый вид узреть».Адам взглянул – и перед ним открылосьОбширное пространство – городаИ села, стены, башни и ворота;Внутри кишел народ вооруженный,На лицах всех была гроза войны;Гиганты это были, с видом смелым;Часть тешилась оружием своим,Коней другие гордых укрощали;Поодиночке или став в ряды,То пешие, то конные сражались, —И не одна забава то была.Вот с грабежа толпа вернулась в город,Гоня быков прекрасных и коровС их жирных пастбищ, и стада барановКудрявых, и блеющих их ягнят,В добычу взятых. Пастухи бежали,Едва успев спастись; но помощь имЯвилась скоро; загорелась битваКровавая; полки с полками бились,И вскоре поле, где паслись стада,Покрылось массой трупов и оружьемРазбросанным, в пустыню превратясь.Другие тесно город осадили:Орудья стенобитные, подкопыИ лестницы они пустили в ход;Со стен враги их злобно защищались,Кидая копья, дроты, камни, серуГорящую, – со всех сторон убийство,Гигантские и страшные дела.В других местах по улицам герольдыНесли свои жезлы и созывалиНарод в совет. Вот несколько пришлоЛюдей седых и важных и восселиМеж воинов и речи повели;Но вот меж ними загорелись споры,Противоречья жаркие, и всталМуж средних лет[198], который между всемиНаружностью красивой выдавался,Стал говорить о зле и о добре,О правде, справедливости и вере,О мире и о Божием суде.И стар и млад ему свистали громко,Грозя ему насильем, и схватили б,Когда б внезапно облако, спустись,Его от глаз озлобленных не скрылоИ прочь из злой толпы не унесло.Так, всюду там царило лишь насильеИ угнетенье; меч для всей страныЗаконом был, и не было спасенья.Адам, в слезах, печалью удручен,Спросил руководителя: «Кто этиСлужители усерднейшие смерти?Возможно ли, чтоб это были – люди?Бесчеловечно так распространятьСмерть меж людей и грех того, кто братаУбил, тысячекратно умножать!Над кем они убийство совершают,Как не над братом, – люди над людьми!И кто был этот праведник, который,Когда бы не вмешались Небеса,За правоту свою нашел бы гибель?»И Михаил ответил: «То плодыНеравных этих браков, что ты видел;Когда добро мешается со злом,Хотя они друг друга исключают,То неразумья этого плодыЧудовищны всегда душой и телом.Вот из чего гиганты эти всеПроизошли – великой славы люди,Затем что будет в эти дни вездеОдно считаться славой и геройством:В сраженьях побеждать и покорятьНароды и с награбленной добычей,Как можно больше перебив людей.С триумфом возвращаться; это будетВерх славы; чтиться будут эти людиКак други человеческого рода,Цари, завоеватели и боги,Сыны богов, хотя вернее было бУбийцами назвать их, язвой злой.Вот те пути, какими знаменитостьПриобретаться будет на земле;А то, что славы истинно достойно,В безмолвии, в тиши скрываться будет.Тот муж – седьмой во племени твоем,Который, как ты видел, оказалсяОдин в развратном мире справедливымИ злобу на себя навлек за то,Что лишь один дерзнул держаться правды,Хоть ненавистной всем, в своих речах, —Был Господом причтен к святым; Всевышний,Укрыв его благоуханной тучей,Велел коням крылатым вознестиЕго на Небо; жить он будет с БогомВ обители высокого блаженства,Изъят от смерти; в нем тебе примерНаграды за добро; а остальныеНаказаны за прегрешенья будут,Как это ты сейчас увидишь сам».Адам взглянул – и все переменилось.Утих повсюду медный шум войны,Все обратилось к играм и забавам,К пирам, веселью, роскоши и пляскам;То браки заключались, то корыстныйРазврат царил, то похищали женщин,То тайно любодействовали с ними,С красавицей то здесь, то там сходясь;От кутежей рождались ссоры граждан.Меж них ходил один почтенный муж[199],Который осуждал дела дурныеИ убеждал вступить на путь иной.Он на пирах нередко появлялся,На торжествах, собраньях; побуждалРаскаяться, исправиться; он видел,Что души их плененные живутКак бы в тюрьме, перед судом грозящим:Когда ж увидел он, что все напрасно,Он увещанья прекратил и снялШатры свои и на горах высокихЛес строевой усердно стал рубитьИ из него большое судно строить;В длину, и в ширину, и в вышинуЕго локтями тщательно измерив,Снаружи он покрыл его смолой,А сбоку сделал дверь; запасы пищиОбильно для людей и для животныхТуда сложил и – чудо из чудесПороды все зверей и насекомых,Одни по паре, по семи другиеТуда вошли и по порядку всеТам разместились; сам же муж почтенный,Его три сына и все их четыреЖены туда последними вошли,И Бог за ними дверь ту крепко запер.Меж тем поднялся с юга сильный ветерИ черными крылами стаи тучНагнал со всех сторон небес, а горыНавстречу им сырые испареньяПослали отовсюду. Темной крышейНависло небо; полил страшный дождь,И долго лил он не переставая,И вот водой покрылась вся земля,И, всплыв на той воде глубокой, судноПошло, спокойно волны рассекая;А прочие все твари на землеПогибли в том потопе, и вся пышностьЛюдская очутилась под водой;Безбрежное покрыло землю море,И пышные дворцы, где прежде роскошьВеселая царила, превратилисьВ жилища и приют для чуд морских.И весь род человеческий, недавноЕще столь многочисленный, исчез:Одни лишь судна жители остались.Как ты скорбел, Адам, узрев печальныйКонец потомства твоего, как грустноНа истребленье это ты смотрел!Другой потоп – горячих слез и скорби —Тебя, как тех сынов твоих, покрыл,И, чувств лишась, упал ты; Ангел кроткоТебя, однако, поднял. Снова встав,Подавлен горем, как отец, скорбящийО гибели детей своих и видя,Что разом все погибло, обратилсяТы к Ангелу и жалобно сказал:«Какое горе – это все предвидеть!О, лучше б я грядущего не зналИ нес лишь долю собственного горя,На каждый день назначенную мне!Тогда все то, что я сейчас увидел,На много бы распределилось лет,Теперь же на меня оно все сразуОбрушилось, предвиденьем моимРожденное до срока! Пусть не ищетВовеки человек узнать вперед,Что будет с ним или его потомством!Он может быть уверен лишь в дурномИ бедствия предотвратить не сможетПредвиденьем, а будущее ЗлоНе меньше настоящего послужитЕму к мученью. Но теперь о томЗаботиться, пожалуй, уж излишне:Предостеречь уж некого; немногим,Избегшим наводненья, предстоитОт голода и ужаса погибнутьСреди пустыни водяной. Я думал,Что с прекращеньем на Земле войныИ грубого насилья понемногуВсе к лучшему пойдет: настанет мирИ счастья много дней увидят люди;Ошибся я и вижу, что не меньшеИх портит мир, чем ужасы войны.Зачем все это так? Скажи, небесныйРуководитель мой: ужель теперьКонец для человечества настанет?»И Михаил ответил: «Те, когоСейчас ты видел в роскоши и блеске,Когда-то были первыми в делахОтваги и великих предприятий,Но добродетель истинная имБыла чужда. Пролив потоки крови,Различных много стран опустошивИ покорив народы, славу в мире,Добычу, власть они приобретут;А после наслажденьям предадутся,В излишествах погрязнут, в лень впадут,А вскоре нрав их гордый и причудыМеж них средь мира породят вражду.Другие, завоеванные ими,Войной порабощенные, свободыЛишенные, с ней вместе потеряютИ добродетель всю и Божий страх,Увидя, что в притворном благочестьиОни себе защиты не нашлиУ Бога против их врагов могучих.И скоро охладится ревность их:Они стремиться будут к жизни легкойИ безопасной, светской иль распутной,Стараясь все использовать, что имВластители оставят в этой жизни.В то время будет все еще ЗемляВ дарах своих обильнее, чем нужно,Дабы людей воздержность испытать.Так выродятся все, все развратятся,Умеренность забудут, справедливость,Забудут честность, истину и веру;Останется один лишь человек,Один сын света в этом мрачном веке,И против всех дурных примеров, противСоблазнов и обычаев чужих,Без страха пред упреками, насильемИ гневом – их он будет уличатьВ пороках, им указывать путь правды,Спокойствия и мира; будет имГрозить за нераскаянность возмездьем;И будет он вернуться принужден,Осмеянный, но Бог его отметитКак одного лишь праведного в мире.И вот по указанью Бога онКовчег построит дивный, как ты видел,Дабы спасти себя и всех своихОт гибели в крушении всемирном.И вот, как только он и вместе с нимВсе люди и животные, которых,Спасая, он в ковчег свой поместит,Войдут туда, разверзнутся все хлябиЗемли и Неба; будет день и ночьЛить дождь; из всех глубин польются водыИ океан собой обременят,Из берегов он выступит, и вскореВода покроет даже выси гор;Тогда напором волн сорвется с местаИ та гора, где этот Рай стоит,И зелени цветущей всей лишится,И поплывут деревья по волнамВниз по реке в залив морской широкий,И в море остановится гора,Как дикий остров, голый и соленый,Приют тюленей и крикливых птиц,Чтоб показать, что святости пред БогомИметь не может место, если в немНет праведных людей, его достойных.Теперь смотри, что будет вслед за тем».Адам взглянул: ковчег носился в море,Которое уж стало убывать;Рассеялись и тучи понемногу,Гонимы ветром северным суровым,Который гладь обширную рябил,И выглянуло солнце, жарко греяШирокую поверхность, как бы жаждуСтараясь этой влагой утолить;И вот прилив сменяться стал отливом,Стекали воды тихо в глубину,Которая свои закрыла шлюзы,Как небо окна влажные свои;Ковчег уже не плыл – на дно как будтоОсел он, наверху горы высокойОстановись; и показались вкругВершины гор различных, как утесы.Помчались шумно быстрые потокиЗа морем отступающим вослед,А из ковчега вылетел вдруг ворон,За ним голубка, как второй посол,Надежнейший, за ней еще вторая,Чтоб высмотреть, найдется ль на землеОдно хоть зеленеющее древоИль почва, где б она могла присесть.И вот из них вторая возвратиласьС масличной ветвью в клюве – знаком мира.Затем сухое выступило дно,И патриарх со всей своею свитойСпокойно вышел из ковчега; к небуВоздел он руки и направил взорБлагоговейный, благодарный Богу,И над собою облако узрелРосистое, а в нем дугу большуюИз разноцветных ярких трех полос,Которая мир с Богом возвещалаИ новый Всемогущего завет.И сердце, удрученное печалью,Восторгом вновь взыграло у Адама,И радостно он Ангелу сказал:«О ты, который даль времен грядущихМне здесь, как настоящее, открыл,Небесный мой учитель! ОживаюЯ вновь при этом зрелище: я вижу,Что человек и твари будут житьИ семя их для жизни сохранится.Гораздо меньше я скорблю о том,Что целый мир сынов разврата сгинет,Чем радуюсь спасенью одного,Который будет праведен настолько,Что новый мир Господь произведетЧерез него и весь Свой гнев забудет.Но разъясни мне, что дуга та значит,Которая цветною полосой,Как бровь Господня, распростерлась в небе?Не служит ли ее цветистый крайК тому, чтоб влажных туч предел составитьИ помешать им Землю вновь залить?»Архангел молвил: «Правильно ты мыслишь;Бог добровольно укротил Свой гнев,Хотя еще недавно сожалел Он,Что создал развращенный род людской;Скорбел Он сердцем, видя, что повсюдуЗемля одним насильем лишь полнаИ что вся плоть испорчена живая;Когда же Он всех грешных удалил,Стал столь любезен праведник единыйЕму, что ярость Он Свою смягчил,Решив не истреблять людского рода,И ныне новый Свой завет дает,Что никогда губить потопом ЗемлюНе будет больше, не позволит морюИз берегов на сушу выходитьИ лить дождю, зверей и человекаПо всей Земле обширной затопляя;Когда же тучи Он пошлет Земле —Велит трехцветной радуге явиться,Чтоб люди Божий вспомнили завет.И вот своей обычной чередоюПойдут теперь, сменяясь, день и ночь,Пора посева, время жатвы хлеба,И летний зной, и хлад седой зимы,До той поры, когда огонь всемирныйОчистит все и новые возникнутВеленьем Божьим Небо и Земля,Где будут жить лишь праведные вечно».