Кваздапил. История одной любви. Начало

– Я взрослый, ты нет. Хочешь неприятностей? Если не хочешь, ставлю условие: немедленно одеться и вести себя предельно тихо. Дверь открыть.

Машка скривилась:

– Не строй из себя ханжу. А то мы не знаем, чем вы там с Надей занимаетесь. Мы не глухие.

– Не твое дело, чем мы там занимаемся.

А чем, собственно? Мы-то как раз спокойно спим. И что значит «Мы не глухие»? Это как бы намекает…

Машка думает, что у нас с Хадей в физиологическом плане все кипит и пенится, я сам позволил так думать. Современному «цивилизованному» человеку не понять, что в одной квартире могут жить симпатизирующие друг другу парень и девушка, а ничего физиологически тесного между ними не происходит. Большевистская «теория «стакана воды» дала всходы – большевизм исчез, а теория живет и плодоносит. Переспать – как стакан воды выпить, для Машкиного разумения это более чем нормально. Но это ненормально!

– Если можно тебе – можно и мне. – Прикрывая грудь сгибом одной руки, ладонью второй Машка шутливо влепила мне, «неразумному» братцу, по заднице. – Ты плохой мальчик. Ты обижаешь сестренку. И только попробуй сказать, что это не так.

Захотелось ответить именно в стиле «плохого мальчика» и действительно обидеть сестренку – как «плохую девочку», на роль которой она старательно нарывалась. Как можно не видеть границ, за которые лучше не заступать? Или Машка нарочно выводит меня из себя? Для каких же целей?

Взгляд у меня налился чем-то нехорошим, а дыхание стало тяжелым. Сестренку пробрало. Перестаралась, родимая. Она оглянулась на дверь: успеет ли добежать и закрыться. Чтобы не смылась, я крепко схватил ее за тоненькое предплечье – до боли.

– Завтра же вернешься домой, а сегодня чтобы ни звука, ни намека на что-то такое, за что захочется тебя выпороть, а твоего приятеля выгнать из дома без штанов и денег.

Впервые увидевшая меня таким Машка юркнула за дверь кухни, и я, наконец, вошел в спальню.

Руки по-прежнему жаждали схватить ремень, в груди клокотало.

То, что предстало глазам, все предыдущие ощущения стерло напрочь.

– Наконец-то, – донесся из постели заждавшийся голос, и одеяло откинулось.

Я встряхнул головой. Протер глаза. Ущипнул себя – настолько сильно, что пришлось корчиться и скрежетать зубами.

Из кровати на меня недоуменно-недовольно глядела Мадина.

– Что с тобой? Не пугай меня, Кваздик, в нашей ситуации врача вызывать нельзя.

Я не верил глазам. В той же постели, где прошли счастливейшие часы моей жизни, лежала Мадина с родинкой и естественным цветом волос. Чувственное тело, казалось, только и ждало моего возвращения.

Возвращения?!

Я застыл в ступоре. Мадина ждала.

Разлет бровей. Взгляд откровенных глаз с веером черных ресниц. Перевозбужденные губы. Четко очерченные узкие скулы. Изящные руки. Хрупкая спинка. Длинные стройные ноги. Вкусные выпуклости. И опять – родинка, внимание упорно сползало на нее и на все, что вокруг нее. И на беззащитный пупочек на гладком шелковистом животе. И, само собой, ниже. В комнате, где кроме нас никого не было, никто не мешал мне этого делать. Скорее, наоборот, от моего ошарашенного разглядывания Мадина получала удовольствие.

– Ничего не помню. – Я стоял перед кроватью, не в силах двинуться ни в одну из сторон, куда тянули меня совесть и организм. – Расскажи в двух словах, что случилось.

Мадина без одежды в одной постели на двоих и недавнее Машкино «Мы не глухие» сложились в подобие системы, но общая картинка не вырисовывалась.

– Никогда не слышала, чтобы ссора с сестрой так ударила по мозгам. Ты слишком впечатлительный. И не понимаю, чего ты накинулся на бедную девочку?

– Я просил тебя рассказать, что случилось.

Тон получился резкий, зато действенный. Мадина пожала плечами.

– Ты вышел в туалет…

– Нет, раньше. Вообще. Как ты и я тут оказались.

– О-о, дело плохо. Ложись, пока не стало хуже. Ложись, говорю. Я все расскажу, ты все вспомнишь, и все станет по-прежнему.

Во мне дрались два чувства: опустошенность от неоправдавшейся надежды на чудо и упоение открывшимися перспективами. В определенном смысле, организму сейчас очень приятном, Мадина – не Хадя! Инстинкты бурлили.

Память о Хаде пересилила.

– Я постою. Рассказывай.

– Гасан застрелил Гаруна, Хадя вмешалась и погибла, ты снял мне квартиру. Теперь мы живем тут, пока все не успокоится. К тебе приехала сестра, к ней приехал парень, которому негде переночевать. Если бы ты выгнал его, ушла бы и Маша. Потом ты вышел в туалет…

В этот момент повествования за дверью еще кто-то вышел в упомянутое заведение. Рассуждая методом исключения – Захар. Похоже, это, как с гриппом или смехом, заразно, только начни, и потянутся все – даже те, кто не хотел.

– Почему Машка назвала тебя Надей?!

– Ты же сам придумал по созвучию: Мадя-Надя. Своей маме меня так представил.

Представил маме? Хадю я представил ей как свою девушку. Не может быть, чтобы Мадина понравилась маме настолько же. Но если бы не понравилась, сюда не отпустили бы сестренку.

– Что сказала мама?

– Кваздик, тебе и вправду лечиться надо. Ничего не помнишь? Ложись же, наконец, тебе нужно отдохнуть и выспаться. Завтра на работу не пойдешь, не отпущу.

– На какую работу?

Я еще и на работу устроился? Кем? Куда?

– Таксистом на машине Гаруне. – Хлопнула дверь туалета, и Мадина отвлеклась на звук: – Наконец дождалась. Одну минуту. За это время не забудь меня снова, хорошо?

Она выскользнула из постели и…

– Оденься! – запоздало крикнул я вслед.

– Да ладно тебе, – замерев в проеме двери, Мадина – безукоризненно женственная, роскошная и естественная в своей наготе – оглянулась на меня и с укоризной поморщилась, – ничего нового для себя наша молодежь не увидит.

Снаружи мгновенно разучился ходить обалдевший от открывшейся натуры Захар. В трусах, с отвалившейся челюстью, он держался за ручку двери в кухню, но, кажется, забыл, что делать дальше.

– Привет. Прошу прощения.– Мадина улыбнулась ему и совершенно без стеснения провела руками по своей фигуре: – Ты же не возражаешь, правда?

– Ага. – Он сглотнул.

С грацией танцовщицы Мадина продефилировала мимо него.

Когда дверь за ней захлопнулась, Захар, наконец, заметил меня. Заяц от волка бегает не быстрее, чем Машкин парень исчез на кухне.

На закрывшейся двери провокационно качалась бейсболка.

Происходящее мне крайне не нравилось. Мадина в моей постели – это, в принципе, для меня неплохо, а остальное никуда не годилось. Я же решил быть примерным братом, а чтобы чего-то требовать от сестренки, нужно подать пример. Чему я научу Машку, если моя девушка – Мадина? Вся жизнь пойдет шиворот-навыворот.

Мадина вернулась, я раздраженно захлопнул за ней дверь.

– О-о, – Мадина с заговорщицкой улыбочкой облизала губы, – мы злимся, то есть мне предстоит жаркая ночка…

– Не выходи из комнаты раздетой.

Мадина закатила глаза:

– Опять начинаешь? Мы тему глупого стыда давно закрыли, молодежь у нас современная, зачем выглядеть в их глазах динозаврами?

– Машка – несовершеннолетняя!

– Девочки взрослеют быстрее мальчиков, это общепризнанный факт. И чем она хуже тебя?! Почему то, что можно тебе, другим нельзя?

– Мне плевать на других, она моя сестра!

– А я с Кавказа и сестра кавказца с истинно кавказским воспитанием, но когда ты залез мне под юбку, тебя это не смутило. И признание, что на остальных тебе плевать, не делает чести. Раньше ты хотя бы общими фразами отделывался, от которых на меня и Машу зевота нападала. Кваздик, ты превращаешься в молодого старого деда. Будь проще, не создавай проблем на ровном месте.

За дверью послышался шум. Я выглянул в коридор.

Одетые Машка с Захаром направлялись в прихожую. По пути Захар снял с двери бейсболку и водрузил на предварительно приглаженные вихры. Теперь он выглядел совсем мальчишкой.

И как же мне мириться с происходящим?! А надо. Я сжал волю в кулак и по-родительски строго нахмурил брови:

– Вы куда?

– Захар проводит меня к подруге. – Машка в куртке поверх откровенного топика и шортов присела завязывать шнурки на кроссовках. – Не переживай, через пару часов он меня встретит и проводит обратно.

Случилось то, чего я боялся. «Подруга» – прикрытие, а на самом деле…

Стоп. Связанные с ее уходом события произошли во сне. Я не знаю, существует ли в реальности клуб, куда собралась сестренка. Туда я, насколько помнится, отправился позже приезда Машки к нам на квартиру. Значит, клуб мне приснился. Возможно, это потому, что о нем или о чем-то подобном я читал в сети или слышал разговоры краем уха. От того же Гаруна, к примеру, – не зря же он связан с клубом карточкой и участием в боях. Или членская карточка, как и участие Гаруна – тоже сон?

Насколько помню, я отправился в клуб потому, что обиделся на Хадю, ее отказ толкнул меня сделать назло – провести вечер так, как никогда не позволила бы себе она. Так же поступает Машка, когда родители и вновь объявившийся братец надоедают ей нотациями или, что еще более нетерпимо для сестренки, покушаются на свободу, как она ее понимает.

Нужно поговорить с Машкой о клубе.

Нет. Нужно не дать ей туда пойти. Мне в такое заведение без протекции не попасть, поймать сестренку с поличным не получится. Запрет словами не подействует – это покушение на личную жизнь и надуманную «взрослость». Все, что я могу – не отпустить в ночь «к подружке». Сейчас нельзя ссориться с Машкой, нельзя допустить, чтобы она вышла из квартиры, и нужно при ней договориться с мамой, чтобы родители знали, когда Машка вернется домой, и лично посадить ее на электричку. Именно так обязан поступить брат, который желает счастья сестре.

Надо отменять поход любым способом. Пусть лучше Машка здесь с Захаром развлекается, чем развлекает взрослых дядек и смотрит на «сладкую» жизнь толстосумов. В ее возрасте не понять, что за этим стоит.

– Никуда вы среди ночи не пойдете. – Я вытолкал обоих из прихожей обратно в кухню. – У нас район неблагоприятный. И вообще.

– Санька, ты уверен, что «вообще» – серьезный довод? – подколола Машка.

Она застыла в нерешительности. С одной стороны, ей хотелось куда-то сходить, с другой – я разрешал остаться и действовать в прежнем русле, то есть новых санкций и нотаций по поводу ее поведения не будет. Последнее пересилило.

Машка не была бы Машкой, если б не вытянула из ситуации все возможное.

– Остаемся, но с условием. – Она уперла руки в бока. – Вы перестанете, как сычи, сидеть за дверью и повеселитесь вместе с нами. Кстати, я придумала новую игру, сыграем потом все вместе, такого еще не было: будем играть в карты на одевание!

Я мысленно выругался и развел руками. То, что происходило со мной и на моих глазах, было ненастоящим, так не могло быть. Какой-то сюрреализм, абсурдный абсурд. Игры подсознания. Что-то главное во мне, чего не задвинуть в дальний угол и не усыпить благостно звучащими доводами, не допустило бы случившихся событий – случившихся вроде бы с моего разрешения и даже с моим участием. Помочь Мадине и спасти ее в ситуации, перевернувшейся в моей голове вверх тормашками, я был обязан, она была сестрой друга, но я не мог стать ее парнем. Тем более, я не представил бы Мадину маме как свою девушку. Здесь что-то не то. Кстати, если я не помню, как попал сюда, а помню совсем другое, что не вяжется с происходящим…

Вывод печален. Я сошел с ума или, как минимум, снова сплю. Первое – обидно, потому что оно всерьез и надолго. Если же я сплю – плевать на все, можно, как говорится, отрываться по-полной, и все останется во сне. Во снах со мной чего только ни приключалось, и просыпался я в таких случаях именно после особо отвязных поступков или безумных событий. Чего бы такого натворить, чтобы проснуться? Может, поступить «от противного» – выгнать Машку с Захаром? Они опять закрылись на кухне, бейсболка заняла знакомое знаковое место. Может, ворваться к ним через минуту и, как в одном из снов, дерзкого парнишу выгнать взашей, а сестренку воспитать ремнем?

А если я не сплю?

А если все же сплю – надо сделать хоть что-то.

В приоткрытой двери спальни показалась Мадина. Вот и объект для приложения сил.

– Я говорил не выходить из комнаты раздетой?

– И что? К тому же, на этот раз я не вышла целиком…

Действительно, в проеме торчали только любопытный нос, две кареглазые груди и черные кучеряшки между бедер. Если кому-то этого недостаточно, то мне большего не требовалось, объект и повод найдены. Сейчас найдем способ.

Я надвинулся на Мадину, втолкнул ее в спальню и прикрыл за собой дверь.

– У нас с тобой было все? – спросил, продолжая наступать.

– Конечно. – Она пятилась к кровати.

– Прямо-таки все-все?

– Ну, кроме того, что нельзя. Ты же помнишь, у меня есть обязательства перед будущим мужем…

– Тебе говорили не выходить из комнаты раздетой? – Я опрокинул Мадину на постель и вдвигающимся движением бедер раскинул ее ноги в стороны.

– Кваздик, ты что?! Я закричу!

– Не закричишь. – Моя ладонь запечатала ей рот и прижала голову к матрасу. – Почему ты такая непонятливая? Я же говорил не выходить из комнаты раздетой. Думаешь, мне нравится повторять? Это не так. Плохие девочки должны расплачиваться за свои проступки.

Сознание рыдало в предсмертных судорогах. Я перегнул палку. Нельзя делать то, что я делал, нельзя категорически.

Но того, что происходило со мной и вокруг меня, быть не могло. Я мог снять квартиру для Хади, но никогда не сделал бы того же для Мадины, или снял бы, но не переехал к ней. Я, конечно, дурак, но не настолько. Значит, все это – во сне. Спит сознание, спит совесть, спит душа. На воле – инстинкты. Кто не спрятался – я не виноват.

Картинка в глазах смазалась, все поплыло…

Сны и таблетки

– Тихо, тихо. Все хорошо.

Я лежал в кровати, меня обнимало горячее женское тело и гладили ласковые руки. Голос, несомненно, принадлежал Мадине.

– Маська, – крикнула она в приоткрытую дверь, – брату опять плохо!

Маська?

Я обвел глазами комнату.

Опять сны. Зыбкая реальность растаяла, на самом деле все было по-другому. Мы с Мадиной лежали в съемной квартире, где я, как мне казалось, провел с Хадей незабываемые дни. В коридоре виднелась дверь в кухню, на ручке висела бейсболка.

– Ты снова кричал и бился. – Мадина не переставала успокаивающе гладить меня по голове. – Прежние сны?

Из кухни, подпрыгивая на одной ноге в спешном натягивании нижней части белья, выскочила Машка. Даже не скрывает, паршивка, чем они там занимаются. На вопрос «с кем занимаются» выразительно отвечала бейсболка на ручке.

Сестренка ринулась к нам, сгибом левой руки прикрыв грудь, а правой, когда оказалась рядом, схватив меня за плечо:

– Санька, ты точно выпил вечером все положенные таблетки?

Я проверил одеяло, оно закрывало меня по пояс. Прижавшуюся ко мне Мадину тоже. Впрочем, наша нагота для Машки тайны не составляла. Мадина моей сестры не стеснялась, так же Машка не стыдилась ни ее, ни меня. Обычно так бывает, если присутствующие прошли вместе огонь, воду и медные трубы. Похоже, я долго болел, не приходя в сознание, и сестра с Мадиной ухаживали за мной. Забота оправдывала поведение. Так сиделки не стесняются своих подопечных, а медсестры и врачи – пациентов любого пола и возраста.

Что же было в реальности? Вопрос стоит даже хуже: что было реальностью?

– Таблетки? – переспросил я. – Какие таблетки?

Машка скорбно покачала головой:

– Прописанные твоим психиатром.

– У меня есть свой психиатр?

Сестренка с Мадиной переглянулись. Я понял, что дело плохо. Память отказала в самом необходимом.

Машка объяснила:

– Нам рекомендовали оставить тебя в стационаре, мы отказались. Сначала с тобой здесь была мама, но у нее работа, и пока лето, родители отправили на помощь меня.

В открытой двери кухни встала, глядя в нашу сторону, еще одна фигура. Захар. Он был в клетчатых трусах-боксерах. По сравнению с «одеждой» девушек – верх приличия, хотя в другое время я бы его спустил с лестницы за такое.

– Ко мне приехал Захар, ты помнишь?

– Захара помню, как приехал – нет. Получается, что проблемы с памятью у меня основательные, если мне нужны таблетки и сиделки.

– Не столько с памятью, сколько… – Машка замялась.

Продолжила Мадина:

– У тебя происходит замещение реальности вымышленными фантазиями, ты не всегда понимаешь, где правда, а где продолжение сна.

Значит, вот откуда у странных видений ноги растут.

– Давно это со мной?

– С гибели брата и сестры Мадины. – Машка успокаивающе погладила меня по плечу.

Бедная Хадя…

– Они действительно погибли? Это точно?

– Опять те же сны? – Машка вздохнула. – В бреду ты постоянно убеждал нас, что они живы. Причины каждый раз назывались разные, истории тоже были разные, и ситуации самые дикие, но в твоем сознании они замещали правду. Пойми, после трех выстрелов в грудь не выживают. Гаруна и Хадю похоронили. Ты сам ходил на могилу.

– Только на могилу?

В гроб могли положить кого угодно или не положить никого. На самом деле все могло быть не так. Гарун и Хадя или Гарун либо Хадя могут быть живы и прятаться…

Снова стоп. Опять тот же бред?

– Расскажите, что случилось. В голове каша.

– Ты много дней живешь в вымышленной реальности. Трагедия тебя потрясла, новые эмоции смешались с другими переживаниями. Тебя беспокоит сумасшедший бред, теряется память, снятся невообразимые сны.

Я посмотрел на Мадину. Родинка была на месте. Что только не привидится в больном воображении.

Машка потянулась к картонной коробочке на стуле.

– Выпей еще таблетку, должно помочь.

– Не хочу. – Я отвел ее руку с лекарством. – Пусть голова побудет ясной.

– У тебя – ясной? Не смеши. – Машка вернула таблетки на место и поднялась. – Все равно никто не спит, пошлите чай пить, у нас как раз все готово.

– Да, Сане надо отвлечься.

Как и сестра, Мадина тоже назвала меня Саней. Раньше называла Кваздиком, так пошло с детства.

Детство кончилось. А было ли оно таким, как мне представлялось?

Я достал со стула свои трусы, натянул их под одеялом, на плечи набросил халат. Машка ждала меня, Захар тоже стоял, глядя сочувствующе, как зрячий на слепого. Не знаю, как оделась для выхода на кухню Мадина, меня это не интересовало. В моем бреду нас с ней связало сильнее, чем можно представить, в реальности мне такого не хотелось. Мадина – человек, с которым жаждется провести время, но не жизнь. Гонки в грязи за адреналином – не мое.

В который раз вспомнилось Булгаковское «Он не заслужил света, он заслужил покой». Я недостоин первого, и мне безумно хотелось второго. Покоя. Разве не заслужил?

Видимо, нет, иначе рядом была бы не Мадина, а Хадя. Что-то в моей жизни идет не так, как надо.

Когда понимаешь, что живешь неправильно, жизнь следует менять. Как? Для начала – прекратить сестренкино безобразие. Я резко шагнул на кухню, заранее хмурясь. Что увижу? Измятую лежанку на полу? Горку использованных резинок? Кулаки заранее сжались, сердце замерло.

Самодельный матрас бросился в глаза не первым, внимание до него не дошло вообще.

Кухонный стол по-праздничному раздвинули в длину, на нем лежала девушка, украшенная… правильнее сказать, сервированная. Вместо одежды – разные вкусности, налипшие дольками, горками и кружочками, и шоколадные потеки от ключиц до ступней. Действительно, «блюдо к чаю». Как сказала Машка, «Пошлите чай пить, у нас все готово». Оказывается, чаепитие в сестренкином понимании выглядит так. Кому же из нас требуются таблетки?

Живая «посуда» замерла на полувдохе. Девушка, исполнявшая роль «блюда к чаю» была молода и чуточку крупновата, а в росте намного превосходила Машку. Кожа сияла безупречной гладкостью, формы радовали глаз. На меня, в сторону двери, выставились длинные ноги, на высокой груди и животе, словно поставленные поверх желе, шевелились конфетки, в ямке сходящихся ног колыхалась россыпь мелких цветных шоколадок. В бреду, помнится, проскальзывало что-то похожее.

– Привет, Саня, – сказало «блюдо», голова приподнялась, мне подмигнул хитрый глаз.

Это была Даша, старшая подруга Машки. В топку бы таких подруг, если выражаться нетолерантно. Не будь во дворе старших Даш, возможно, имя-глагол не вмешалось бы в жизнь сестренки так рано и так сильно.

А не чудится ли мне опять? Если включить голову – что это, перед глазами, как не бред? Зачем Машке приглашать подругу? Не для Захара же она старалась, пичкать своего парня подобными изысками – опасная глупость. Происходит что-то не то. Скорее всего, у меня вновь проблемы с головой.

– Саня, прошу к «столу», – позвала Даша.

Вместо ответа я развернулся и направился обратно в спальню.

Ни Машки, ни Захара в коридоре не оказалось, только Мадина – одна, в запахнутом халате. На меня глядели встревоженные глаза:

– Ты зачем вставал? Опять показалось, что в квартире кто-то есть?

Я оглянулся на кухню. Свет выключен, виден сложенный в обычное состояние стол с солонкой на пустой поверхности. В квартире мы с Мадиной были одни.

– Пойдем спать, – она повела меня в кровать.

Я не сопротивлялся.

И все же, что-то в происходящем было неправильно. Почему рядом со мной Мадина, а не Хадя? К Мадине тянуло тело. Я не мог позволить телу решать, с кем мне жить. Я – не тело. Вернее, я – не только тело. Тело – не главное.

– Вот так. Умница. Все хорошо. – Мадина бережно уложила меня под одеяло и юркнула под бочок.

– Тело – не главное, – сказал я.

– Конечно. – Мадина прижалась ко мне и оплела обезволивающими объятиями. – Тело – не главное, главное – не забывать пить таблетки, чтобы в голову не лезла всякая ерунда.

Не ошибиться дверью

Открывшимся глазам предстал потолок шестикроватного «общежития». Дата на телефоне удивила. Не верилось, что цифры на экране не врут. Сколько же всего вместила одна ночь. Точнее, сны одной ночи.

Сегодня на съемной квартире друга отмечают окончание сессии, я тоже приглашен. Пора собираться, чтобы успеть к началу.

Я вновь закрыл глаза. После такой вереницы снов идти на вечеринку к Гаруну? Увольте.

Сокомнатники занимались своими делами, никто не обращал на меня внимания. Игорь с Артуром сидели на кухне, Тимоха и Филька – в телефонах, лежа в кроватях. Я умылся, перекинулся парой слов с Филькой, выпил чаю и повалился обратно на постель. На этот раз в руках был ноутбук. Уставив его на животе, я несколько часов тупо «мочил» врагов в какой-то «стрелялке». Затем захотелось проветриться.

Лишь подходя к знакомому дому, я понял, куда принесли ноги. Глянуть, что ли, одним глазком? Мадина и Хадя могут выглядеть совсем не как во сне. Их может вовсе не быть на вечеринке, это праздник четверокурсников, и, от греха подальше, Гарун, наверняка, отправил сестер к родственникам.

Уже темнело, и невероятные события снов, окажись вещим хотя бы один, давно сломаны. Я не видел ни Хадю, ни Мадину, не разговаривал с Настей. Судьба пойдет путем, о котором мне неизвестно. Вот и славненько. Случившаяся в голове любовь к Хаде не имеет с реальностью ничего общего, а жить надо настоящим.

Я пересек двор, прошел еще пару кварталов и решил, что пора возвращаться домой. Шестикроватная съемная квартира – это, конечно, не родной дом, но, в любом случае, там спокойнее, чем под окнами возможной любви и невозможной драмы.

Или можно уехать по-настоящему. Здесь, в областном центре, меня ничто не держит, собрать вещи – дело пары минут. Я ускорил шаг…

– Кваздик! Как здорово, что я тебе увидела.

Настя, «отношения» с которой у меня были только во сне, а наяву мы оставались просто сокурсниками, придерживала вдрызг пьяную Люську.

– Помоги отвезти подругу домой, одной мне не справиться.

– Я тороплюсь.

Вдоль улицы включились фонари, деревья отбросили корявые тени. Тени Насти и безжизненно привалившейся к ней Люськи слились в одну, похожую на осьминога, пытавшегося уползти от наступивших на щупальца девиц.

Рядом с нами остановилось вызванное такси, водитель поморщился, глядя на непрезентабельных пассажирок, но от заработка не отказался. Выйдя из машины, он открыл заднюю дверцу.

Настя осталась на месте:

– Ну Ква-а-аздик… Я когда-нибудь тебя о чем-то просила? В первый и последний раз. В долгу не останусь.

Многозначительная концовка. В каком бы смысле ни сказано – оно мне надо?

– Говорю же – тороплюсь.

– Помочь? – раздался сзади гортанный голос.

Султан. Его покачивало. То ли хорошо поддал, то ли обкурился.

Как бы я ни старался вырваться из канвы снов, меня упорно тянуло в ту же воронку. Если закрутит – в финале вновь будет драма. Не хочу.

Настя глядела на меня с надеждой. Я остановился. Отпускать девчонок с неадекватным кавалером было не по-человечески.