Кваздапил. История одной любви. Начало

– Здесь уже помогают. – Вздохнув, я подхватил Люську с другой стороны и влез с ней и Настей в такси.

– Куда едем? – осведомился шофер.

– До площади, – распорядилась Настя, – там покажу.

Султан шагнул на асфальт перед машиной:

– Подождите.

Обойдя машину, он постучал в окно водителя, и в приоткрывшуюся щель упала крупная купюра:

– С ветерком и без проблем, ясно?

Когда одинокая фигура скрылась вдали, Настя выдохнула.

– Пронесло. Спасибо тебе, Кваздик. Теперь налево.

Последнее предназначалось водителю.

У одной из высоток в спальном районе мы вышли, обернутое в куртку безвольное тело заняло место у меня на спине. В лифте мы молчали.

Звонок в нужную квартиру ничего не дал. Настя постучала – сначала фалангой пальца, через минуту – кулаком.

Из противоположной двери выглянула пожилая соседка:

– Павел Евграфович с Ольгой Георгиевной на юг уехали, квартиру этой шалаве оставили, надеялись, что у нее совесть проснется. Нечему там просыпаться!

Соседская дверь с грохотом захлопнулась.

Настя порылась в сумочке подруги. Два ключа со связки подошли, перед нами раззявилась пасть прихожей.

– Вноси. – Настя посторонилась. – Клади здесь, в коридоре.

Загорелся свет. Мы разулись и разули подопечную. Я помог избавить Люську от куртки. Напарница взялась за низ Люськиного платья:

– Ну?

Приподнятое за подмышки тело безучастно принимало все, что с ним делали. Стянутое через голову платье вместе с курткой отправились в пакет, затем Настя включила воду в ванной и оглядела оставшуюся в нижнем белье подругу.

– Поднимай.

События развивались в точности как во сне, сплошное дежавю. Подхватив Люську под спину и колени, я перенес выскальзывавшее из рук тело в ванную комнату. Опущенная в воду прямо в белье, Люська не реагировала на новые обстоятельства. Настя взялась за ее запачканный лифчик. Я отстранился:

– Я еще нужен?

Настя недовольно обернулась:

– А сам как думаешь?

Я ничего не думал, я вспоминал. Снов было много, и тот далекий, где мы с Настей транспортировали домой пьяную однокурсницу, закончился жарким секс-марафоном с фигуристой звездой потока. Из подробностей между транспортировкой и телесным буйством память сохранила только факт фотосъемки, позже в других снах он сыграл со мной злую шутку. О чем мы говорили и как из вертикали перешли к горизонтали и прочей геометрии, сведений в голове не осталось. На всякий случай я вышел за порог ванной комнаты, краем глаза следя, как Настя лишала приятельницу предпоследнего прибежища скромности. Запятнанный лифчик отлетел и звонко шмякнулся на пол. Поддерживая под голову, Настя омыла безразличную к происходившему Люську, дело дошло до нижней части белья. Пара неудачных попыток закончились встречей Люськиного затылка, а затем лица с эмалированным чугуном. Принесся недовольный оклик:

– Ну где ты? Не видишь что ли? Помоги.

Я продел кисти под болтавшиеся руки и резко выдернул Люську из водяного плена. Волна брызг окатила не успевшую увернуться Настю.

– Прости…

– Думать надо, прежде чем делать!

– Хороший совет. Все бы ему следовали – мы здесь не корячились бы.

Настя пропустила нравоучение мимо ушей.

– Подними над ванной и держи.

Она стянула с провисшей жертвы текущие ручьем трусики, Люська была омыта из душевого шланга, вокруг летели брызги. На меня вскинулся насмешливый взор:

– Не жалеешь, что поехал?

– Не переводи стрелки.

Настя не поняла.

– Объясни.

– Выгодоприобретателем ситуации ты выставляешь меня. На самом деле мое присутствие нужно тебе. Окажись на моем месте Султан, и помощь тебе понадобилась бы другая.

– Слишком много о себе воображаешь.

– Можно поменяться, еще не поздно. Один звонок Гаруну с просьбой позвать Султана и адресом, и через пять минут твой приятель будет здесь.

– Он не мой приятель.

– Делаем вывод: в данный момент мое общество приятнее и надежнее.

В Настиных глазах мелькнуло что-то несогласное, но пикироваться со мной она не стала. Висевшим на двери полотенцем Настя вытерла тело подруги, затем выжала белье и побросала его в пакет с другими тряпками.

– Тащи в спальню. – Ядреным боком Настя толкнула меня в сторону выхода.

Я перехватил Люську под колени и спину – бояться намокнуть было поздно, с меня сейчас текло не меньше, чем с каждой из девушек.

Настя открыла дверь, зажгла свет и, опередив медленно шагавшего меня, сдернула с широкой кровати покрывало:

– Клади сюда.

Я аккуратно разместил вялую звездочку на постели, одну за другой ловя валившиеся конечности и укладывая в приличную позу спящего человека.

Настя задумчиво стояла позади меня.

– Не так я думала провести этот вечер, но ничего не поделать. Я благодарна тебе за помощь, и мне жаль, что сломала твои планы.

– Не за что.

– Надо обсохнуть. Сделаем это красиво и интересно. Когда я говорила, что в долгу не останусь, ты представить не мог, насколько я умею быть благодарной. – Настя достала из своей сумочки колоду карт. – В какие игры умеешь?

– В «подкидного».

– Нудно и долго. Давай просто по одной карте. У кого карта слабее, снимает с себя одну вещь. Или с другого, если тебе так больше понравится.

Я судорожно сглотнул. В отличие от снов, в реальной жизни мне с девушками, как правило, не везло, а с такими, как Настя и Люська-Теплица, не везло особенно. Вечер обещал быть томным, как говорят в таких случаях. Начнем с игр на раздевание, а когда два свободных разнополых человека останутся в закрытом помещении обнаженными, остальное случится само. Все бы хорошо, но череда событий во снах задела некие струны души. Прежде казавшееся нормальным теперь таким не казалось. Что привело к трагедии в моих снах, как не привычная современному человеку погоня за удовольствиями?

Нужно определиться с приоритетами. Встань передо мной выбор – ночь с Настей или жизнь с Хадей – куда склониться?

Далекое «потом» кажется призрачным, хочется яркого «здесь и сейчас», но «хочется» – не критерий для судьбоносных решений. Какое из решений более судьбоносное, какое менее – человек не знает, а в целом человеческое счастье не равно набору воспоминаний, которые люди перебирают в одиночестве, как набор красивых открыток. В итоге – одни счастливы, а у других есть набор открыток. Разница в том, что вторые с первыми с удовольствием поменяются, а желающих сделать наоборот не найдется.

Я задумчиво протянул:

– На днях собираюсь сходить в «Мурадости»…

– Что это?

Не знает! Поход в клуб мне тоже привиделся! С души очередной камень свалился.

– Не важно.

Я направился к выходу.

– Кваздик, ты ошибся дверью, – улыбнулась Настя.

Она указала мне на дверь туалета в другой стороне.

Я улыбнулся в ответ:

– На этот раз – нет.

Матрешка

Все затянулось… Пошло трещинами… Размылось…

Ну и сны у меня сегодня. Один внутри второго, а тот внутри третьего, и так далее. Такое бывало и раньше, но хотя бы на разные темы, а эти, перекраивая реальность на все лады, разбередили душу. Сейчас я снова был в квартире родителей в знакомой с детства постели. На стенах – обои в полоску. Плакаты с музыкантами над Машкиной кроватью. Яркий свет из окна.

Я лежал на спине и смотрел в потолок. Просто лежал. Просто смотрел. Где-то могли рушиться империи, свергаться правительства, начинаться войны, а в родном доме все было по-прежнему: тикали часы, на кухне ритмично капало из прохудившегося крана. Ничто, кроме этого, не нарушало царившей в квартире тишины. Машенька упорхнула погулять с Захаром, мама с папой на рассвете разошлись по работам, чтобы вновь встретиться за поздним ужином.

После всего, что приснилось, заснуть не удастся. Я отправился готовить кофе. Двойная доза кофеина прочистила мозги, а когда я мыл за собой чашку, раздался звонок в дверь.

Гарун? Вернувшийся со свадьбы, он много дней меня избегал, сообщения и звонки оставались без ответа. А в ночных видениях…

В голове роились и наползали друг на друга картинки из снов. Повернись жизнь по-другому, любой из них мог оказаться правдой, или произошло бы еще что-то, на что моей бедной фантазии не хватило. Мир богат на выдумку, ни один писатель не придумает такого, что случается с людьми сплошь и рядом. Для сегодняшнего меня вывод прост: никто не знает, кто пришел, и если это окажется Гарун, то все равно неизвестно зачем он пришел и есть ли с ним кто-нибудь.

Душа надеялась на чудо. Разум понимал, что чудес не бывает. Мои сны – просто сны. Игра воображения. Не больше.

И разум прав. Он всегда прав, даже когда его правдой хочется вскрыть себе вены.

Чудес не бывает. С этим нельзя не согласиться, если ты в трезвом уме и твердой памяти. Чудо, случившееся по недосмотру высших сил, переходит в разряд фактов и перестает быть чудом, поэтому «чудес не бывает» – аксиома.

И все же настоящие чудеса случаются, несмотря ни на что. Вопреки логике и назло смерти. Надо просто верить.

Говорят, надежда умирает последней. Наверное, это правда. А Любовь – именно такая, с большой буквы, то есть не женское имя, а настоящее чувство – не умирает. Она изначальна и всесильна, это мы все – неразумные и до времени (а некоторые, к сожалению, до смерти) бессмысленно-бестолковые приложения к ней.

Моя любовь всегда будет со мной, даже когда меня не будет.

Вопреки здравому смыслу хочется поправить себя: не «когда», а «если».

Я верю: чудеса случаются. И вовсе не по чьей-то воле. На самом деле все зависит от нас. Всегда и все зависит только от нас, даже если кажется, что мы ни при чем.

При чем.

Я распахнул дверь:

– Привет!

***

«Немощная мысль обратилась к ходу событий, и слабый ум, не искушенный в сочинительстве и составлении, вопреки замерзанию и затуханию возжег огонь сущности, хотя высокому помыслу и пылкому нраву подобало путем познания научных истин и тонкостей постигаемого и постигнутого заняться раскрытием сокрытого и выяснением истин и предоставить ристалище испытания скакунам совершенства и точности. Когда газель родинки калама раскрыла мускусную железу в мечтах об этом начертании и распространяющее аромат амбры перо заблагоухало при аромате нашего намерения, автор от всего сердца заложил в основу сочинения столько правдивости, чтобы, подобно Хизру, черпать воду жизни из сладостного источника – Золомата чернильницы, и прояснить перед взором проницательных сущность рассказа и предания в возможно более простой форме, дабы родниковую воду сути повествования и мысль ясную, как утренняя заря, не замутили диковинные метафоры и вычурные эпитеты и сравнения».

Шараф-хан Бидлиси «Шараф-наме»