Запах Солнца

Вечер начинался с чашечки кофе, который она брала с собой на заправке «Газпром», и скорость в темноте, и ветер, мерцающий сквозь огоньки, и никто не знает, где сейчас она и зачем она едет. В магазине обычно она покупала: перламутровых ангелов для учительниц доченьки, но только для самых любимых, изумрудные и ярко-желтые цвета мать-и-мачехи полотенца на 8-марта для них же, точнее, оранжевую подушечку в виде очаровательной кошечки, которая так хитро улыбалась, что ее просто невозможно было не купить, и мама потом долго улыбалась в душе, уже зная, кому из учительниц ее подарит, ну а разноцветные полотенца – уже для гаммы, чтобы подчеркнуть её оранжевый цвет, ну и так далее – ещё каких-там мелочей, она все равно обо всем этом начисто забывала и никогда не могла вспомнить, что она подарила.

Всему этому она научила и доченьку.

Но однажды мама решила сходить за подарками с утра, и вот что она узнала. Дело было так. Каждое утро, завезя Любунечку в школу, мама ходила на фитнес, потому что она дала себе слово, что с годами будет становиться всё красивее и красивее. И вот один раз она так проголодалась после тренировки в зале, что решила спуститься двумя этажами ниже пообедать. А фитнес-клуб располагался в шикарном комплексе на 6-м этаже, где были и магазины, и рестораны, и кинотеатр, так что, чтобы поесть, надо было просто спуститься с неба немножко на землю, но не до самого конца. И вот мама вышла из лифта – и первое, что она увидела – свой любимый магазин платьиц для девочек «Маленькая Леди», который мама просто обожала за то, что там продавались такие волшебные платья, о каких мама сама все детство мечтала, а она одевала свою Любунечку, как Принцессу. Мама тут же забыла, что она хотела есть, и пошла рассматривать платья. Но когда она перебирала нежно-зелёные пышные платьица, что зелень курчавой березки, невесомо-розовые, что прожилочки ветреницы среди леса на солнце, по-королевски белые пышные платья, что лепестки белых пионов, – она вспомнила о том, что ещё один детский наряд уже не поместится в доченькин шкаф, который недавно сделали на заказ специально, чтобы разместить Любунечкин великолепный гардероб. И тогда мама решила, что купит доченьке на следующий год школьную форму, хоть и стоял еще только март месяц.

Мама купила: четыре блузочки, такие с кружевами, с жабо и с красивыми манжетами, а также с воротничком-стоечкой – с брошкой на синей ленточке, темно-синий галстучек, украшенный стразинками в виде листочка, тёмно-синий в темно-зеленую клетку сарафанчик с кружевной юбочкой, – просто не девочка будет, а конфетка, – и настоящую жилеточку с атласными лацканами – чтобы все знали, что мы в школу пришли! Выйдя с тремя пакетами школьной формы, мама увидела по соседству магазин духов «Голливуд», где продавались её любимые запахи, и решила зайти и в него. У неё был секрет, – она покупала себе не женские запахи, а мужские, но поскольку она была красивая женщина, все думали, что так и надо. Она любила мужские духи, потому что они пахли как-то чище, прямее и правильнее, чем сладковатые женские, даже в свежие запахи парфюмеры умудрялись засунуть какую-нибудь благоухающую ноту, а маме нужен был только запах соленого ветра – и ничего больше, и когда мама душилась такими холодными, как дождь, и дерзкими запахами, – очень хотелось пойти и совершить что-то великое, а она это тоже очень любила. Она и сейчас купила сразу три флакончика «Antonio Banderas», «Burberry «Weekend» и «Acqua di Gio for men» – это был самым правильный запах свежего ветра на свете, который она знала.

И тут вдруг за витриной с разноцветными флакончиками промелькнул такой знакомый сапожок, а потом показался ярко-розовый цвета фламинго рукав курточки ее доченьки. Это была Любунечка! Откуда ни возьмись посыпались её подружки и из разных мест магазина из-за разноцветных бутылочек высыпалось 11 её подружек, все в разноцветных курточках, с улыбками во весь рот и с разноцветными коробочками в руках! Оказалось, что это Любунечка объявила конкурс на самые красивые тени, купленные в магазине духов «Голливуд», все подружки должны были сдать свои тени Любунечке и та через неделю выбрать победительницу и премировать её фотосессией в собственном исполнении.

А всё дело было в том, что ровно неделю назад Любунечка с мамой собирались поздно вечером на фотосессию «Райские Птицы» в студию «Леона-стейдж», и поскольку мама была очень усталая, а Любунечка очень любила собирать свою маму, то она решила собрать для мамы всю её косметику, достала её с маминых полочек в ванной, и когда на вопрос мамы «А где моя косметика?» – она стала показывать маме, что она для неё уже все подготовила, – то случайно уронила на кафельный пол мамины любимые тени, которые все дружно высыпались из баночки. Мама расстроилась, ведь это были ее любимые изумрудные тени «Christian Dior», она пользовалась только этой косметикой, но она сказала, что новые сейчас покупать не будет, потому что нужно строить загородный домик. Мама так расстроилась, потому что без этих теней себя не представляла, но изо всех сил старалась не подать виду. Но Любунечка все поняла и перед сном обняла мамочку и обещала, что когда она вырастет, то купит ей миллион таких вот теней.

И тогда Любунечка придумала конкурс среди подружек на самые красивые тени, а все эти тени она хотела подарить своей маме на ее День Рождения 16 марта, и специально для этого было решено было прогулять всей компанией школу, а потом ещё устроить в ресторане «Кукумбер» девичник.

В общем, в ресторан они пошли уже вместе с мамой, и пока мама заказывала на всех шашлыки и томатного соку, девочки посовещались и решили подарить ей все чудеса прямо сейчас, ведь девочки, когда что-то задумают, не могут ждать ни минуты. Мама была счастлива. Никогда ещё у неё в руках не оказывалось сразу 12 теней самых разных оттенков, включая Любунечкины, от солнечно-оранжевого, как подушечка с кошечкой, до серо-жемчужного. Были даже тени цвета индиго и дымчато-зеленые – цвета маминых глаз. В подарок для каждой девочки тут же придумали приз – фотосессию, и стилистка Таня должна была красить девочек именно тем цветом теней, который они подарили, а Любунечкина мама снимать их в декорациях «Сад, где Цветы говорили».

Таким образом, родилась знаменитая выставка «Сад, где Цветы говорили или рядом с Ангелом», которая в сентябре прошла в Петербурге в зале «Баккара» Империал-отеля «Талион», открывал выставку Русский Музей, а почетный член Венской Академии Изобразительных Искусств, Генрих Краузе, специально приглашенный на выставку, сказал: «Наталья Порядина – это, несомненно, явление современного искусства, которое войдет в историю. Ведь от ее фотокартин веет запахом роз».

Никто не знал, что эту выставку подарила маме её любимая доченька Любунечка, главный ангел её жизни, которая станцевала под «La Boheme» на торжественном открытии выставки.

16 марта 2016 г.

Следы Стопочек

Завтра великий день. Я еду собирать первые весенние цветы. Они мне уже приснились во сне. Их надо искать по дороге на Колышащиеся от Ветра Холмы.

Во сне белые котята у нас во дворе, что через две недели превратятся в шарики вербы, поведали мне, что уже ходила по земле весной Богородица, искала травинки, чтобы сделать из них да из трепета леса букетик счастья на небе, завязав его ленточкой из дождя, и потом наклонять этот букетик над землёй, чтобы из него просыпался чудесный ветер первых ароматов и зацвели все деревья.

И вот когда Она ходила по земле, вслед за Её стопочками расцветали цветы, жёлтые, смущенные и пытающиеся спрятаться в своих солнечных лучиках, ведь они не понимали, откуда они пришли на землю. Они пахли отблесками Рая и дитячьей нежностью и ещё чём-то таким неуловимым, чего нельзя передать – солнцем, когда его обнимает и целует в лоб небо перед тем, как послать на землю, они пахли твоей подушкой и запахом твоих невесомых снов.

Больше на Колышащихся от Ветра Холмах, кроме этих цветочков, ничего не было, но все птицы уже знали, что Богородица оставила следы Своих стопочек здесь под утро, и наблюдали из лесу, только стеснялись подойти.

Я принесла тебе несколько этих капелек божества, собирать их надо было в полдень, когда светит солнце, и они стоят, внимая ему всем телом и раскрыв пушистые ресницы. Я спросила: «Вы поедете со мной к моему любимому?» – они сказали: «Да, да, он нам споет свои дивные песни».

Я приезжала походить по весне за Богородицей вслед, улыбнуться Ей сквозь мысли и облака, сказать спасибо за доченьку. Облака были такими нежными, тёплыми, живыми, что рукой подать – и дотронешься до этой дымки, след от дыхания Богородицы, продолжение Её взгляда, поцелуй Её уст.

На обратном пути я уехала в Ленинградскую область, потому что никак не могла развернуться, шоссе вело только в ту сторону, а в обратную дороги не было, и только к обеду я поспела к тебе, заодно забрав из школы дочурку.

30 марта 2016 г.

Ручки и пяточки доченьки

Когда мы с тобой умрем, то мы просто вынырнем из воды на том берегу.

Там будут петь птицы. И мы с тобой вместе с ними будем оттуда петь колыбельные нашим внукам.

Там весь мир под ногами просвечивает, как сквозь тонированное стекло, через которое доступ только с одной стороны. А ведь иногда в солнечные дни здесь, на земле, сердце замирает оттого, что кажется, будто видишь, кто сейчас там, за стеклом, и так и хочется помахать им рукой.

И мы оттуда будем целовать ручки и пяточки нашей любимой доченьки, наших внуков и внученек и шептать им всякие ласковые слова на ушко и гладить по волосам каждое утро и на ночь.

Чтобы ей не было так тяжело, мы будем там стирать ей и её деткам футболочки и оттуда пересылать их на голубом шарике. По праздникам мы будем слать ей желтые и зелёные конвертики с открыточками, а у неё в телефоне всегда будет наш номер, чтобы можно было написать нам сообщение, но только в одну сторону. Отвечать мы ей будем цветами, фиалками и жёлтыми крокусами.

Интересно, собирают ли наверху по весне цветы? Если да, то это те самые цветы, которые, как роса поутру, рассыпаны потом по весенней земле.

Мы будем делать уроки за наших внуков, вот придут они из школы, сядут пописать – а все уроки уже сделаны – и можно идти в «Буше» или в боулинг.

А боулинг – это когда у нас там наверху дают салют, то на земле сейчас боулинг. Когда у нас там тихо мерцает небо – то здесь на вечернем небе всходит Луна, – это значит, что мы там сейчас улыбаемся и желаем всем спокойной ночи. У нас Луны нет, вместо нее только лунная дорожка сквозь божественно девственные облачка струится и замирает на небе.

Там нет разницы между оригиналом и его отражением, между улыбкой ангела в тихом облаке и мимолетным движением рыб в нежной поступи вод. Все одинаково отражает друг друга, все сквозит первозданным откровением Божества и его неземным перезвоном в весеннем прикосновении…

Белые лошади летят, как белые перья, развеваясь на ветру волной брызг, ветер просвечивает музыкой звёзд, море пахнет дождём.

Наши души с тобою дымятся солнечным теплом, что огнедышащие лужи после дождя, и отражают тончайшие тени колокольчиков среди нагретой травы.

Сонм запахов, отблесков, воспоминаний, переплетений…

Запах твоей подушки, сплетённый с ранним утром, когда я только что проснулась, чтобы тебя поцеловать. Самое большое счастье – это обнять тебя поутру. Вечерняя ванна, которую мы наливаем для доченьки, пока вечер скользит закатным поцелуем по окнам и сороки над дорожкой в парке играют на дереве на свирели.

Дождь согревает, от дождя расцветают стихи, души наших потомков и радужные блики на крыльях стрекоз. Там от одного полёта этих ангельских крыльев рождается музыка, которую ветер доносит потом до земли.

И она ниспадает на землю в светлом шепоте дождя, в солнечной лавине тепла и трепета, что вдруг просочится и хлынет через окно, в твоих глазах, когда я забираю тебя по вечерам после заседания кафедры и от тебя так упоительно пахнет коньяком. Я так обожаю этот запах, когда им от тебя пахнет, что сижу и жду тебя в машине на автобусной остановке, кажется, только затем, чтобы сейчас вошла ты и я бы снова его ощутила, и это как-то неуловимо связано с ледоходом, идущим через Неву, с корюшкой, с бездонным, отдающим светом сумасшествия, синим вечерним небом, со светящимся кораблём, желтым-желтым на фоне темно-синего неба, что стоит на другом берегу Невы у моста и сияет всеми окошками, чтобы сквозь них запомнить нашу с тобой весну.

Я всегда считала, что на земле больше запахов и звуков, и мне всегда было жаль расставаться с этими звуками. У меня и сейчас ощущение, что я стою по ту сторону и уже машу вдаль. Но небо и вечерние запахи весны, окаймленные солнцем, не могут не говорить мне, что там звуков и запахов больше, и солнце и небо не могут этого не знать. Все знаки и отблески – все суть отражения одного и того же невечернего света, нездешнего, негаснущего никогда, живущего такой многоликой трепещущей и светящейся жизнью, что наше дело – только это по здешнюю сторону наблюдать – и иногда догадываться, как это выглядит с другой стороны.

Больше всего на земле я люблю, когда вечерний тёплый дождь гладит синие-белые спины троллейбусов, нарастает и стихает влажный перебор шин, о, этот звук, а по потолку в тишине пролетает и прячется тень вдруг мелькнувшего внезапного светлячка, выглянувшего из любопытства посмотреть на фейерверк брызг из-под колёс и на миг озарившегося чем-то таким знакомым и родным, пока его не позвали обратно.

В такие вечера мы выходим с доченькой под дождём в магазин покупать ей мороженое и выигрывать магнитики с собачками в автомате. И только Бог знает, сколько её секретов я в такие вечера узнаю.

Мы построим здесь наш домик с тобой, потому что там мы с тобой по вечерам гуляем по аллеям по парку, чтобы посмотреть, как играют на освещённой вечерним солнцем наши внуки в красных панамках.

Ты поешь мне песни там, и я иногда пою тебе тоже, потому что здесь мне так тщательно запрещалось тебе петь, и чтобы спеть тебе песню на земле, за неимением слуха и голоса, я забиралась под лестницу с чашечкой кофе в роддом на Фурштатской и пела оттуда, тогда, когда мимо проходят врачи, и когда они оборачивались и шли посмотреть, кто поёт, быстренько пряталась под лестницу обратно, так что, если бы не запах кофе, меня бы никто никогда не засек. Какая актриса пропала! Потому что, если бы я умела петь хоть на грамм, я бы тут же вышла на сцену, а не разгуливала бы по весенним набережным Фонтанки, отдав нашу доченьку на балет, чтобы никто не услышал, как я пою.

Наверное, там, когда у меня будет побольше времени, я наконец-то научусь заплетать доченьке французские косички, которые обычно заплетает ей парикмахер в салоне красоты на первом этаже нашего дома, потому что при маме у доченьки вечно спереди вылезают волоски, я кляну себя, но никак не могу с этим справиться.

Доченьке, наверное, позаплетать косички я уже не успею, тогда буду с утра до вечера заплетать наших внученек и тебе их показывать, ты только не уходи от меня первым. Потому что я ещё не научилась дышать без тебя ни минуты и не могу даже осознать, что я – это я – в твоё отсутствие.

И все мои влюбленности на этом свете – это когда я выезжаю встретить тебя, пьяненького, но такую влекущего, под вечер, и привожу тебе мандаринов.

А веточки берёзки, расцветшие у меня на окне раньше времени – это пяточки и ручки доченьки, которые я целую с того света.

И у меня все время комок стоит в горле от счастья, что я живу рядом с тобой, что я просыпаюсь рядом с тобой каждое утро, я и умру с этим чувством.

Дай мне руку на том берегу и пойдём вместе по аллеям смотреть, как наши дети пьют вечерний чай, заваривая его с березовыми почками и листьями черной смородины, которую мы прошлой весной с тобой для них посадили…

7 апреля 2016 г.

Секретная сцена № 37

Один раз мы с доченькой выступали во дворце на сцене № 37 – дочурка танцевала там нежно-зеленый листочек под музыку Далиды. И пока она репетировала, я подняла голову на шедевральнейший наборный потолок, весь перетекающий резными квадратами дерева из одного в другой, и обе мы стали вспоминать, как в первый раз мы смотрели в этом зале представление на Новогодней елке, когда дочурке было два года. Главную роль играл ее любимый мальчик Родик, который сейчас совсем вырос и поступает в Театральный институт.

На следующий день после выступления, когда мы проходили мимо, а там снова шел концерт, я вдруг поняла, что теперь мы знаем дверь, через которую можно пройти за кулисами театра и выйти в любой момент на сцену.

И теперь каждый раз, когда мы приходим во дворец, мы сначала выступаем на сцене с каким-нибудь концертным номером, а потом уже идём дальше.

Мы ставим каждый раз новые спектакли, они всегда о нежности, но каждый раз – о разной, как погода. Ведь не так важно, о чем спектакль, главное – поклониться небесам.

Мы обычно проигрываем наш новый спектакль в пустом зале и нам внимает только любимый наборный потолок, но если там идёт какой-нибудь концерт или показывают военный фильм – и моя доченька выходит станцевать на сцену свой гимнастический номер, и среди поля боя, среди двух вражеских лагерей в окружении пушек и рвущихся снарядов танцует маленькая девочка – Зеленый Цветочек, – и все ветераны думают, что это так надо, и плачут от счастья. Только пусть никогда больше не будет войны.

Все так уже привыкли к нашим номерам, что посреди любого концерта мы можем случайно прийти на сцену и случайно выступить, что специально берут на нас билеты.

Но мы приходим не всегда, потому что у нас очень строгая балетная преподаватель, и она говорит, что ребёночка нужно оставить в покое, пока она не вырастет и сама не распустится, как прекрасный цветок из бутона.

И я обещала ей подумать над тем, что она мне сказала. Ведь преподавателей надо слушаться, иначе никогда не создашь свой собственный самый лучший на свете театр.

20 мая 2016 г.

Что надо искать в Париже

Один раз моя доченька заснула вместе со мной, и так всю ночь толкалась попой, что к утру её попу я отправила в Париж. Но поскольку попа нам была необходима, то пришлось лететь в Париж на самолёте, чтобы её забрать обратно.

Подлетая, мы увидели вереницу белых крыш. На каждой крыше в Париже кто-то пил кофе. Это нам понравилось больше всего. Мы решили приземлиться.

На Елисейских полях были в самом расцвете деревья сакуры, и мы пошли гулять. Они стояли арками и дивно пахли. Однако, доченькину попу мы почему-то не нашли, ведь нельзя забывать, за чем мы прилетели.

Тогда мы пошли гулять дальше. Лодочки, фонари в нежно-голубом небе, запах зелени и цветов отовсюду, мечта, что вот-вот улетит на небо. Каких цветов только не было в переулочке, ведущем к Монмартру: лилии, пионы, подсолнухи, но больше всего нас потрясли маки – нежно-розовые с голубой поволокой, полыхающе-красные, сморщенные оранжевые в бутонах и лимонно-желтые, фиолетовые и лиловые – и все они – в таких ярко-солнечных в точечку сердцевинах, как будто они посмотрели на солнце, случайно моргнули – а солнце так и осталась внутри. Мы спросили у них о том, что мы искали, но у них нашей попы не было.

Тогда мы пошли в гости к лодочкам, что стояли у набережной и тоже готовились отчалить в небо в ту голубую парижскую весну. Мы сказали им: «Можно с вами?» Они нам ответили: «Нет, оставайтесь пока здесь, мы скоро прилетим обратно и принесем вам с неба новых невиданных цветов». – «Ничего, без попы к нам можно. Мы включим для вас, когда поплывем, музыку».

Мы немного подождали на берегу лодочек и потом поплыли вместе с ними навстречу дождю и закату. Дождь шёл, затаившись, сквозь солнце, такой же лучащийся и переливающийся, как маки – то вспыхнет, то погаснет, то засквозит по воде перебором невидимых музыкальных коготков, то исчезнет в волне. То прольётся хрустальным ветерком моих мыслей, когда я этого меньше всего ожидаю, и улетит на небо с дождем, чтобы выдать миру все мои тайны.

А не выдадут ли нам с неба попу? Ах, дождь уже улетел, забыла спросить.

Тогда мы с доченькой притворились тюльпанами, что парижские художники моментально стали писать маслом на фоне Эйфелевой башни. Доченька была светло-оранжево-оливковым тюльпанчиком, ну а я – светло-желтым.

Пока мы были тюльпанами, по всему Парижу зацвела сирень – лиловая, пьянящая, мраморная. Она забила фонтанами над площадями, и даже кони в белых кружевных попонках в Тюильри не знали, куда им деваться, и вызвались покатать нас в карете бесплатно. Мы приняли их приглашение, оставшись только в цветочных юбочках и ярких кашемировых шарфиках, завязанных по-французски: в петельку по центру оба конца. Моя доченька так всегда делала, я уже давно её этому научила.

Как благоухал Париж на закате. Он пах: фонарями сквозь невесомый голубой дождь, свежим вечерним хлебом, дымящимся кофе из кофеен, райскими хвостиками птиц, мелькающих в воздухе, и наконец заструилась на маленькой площади на черной мостовой на перепутье узких переулочков такая прекрасная музыка – то ли скрипка, то ли виолончель, от которой небеса спустились на землю и трепетали закатом прямо над столиками, отражаясь в бокалах золотисто-лимонными и оранжево-алыми пламенеющими тюльпанами, как потрескавшиеся губы любимой женщины.

Мы закрыли глаза – и проснулись на следующее утро среди нетронутой тишины голубых улиц, ведущих к облачному Сакре-Кёру, было 6 утра, и вдоль всех улочек в канавках бежали и журчали ручейки, пели птицы, конечно, но не громко, а едва уловимо, очень нежно и ласково. Солнце покачивало на руках. Про то, что нужно искать попу, мы уже абсолютно забыли – и она вдруг неожиданно оказалась на месте.

Мы очень обрадовались и принялись танцевать на просыпающемся Монмартре, и Париж внимал нам нежно-перистым голубым небом, для которого не требуется ничего, чтобы улететь в него и летать.

26 мая 2016 г.

О чем по ночам мы шепчемся с доченькой

Недавно на ночь моя доченька рассказала мне, как она мечтает провести свой идеальный день. Начинался он так: сначала мы просыпаемся, вместе принимаем ванну, завтракаем, потом репетируем выступление по балету. Потом идём на прогулку в парк «Олимпия», возвращаемся и снова репетируем. Потом обедаем и снова репетируем. Потом ужинаем, и ещё раз репетируем и снова принимаем ванну. Таким образом, у нас получается четыре репетиции, пятнадцать поцелуев мамы и восемь мандаринов в ванне. И все это за один день.

Но какой смысл проводить с любимой мамой всего один день, если так можно проводить каждый день. И тогда мы решили написать план вперед на неделю.

Сначала мы закатимся в боулинг и будем катать там вместо шаров креманки с мороженым – катишь туда одну креманку, а оттуда выкатывается три, если сшибаешь все кегли – то четыре. Под конец нужно закатиться туда верхом на шаре целиком самой, размахивая над головой своим красным носочком, и тогда обратно ты выкатишься с букетом мимоз в руках.

После этого нужно полететь над городом на воздушном шарике и разбрасывать сверху конфеты «Трюфели» – такие в треугольных разноцветных блестящих фантиках. А когда надоест летать – прицепить каждому из прохожих за капюшон воздушный шарик – и так и оставить, пусть ходят. Нет, еще перед тем, как снижаться, неплохо бы развесить на всех проводах свои ботиночки, а также купальнички и заколочки – в честь предстоящего 8-го Марта.

После этого настала моя очередь придумывать идеальный вечер трудного дня. Я начала его так.

Подходишь к любой машине, которая тебе больше нравится, и садишься за руль. Щелкаешь пальцами в воздухе вместо зажигания – и едешь туда, куда в эту секунду подумаешь: на Мальдивы, в Сардинию или в Париж. После этого в условленный час возвращаешь машину владельцу обратно, главное, перевести стрелки часов внутри, чтобы он ничего не заметил. Также машешь на машину синим волшебным перышком, чтобы замести все следы.

Таким образом, мною были испробованы на дальних и ближних трассах: Audi TT, Porsche Panamera и Peugeot RCZ. Лучшей оказалась, конечно, Пежо – а все потому, что в ней пахло моими любимыми духами с запахом весны «Blue Seduction».

Далее настала очередь доченьки. Она сказала, что после тест-драйва машин нужно построить пять новых мостов через Неву, но исключительно пешеходных, чтобы по ним могли ходить кошки с зонтиками от солнца, медведи и зайцы. Всем зайцам на входе предполагалось дать по морковке, медведям – по бантику, кошкам – по хвостику, а всем, кто не зайцы, медведи и кошки – по голове.

Потом мы поехали с дочуркой кататься на стеклянном лифте самого высокого в городе дома «Космос», и при этом нужно было, когда открываются двери лифта, громко спеть на каждом этаже русские народные песни, и когда жильцы уже начинали сбегаться, – не дожидаясь аплодисментов, поклониться – и уехать на следующий этаж. Таким образом, были исполнены: «Калинка-Малинка», «Во поле береза стояла», «Матушка, матушка, что во поле пыльно» – и случайно по ошибке «Гоп-Стоп, мы подошли из-за угла».