Запах Солнца

Над ручьем летали две больших синих птицы. В вышине среди деревьев горело два синих хрустальных светильника.

Вдруг с неба спустилась звезда, вернее, спрыгнула с неба, запутавшись в верхушках берез, она была еще в небе, но совсем надо мной, и я смотрела на нее вверх сквозь волнистые нежно-зеленые пряди, а она на меня, и первое время мы с ней узнавали друг друга. И вдруг я поняла, что звезда меня знает, она смотрела так по родному тепло и уютно, словно говорила: «Иди ко мне, я тебя знаю», – и я никак не мгла вспомнить, кто эта звезда, только знала, что и я ее хорошо знаю.

Звезда поведала мне, что две синих птицы и два синих светильника – это ее предвестники, кто увидит синих птиц – тот скоро увидит звезду. Иногда люди мечтают увидеть ее всю жизнь, а она прячется у них под подушкой. И сама звезда светила так ровно и возвышенно и была синего цвета.

Звезда рассказала мне, что синие цветы вдоль ручья – это синие звезды, они по ночам вспыхивают и падают с неба зимой первым снегом, и там, куда они упали, начинает созревать к весне голубой небесный цветок.

Голубые цветы – это шорохи крыльев невидимой птицы, что пролетала ночью над ними. Утро напоило цветы первозданной хрустальной свежестью, и их запах рассыпался по небу чудесами и звездами. А потом все они вместе спустились на землю, и с тех пор дорожка из голубых цветов распустилась у родника, что звездный пояс. Звезды падают с неба от такой невозможности бытия, от которой смотрю я на звезды, а они смотрят вниз на меня и сами падают в руки. От такой невозможной любви, которую отделяет от смерти один только шаг. Вот звезды и не могут удержаться и падают, превращаясь в земные цветы.

Собрать букет из них невозможно, они всегда растут на другом берегу и всегда улетают синими птицами, лишь только стоит сделать шаг им навстречу. К тому же по ночам они только перезванивают тонкой светящейся струйкой, перелетающей от одного цветка к другому, как облачко, и не пахнут. И вот они переселятся по воздуху невдалеке от тебя и тихонько смеются, а ты подумаешь, что они уже улетели.

Вот поэтому, как увидите любой синий цвет в природе – знайте, что это – цвет неба, который ненадолго стал звездой или синим цветком у ручья.

На этом месте у меня высыпалось из кармана пять монеток – три золотых и две серебряных. Ничего, прорастут в саду золотыми деревьями золотые, а серебряные станут серебряными оленями с запорошенными небом, то есть, снегом, рогами всех оттенков синего цвета.

Так и шли мы с ней, беседуя о всех земных склоненных весенних цветочках, обо всех именах и названиях… Постепенно деревья в лесу стали молодеть, это благоухали сакуры, вишни и яблони.

Пахнул ветерок и донес откуда-то два нежно-розовых полупрозрачных лепестка. Ручей из синих цветов вывел нас со звездою к саду, который струился весь розовым цветом. К нам вышел огнегривый лев. Синий вол ждал нас поодаль, он дал мне покататься на своей синей шее.

Послышался плеск волн и перепев деревянных уключин. Ручей превратился в синюю реку, величаво текущую всею музыкой мира, которая иногда доносится к нам с небес.

Дальше не было ничего. Река плавно уводила в чистое синее-синее небо.

30 апреля 2016 г.

Что по ночам происходит в «Буше»

По ночам мы с дочкой маринуем огурцы. Потом мы их развешиваем на веревочке, чтобы они сохли. За ночь они превращаются в булочки, крендели и круассаны. Мы их переправляем на первый этаж нашего дома в кафе «Буше».

Но и в «Буше» ночью тоже не спят. Они там пишут забушевные письма. Они их раскладывают по скамеечкам в парках по всему городу и сверху снабжают кренделем или круассаном.

Цветы на столики мы с «Буше» берем из зимнего сада, который я выращиваю у нас на крыше. По весне там расцветают желтые и сиреневые крокусы и белая ветреница с голубыми прожилками, это наш с «Буше» фирменный фокус. Мы ее поливаем лимонадом из перистых облаков вперемежку с синим небом, настоянным поутру, и от этого лепестки на солнце просвечивают голубым, а цветы пахнут мороженым, весною и по вечерам – лунным светом.

Еще лепестки цветов на столиках просвечивают детским лепетом, который приносит теплый ветер и обдает переливами нежности, гладит и трепещет по волосам… В воздухе живут чудеса, они перекатываются на ветру, как котята или прозрачные воздушные шарики. Они перелетают над землею из одного места в другое, щекочут щечки и сами смеются и ни секунды не могут усидеть на одном месте. Все летают и летают, пока мы ночью в «Буше» мастерим чудеса.

Мы не то, чтобы их мастерим, мы их собираем в сумочки, а наутро высаживаем в горшочки, как сны. За ночь они прорастают самым сокровенным, и каждый, у кого какая-то тайная боль или обида, нащупывает свое спасение.

Сны всегда ласковы, и вот к вам приходит добрый жираф, склоняется карими бархатными глазами и гладит вас по голове. Любимые сами открывают все двери. Счастье само идет тебе в руки. Наконец-то разрешено творить чудеса и делать подарки. Никто не говорит: «Вы меня ставите в глупое положение».

В «Буше» можно все. И когда люди приходят в наше «Буше», – все, кто понюхает наши цветочки на столиках – превращается в тех же героев из снов, которые только что видел этот цветочек. Сны идут с нами за руку. Тебе дают пирожное, сделанное из соленого огурца, а воспоминания развешивают на веревочке, чтобы просохли на солнце. Виденные тобою когда-то белые детские унитазики, которые вдруг вспомнились тебе из ниоткуда из твоего детства, что провожали тебя рядом с одним детским садиком по дороге с автобусной остановки к бабушкиному дому, – вдруг превращаются в белых аистов, что кружатся над дорогой, когда ты едешь домой. Узоры на окнах зимою становятся белыми кружевными наличниками на окнах у тебя в будущем доме, и не надо на это тратить деньги.

Вся твоя детская нежность, собранная в ладони, хранящая запах ромашек, превращается в твоего ребенка, обожающего тебя и от переизбытка любви пытающегося оторвать тебе голову.

Важный момент только в том, чтобы реализовать чудо в какое-либо земное выражение: разноцветные ленточки на всем, что тронуто нашими ручками, детские бусики и заколочки на прутиках ивы, растущей из голубой, небесного цвета леечки, – но с этим у нас проблем нет.

Что касается забушевных писем – то у нас в «Буше» есть такой ящичек, туда можно опустить свое письмо и оно придет по назначению. Все ночи напролет мы пишем ответы: зачем Володька сбрил усы, скоро ли дадут горячую воду, и подарят ли на День Рождения новый кабриолет. Эти письма мы раскладываем по скамеечкам парка или отпускаем на небо вместе с небесным фонариком – авось упадет на голову тому, кому нужно. Ходите по паркам, товарищи, и вдруг однажды вам на голову упадет письмо из «Буше».

Ну а если вам нужен скорый ответ, приходите к нам с утра прямо на утренний кофе.

Ночью к нам нельзя: у нас погашен свет – это значит, что мы в дальней комнате выращиваем чудеса, или пишем сны, или запускаем на небо письма, а из небесных фонариков печем круассаны со вкусом детства, пока огурцы сушатся на веревочке.

3 мая 2016 г.

Пасхальный лес

Один раз в жизни я пошла погулять и случайно очутилась в пасхальном лесу. Я сразу поняла, что это именно пасхальный лес, потому что поляна была полна белой ветреницы, хотя на дворе стояла зима. Но об этом феномене, кажется, до меня кто-то уже написал. Стало быть, это не чудо, а физическое явление.

Как искать его – никто не знает. В него можно зайти только случайно, по ошибке, потому что каждый раз он именно для этого спускается с неба, а потом так же непреложно поднимается обратно.

Зайти в него можно только детям или имея какую-то тайную и напряжённую мысль или, наоборот, уже не ожидая ничего. И тогда он спустится тебе на голову.

Помимо чудесно пахнущих подснежников там ещё были: тюльпаны из моей рощи, незабудки и белые и розовые крымские пионы. Я записывала о них рассказики, а потом делала из листика бумаги самолётик и отправляла его в небо – кому на голову упадёт мой самолётик – тот прочтет о пионах – и тому завтра же принесут букет из этих цветов, даже среди зимы. Такая простая технология.

Но лучше всего я помню высвеченные закатом пушистые берёзы, что зацвели над пионами, над подснежниками и незабудками. Сверху раздавался проливающийся на землю трепет птиц.

Можно было снизу на него посмотреть, подняв голову, и увидеть его в виде кружащихся нежно-розовых и нежно-зеленых перышек, которыми обычно декорируют сердечки на День всех Влюблённых.

Ну, а я пошла попить чаю в гости к бабушке, которая сидела на соседнем пеньке. Чайничек у нее тоже стоял на пеньке напротив, и оттуда так изумительно пахло смородиновыми листочками.

Бабушка очень рано оставила меня одну на Земле, и с девяти лет мне приходилось обо всем догадываться самой. Но всегда нужно догадываться немножко раньше, чем догадается за тебя время, и тогда времени больше нечего тебе предъявить, оно только склоняется пред тобой и смотрит тебе навстречу.

И тогда позволено потрогать лицо ветра и испить запах звёзд.

Чтобы приручить время, мы построили дом в лесу. Иногда он дарит подснежники, а на пеньке я пью чай со своею бабушкой.

И только в такие минуты я понимаю, что так же, как наши бабушки каждый день заботились о нас, маленьких, так им на небесах каждый час нужны наши мысли и молитвы. И когда мы вспоминаем о них – им даётся редкая возможность посмотреть, как мы живём на земле, а им же так хочется увидеть каждый раз своих детей и внуков. Вот правнучку я тебе какую, бабушка, вырастила, скоро приедем с ней к тебе на кладбище посадить цветочки и украсить твою могилку, доченька любит делать это собственноручно.

Интересно, какой будет моя внученька? Я думаю, что она будет похожа на тебя, моя бабушка. И я вижу, что бабушка улыбается.

Ещё в нашем доме сбываются чудеса, стоит только на ночь положить на столик на веранде жемчужинку – как на утро на ней образуется чудесная белая удлинённая ракушка с серебряными полосками. Я отношу ее показать бабушке, а она просит отнести ее на берег нашего озера и бросить в воду – когда наши внуки станут купаться и найдут белую с серебряным ракушку, – они все поймут.

Моя доченька и сейчас уже понимает, что нужно творить чудеса. Что нужно делать это так же легко, как дышать, и это совершенно необходимо для жизни, чтобы вокруг росли цветы и расцветали деревья. И иногда спускался на землю, как дивный занавес перед спектаклем, пасхальный лес.

Когда я пишу свои рассказики, я никогда не знаю, чем они окончатся. Для меня каждый новый рассказик – это спектакль, о котором я еще ничего не знаю, пока его не посмотрю. Когда я творю свои чудеса, я никогда не знаю, чем они окончатся тоже. Наверное, какими-нибудь ракушками или жемчужинками, не всё ли равно, главное, что я взмахну рукой – и они сами рассыпаются по ветру, а уж ветер их сам донесет, кому нужно.

Выхожу я в плавное небытие стен, сажусь в лодку и отплываю от берега. Поют птицы. Птицы всегда поют надо мной. Моя лодка и я – это сейчас те две белые ракушки, которые ты держишь на ладони. И в них – все дыхание мира.

Свежий утренний, нетронутый в своей невинности, воздух. Он уводит мгновенно туда, куда нужно. Нужно просто шагнуть в него, довериться его чистому дыханию и раствориться в нём.

И я растворяюсь в этой надмирной, неземной нежности, я сливаюсь с утренним ветром, и когда мир перестаёт замечать меня – начинаются чудеса.

Я просто выхожу в дождь. И дождь целует меня воспоминаниями, взглядами любимых, отнесенными на расстояние, временами и запахами.

А лес расцветает цветами и говором птиц, а потом улетает прямо на небо.

Но пока… Пока можно походить по изумрудной траве и рассказать миру о том, что вся трава – в бисере белых цветов, все берёзы овеяны сказкой из снов, а душа моя – трепетом звёзд…

Звезды смотрят с небес на пасхальный свой лес

и мечтают спуститься в свой дом.

Дождь… И тихий родник вдруг из яви возник

и приветливо машет крылом.

Он все тайны хранит, он под елью журчит

и молчит он о мире ином.

Спите, спите, друзья, небеса и поля,

ну а мы тут побудем с дождём.

Какое счастье – ходить по земле! Трава, когда растёт, целует землю, и земля благословляет её и даёт ей жизнь. Так и я хожу по земле и благословляю её за то, что она меня родила.

Благословляю вас, леса,

Долины, нивы, горы, воды,

Благословляю я свободу

И голубые небеса!

И посох мой благословляю,

И эту бедную суму,

И степь от краю и до краю,

И солнца свет, и ночи тьму,

И одинокую тропинку,

По коей, нищий, я иду,

И в поле каждую былинку,

И в небе каждую звезду!

Струи папоротников тянутся ввысь навстречу солнцу и постепенно разгибают свои кулачки. Пасхальный лес – это солнце целует весну.

Тени на тропинке, тени на опушке струятся, чередуясь с солнцем, и шелестят. Я слышу их говорок, они лепечут о детстве, о том, что моя доченька один раз забыла надеть трусики под колготочки и тогда надела их сверху. Тени с солнечными бликами вспоминают этот случай и смеются. Они не знают, что это всё я сама сейчас только что выдумала.

Пушистая рощица берёз, окаймлённая нежным солнцем, так томит, что хочется её обнять и сказать: «Ты снилась мне всю зиму, ты больше никогда не исчезнешь?»

Жаворонки в небе, ангелы на небесах, дом Божий на земле. Начинать дом нужно строить в пятницу, тогда он обязательно прорастет в воскресенье.

И прилетят птицы небесные, и сядут к нам на крышу. И из нашего дома будет потайной выход на крыше, откуда в каждый момент можно будет попасть в пасхальный лес, в котором ангелы целуют весну.

19 мая 2016 г.

Ошейничек с вареньем

Заходим мы как-то раз с дочкой в собачий магазин покупать для её собачки Ральфа новую одежду. Нас спрашивают: «А у вас мальчик или девочка?» Мы говорим: «Мальчик, мальчик!» – А какой породы? – Он у нас – дворняжка, и ему нужен новый костюмчик на лето». Нам говорят: «Посмотрите это», – и показывают синие плавочки с серебряными вставками. Мы говорим: «Нет, не то, а как же он будет писать?» Тогда нам показывают бардовый кожаный комбинезон с золотым ошейником, но мы отвечаем, что Ральф не носит кожу. Еле-еле выбираем зелёно-голубой полосатый комбинезон, потому что оттенки морской волны – нынче в тренде этого сезона, и тут к нам подходит хорошенькая девушка и спрашивает: «А не нужно ли вам ещё и средство от паразитов, которые активизируются в лесах весной?» Мы говорим: «Нужно, нужно, и ещё варенья, и ещё лаку для ногтей нам две штучки, мы будем красить ему лапы и заплетать косички!»

Продавщица так пугается, что начинает причесываться собачьей щеточкой, ну а мы прикупаем ещё синий ошейничек с заклёпками и очки от солнца в придачу. Нам говорят: «А вам корм не нужен? – Нет, мы кормим его апельсинами, поэтому он у нас так любит целоваться, а запивает он все это мохито!»

Тут доченька решает предъявить, как Ральф целуется, и достает из сумочки своего плюшевого красавца, перемазанного вареньем и в золотом плаще. Мы извиняемся: «Он у нас сегодня без трусов, мы очень торопились на балет и не успели их надеть». Тогда нам продают пять комплектов собачьих трусов и говорят: «Заходите ещё к нам, пожалуйста!»

Ну а мы, довольные, переходим в следующий магазин покупать для Ральфа резиночки для волос с огромными розовыми пионами, ведь по пятницам Ральфик у нас – девочка.

20 апреля 2016 г.

Есть такая страна Лампландия

Есть такая страна Лампландия. Если вы хотите приехать из весны в зиму, то поезжайте туда, потому что, когда у нас на улице уже весна, там зима, когда у нас лето – там зима, там зима всегда, за исключением праздников.

Туда очень сложно добраться, потому что это так далеко, что ни у одного из операторов не действует Интернет, а стало быть, навигатор.

Добираться туда надо так. Поскольку на карте все дороги прямые, а на деле, когда ты едешь в Лампландию – то шоссе вдруг изгибается под прямым углом, оставаясь все это время собою, и поверить после пяти таких поворотов и ошибочных рулений не в ту сторону в то, что это все – та же самая дорога, ты уже не в состоянии. Потом, когда наконец-то ты буквально наощупь въезжаешь на финишную прямую, то приходиться преодолевать совсем не какие-то 109 км, как указано на знаках, а неприменимый к действительности скоростной режим, который предписывает двигаться со скоростью 80 км/ч, иногда 60, и через полтора часа езды, не понимая, почему ты никуда не двигаешься, ты уже начинаешь считать оставшиеся километры, причем, остатки километров и тут норовят разбежаться из-под пальцев и тебя обмануть – на дорожных знаках они явно смеются над тобой, отставая от показаний километража в машине сначала на один, потом на два, потом на три, – а потом оказывается, что надо ехать еще на целых четыре километра больше.

Дорога тянется вдоль заснеженных озер и все время норовит затеряться в темноте и затерять нас с собой безвозвратно.

Именно поэтому я и была уверена, что коли сейчас так тяжело – то мы с легкостью найдем наш отель, потому что лампландский городок, куда мы едем, должен состоять всего из трех улиц. Но на всякий случай, предвидя заранее фокусы потерявшего дар речи и потерявшего нас навигатора, я специально распечатала две карты с указанием окрестных улиц – побольше с приближением и поменьше, где зеленой точечкой был обозначен наш отель.

Но когда мы въехали поздним вечером в городок, быстро поняли, что названия улиц даже примерно не соответствуют названиям у меня на бумажке, хотя мы поездили и пошарили во всех четырех направлениях.

Приближалась ночь, у нас в машине была наша доченька, которую нужно было уложить в мягкую постель, и перспектива ночевать в машине на неизведанных улицах даже не имела места быть. А дело было еще в том, что в городе в этот час никого уже не было, и когда случайно из темноты мы выудили двух прохожих с собакой и погнались за ними, – после долгого и пристального изучения моих карт лампландская старушка, шевеля губами, наконец разобрала хоть одно ей знакомое название улицы и лишь неопределенно махнула рукой – туда. Следующие трое опрошенных ночных владельцев собак все, как один, показали, что таких мест у них нет и таких улиц они не знают. В последней надежде все-таки добыть для доченьки сегодня мягкую постель, потому что мы уже смирились, что придется ночевать в машине, я обратилась с последней мольбою к навигатору, который вдруг встрепенулся и на чистом русском языке женским голосом мгновенно с нами заговорил: «Двигайтесь на юго-восток, на круговой площади держитесь первого съезда, сверните в него, направляйтесь на север, направо, налево, далее следуйте на северо-запад, налево, налево, потом налево и еще раз налево, ваше место назначения будет слева, левее некуда. Больше за все время нашей жизни в Лампландии он не действовал ни разу.

Дверь в отель открылась нам навстречу сама. Нас ожидала настоящая лампландская красавица в сине-сиреневой шали и с такого же цвета сине-сиреневыми глазами, с заплетенной сбоку русой косой колоском, встретившая нас на русском языке, хоть и немного с лампландским акцентом, и вручила нам наконец-то ключи от той самой комнаты, о которой мы уже и не мечтали. Что характерно, больше ни этой русоволосой красавицы, ни вообще никого мы во всей округе не видели…

Еще немного времени ушло на поиски ближайшего кафе, потому что навигатор к этому времени уже нас безвозвратно покинул, и следуя инструкциям лампландской хозяйки отеля, мы бодро съездили в лес, перед нами выскочил и протрусил через дорогу, тряся ушами, настоящий лампландский заяц, мы дважды повернули налево, как нам было велено, но когда заехали в чащу – оставалось только одно – так же аккуратно, наощупь, не перепутав ни одного поворота, выбраться снова к отелю (ох, уж эти заколдованные места), снова выудить одинокую в темноте местную тетеньку-собачницу (эти собачницы нас спасли) и спросить у нее дорогу по новой. Одним словом, когда в 11 ночи мы сидели в ближайшем (через три км) супермаркете-кафе, где оставался открытым еще салат-бар, наша бедная уставая дочурка уже было сказала: «Мамочка, давай больше сюда никогда не поедем».

Все искупил наш дом и сон.

Когда я бронировала этот отель, мне очень понравилось, что он на берегу озера, описание отеля гласило, что это – бывший дом священника и что у нас будут окна на сад. И вот, когда мы вошли, нас ждало такое уютное, пахнущее настоящим деревянным домом, тепло, незыблемое, как запах огня или хлеба, чистая и такая элегантная комнатка в своей изумительной чистоте и простоте с видом на ночное озеро (и на сад, как оказалось уже с утра). И вот в этом доме начались чудеса.

* * *

Наутро мы проснулись, позавтракали и уже без единой запинки доехали до центра. Все магазины, как выяснилось, были закрыты, в стране были объявлены праздники Ожидания Прилета Первых Птиц – и у входа в каждый магазин стояли кормушки с чипсами «Pringles». Мы не обиделись, мы немножко еще поездили, и, как в озарении, узнавали все вчерашние места, где мы пытались остановится, чтобы вычислить наши координаты – вот тут мы выловили первых прохожих, вот тут у вывески «Julia» (парикмахерская) – вторых, а вот тут настала полная неразбериха, а вот мимо этих домов мы проехали, покружили, вернулись обратно уже в полном помешательстве – перед тем, как нас спас навигатор. Все это было так смешно и приятно, как, наверное, человек при полной потери памяти вспоминает виденные им события и очень удивляется, когда удается как-то их сложить в один ряд. Мы пошли кофе пить, и вот тут и началось самое интересное.

Людей в этот день на улицах не было, поскольку стоял Праздник Ожидания Первых Птиц, людей мы встретили только в кафе, точнее, птиц, которые ожидали людей. Нас встречал большой скворец с черным клювом, сверкнув черными бусинками мудрых и хитрых глаз, он сказал на чистом лампландском языке: «Хей!» – «Хей!» – сказали мы ему.

– А где же все люди?

– А они улетели.

– Мы хотели бы кофе попить.

– А хотите еще и семечек?

– Нет, семечек не хотим, спасибо.

– Ну тогда вот вам жареные грибочки и лук.

На это мы согласились, это было так вкусно, что ничего более вкусного мы никогда в жизни не ели. Кофе у них оказался из кедровых шишек, он отдавал смолой и хвоей и свежим зимним зеленым лесом.

Мы сообщили Скворцу, что приехали сюда купать в аквапарке доченьку, потому что у нее весенние каникулы. Он сказал: «О да, поезжайте, там сегодня плавают мои друзья зайцы и совы, так что вам будет весело».

* * *

Но поразительнее всего был дом, в котором мы оказались. В первое же утро, как только мы пошли на завтрак, а потом мне пришлось вернуться, чтобы сходить за фотоаппаратом, а я очень легко заблуждаюсь и, конечно же, заблудилась и здесь сразу и взошла не на то крыльцо. Я долго искала наш номер на втором этаже, но перед этим внизу я заметила приоткрытую дверь и, конечно же, заглянула, – и уже спешила рассказать своей дочке, что под нами целый зал – настоящая синяя гостиная – как в старые времена – с огромным столом через всю комнату, за которым когда-то собиралось, должно быть, очень много гостей, и у стены стояло настоящее пианино! Наверное, здесь во времена священника были праздничные застолья, улыбки, свечи…

Наконец, я добралась до нашего крыльца, но синяя гостиная так манила меня, что вечером я снова вернулась туда – длинный-длинный коридор – и оказалось, что это место имеет сообщение с нашей половиной; каково же было мое удивление, когда рядом с гостиной я увидела маленькую кухню и в ней в холодильнике – любимый сорт испанского сырокопченого бекона моей доченьки и помидорки черри для нее, сыры д’ор блю и грюйер и мандарины, а также упаковка сливок для кофе – и двухпроцентный зерненый творог, а в ящичке – чай, кофе, сахар, вилочки и ложечки в форме веточек и даже кофемашина стояла у окна.

В гостиной было переливающееся лаком в вечернем свете коричневое пианино с золотой табличкой, на которой было сказано, что его изготовил лампландский мастер в 1908 году, и моя доченька мгновенно выучила «Во поле березка стояла», тему из фильма «Обыкновенное Чудо» и «Миллион алых роз». На пианино лежал томик с церковными гимнами.

Вокруг огромного, цвета темного дерева, стола в центре стояли гнутые, обитые темно-синей парчой с золотыми вензелями кресла, и даже банкетка у стены напротив пианино была такого же цвета. Обои были сине-голубоватые с таким золотым орнаментом, который мы так хорошо знаем по квартирам наших бабушек – такой рисунок обоев был очень распространен в России в богатых домах в советские годы, – но оттого, что здесь он был подсвечен темно-синей на голубоватом фоне тенью справа, то казался трехмерным, выступающим, особенно, при вечернем свете, когда мы так любили зажигать свечи. Да, я забыла сказать: окна с сине-белыми шторами выходили на огромную террасу, сквозь которую то и дело просвечивало солнце и весенний лес, на ней стояли сложенные белые кресла для летнего вечернего чая…