Несовершенное

По мнению режиссера, отсутствие занавеса приближало его театр к шекспировскому "Глобусу", но Шекспира ставили редко, а пьесы более поздних авторов не были рассчитаны на такую скудость выразительных средств, и их приходилось слегка подтачивать под предлагаемые обстоятельства.

Ильин и Зоя вышли на сцену, уже разговаривая, и деловито заняли свои места по разные стороны стола. Первый был без шляпы и плаща и ничем не напоминал Любшина. И не удивительно: полноватый, с бритой головой, но все же без очков. Даша подумала: "Каким же будет Тимофеев?" Внешность исполнителей казалась ей важной. Несоответствие внешности образу, заранее созданному в ее воображении, либо виденном в другой постановке той же пьесы или в ее экранизации, всегда ее раздражало, хотя она осознавала чудовищность требования подбирать исполнителей на роли в зависимости от внешних данных. Такое противоречие постоянно раздражало Дашу в театре, и больше всего она ценила спектакли по пьесам, прежде ею не читанным и не виданным.

В случае с театром "Балаган" все обстояло совсем плохо: актеры во всех спектаклях были бритоголовыми, одетыми в лимонные водолазки, такие же брюки и обувь. Актрисы всегда появлялись в белых трапециевидных платьях до колен с небольшими прямоугольными вырезами. Молоденьким девицам вырезы казались недостаточно соблазнительными, более серьезным дамам – чересчур откровенными, некоторые из них и шею хотели бы прикрыть. Режиссер жестоко проводил свою линию: на сцене не должно быть ничего, кроме актерской игры.

Свет на сцене полностью погас, некоторое время слышались шаги нескольких человек по дощатому помосту, затем вновь стало светло, и на сцене оказалась уже одна Тамара. Ильин стучался в ее комнату из-за кулис, затем и он вышел на сцену. Спектакль пошел своим чередом, а Даша, сидя в третьем ряду рядом с сосредоточенно молчащим Колей, следила за Светланой Овсиевской в роли Тамары. Ильин играл в общем неплохо, но временами срывался на речь с выражением и жестикулировал слишком истерично, не по-мужски. Овсиевская же завораживала преданную зрительницу своей обычной манерой ненавязчиво жить на сцене, как в подлинной коммунальной квартире. Временами Даше становилось неприятно от возникающего вдруг эффекта присутствия на реалити-шоу, и она в мыслях раздраженно отмахивалась от наваждения, мешавшего получать удовольствие.

Катя и Слава могли бы представить неплохую пару, но оба оказались староваты для своих ролей, и Даша отчетливо различала на них нарочитый грим, сильно ее раздражавший. В конце концов, режиссер мог бы пойти на провокацию и сделать молодежь старше Тамары и Ильина – пускай зрители и критика потом сами строят версии глубокого замысла постановщика, все лучше, чем старательное подражание людей прилично среднего возраста повадкам нового поколения. Текст пьесы слегка поправили: конкретные годы в нем и так не назывались ни разу, упоминающаяся в нем война казалась неизвестной, любой из прошедших за последние десятилетия – на выбор зрителей с позиций их личного жизненного опыта, единственное упоминание партбюро вырезали, в целом получился материал вне времени.

Тимофеев в спектакле оказался высоким и худым, чопорным, с Тамарой он разговаривал то высокомерно, то снисходительно, с Ильиным – безразлично. Дашу этот тип безмерно раздражал, и она злилась на него за достигнутый им жизненный успех. Она не раз читала пьесу, много раз видела фильм, пару раз видела спектакль в разных театрах (в Москве, разумеется). Она упорно пыталась понять, зачем Ильин уходит от Зои к Тамаре, а Тамара не прогоняет его прочь, особенно разоблачив жалкую беспомощную ложь человека, обменявшего жизнь на право называться честным. Она пыталась разглядеть в исполнении разных актеров и актрис разные трактовки ответа на ее главный вопрос: способна ли женщина простить мужчину, ушедшего на полжизни и вернувшегося лишь по чистой случайности. Положительного ответа Даша ни разу так и не увидела, ей все казалось – только мужчина мог написать такую женщину, потому что мужчинам лестно придумывать таких женщин.

В день премьеры Светлана Овсиевская с партнерами тоже не дала пытливой девушке такого ответа. Даша снова не поверила в Тамару, но следила за действом с затаенным дыханием и комком в горле, все ожидая откровения. Коля, не слишком пристально глядевший на сцену, с какого-то момента стал смотреть в основном на свою соседку, удивленный ее поглощенностью.

– Все в порядке? – осторожным шепотом спросил он в момент развития пятого вечера.

В низком гулком зале его шепот раздался оглушительно, и Даша вздрогнула. Затем посмотрела на него укоризненно и даже приложила пальчик к губам, как маленькому. Коля обиделся и сосредоточенно промолчал до самого конца, когда актеры перестали заслонять от зрителей простреленные мишени на заднике.

– Я вижу, тебе понравилось, – угрюмо произнес он под гул аплодисментов и криков.

– Наверное, – грустно ответила Даша. – А тебе?

– Ерунда, – решительно заявил Коля.

– Почему?

– Терпеть не могу стариковские эротические страсти, их пожилые писаки изобрели.

– Какие старики, где ты их увидел?

– Как где? Да во всей этой кутерьме, которую мы сейчас смотрели. Баловаться нужно в молодости, потом получается одно недоразумение. Ты можешь себе представить, как эта парочка занимается сексом? Представить страшно.

– Причем здесь секс, ты с ума сошел? У тебя, наверное, неизлечимый вывих мозгов.

– Секс всегда причем. Это ты с ума сошла, если не понимаешь основ человеческого общества. Фрейда читала когда-нибудь?

– Можно подумать, ты читал!

– Разумеется, читал. Очень познавательно и отрезвляюще. Тебе тоже полезно ознакомиться – розовые очки пора снимать, не ребенок уже.

– Что ты мелешь, дурак?

Даша возмутилась и рассердилась на спутника, посмевшего заговорить бесцеремонно. Она увидела в своем собеседнике циника, возможно начитанного, а желала видеть человека, хорошо умеющего дарить цветы. Правда, по утверждению Самсонова, букеты Коля составлял тоже не лучшим образом. Но зачем же верить Самсонову?

Торжественный ужин планировался прямо в зрительном зале и подготовительное движение масс началось, пока противоречивая парочка предавалась спорам. Из неизвестных пределов нахлынуло большое количество молодых людей в белых рубашках с черными "бабочками", которые вносили снаружи раскладные столы, накрывали их белоснежными скатертями и с поразительной скоростью расставляли блюда. По толпе приглашенных пронесся шепот: "Касатонов".

Даша невольно стала всматриваться в окружающих, желая обнаружить местного олигарха, фигуру почти легендарную. Он владел большинством еще работающих предприятий города и фамилия его всплывала в разговорах любого жителя ежедневно. Теперь он стоял в дверях рядом с Овсиевской, благосклонно улыбался и с кем-то разговаривал.

– Ужин-то он в Москве заказал, – некстати выдал ценную информацию Коля.

– Кто "он"?

– Касатонов, разумеется. Ты думаешь, в нашей дыре кто-то смог поднять такой заказик, да еще на вывоз?

– Если ты не смог, это еще не значит, что не смог кто-нибудь другой, – мстительно съязвила Даша.

– Причем здесь я? У меня ресторанов нет, – снисходительно разъяснил девушке ее ошибку Коля. – Похоже, шведский стол будет. Готовься к штурму.

– Вот еще! Пойдем отсюда, здесь больше делать нечего.

– Как же нечего! – искренне восхитился непонятливостью спутницы Коля. – Сейчас только дело и начинается! Нужно засветиться на высоком рауте, завязать знакомства с теми, с кем еще не знаком, покрутиться в финансовых сферах. Где же они еще вот так сразу соберутся все вместе!

– Но уже ночь почти! – удивилась Даша. – Какой ужин, какие знакомства, зачем? Пойдем лучше прогуляемся.

– Никакая не ночь, самое рабочее время. Нужно ковать железо, пока есть возможность и необходимость. Вот если вылечу в трубу – можно будет и погулять.

– Зачем же ты меня сюда вытащил? Чтобы своими делами заниматься или посмотреть спектакль и пообщаться?

– Для всего, родная, для всего. И для того, и для другого. Никуда не девайся, пойдем здороваться с Касатоновым.

– Зачем он тебе нужен?

– Самый странный из всех твоих вопросов, Даша! Зачем мне нужен самый нужный человек в здешнем тихом омуте! Скажешь тоже – до того смешно, что плакать хочется! Кстати, он ведь со своей актрисой под ручку – не хочешь с ним разговаривать, с ней поболтаешь.

Коля принялся энергично расталкивать толпу, пробиваясь в заданном направлении, но та не желала рассеиваться и пару раз даже ответила толчком на агрессию предпринимателя. Спустя пару минут пара находилась уже в совершенной близости от небожителя и его артистичной пассии. Хозяин города громко хвалил "Балаган" как один из немногих светочей высокой культуры в унылом районном центре, некоторые из толпы соглашались, другие молча внимали.

– Пустяки. Недоразумение, а не театр, – произнесла вдруг Овсиевская, держа оратора под руку и рассеянно глядя в сторону.

– Вы ошибаетесь, Светлана Ивановна, – настаивал олигарх. – Просто лицом к лицу лица не увидать. Если смотреть со стороны – то на общем печальном фоне ваш театр выглядит светлым пятном. Куда еще можно пойти вечером, если планируешь отдохнуть душой, а не напиться?

– Светлана Ивановна требовательна к себе и к коллективу, – вставил режиссер, толстенький лысый человечек, у которого пиджак не застегивался на животе. – Это понятно. Большая актриса не может не стремиться к совершенству.

– Все большие актрисы – в Москве и Питере. В областях – провинциальные примадонны, а в районах – вовсе не актрисы, а посмешище.

– Вы наговариваете на себя, – искренне возмутился человечек. Ваша градация – следствие игры случая, а мы все хором можем подтвердить: если вас не заметил какой-нибудь заезжий московский режиссер, это вовсе не означает, что вы – плохая актриса.

– Означает, – скучно настаивала на самоуничижении Овсиевская. – Профессия такая мерзкая. Учитель или врач работают в райцентре – это нормально, ведь они там живут. Актриса должна жить в Москве, играть в каком-нибудь из московских театров, сниматься в кино – иначе она неудачница.

– Полная ерунда, – категорически отрезал Касатонов и взял руку Светланы Ивановны в свои большие ладони. – Я вас не слушаю.

Даша слышала все слова дискуссии до единого и соглашалась с Овсиевской, но с поправкой на мнение остальных. Люди считают так, как говорила примадонна, но хорошая актриса может служить и в райцентре – действительно потому, что не попалась своевременно на глаза московскому режиссеру. Наверное, Светлана Ивановна и сама думала так же, только обостряла свою позицию.

– Я думаю, можно приступать к фуршету, – объявил Касатонов в ознаменование прекращения прений и первым направился к столам. Те неожиданно оказались накрытыми и готовыми к торжеству. Толпа двинулась вслед за предводителем. Коля, так и не успев обратить на себя внимание олигарха, был сметен вместе с Дашей со своего места, а затем и прижат к столам. Очень быстро оказалось, что ужин подготовлен не только с размахом, но и с расчетом: всем гостям хватило злачных мест, не понадобилось толкаться и проявлять сноровку. Даже фуршета не получилось, а вышел настоящий банкет: стулья зрителей теперь пригодились в качестве стульев ужинающих, и толпа расселась по ним чинно и с достоинством.

Первым взял слово Касатонов и начал длинный проникновенный тост за благоденствие театрального искусства, а тем временем Саша Колокольцев у себя дома все еще не спал, продолжая обдумывать способы знакомства с девушкой, не известной ему как Даша. Нужно выглядеть беззаботным и веселым, а встречу представить случайной. Возможно, такой вариант – действительно наилучший, но осуществить его тоже невозможно. Колокольцев не отличался ни легкостью характера, ни чувством юмора, веселые компании посещал редко, а если и посещал, то сидел в уголке скучный и одинокий. Не может прикинуться весельчаком человек, за всю жизнь ни разу не заставивший ни одну девушку улыбнуться. То есть, девушки улыбались в его сторону, иногда даже смеялись, но над ним самим, а не над его шутками. Удивительный дар попадать в глупейшие ситуации не оставлял Сашу в течение долгих лет, с самого раннего возраста. Некоторые из родных и близких стали уже раздражаться по поводу необходимости вытаскивать его из постоянных историй. Пару раз дело доходило до милиции.

Однажды он попытался заговорить с маленьким ребенком и увести его домой, потому что счел его потерявшимся, хотя мать стояла в нескольких метрах и болтала с подругами. Собственно, мамаша могла бы уделять своему отпрыску больше внимания, и не возник бы на ровном месте совершенно пустой конфликт. В другой раз он бросился задержать карманника, улепетывающего с места преступления под истошные вопли обездоленной женщины, но задержанный оказался мужем несчастной, преследующим злоумышленника. Немедленно последовало обвинение Колокольцева в соучастии, и единственным задержанным во всей катавасии оказался именно он. Самому себе он тогда признался, что действительно выступил соучастником, помешав изловить виновного, и несколько часов в участке с такой точки зрения казались ему тогда даже мягким наказанием за содеянное. Следствием таких печальных приключений стало решение Саши никогда не вмешиваться спонтанно в мало понятные со стороны ситуации, и он неуклонно придерживался этого правила.

Колокольцев лежал в своей комнате на диванчике, закинув руки за голову и глядя в потолок. Он упорно продолжал обдумывать сценарии грядущего подвига и по-прежнему не мог остановиться ни на одном из них. Влезть в компанию невозможно, рассмешить он не сможет, напасть открыто с цветами наперевес – значит загубить дело на корню. Если все эти варианты не проходят, остается немногое. Подавить интеллектом? Каким же образом продемонстрировать умственные способности незнакомому человеку на улице? Можно найти сообщника и заговорить с ним в радиусе слышимости от объекта преследования о философии Владимира Соловьева. Но разговор потребуется перевести в знакомство. В шутку обратиться к девушке с просьбой рассудить спор? Она может обидеться или убить его презрением, если докажет, что он плохо знает предмет. Скорее всего, просто отмахнется от уличных недоумков и поспешит дальше на работу.

А ведь попытка знакомства, кроме всего прочего, должна быть еще и единственной. Если в понедельник не выйдет, на следующий заход можно будет зайти через месяц-другой, а лучше через год – на случай, если у неизвестной окажется феноменальная память. Осознав вдруг жестокую подробность подлежащей решению задачи, Саша в отчаянии перевернулся на живот и расплющил нос о пыльное диванное покрывало.

Мысли Колокольцева двинулись уже в совершенно опасном направлении. Он стал склоняться к идее тщательной слежки за преследуемой девушкой с целью выяснить сферу ее жизненных интересов, установить круг знакомых и прочие детали, характеризующие личность с разных сторон. Новый аспект логического процесса сначала испугал самого автора. Тот сначала перевернулся снова на спину, затем сел и обхватил голову руками. Звуки работающего телевизора и голоса родителей из соседней комнаты мешали Саше сосредоточиться, поэтому он прикрыл уши ладонями, однако свежие идеи все равно не приходили.

Пока Колокольцев тратил личное время на бесплодные размышления, банкет в театре "Балаган" рос и ширился беспредельно. Торжественное однообразие и роскошь столов сменились форменным безобразием и хаосом, то и дело с разных концов доносились крики требующих что-то людей, но никто не обращал на них внимания. Коля не смог сесть ни рядом с Касатоновым, ни напротив него, и поэтому был собой недоволен. Даша не обращала на кавалера ни малейшего внимания, думала о своем и невпопад отвечала на беспредметные вопросы других гостей. Коля обсуждал с соседом перспективность рынка замороженных полуфабрикатов.

– Пойдем отсюда, – толкнула его в бок Даша.

– Рано еще, – ответил Коля и продолжил оживленную беседу, повернувшись вполоборота от своей спутницы.

– Тогда я одна пойду, – настаивала Даша с расчетом, что кавалер не допустит подобного развития событий.

– Даша, ну чего тебе загорелось? – недовольно бросил предприниматель, отвлекаясь от своей беседы. – Хочешь проверить, насколько высоко я тебя ценю? Но зачем искусственно противопоставлять непересекающиеся проблемы? Мне нужно зарабатывать на хлеб с маслом, я ведь не дурью маюсь. И тебя я не держу на привязи. Поболтай с кем-нибудь, поешь вкусненького.

– С кем-нибудь?

– Да, с кем-нибудь. Неужели не сможешь найти здесь интересного собеседника? Это ведь сливки нашего районного общества.

– Я понимаю, – задумчиво произнесла Даша и встала, с грохотом отодвинув стул.

Некоторые коротко посмотрели на нее и вновь обратились к прежним занятиям; большинство вовсе не заметило демарша бесцеремонной девушки. А та чеканным шагом, цокая каблучками, обошла вокруг стола и приблизилась к Касатонову и Овсиевской.

– Господин Касатонов, – громко и отчетливо произнесла хулиганка, – если вы так высоко цените этот театр, почему не арендуете для него более приличное помещение? А еще лучше – почему не купите и не освободите от арендной платы?

В импровизированном банкетном зале внезапно воцарилась тишина. Все участники пиршества оторвались от тарелок, бокалов, фужеров и разговоров, чтобы посмотреть на разгорающуюся драму. Касатонов и Овсиевская тоже удивленно оглянулись на Дашу.

– Девушка, вы кто? – спросил олигарх в мертвом безмолвии.

– Меня зовут Даша, а что?

Рядом со скандалисткой молча, неизвестно откуда, вырос бугай с бритым затылком.

– Не обращайте внимания, Сергей Николаевич, – поспешил вставить свое слово режиссер, сидевший рядом с меценатом, по другую сторону от Овсиевской.

– Трудно не обратить, – резонно заметил Касатонов, продолжая сидеть на своем месте и вывернув шею в сторону агрессивной девицы. Между делом он сделал глазами знак бритоголовому, и тот послушно замер в позе оловянного солдатика.

Коля растерянно привстал со своего стула, затем молча сел, пожирая глазами бурную сцену.

– Девушка, прекратите хулиганить, – встал со своего места режиссер. – Сергей Николаевич не обязан нас финансировать. Лучше сходите в администрацию и спросите там, почему они не дают нам вообще ни копейки.

– Так они и не поднимают тостов во славу искусства, – ехидно заметила Даша.

– Девушка, вы многого не понимаете, – произнесла Овсиевская голосом глубоким, как океан.

– Чего же тут понимать? Тоже мне, бином Ньютона!

– Вы не понимаете… Даша, кажется? – настаивала примадонна. – Сергей Николаевич дает нам столько денег, сколько мы соглашаемся взять.

Публика напряженно следила за развитием события, ожидая потери лица олигарха, но ничего похожего не произошло. Овсиевская встала, отодвинула стул и одной рукой приобняла Дашу за плечи.

– Пойдемте ко мне, поболтаем.

Актриса жестом отказалась от содействия Касатонова или людей из его команды и силой увлекла упирающуюся девушку из зала в боковую дверь. Там они попали в полутемный коридорчик, а затем вошли в очередную дверь оказались в довольно большой полупустой комнате. Хозяйка включила свет, и Даша решила, что это гримерная. Основным опознавательным знаком служил туалетный столик и большое зеркало с лампочками по периметру.

– Ну, Даша, рассказывайте, – распорядилась Овсиевская, когда обе собеседницы уселись на разнокалиберные стулья.

– Что рассказывать?

– Как вы дошли до жизни такой?

– До какой жизни я дошла?

– Извините, но я не думаю, будто вас настолько волнует судьба театрального искусства в нашем славном городе. И не пытайтесь уверить меня в обратном. Я могу категорически утверждать: вы поссорились со своим молодым человеком и решили сделать ему неприятность. Только вот Сергей Николаевич понятия не имеет ни о вас, ни о вашем спутнике, и все ваши старания пропали втуне.

– Никому я не мстила. И молодого человека у меня нет.

– После сегодняшнего вечера нет?

– Его и раньше толком не было.

– И вы действительно возмутились тем, что Касатонов дает нашему театрику мало денег?

– Насколько я могу судить, он дает их не столько театру, сколько лично вам.

Овсиевская поджала губы и посмотрела на Дашу изменившимся к худшему взглядом.

– Собираете сплетни в подворотнях, деточка?

– Ничего я не собираю, просто сейчас на вас посмотрела. Я думаю, любой из присутствующих, даже если не собирал сплетни в подворотнях, подумал тоже самое.

– Вы так хорошо разбираетесь в людях?

– А вы всегда отрицаете очевидное? Думаете, сможете меня убедить, будто этот Касатонов действительно озабочен поддержкой искусства?

– Почему же вы не допускаете такой возможности? По-вашему, богатые люди не могут ценить театр?

Диалог вопросов со стороны мог показаться странным, но его участницы не нуждались в ответах – они знали их заранее. Точнее, они полагали, что знают ответы, которые устроили бы собеседницу. Осознав это, обе замолчали. Потом заговорила Даша.

– Скажите, так всегда бывает?

– Как "так"?

– Ну вот так. Обязательно должен рядом стоять мужчина с деньгами и властью?

– Дорогая моя, рядом должен стоять мужчина, без которого вы не мыслите жизни, и от которого хотите детей. Все остальное – тошнотворная чепуха.

– А если нет такого мужчины?

– Вам пока рановато заканчивать поиски. Оглядитесь повнимательней вокруг – он вполне может оказаться у вас в поле зрения.

– Каждый день оглядываюсь, – недовольно буркнула Даша. – Не водится в природе мужчина, от которого я захотела бы детей.

– Неправда, так не бывает. Разумеется, при условии, что придуманный вами мужчина – не какой-нибудь киноидеал. В нашем женском деле нужно быть реалисткой. Вполне достаточно, если он порядочный, работящий, непьющий, конечно. Умный, способный защитить вас и детей.

– Всего-навсего.

– Всего-навсего. Многие женщины находят таких, чем вы хуже?

– А вы нашли?

– Я толком и не искала. Увлекалась более важными проблемами, как мне тогда казалось.

– Теперь те проблемы не кажутся вам более важными?

– Не знаю. Я о своей жизни не жалею и прожила бы ее заново, если бы выпала возможность.

– Вы у себя в ГИТИСе не смогли найти такого мужчину, про которого мне рассказали?

– Во-первых, к ГИТИСу я никогда близко не подходила. Во-вторых, такого мужчину, про которого я вам говорила, там найти в тысячу раз труднее, чем в наших тихих местах.

– Вы не учились в ГИТИСе?

– К счастью, нет.

– Почему "к счастью"?

– Если бы училась, то финал моей актерской карьеры точно можно было бы назвать позорным. А так – после филфака МГУ почему бы не поработать актрисой погорелого театра. Найдутся даже люди, которые сочтут, что в сравнении с карьерой учительницы русского языка и литературы это феноменальный успех.

– Но после МГУ можно ведь заниматься и высокой наукой.

– К высокой науке меня влекло еще меньше, чем к школе.

– А к семье и детям – меньше, чем к высокой науке?

– Именно. Вы схватываете на лету, Даша. Но вы на меня не смотрите, я ненормальная. С юных лет лелеяла дурацкие мечты, их и осуществила, как смогла.

– Разве это плохо?

– Если мечты дурацкие – очень плохо. Никому не нужна актриса Овсиевская, никому не нужен наш глупый "Балаган" районного масштаба, а ничего другого у меня нет.

– А Касатонов?

– Что Касатонов? Думаете, приятно в моем возрасте ходить в содержанках?

– Почему в содержанках? Просто он без вас жить не может.

– Может, он просто дает деньги за секс?

– Думаю, у него при желании может быть много женщин, которым он просто дает деньги за секс – и не только в Москве, но и где-нибудь по заграницам. И помоложе вас, и покрасивей. А он вот в ваш театр вкладывается, чтобы вам было где играть.

– Спасибо, девочка, за честную оценку моих актерских дарований. Играть я могу только в театре, за который платит мой покровитель.

– Ерунда, вы хорошо играете. Я все ваши спектакли видела, и не по одному разу.

– Просто я не попалась на глаза московскому режиссеру?

– Вот именно. Разве Касатонов не может вам устроить такую встречу?

– Чуть не каждый день предлагает. Но я ему пообещала, что никогда не пойду ни на какую встречу, а если он ее устроит без моего ведома, я его выгоню.

– И останетесь без "Балагана"?

– И останусь без "Балагана". Пойду куда-нибудь уборщицей работать.

– А если действительно попадетесь на глаза московскому режиссеру, без всякого участия Касатонова?

– Не попадусь. Так не бывает.

– Как не бывает? Все великие артисты приехали в Москву из провинции. По-моему, среди наших звезд кино урожденных москвичей нет вообще.

– Я уже не приехала. Наоборот, я из Москвы уехала, и этим все сказано. Даша, в моем возрасте человеку важно жить в мире с самим собой, и уже неважно, каких высот он при этом достиг. Главное – не глодать себя день и ночь из-за недостаточной престижности занятого положения.