Грядет Тьма

– Как там тебя зовут? – спросила она. Несколько темных локонов выбились из пучка волос и упали на ее щеку.

– Э… Кирион. – Хассан не был готов придумать себе имя и потому выбрал первое, которое пришло в голову – имя своего кузена, старшего сына Летии.

– Ты ищешь новых проблем, Кирион? – спросила она. – Что, разве они недостаточно нагружают тебя уроками?

Хассан почти забыл, что сказал ей, что он студент в Академосе.

– Наверное, нет.

– Или, может, ты ищешь урока здесь? – продолжила она, и в ее голосе появилась усмешка.

– Урок?

– Именно, – сказала она. – Я тренирую других беженцев. Караульные больше, чем бесполезны, когда речь идет о безопасности лагеря, так что мы решили взять дело в свои руки.

– О, – быстро ответил Хассан. – Ну, думаю, мне не стоит…

– Давай, – сказала она, пихнув его в плечо. – Если собираешься прерывать нас, то мог бы и сам чему-то научиться. Тогда, может, в следующий раз, мне не придется вступаться и спасать твою задницу.

С губ Хассана сорвался довольный смешок. Никто во дворце с ним так не разговаривал.

– Ох, не знаю.

– Какой от этого вред? – колко заметила она. – Я не буду усердствовать.

Он не мог устоять перед блеском уверенности в ее глазах.

– Ну ладно. Если только ты не будешь усердствовать.

Она отошла от Хассана, награждая его ухмылкой через плечо.

– Кстати, я – Кхепри.

Он пошел за ней, и вместе они пробрались между двумя парами тренирующихся беженцев к стойке с деревянными мечами. Девушка выбрала один и бросила другой Хассану.

Он поймал его одной рукой, и, подняв взгляд, увидел, как удивление вспыхнуло на ее лице.

Они встали между двумя другими парами бойцов на арене. Выражение лица Кхепри выдавало уверенную решимость, когда она сделала шаг назад и приняла защитную стойку, приглашая Хассана сделать первый шаг.

Юноша почувствовал, как на лице появляется улыбка, когда встал в атакующую позицию. В последний раз он фехтовал очень давно, но использовать свое тело вот так – приятное чувство. Хотя у Хассана не было Дара сердца, ему всегда нравились стратегия и управление телом, объединяющиеся ради общего дела. Мать научила его хорошо обращаться с мечом, не используя Дар сердца.

Большую часть дней он делал все, что мог, лишь бы не думать, где сейчас может находиться его мать или что происходит с ней, пленницей Иерофана. Но если уроки фехтования и научили его чему-то, то это тому, что его мать была бойцом. Где бы она ни находилась, она сражалась.

– Я не стану использовать коа, – сказала Кхепри.

– Кажется, это честно. – Не используя коа, она лишится значительного преимущества одаренной силы, скорости и усиленных чувств.

Девушка рассмеялась.

– О, это не будет честно. Но может, немного интереснее.

Хассан пришел в движение первым, совершив удар, но не открывая себя для атаки. Это была уловка – ему хотелось увидеть, как Кхепри отреагирует.

Девушка парировала удар и, опустив клинок под его меч, контратаковала. Хассан блокировал удар – и почувствовал еще одну искру удивления Кхепри.

– Ты лжец! – воскликнула она, в ее голосе звучало удовольствие. – Ты не неженка-ученый. Ты раньше сражался.

– Не все ученые неженки, – ответил Хассан, вытирая каплю пота со лба.

Кхепри снова атаковала, быстрее, чем раньше. Сила удара заставила Хассана отступить и запутаться в ногах.

Девушка не колебалась. Она снова атаковала, воспользовавшись преимуществом. Хассан увернулся от нее, и деревянный меч просвистел рядом с ним. Они разделились, перегруппировались. Кхепри словно не волновал провал ее атаки. В действительности она казалась довольной, и Хассану показалось, что она только разогревается.

Юноша бросился вперед и снова нанес удар, но клинок Кхепри встретил его, а она даже не оторвала от него своего взгляда. Хассан начал чувствовать зуд соревновательного духа, пульсирующий в венах. Ему хотелось впечатлить ее, показать, что он выдержит темп. Они обменивались ударами, атаковали и отвечали на удары, их клинки поворачивались и сталкивались, пока они перемещались по полю. Возбуждение пело в крови Хассана. Но даже когда он встречал ее удары ударами, то понимал, что девушка поддается ему. Играет с ним.

Но она его недооценивала.

Следующим же ударом, Хассан заставил ее отступить и притворился, что споткнулся. Когда девушка двинулась, чтобы воспользоваться его очевидной ошибкой, юноша ступил ближе и ударил снизу, чтобы помешать ей.

Она споткнулась, схватившись за свой меч, чтобы не распластаться на земле.

Хассан взглянул на девушку сверху вниз, наставив на нее меч, а на его лице появилась победная улыбка. Она замахнулась, и он блокировал ее меч своим.

– Ладно, – сказала Кхепри. Мечи оказались скрещенными между ними. – Ты неплох.

А потом, когда он заметил ухмылку на ее лице, Кхепри ударила ногой, выбив меч из его руки, и повалила его на землю.

Хассан со стоном рухнул в пыль, оказавшись придавленным к земле, потому что коленями она прижимала его бедра к полу.

Девушка триумфально улыбалась ему.

– Но я все еще лучше.

Хассану хотелось ответить что-нибудь остроумное, но Кхепри тяжело дышала, и результат ее усталости… отвлекал. Щеки юноши начали краснеть, но прежде, чем он успел по-настоящему опозорить себя, она слезла с него. Он не мог точно сказать, испытывает облегчение или разочарование.

Кхепри взяла его за руку и подняла на ноги слишком легко. Одаренная сила.

– Ты же сказала, что не будешь пользоваться Даром, – заметил Хассан.

– Битва окончена.

– Тогда нужен реванш.

Ему начинал нравиться ее смех.

– Думаешь, что у тебя получится лучше во втором раунде?

– Ты же не станешь лишать человека надежды, а?

– Надежды никогда нельзя лишать, – сказала Кхепри, и в ее голосе послышалось что-то неожиданно мягкое, драгоценное, словно медленно распускающаяся речная лилия. – Как насчет ужина вместо этого?

Такого Хассан не ожидал. Он подумал о том, как сильно хотел провести здесь больше времени – с беженцами, конечно же, но и с Кхепри тоже.

– Я бы не отказался.

Девушка улыбнулась, и Хассан понял, что они все еще держатся за руки. Она словно тоже это заметила, но не отпустила, а перевернула его руку и легонько пробежала пальцами по его ладони. Его кожу покалывало, и он почувствовал, что начал краснеть.

– Все равно руки достаточно нежные, – пробормотала она, и ее губы изогнулись в улыбке снова. – Теперь придется заработать мозоли, если хочешь побить меня в следующий раз.

Она отпустила его руку и начала собирать тренировочные мечи, а Хассан просто смотрел на нее. Он одернул себя, и когда солнце опустилось в море, они покинули тренировочную площадку.

Запах дыма наполнил воздух, когда они добрались до другой стороны агоры, где лагерные костры только начинали загораться. Подойдя к лагерному костру, который Кхепри делила с другими, Хассан заметил знакомые лица: Азизи, его мать и маленькая сестра. Они, как и женщина постарше, с которой Хассан разговаривал вчера, радостно приветствовали его и усадили очищать от кожуры и семян тыкву.

– Ты везунчик, – сказала мать Азизи, которая назвалась Халимой. – Это всего лишь второй раз с самого нашего приезда, когда мы едим свежие овощи.

Хассан нахмурился, вспоминая о многочисленных богатых блюдах, которыми наслаждался на вилле тети, даже не задумываясь об этом.

– Откуда берется еда?

– Служители храма пожертвовали большую часть, – сказала женщина. – Достаточно, чтобы поддерживать в нас жизнь, на данный момент. Некоторые отправились в близлежащие холмы, чтобы охотиться на птиц и мелких животных. Сейчас лето, но я боюсь того, что принесет зима.

– До этого еще месяцы, – сказал удивленный Хассан. Он задумался, сколько других беженцев считали, что до возвращения домой еще месяцы.

Ужин оказался общественным делом – у каждого лагерного костра сидело пять и больше семей, они собрали вместе добытое и готовили еду, пока за детьми, слишком маленькими, чтобы помогать, присматривал один из взрослых. Сегодня вечером был черед Кхепри. Хассан часто отрывал взгляд от тыквы и смотрел, как дети лазают по ней – забираются девушке на спину и прыгают на колени. Кхепри выдерживала все это с вызывающим восхищение терпением.

Когда небо потемнело, все собрались вокруг костра трапезничать. Хотя Хассан съел всего два маленьких кусочка, оставляя большую часть еды другим, он не мог вспомнить, когда еще так, от всего сердца, наслаждался едой – жареная тыква и чечевица, приправленная молотым перцем, со свежим хлебом, орехами и фигами. Эта еда была намного проще блюд, к которым Хассан привык в королевском дворце, но ее запах и вкус напоминали дом, и у него ныло сердце.

Получив эту крошечную частичку Херата, он захотел получить все – ему захотелось почувствовать аромат голубых речных лилий и свежего хлеба, ощутить густую воду реки между пальцами, пригубить сладкого гранатового вина, услышать звон колоколов и барабанов выпускающихся ученых, идущих парадом по дороге Озмандит.

Во время еды Хассан узнал больше о жизни семей после их побега из Назиры. Агора уже была забита, и две или три семьи делили убежище, построенное для одной. Фонтанный павильон возле Священных ворот был единственным источником воды для всех лагерей, а это означало, что день тратился на длинные очереди, а воды никогда не хватало на то, чтобы помыться или приготовить еду, что в итоге приводило к появлению вшей. Бо́льшая часть беженцев пришла в Паллас Атос в одной одежде, так что нечто даже такое простое, как мыло или миски, было сложно раздобыть.

Но, несмотря на эти сложности и несмотря на то, как мало сделали священники Паллас Атоса, чтобы встретить беженцев в городе, в сердцах людей оставались надежда и желание бороться. Отчаяние нависло над ними, словно шторм, но любовь и забота безошибочно угадывались в том, как они обращались друг с другом.

Закончив с трапезой, Хассан и Кхепри сели у яркого света костра. Азизи и другие хератские дети кричали и бегали вокруг пламени.

– Я знаю эту игру! – воскликнул Хассан, радуясь, что, несмотря на все, через что прошли эти дети, они все еще могли играть, дразнить друг друга и смеяться.

Возле него Кхепри резко рассмеялась.

– Все хератские дети играют в нее.

– Я не играл, – сказал Хассан. – Но я, бывало, наблюдал из окна кабинета, как другие дети играли в нее вокруг фонтанов двора.

– Окна кабинета? – удивленно спросила она. – Тебя запирали в башне в детстве?

Хассан немного беспокойно рассмеялся.

– Вроде того.

– Ладно, – сказала Кхепри, резко поднимаясь на ноги.

Хассан заморгал, когда она протянула ему руку.

– Вставай, – сказала она. – Мы пойдем играть.

Он рассмеялся, и Кхепри подняла его на ноги. Поднеся руку ко рту, она закричала:

– Ибис и цапля, берегитесь меня!

– Крокодил, крокодил, оставь нас в покое! – в ответ кричали дети.

Кхепри ухмыльнулась Хассану, и оба побежали к визжащим от смеха детям, кружащим вокруг лагерного костра. Кхепри схватила одну из маленьких девочек и подняла в небо. Девочка закричала от восторга. Когда Кхепри поставила ее на землю, девочка завопила:

– Ибис и цапля, берегитесь меня!

Хассан позволил этой детской игре, радости от бега и возбуждению, когда тебя ловят, увлечь себя. Каким-то образом десять минут спустя все дети гонялись за ним. Они обступили его, повалили на землю и залезли сверху.

– Сдаюсь! Сдаюсь! – кричал Хассан, и слезы смеха текли из его глаз, а Азизи пробежал триумфальный круг вокруг него.

– Дайте ему встать, крокодилы, – сказала Кхепри, пробираясь к центру, чтобы вытащить оттуда Хассана. Она не смогла скрыть смех в голосе, когда спросила: – Ты в порядке?

– Все нормально.

– Вот, у тебя… – Кхепри протянула руку к волосам Хассана, доставая из них веточку. – Вот.

Он почувствовал, что снова краснеет.

– Ты не предупредила меня, что эта игра выматывает больше, чем тренировки легионеров.

Кхепри рассмеялась, беря его под руку и направляя прочь от детей. Хор «о-о-о» последовал за ними, когда они направились к покрытому травой выступу.

– Вы будете целоваться? – спросила одна девочка.

– Фуу, – крикнул Азизи.

Хассан беспомощно рассмеялся, а детские возгласы потихоньку затихли, когда они с Кхепри начали взбираться вверх по выступу. Он нависал над агорой с одной стороны и целым городом Паллас Атоса с другой.

– Эти дети хуже моих братьев, клянусь, – проворчала Кхепри, падая на траву.

– Твои братья дразнят тебя? – спросил Хассан, усаживаясь рядом с ней.

– Безустанно. – Она выдохнула, а потом Хассан увидел это – небольшое изменение в выражении ее лица, и он понял, что ее мысли вернулись к Назире.

В порыве чувств он потянулся к ее руке.

– Они все еще в Назире, не так ли?

Ее глаза заволокло горем.

– Вся моя семья там.

Ему хотелось узнать все, что скрывалось за этим взглядом.

– Как ты выбралась?

Она опустила взгляд на его руку, но не отодвинулась.

– Мои братья были легионерами, как и я. Мы нашли торговое судно из Эндарриона, которое согласилось тайно вывезти нас. Но той ночью, когда мы должны были уехать, в гавани оказались свидетели. Они обыскали корабль, когда мы прятались внутри. Мы знали, что они найдут нас, так что мои братья сдались. Им удалось помешать свидетелям найти меня. Они пожертвовали собой, чтобы я могла оставаться свободной. – Девушка взглянула на Хассана все с тем же яростным блеском в глазах, который он заметил при первой встрече. – Каждый день я просыпаюсь с этой правдой.

Хассан подумал о собственной семье, матери и отце, все еще пленниках во власти людей, которые считают их существование ошибкой природы. Он нес бремя пребывания в безопасности, пока его любимые – нет. Он ощущал, как страх и злость захлестывали его все время. Как даже во сне разум никогда не уставал мучить его всеми ужасными вещами, которые могут происходить.

Ему хотелось найти способ рассказать ей обо всем этом, не говоря, кто он. Горе было у них общим, и, скрывая его, Хассан чувствовал, как его наполняет чувство вины.

– Мне жаль, – сказал юноша, хотя ему не нравилось то, какими неподходящими прозвучали эти слова. Он взглянул через плечо на лагерь и детей, все еще занятых игрой, избегающих слабых попыток родителей уложить их спать.

– Вот почему я здесь, – через долгое мгновение сказала Кхепри. – В Чарисе тоже принимают беженцев, но я приехала сюда. Туда, где находится принц Хассан.

На мгновение Хассан лишился дара речи.

– Откуда… откуда ты про это знаешь?

– Его тетя была женой почившего Архона Базилевса, – ответила Кхепри. – И если принц Хассан действительно выжил после переворота, как все говорят, он бы приехал сюда, где у него есть семья и союзники. Я это знаю.

Сердце Хассана так отчаянно колотилось, что он был уверен, что Кхепри слышит его. Но кажется, она не заметила. Ее глаза сверкали, пока девушка смотрела на город под ними, переводя взгляд от цитадели караульных и Академоса на море покрытых черепицей крыш на склоне и купол крыши железной дороги в Нижнем городе.

– Мне кажется, находиться здесь – правильно, – сказала она. – В конце концов, это Город веры. Вот что привело меня сюда. Вера. Когда Иерофан и свидетели захватили Назиру, мне хотелось разорвать их на части, и было все равно, чем придется ради этого пожертвовать. Я позволила ненависти взять верх.

Хассан знал, что девушка имеет в виду. Он почувствовал этот жаркий зов ненависти у храма, повстречав свидетелей. И все же в самой темной части своего сердца он чувствовал это, когда думал об Иерофане и его последователях.

– Но когда я услышала, что принц Хассан выжил после переворота, моя ярость внезапно обрела новую цель. Я не могу этого объяснить, но… я знала, что мне нужно приехать сюда. Я прибыла в Город веры, чтобы найти принца и помочь ему вернуть нашу страну.

– Думаешь, он на это способен? – спросил Хассан. Юноша почувствовал себя беспомощным скарабеем, пригвожденным ее взглядом. Юный принц был полон желания рассказать ей, кто он. Если кто-то и мог понять, что он чувствует, как мечтает о доме, который у него отобрали с такой жестокостью, то это была Кхепри. Эта храбрая девушка, которая приехала искать его с берегов его родины.

Она кивнула.

– Я знаю. Капитан моего полка в хератских легионах однажды встречался с ним. Он сказал, что принц вобрал в себя лучшее от родителей. Силу и храбрость королевы, мудрость и сочувствие короля.

Хассан на мгновение закрыл глаза. Принц, которого она описала, казался совсем другим человеком. Что бы она подумала, если бы обнаружила, что принц, который, как она верила, мог спасти ее народ, прятался на вилле тети, без плана или надежды освободить свою страну?

– Что, если он не здесь? – спросил Хассан и сглотнул. – Что, если ты проделала весь этот путь впустую?

Взгляд, которым она его наградила, был быстрым, но ярким, словно вспышка светлячка над берегами реки Херат.

– Это было бы не впустую.

Хассан почувствовал ее мозолистую ладонь на своей руке, когда девушка наклонилась к нему. Он резко вздохнул, закрыв глаза.

– Кирион, – нежно произнесла она.

Хассан крепко зажмурился и, ненавидя себя, отстранился от нее. Как бы ему ни хотелось насладиться этим моментом, он знал, что не может. Не сейчас, когда между ними ложь. Но он не мог рассказать ей правду. Не сейчас. Человек, которого Кхепри пришла искать, мудрый, храбрый принц Херата, что мог бы повести людей к свободе, – это не Хассан. Он был лишь еще одним потерянным беженцем, испуганным и отчаянно надеющимся, что кто-то сможет указать ему путь.

6

Антон

АНТОН ПРОСНУЛСЯ, потому что тонул. Его грудь разрывалась, перед глазами стояли звезды, в голове раздавался зов…

Он распахнул глаза.

Юноша глубоко вдохнул. Не воду, а воздух. Затхлый воздух своей крошечной съемной квартирки. Он наполнял его легкие, пока Антон лежал на перекрученных и влажных от пота простынях. Юноша поднял трясущиеся пальцы к горлу и прижал их, отсчитывая каждый удар пульса кончиками пальцев.

Прошли годы с последнего сна об озере. На протяжении многих месяцев после побега из дома плохой сон был его еженощным посетителем. Серое небо, снег, темная фигура за спиной, а ноги несут Антона по замерзшему озеру. Лед трещит под ним, жестокие руки давят на него, а он борется в ледяной воде.

Теперь, приподнявшись на своей узкой кровати, Антон почувствовал себя маленьким и беспомощным, как и в той холодной, колючей воде. Он не мог успокоиться, потеряв всякий ориентир, чувствуя, словно в любой момент мир может выскользнуть из-под него, вновь отбросив в темные глубины.

Теплый ветерок врывался через крошечное окошко, приподнимая края занавески. Косые лучи лунного света падали в комнату, отбрасывая рваные тени на стену.

А потом Антон понял две вещи. Он не оставлял окно открытым перед сном.

И в его комнате был кто-то еще.

Сначала он почувствовал чужую эшу, словно приглушенный шелест крыльев мотылька. Эша была незнакома – не вызывала беспокойства, она не принадлежала человеку, который его искал. Он сделал резкий вздох, а его взгляд опустился на тень незнакомца в бледном лунном свете.

– Я не причиню тебе вреда.

Это был женский голос – низкий и резковатый. Антон некоторое время вглядывался в темноту и заметил, что шелковая маска закрывала нижнюю часть лица девушки, оставляя видимыми лишь два ярких глаза, которые смотрели на него с другой стороны комнаты.

Антон просчитал варианты. Она стояла возле окна, ближе к изножью кровати, напротив двери. У него было мало шансов добраться до выхода раньше ее.

Ему придется поверить ей на слово.

– Чего ты хочешь? – спросил он.

Она склонила голову.

– Ты не знаешь, кто я?

– А должен?

– Священник в садах Талассы тоже не знал.

Антон резко вдохнул воздух. Из всех ужасов, которые он представлял, у себя в гостях посреди ночи Бледную Руку застать не планировал.

Он заставил себя говорить.

– Ты пришла убить меня?

В ее глазах вспыхнуло что-то вроде изумления.

– А ты это заслужил?

Антон медленно покачал головой.

– Тогда тебе нечего бояться.

Он подумывал вернуться ко сну, к предупреждению о том, кто его ищет, и задумался, правдивы ли слова Бледной Руки.

– Если ты пришла не убить меня, то что ты тогда делаешь в моей комнате?

– Я ищу миссис Таппан, – ответила она. – И думаю, что ты, возможно, сможешь помочь мне.

Антон удивленно заморгал. Было несложно поверить, что миссис Таппан каким-то образом связана с печально известной убийцей, но обычно это она кого-то искала.

– Я не знаю, кто это, – солгал юноша, спуская ноги с кровати на пол.

– Письмо, которое она оставила тебе в садах Талассы, говорит о другом, – в тусклом освещении комнаты Антон увидел, как девушка протянула конверт. Он мог догадаться, что на нем стояла печать в виде компаса-розы Провидческого Агентства миссис Таппан. Должно быть, она оставила его для него, когда он сбежал.

– Откуда это у тебя?

Бледная Рука подошла к кровати, все еще протягивая письмо.

– Это ты, правильно? Антон?

Он потянулся к письму, но она забрала его.

– Скажи мне, где она, и получишь свое письмо.

– Я не знаю, где она.

– Но ты разговаривал с ней прошлой ночью.

Это произошло всего лишь прошлой ночью? Предыдущий день пролетел в облаке кошмара и воспоминаний, так крепко связанных в разуме Антона, что он едва мог разделить их.

– Откуда ты это знаешь?

Он не видел ее губ под маской, но ему показалось, что она улыбается.

– Я встретилась с парочкой твоих друзей в Талассе. Они сказали, что одна женщина ужинала там прошлой ночью, и с ней у тебя был очень интересный с виду разговор. Вскоре после которого ты исчез.

Он проклял Козиму за ее ненасытное любопытство и неумение держать рот на замке.

– Итак, – продолжила Бледная Рука, – о чем вы говорили?

Антон приподнял одно плечо.

– Ей просто нравится следить за мной. Проверять, как у меня дела.

– Из тебя никудышный лжец.

– Я не лжец.

– Тогда кто? – спросила она. – Миссис Таппан не выполняет нудную работу сама. Она даже не показывает свое лицо большинству людей. Так почему тебе показала?

Вместо ответа он сказал:

– Это не настоящее ее имя, знаешь ли.

У имени была особая связь с эшой человека, которому оно принадлежало. Так провидцы находили свои цели. У Антона это чувство было острее. Он не мог точно назвать имя человека по его эше, но он мог понять, когда имя ей не соответствовало. Имя миссис Таппан никогда не соответствовало ее четкой, похожей на колокольчик эше.

– Тогда какое настоящее?

– Не знаю, – ответил Антон. – Но не это.

– Откуда ты знаешь? – все ее поведение изменилось, глаза расширились. – Это ты, не так ли? Провидец, о котором она нам рассказывала. Ты – он. Она сказала, что ты сможешь мне помочь. Что ни один провидец не может сделать то, что можешь ты.

И внезапно все начало обретать смысл. Работа, которую Безымянная дама пыталась предложить ему прошлой ночью, – она исходила от Бледной Руки.

– Ну, она солгала, – бесстрастно сказал Антон. – Я никто. Я не могу помочь тебе, так что убирайся отсюда прежде, чем я расскажу караульным, где они смогут тебя найти.

Девушка не сдвинулась с места.

– Я серьезно, – сказал он, проходя мимо нее к двери. – У тебя две минуты на то, чтобы убраться.

Хоть Антон и почувствовал проблеск любопытства, он не поддастся ему. Кошмары уже вернулись, и использование Дара сделает их совершенно невыносимыми, юноша был уверен. Эта не та дорога, по которой он был готов идти, какие бы обещания или угрозы ни перечислила Бледная Рука.

Но то, что она сказала дальше, не было ни угрозой, ни обещанием. Это был вопрос.

– Кто такой Илья Алиев?

Потрясение окатило его, словно ледяная вода. Он не слышал, как это имя произносили вслух, уже пять лет.

– Где ты услышала это имя?

Бледная Рука протянула конверт. В этот раз, когда Антон потянулся к нему, девушка не стала препятствовать.

Печать была уже взломана, предсказуемо. Антон раскрыл письмо внутри конверта, его глаза зацепились за первую же строчку.

Илья Алиев. Последнее известное действие: зафрахтованный пассажирский корабль. Направление: Паллас Атос.

Под этими словами была целая дюжина параграфов, которые Антон быстро просмотрел. Целое досье на человека, ищущего его, проверенное, записанное, доставленное. Человек, о котором предупреждала его в садах Таласса Безымянная дама. Человек, который преследовал Антона в снах.

Он должен был быть благодарен, что Безымянная дама так потрудилась, чтобы достать ему эту информацию. Благодарен, что она вообще пришла к нему вместо того, чтобы сдать Антона и забрать свои деньги. Но он не мог найти в себе благодарность. Не в тот момент, когда холодный страх сковал его легкие.