Не бойся тёмного сна

Так что, если абсолютно точно создать конкретную

биологическую ситуацию (то есть, одного конкретного

человека), то в это гнездо непременно влетит именно та

душа, именно то «я», которое единственно подходит. Не

прими нас за циников, но, увы, без расчетов человека не

получается.

– А если воскресить меня еще один раз? Какое «я» будет

у двойника?

– Никакого. Твой двойник просто не оживет или не

будет полноценным, потому, что твоя душа уже, можно

сказать, занята, уже использована тобой.

Пока заваривался чай для Виктора и Юрия

Евдокимовича, Нефедов с Толиком принялись за хлеб с

молоком: терпения у хозяина не хватало.

– А что, вкусно, – оценил Толик, – а Василий

Семенович так и вовсе заурчит сейчас от удовольствия.

– Ты еще маслом, маслом намажь, – подсказал Нефедов,

– язык проглотишь.

Самому ему пришлось оторваться, чтобы налить чаю

остальным.

– Слушайте, ребята, а чего вы со мной возитесь? –

пошутил он, охваченный особенной симпатией к ним. –

Опыт воскрешения удался и что я вам теперь, а?

Толик в это время на удивление неумело намазывал

масло на кусок горячего хлеба: масло плавало по ломтю и

капало на стол.

61

– А что, граждане, ведь Василий Семенович прав, – со

значением проговорил он, приняв чересчур серьезное, не

очень естественное для него, выражение, – давайте бросим

его.

– Давайте, – согласился Юрий Евдокимович, – вот

напьемся чаю и пошлем его к чертовой бабушке…

Нефедов на мгновение растерялся, и они прыснули со

смеху. Виктор, к тому же, захлебнулся чаем и потом долго

со слезами откашливался.

– Ну, вас, с вашими шуточками…

Но смеялись не от шуточек, которые и не были столь

остроумны, а от хорошего настроения, от особого теплого

расположения друг к другу. Потом, просмеявшись,

напротив, некоторое время молча и осторожно

прихлебывали горячий чай.

– Знаете, ребята, – заговорил Нефедов, зараженный этой

молчаливой и оттого еще более дружеской атмосферой,

надеясь, что его растроганно заблестевшие глаза, отнесут

на счет горячего чая, – я не могу освободиться от

ощущения нереальности. Лишь отвернусь от окна, как мне

начинает казаться, будто я в своем времени, а вы просто

знакомые или друзья, зашедшие на чашку чая. Мне даже

легче поверить в более фантастическую ситуацию, в то, что

это я в своем времени, а вы – пришельцы из будущего у

меня в гостях…

– Увы, увы, – сочувственно проговорил Юрий

Евдокимович. – теперь у нас и фантасты перестали

заикаться про обратимость времени.

– У тебя чувство нереальности, – добавил Виктор, – а

для нас факт существования человека из прошлого уже

норма. Мы к этому так долго шли, что привыкли.

– Я еще вот о чем хотел спросить, – робко произнес

Нефедов, – моя жена, понимаете…

Он замолчал, подыскивая слова, чтобы удобнее

изложить просьбу.

62

– Мы понимаем твои чувства, – вздохнув, сказал Юрий

Евдокимович, – но, видишь ли, твоим воскрешением мы

занимались более пятидесяти лет. Вот почему, кстати, мы

не можем так просто отвернуться от тебя. Внешне мы

встретили тебя очень сдержанно, но на самом-то деле, от

того, что ты вот так просто можешь заварить свой чай,

спать, думать о чем-то своем, выбегать на зарядку, от того,

что ты сейчас такой, каким в точности был когда-то, и в

том числе, вот с этой печалью по жене, – от всего этого по

нашей цивилизации идет гул ликования. Причем, знаешь

ли, такой сдержанный, осторожный гул: твое

восстановление настолько крупная удача, что все бояться,

как говорили у вас, сглазить. И теперь дальнейший этап

нашей программы – это восстановление сразу крупного

человеческого массива, на что мы и должны направить все

свои силы. А восстанови мы, опять же через пятьдесят лет

твою жену, то вам станет не хватать ваших детей. Так что

это не выход…

– Ну, все, все, – сказал Нефедов, – я все понял.

Простите, что заговорил об этом.

– Тут вот еще что, – продолжил Виктор, – чтобы уж ты

понял все до конца. Мы с Юрием Евдокимовичем

принадлежим поколению, которое первым получило

бессмертие. Все, кто жил до нас, умерли, прожив до ста

пятидесяти – двухсот лет. Это были наши отцы. Может

быть, поэтому все восстановители, как говорится, родом из

нашего поколения. Конечно же, нам хотелось бы вернуть в

первую очередь своих отцов, которые для нас уже, как бы

растаяли в дымке времени, но теория доказывает, что

людей нужно восстанавливать крупными, неразрывными

массивами. С тобой же – это особый, экспериментальный,

случай.

– Да ладно тебе, не обижайся, – сказал Юрий

Евдокимович, приобняв Нефедова за плечи, – прости, что

мы сразу тебе всего не объяснили.

63

– Давайте-ка перейдем к вещам более реальным, –

предложил Виктор. – Нужно устранить твои сложности с

языком. Толик, подай…

Толик вынул из кармана коричневую, бархатистую на

вид коробочку и передал Виктору. Тот осторожно подцепил

из нее на палец какую-то маленькую черную точку.

– Это переводчик, – пояснил Виктор, – прилепи его

внутрь ушной раковины. Выглядит он как маленькая

родинка. Этот компьютер будет переводить слова, которых

нет в твоем словарном запасе. Он, кстати, переводит и с

иностранных языков.

– А у нас пророчили, что языки и нации перемешаются.

– Пожалуй, это было самой великой чепухой, – сказал

Виктор, прилепляя «родинку». – Так удобно? Зачем же их

перемешивать? Перемешивать, значит, уничтожать самое

уникальное и тонкое, что не укладывается в общие рамки.

Позже мы возродим и все исчезнувшие языки. Вместе с

людьми, разумеется. Пустот не должно быть ни в одной

сфере. Пусть существует все, что может существовать

безвредно. Хотя полезно и вредное сохранить. Почти

каждый у нас владеет десятью-пятнадцатью языками,

многие знают древнейшие языки, ну это так без помощи

«родинок». Изучение научных работ или чтение

литературных произведений в переводах – это признак

крайнего дилетантизма, бескультурья. Многие, особенно

те, кто относится к славянской ветви, знают «Слово о

полку Игореве» и многие другие памятники этого пласта,

которые были утрачены в ваше время, на языке оригинала.

Многие, так же на языке оригиналов, знают и «Библию», и

«Коран». Ну, а нюансы языков, относящиеся к каким-то

переходным фазам, скажем, языка твоего двадцатого века,

знают только специалисты. А твой язык, чего доброго, так,

кроме нас троих, больше никто и не знает.

– Мида знает, – сказал Нефедов, – и, кстати, очень

хорошо о нем отзывается.

64

– Какая Мида? – удивился Юрий Евдокимович.

– Да из четвертой техгруппы, веснушчатая такая, –

подсказал Толик, – сегодня они на зарядке познакомились.

– Она знает твой язык? – удивился Юрий Евдокимович,

– Любопытно. Их задача не требовала этого. Вот

молодчина…

Минут через десять завтрак был окончен.

– Ну, все, спасибо за чай, – сказал Юрий Евдокимович,

отставляя пустую чашку. – Чай был прекрасен. Хотя, отчего

у него какой-то странный привкус?

– Так вода-то с хлоркой.

– С хлоркой? Н-да… Тебе это тоже не нравится?

– А вам как? Понравилось?

– Все ясно, эту излишнюю точность восстановления

лучше устранить… Толик…

– Я уловил, – сказал Толик.

– А вообще-то, – уже поднимаясь из-за стола, заключил

Юрий Евдокимович, – в такой квартире и для нас есть что-

то уютное.

Все поднялись, повернулись, чтобы выйти из кухни и

здесь, неожиданно вздрогнул и мягко заработал

холодильник. Восстановители замерли на месте. Нефедов

видел лишь лицо Толика и был потрясен тем, что его лицо

вдруг побледнело.

– Что это? – спросил Виктор, – повернув к Василию

Семеновичу такое же испуганное лицо.

– Как что? – в свою очередь удивился Нефедов. –

Обычный холодильник. Вы что не знаете?

– Знаем, – сказал старший восстановитель, – знаем и то,

что он должен охлаждать и даже замораживать продукты.

У нас такого оборудования нет, потому что мы продукты не

храним. Но что это с ним? Это не опасно?

Василий Семенович не знал что делать – засмеяться над

ними или что? И это специалисты по двадцатому веку!

65

– Ничего с ним не происходит. Он так и работает. Это

нормально. У некоторых так он вообще ходуном ходит…

Их конфуз было даже неприятно видеть. Покраснев, они

прятали глаза не только от него, но и друг от друга.

– Ну, вот, – пробормотал Виктор, – как я и говорил,

предметы восстанавливаем, а в деле их не видим.

Понимаешь, дружище, – наконец, повернувшись к

Нефедову, с неловкостью продолжил он, – теперь все

оборудование бесшумно. Бывает, что некоторой

действующей аппаратуре, чтобы отличать ее от

недействующей, мы специально придаем какой-нибудь

приятный звуковой тон. Ну, а вот это… Это явный признак

близкой серьезной аварии.

– Да нет, все нормально, – заверил Нефедов.

Виктор и Юрий Евдокимович вышли в коридор, и

Нефедов услышал, как Виктор начла объяснять своему

шефу другому устройство холодильника и принцип, по

которому он работает. Объясняя, он все время делал паузы,

вспоминая необходимые термины, для описания принципа

действия электродвигателя.

– У нас ведь теперь все иначе, – сказал Толик Нефедову,

– у нас давно уже нет ни паровых двигателей, ни

двигателей внутреннего сгорания, ни реактивных

двигателей, ни электродвигателей.

– Но что же у вас тогда есть? – даже с некоторой обидой

удивился Василий Семенович.

– Да много чего, – сказал Толик, он, видимо, хотел

добавить что-то по поводу двигателей, от которых они

давным-давно отказались, но побоялся еще больше

обидеть Нефедова, и смолчал.

Уже на пороге он остановился и беспокойно оглянулся в

комнату.

– Так он что, так и будет работать?

– Да не беспокойся ты, – сказал Василий Семенович, –

он годами так молотит. Я ж говорю, все нормально.

66

– Ну, хорошо, – согласился Толик, – надо предупредить

ребят в лаборатории, – обратился он уже к остальным

восстановителям, поджидающим их в предбаннике, –

чтобы они не волновались, если вдруг обнаружат или уже

обнаружили

какой-то

неизвестный

объект

электромагнитного излучения. Хотя… – вдруг

улыбнувшись, сказал он, в предвкушении розыгрыша

потер ладони, – ничего не нужно говорить. Сейчас я

загадаю им загадку. Ввек не разгадают.

– Снова шуточки, – неодобрительно пробормотал его

отец.

– А что? Я ничего? – сказал Толик, тут же приняв

совершенно невинный вид.

«Вот так-так, – подумал Нефедов, – а я ведь им тут

мешаю. И угораздило меня с этим холодильником».

– Давайте, я вернусь и выключу, – предложил Василий

Семенович.

– Да ты что! Ни в коем случае! – сказал Толик и даже

схватил его за плечи, направляя к лифту. – Подумаешь

холодильник. Пусть себе работает…

10. ЭНЕРГОВОЛНА

Толик и Виктор остались в лаборатории, а Василий

Семенович и старший восстановитель спустились вниз.

Теперь все реплики прохожих на улице были Нефедову

понятны. Переводчик, работал так, что все вполне

синхронно и даже тем же тоном говорили на его языке.

– Откуда же этот переводчик питается? –

поинтересовался он.

– Из воздуха, – просто сообщил Юрий Евдокимович и

засмеялся над недоверчивым выражением на лице

Нефедова. – Теперь уж я буду тебя удивлять. Ну, надо же…

– сказал он, снова со вздохом, вспомнив конфуз в квартире.

– Твои современники сказали бы про нас, что мы

67

опозорились. Так оно и есть. Ну, да что ж, теперь… Так

вот о питании. Все от светильников до леттрамов и

каботажных космокораблей питается сейчас как бы из

воздуха. Вы такой энергии не знали. Ее можно представить

в виде некой эфирной радиоволны, только это энерговолна.

Она была не изобретена, а открыта, потому что

существовала всегда. Сейчас появились догадки, что она

обладает некими фиксационными свойствами и на ней

(даже без всяких наших восстановительных усилий) уже

записано все, как ты говорил, с точностью паутинки и

листка. Кстати, если это подтвердится, и мы найдем ключ к

прочтению этой записи, то процесс восстановления может

ускориться. Хотя необходимости в этом нет: все равно

земель обитания у нас еще мало. Да и с готовыми землями

еще не все гладко. Тридцать с лишним лет назад у нас была

великая катастрофа: погибло все население планеты Гея.

Но об этом потом. А что касается энерговолны, то, по всей

видимости, она подзаряжается Солнцем. Ну, а мы

научились подпитывать ее при помощи атомных

энергостанций, молний и прочих источников.

– Но она не опасна? – спросил Нефедов. – Стукнуть от

нее не может?

– Может, но через какой-либо преобразователь-

потребитель. Через тот же светильник, например.

Потребители легко настраиваются на энерговолну, а для

живого она не заметна, потому что по своей природе не

похожа даже на радиоволну и находится, можно сказать, в

другом измерении. О том, что пространство куда сложнее,

чем предполагалось, я уже говорил. Лет триста назад у нас

был открыт и своеобразный телепатический канал,

который легко проводит любые послания. Правда, как я

уже говорил, пользование телепатией, особенно для

считывания мыслей аморально, и этим почти никто не

пользуется. УП для передачи информации куда

эффективней. Он, кстати, тоже питается от энерговолны.

68

День был жаркий, и от влаги после дождя, долго

сохраняющейся в бурной зелени, парило.

– Давай-ка, попьем, – предложил Юрий Евдокимович,

когда они проходили мимо яркого автомата с тремя

десятками кнопок с символами различных ягод и фруктов.

Сам он выбрал себе сок какого-то экзотического фрукта,

а Нефедов, не желая рисковать, выбрал яблочный сок.

– А что это у вас бесплатно? – спросил он.

Юрий Евдокимович склонился было над стаканом,

поданным ему автоматом, но остановился и некоторое

время недоуменно смотрел на Нефедова. Василий

Семенович, глядя на изумленного гида, на его нос с

мелкими капельками испарины, уже понял неуместность

вопроса и засмеялся над его замешательством.

– Ну, конечно, бесплатно, – отпив глоток и сообразив,

наконец, о чем вопрос, ответил Юрий Евдокимович.

– Так у вас что, коммунизм, да?

– Да нет, коммунизм-то, кажется, уже прошел, –

неуверенно ответил Юрий Евдокимович. – Надо Толика

спросить, он лучше знает. А, кстати, и в самом деле, что у

нас сейчас? Наверное, ничего нет. У нас же везде одно и то

же: сравнивать не с чем. Это вы были сильны в

определении строя. И слова «строй» у нас в том, вашем

значении, нет. Ну, вот когда все имеют все – это что?

– Коммунизм, конечно, – сказал Нефедов, даже чуть

обиженный за свое время.

– Короче, тут я тебе не помощник, – сказал Юрий

Евдокимович. – Слышал, правда, как-то мельком мысль,

что, коммунизм, мол, был бы не плох, если бы его не

строили специально. Что, в этом специальном усилии была

одна из великих трагедий истории… Да ты не сердись, я,

конечно, специалист по двадцатому веку, но в иной сфере и

такими тонкостями не интересовался. Ну, что? Еще по

стакану?

69

Сок, выпитый Нефедовым, был какого-то изысканного

вкуса, если изысканным может быть просто яблочный сок.

Видимо, это были яблоки неизвестного, ароматического

сорта. Нефедов был бы не прочь и повторить, но из

гордости и некоторой обиды отказался.

Прошагав метров сто, они вошли внутрь оранжевого

сооружения, распахнувшего перед ними двери. Здесь были

только лифты. Юрий Евдокимович объяснил, что это вход

не только в один из филиалов банка памяти, но и на

фабрики, заводы, энергостанции, находящиеся куда глубже.

Все эти предприятия работают в автоматическом режиме, и

люди опускаются туда лишь в особо сложных случаях.

– Глубже всего у нас атомные станции, – сказал он. –

Когда-то от атомной энергии пытались отказаться, но

потом был найден безопасный способ переработки

атомного топлива, очень условно называемый «холодной

возгонкой».

Столбик указателей в этом лифте располагался в

несколько рядов. Юрий Евдокимович прикоснулся к

указателю, расположенному примерно в конце первого

столбика, пояснив, что им надо опуститься на девятьсот

восемьдесят метров. Пока Нефедов пытался вообразить

эти метры, мысленно ставя на попа почти километровое

расстояние, двери лифта перед ними открылись, и они

вышли в ярко освещенный зал, от которого лучами в

разные стороны уходили коридоры. Около лифтов стояли

маленькие автобусики, но опустившимся было недалеко, и

они решили пройтись. Свет от невидимых источников

сопровождал их по коридору, загораясь впереди и, потухая

сзади, причем, стоило им посмотреть далеко вперед или

оглянуться, свет появлялся и там. Для его включения

хватало усилия взгляда. В стенах коридора встречались

высокие двери с какими-то обозначениями.

– Здесь всюду элементы банка памяти, – пояснил Юрий

Евдокимович, – но сначала навестим наших ребят из

70

технической группы, которые тоже корпели над твоим

воскрешением. Вообще они работают наверху, но сегодня

у них тут что-то вроде профилактического осмотра. Когда

они узнали, что мы придем сюда, то попросили о встрече.

Так что подтянись.

11. МИЛЛИОНЫ НЕВИДИМЫХ

В подземной лаборатории было девять сотрудников,

одетых в свежие оранжевые комбинезоны, которые,

казалось, уже из-за самого цвета должны были пахнуть

апельсинами. Они сразу же обступили Нефедова, и букет

благоухающих роз преподнесла ему взволнованная Мида.

– Молодцы, молодцы, – похвалил их старший

восстановитель, – мы-то встретили его куда суше.

Было много смеха и шуток. Василия Семеновича

обнимали, шутливо дотрагивались до него, делая вид, что

не до конца верят в его реальность. Никакого языкового

барьера тут не было, потому что все они были заранее

вооружены переводчиками-«родинками». Нефедову было

неловко оттого, что лично его-то заслуги в успехе этого

эксперимента не было: он сам по себе был этим успехом.

Мида не сводила с него глаз, и Нефедов волей-неволей

убеждался, что намеки Толика о ее влюбленности были,

кажется, не безосновательны. Только этого ему тут не

хватало.

Когда визит был закончен, они с Юрием

Евдокимовичем вышли в коридор.

– А теперь о главном, – с торжественным волнением

заговорил старший восстановитель.

Войдя в следующие двери, они оказались в объемном

зале, похожем на заводской цех, все пространство которого

было заставлено кристаллическими гранеными колоннами.

Колонны переливались радужными бликами и были

испещрены мельчайшими трещинками– Волосками.

71

– Во! – сам же и восхитился Юрий Евдокимович. –

Сокровищница! Подземное царство!

Они устроились на мягком диване около двери.

– Итак, – воодушевлено, словно перед чтением поэмы,

продолжил старший восстановитель, – структура банка

такова: одна такая колонна, или по-нашему просто «столб»,

содержит информацию, равную, примерно, всему

напечатанному в двадцатом веке. Я имею в виду все книги,

газеты, рукописи и вообще все, что было на бумаге на

языках народов всего мира. Таких столбов в этом зале

девяносто штук. Этот филиал состоит из ста пятидесяти

таких залов. А всего на Земле более сотни таких,

связанных в единую систему, филиалов. И в этом мозге

все, все, все созданное до нас: художественные

произведения, научные разработки, вся историческая

информация и самое главное, в нем почти полная

информация о каждом человеке, когда-либо жившем на

планете. Нам необходимо, чтобы каждый человек был

восстановлен вначале полностью, но без материального

воплощения. Теперь одно уточнение. До сих пор под

полным человечеством мы подразумевали лишь тех, кто

жили и живут. И это не верно. Веками о родившемся

говорят, что ему выпал шанс из миллионов, что, мол,

вместо него мог бы родиться кто-нибудь другой. Так вот в

полном человечестве должны присутствовать и все те

миллионы, которые могли бы родиться. Человечество

должно быть воплощено во всей его полноте, какая

определена ему природой, со стопроцентным составом

всех генетических вариантов. Примерно двести лет тому

назад нам теоретически удалось создать полную

генетическую решетку всего возможного человечества.

Когда мы разместили в этой сетке (чисто теоретически,

конечно) людей, которые уже живут и жили, то оказалось,

что они удаленны друг от друга, примерно так же, звезды

на небе. Однако же, эта решетка позволила нам понять

72

каких именно людей, с какими генетическими «лицами» не

достает в человечестве. Говорят, что лишь сам Создатель

знает полное число человечества, но теперь оно известно и

нам. Число это поистине астрономическое. Но почему

волей случая кто-то живет, а кто-то остается

нереализованным? Один из наших философов сказал, что

человечество – это Человек, распластанный на

тысячелетиях. Пока что большинство его клеток мертвы,

но когда все они будут оживлены, то тогда Человек

поднимется, что и ознаменует новое состояние

человечества: Человек Идущий.

– А куда идущий?

– В глубины космоса, конечно. Десятки наших

миллионных космогородов в окрестностях Земли, десяток

искусственных планет – это пока лишь робкие шажки.

Главный признак цивилизации – это плотность

общечеловеческого организма, полнота освоенности всех

сфер жизни и всех структур пространства. Когда не станет

пустот, тогда человечество превратиться в единый

творческий мозг. И у этого мозга, представь себе,

возможно единое, цельное самоосознание, такое же «Я»,

какое может быть у отдельного человека. И сила этого

мозга будет колоссальной! Это будет то, что можно будет

назвать «мозгом космоса». В твое время философы

утверждали, что на Земле не исчезает ничто: ни

мельчайшее дело, ни взгляд, ни поступок, ни мысль. Но

это было скорее декларацией, предположением, чем

истиной, потому что у вас-то все исчезало. А исчезало,

потому что в твоем времени не находилось всеобщей связи

всего со всем: одного дела с делом другого, слова одного

человека со словом другого. В новом состоянии

человечества будут задействованы все способности и

таланты каждого. Какой мощный нереализованный

творческий и духовный потенциал исчез с ушедшими!

Вспомни-ка безликие массы рабов, массы крестьян, массы

73

солдат… Неужели их природная данность могла

реализоваться лишь их примитивным ремеслом? А залежи

миллионов ущербных, недоразвитых, олигофренов? Эти

люди не реализовались лишь в силу каких-то мелких

аномалий.

Глядя на эти столпы с массой знаний, Нефедов отвлекся,

вспомнив вдруг одно свое прежнее недоумение. Прежде,

слыша о каких-нибудь тонких и сложных науках, вроде

реставрации древних языков, он недоумевал – зачем все это

нужно? И вот, оказывается, после всех его недоумений

люди еще сотни и тысячи лет изучали и реставрировали и

эти языки, и еще многое другое, чтобы слить потом все это

с цельным единым знанием о человечестве.

– Да, да, – сказал он, возвращаясь к теме, – такое число

воскрешенных и просто вытащенных из небытия даже

представить нельзя.

– Ну и что? А число десять ты представляешь? Ты

видишь его внутренним взглядом?

– Вижу.

– А миллион?

– Пожалуй, нет. . Это уже как облако.

– А между тем, уже в твое время жили миллиарды

людей. Ты и тогда не представлял, сколько это есть. Так