Крик

Несколько месяцев я спокойно жила и работала, и счастью своему не верила. Зарплата очень даже неплохая, ответственности никакой и работа практически не бей лежачего. Ну разве это работа – подписывать документы, которые завизированы десятками подписей руководителей компании и подразделений. Я единственно должна была выучить их фамилии, должности, которые они занимали в компании, узнавать их подписи. Причем к каждому документу шел лист, который выдавала канцелярия компании, на котором было обозначено, чьи визы и какого подразделения должны быть приложены к документу, который я должна была подписать. И моя подпись была последней. Собирали подписи помощники руководителей или кто-нибудь из канцелярии Я лишь подписывала как генеральный директор. Делалось это, наверное, потому, чтобы я меньше знала. Мне объяснили, что главное в моей работе, чтобы я внимательно смотрела список с визами, никого не пропускала, была пунктуальной и аккуратной. Остальное меня не должно интересовать – ошибок здесь не бывает. И действительно ошибок не было. Ко мне ни разу никаких претензий не возникало. Да и какие могут быть претензии к человеку, который ничего не знает. Единственно, что когда нужно было срочно подписать какой-нибудь документ, исполнитель звонил мне на мобильник и просил срочно подъехать в указанное место.

Мне определили место в главном офисе. Это были стол и стул, потом я подыскала себе кресло. У меня была красивая бирка, ну по телевизору, наверное, видели, с моей фамилией, названием фирмы и должности. В общем, солидно, не хуже чем у людей. Некоторых контрагентов я все-таки запоминала, потому что возникали разные вопросы, иногда какие-то документы переделывались и тогда я непосредственно с ними общалась. Они относились ко мне с большим уважением. Во-первых, все понимали, что такую должность просто так не получишь. Значит у меня солидные связи. Во-вторых, не все контрагенты знали истинное положение дел. А моя фирма по оборотам средств, была не самая последняя в НК. А о порядках наших немногие были в курсе. И контрагенты передо мной расшаркивались в любезностях и уважении. И я быстро приспособилась. Выработала осанку. Неторопливую речь. Значительные жесты и взгляды. Причем удивительно, как быстро во мне произошло это превращение. Я как-то поделилась об этом с Володькой Макаровским, а он мне говорит, что это как в армии, стоит рядовому присвоить сержанта, дать ему должность и из милого паренька мгновенно вырастает держиморда: власть меняет человека. В общем, я была так довольна, что не верила, что это происходит со мной.

Платили мне нормально, на эти средства можно было жить. Я кое-что купила себе из шмоток, о чем мечтала, Степку одела как картинку. Сейчас очень много хороших и удобных детских вещей. Отец, правда, считал, что здесь все-таки что-то не так, но от моих денег не отказывался.

И вот однажды звонит мне Дятел и просит зайти к нему. А я уже и забыла о его существовании.

Прихожу. Он начал издалека, сказал, что руководство моей работой довольно:

– Ты быстро освоилась, заняла правильную линию общения с сотрудниками и с нашими контрагентами. О тебе от всех очень хорошие отзывы. Скажу тебе откровенно, поскольку фирма твоя крупная, мы на всякий случай, наблюдали тебя и в быту и, так сказать, в личной жизни. Ты не удивляйся и не обижайся, мы вынуждены за всеми так присматривать и за людьми на более высоких должностях. Сама понимаешь – конкуренты не дремлют, ну и бандиты иногда шалят. Повторяю, мы так за всеми присматриваем, – откровенно говоря, меня это нисколько не оскорбило, за такие деньги и за такую работу пусть наблюдают.

– И тут у меня, Вероника Николаевна, к тебе такой вопрос.

Я насторожилась. Думаю, что еще за вопрос. И лихорадочно вспоминаю, чем я их удивила.

– Мы заметили, что ты с мужчинами не встречаешься. Я понимаю, у тебя было горе, но жизнь продолжается. Сейчас не старые времена. На интимных отношениях никто не зацикливается. Секс есть секс – он даже, говорят, для здоровья необходим. Ты сейчас неплохо зарабатываешь. А вот с мужиками не встречаешься. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. Так оно и есть. Никак не оттаю после смерти мужа, даже не пойму почему. Мужики меня что-то не особенно интересуют.

– Ты меня не пугай, – засмеялся он. – Молодая, красивая женщина и вдруг – мужики не особенно волнуют. Ты ведь нормальной ориентации?

– В общем волнуют, конечно, но не до такой степени, чтобы я этим была озабочена.

Он вдруг как бы задумался. И довольно долго молчал. Молчал и все тут. А у меня в голове мелькали разные мысли. Некоторые просто дурацкие. Но одна утвердилась точно – он, наверное, хочет мне предложить встречаться с ним. Я даже стала внимательней к нему приглядываться. И даже в голове мелькнуло, что он не такой уж и противный. Но стать его, как бы отец сказал полуночным менеджером, не хотелось. Наконец он вздохнул тяжело и начал говорить:

– Я тебе сейчас кое-что скажу. А ты молчи, ничего не отвечай. Ни слова не произноси. Только слушай. А ответишь через несколько дней. А сейчас ни слова.

Он опять вздохнул, как старый мерин в упряжке.

– В общем так. Я по поручению нашего руководства, подчеркиваю только руководства, предлагаю тебе следующее. Ты очень и очень нравишься нашему руководству. Они просто балдеют от тебя. И они предлагают тебе стать их любовницей. Но не просто любовницей, а немного своеобразно. – он заметил, что я резко отреагировала на его слова, даже привстала невольно, и говорит. – Мы с тобой договорились – ты ничего не говоришь. Только слушаешь. Договорились? Если поняла, кивни головой.

Я кивнула. Он продолжал:

– В чем своеобразность этих отношений? Ты будешь вступать с ними в интимные отношения, не видя их. Как это будет происходить, и почему не видя их? Первое. Почему они не хотят, чтобы их видели? Некоторые из них предполагают в дальнейшем пойти в политику. Естественно они будут претендовать на серьезные посты. И они не хотят, на всякий случай, в дальнейшем шантажа. Ну ты смотрела, наверное, как весь мир радовался по поводу президента Клинтона и Моники Левински. Вот они учитывают и этот бесценный зарубежный опыт. Ну а не видеть их – это просто. Одним нашим оборонным КБ разработаны маски из дорогого и чудесного материала, очень удобные. В них даже лучше чем без них. Это первое. Второе. Их будет двое или трое, ни в коем случае не одновременно, им совсем это не нравится. Они обыкновенные, без отклонений, нормальные мужики. У всех есть семьи. Но иногда нормальному мужику хочется чего-то такого. Денег у них – куры не клюют. Купят любых женщин, но им нужны домашние женщины. Понимаешь. Не голливудские телки, пусть и сногсшибательные, с ногами от плеч. А домашние, которые молоком и пеленками пахнут.

Я пыталась встать и убежать, так я была возмущена и напугана. Но он силой удержал меня за плечи. И опять напомнил, что он меня предупредил.

– Почему двое или трое? – продолжал он. – Это не потому, что они тебя не уважают. Это опять ради всё той же безопасности. Одного ты рано или поздно вычислишь. У вас, у женщин, богатая интуиция. А двоих-троих уже сложнее. Да такому абсурду, пожалуй, никто и не поверит. Конечно, ты будешь получать дополнительные деньги. И, конечно, об этом кроме меня и их никто не знает и не узнает. Я уже давно могила. А им в силу того, что я тебе поведал, нет смысла болтать. Да, еще, эти двое или трое – одни и те же лица. Всегда одни и те же. И никогда вместе. Они и сами не хотят, чтобы вместе. Им это нужно не для веселья, этого хочет их грешная натура. Тебе для этого выделяется квартира со всем обеспечением. И питание и лучший парфюм и лучшие напитки. И лучшее белье. Все лучшее.

Обида и страх сдавливали меня как обручем. Страх оказаться опять в нищете, считать копейки, отказывать во всем и себе и Степке. Унижаться по поводу устройства на работу. Все это мгновенно пронеслось у меня в сознании и придавило к креслу. Я перестала слышать Дятла. И тупо покачивалась в кресле, стараясь не смотреть на него. Дятлов вдруг замолк, и молча смотрел на меня. Ко мне он почему-то больше не подходил. Наконец я встала и пошла к двери кабинета. И слышу вслед:

– Ты подумай. Сколько хочешь, столько и думай. Работай по-прежнему, ничего не бойся. Ты подумай.

Я не оборачиваясь вышла из кабинета.

2

По дороге домой я соображала, сколько времени я смогу продержаться на те деньги, что мне удалось отложить за эти месяцы. Пожалуй, полгода продержусь. А там может быть повезет с работой. Вдруг вспомнила про эту дурацкую присказку, про сыр и мышеловку. И даже стало как-то легче. Завтра же не пойду в офис. Но потом вспомнила, что Дятел сказал, что не будет меня торопить. Ну и решила, что не буду уходить сама, сколько пробуду, столько и пробуду. Все какие-то деньги. Так я и сделала. Месяц прошел и меня никто не беспокоил. У меня даже стала появляться надежда, что все образуется. Ну, как-то рассосется. Вроде бы все по-прежнему. Помощники и секретари в ЦБК учтивы, улыбчивы; контрагенты по контрактам и договорам, с которыми иногда приходилось сталкиваться, сама любезность. Все идет хорошо и надежно. И тут впервые стали мелькать эти предательские мыслишки, что и дальше может быть так же, может даже лучше, если плюнуть на все и согласиться. У меня даже стали появляться такие мысли: «Мне же все равно нужен какой никакой мужик, а тут даже сразу три». И смешно и грустно. И никто не узнает. Вот это при остальных условиях, было самое главное и успокоительное – никто ничего не узнает. И Степка веселый и хорошенький как картинка, и отец ворчащий, но довольный и спокойный. Мысли мыслями, но пойти к Дятлу и заявить, что я согласна – да ни за что.

И вот однажды подхожу я к нашему дому и вижу – стоит БМВ. Из него выходит Дятел. Ни слова не говоря открывает передо мной переднюю дверцу. Я молча сажусь. Он огибает автомашину и садится за руль. И сидим, молчим. Думаю, он гад понял, что мне не хочется отказываться. А сказать: «согласна» – язык не поворачивается.

Сидели так молча, сидели, и первым начал он:

– Вот ты, наверное, считаешь меня сволочью. Раз я предлагаю тебе такую гнусность. Молчи, молчи, знаю, что считаешь. Скажу тебе, как на допросе в НКВД. Я и сам себя так оцениваю. Может еще даже круче, потому что я в этой жизни кое-что повидал и, бывало, делал хорошее кое-что. Случалось, ради спасения человеческих жизней и своей жизнью рисковал и ранен был дважды. Я ведь в конторе с юных лет. И в Афгане был, и в горячих точках. Правда, в Чечне не был. Уже занимался безопасностью компании. Искренне так говорю. Ты не думай. Я прежде чем это сделал, всю твою жизнь пересмотрел. И даже твои ссоры с мужем выяснял. Знаю, что ты винишь себя. А я так подумал, в чем твоя вина? Ты, как обыкновенная нормальная женщина, просила мужа обеспечить тебя и сына. Все. Обыкновенное человеческое требование к тому, кто взял на себя обязанность быть главой семьи. Ну а он растерялся. В наших условиях многие растерялись. Вот он и сиганул с крыши. Я думаю, что он сделал это из гордости. Осудил и себя и окружающий мир. Ведь он гордо вошел в жизнь. Я знаю, как чувствуют себя ребята, которые поступили в престижные вузы и закончили их. Интеллектуальная элита страны, а их мордой об стол. Полное равнодушие, никому не нужны. И вдруг он не в состоянии заработать на жизнь своему ребенку и любимой жене. А он тебя любил. Но опуститься до торговли тряпками – мотаться в Турцию, Китай – гордость не позволяла. Как же, мы ребята из физтеха, нам все это не помеха. А вот если бы не любил, просто сбежал бы. Одному легче. Пересидел бы лихие годы, глядишь и выжил бы, но тут любовь, сын, а ты ничего для них не можешь сделать. Вот и не выдержал. Я знаю у меня сын такого же воспитания и такого же возраста. Так что не кори себя. Не кори.

– Легко сказать, – думала я. – Не кори. А если вся натура только этим и занята? Но я молчала, а он и не ожидал ответа.

– Вот, ты библию не читала, – продолжал он. – Вижу, что не читала. А про Марию Магдалину слышала? Вижу, что слышала.

Я вспомнила картину, которую я видела в какой-то репродукции, помню ее поднятое лицо в слезах. У нее еще нос покраснел от слез. И губы такие сочные.

– Известная грешница. И что-то как-то не сказано – она по нужде, или просто так любила мужиков. А Христу это было даже и не важно. И тем не менее он ее простил. Понимаешь, простил. Сам Христос. Не тройка из НКВД, не общественная палата, не особая тройка, а сам Христос. А почему? Если говорить откровенно, я не могу ответить на этот вопрос. И разве это можно сравнить с положением, в котором ты оказалась? Ты отнеси это к форс-мажорным обстоятельствам. Ты ведь в бога не веруешь. Кстати, я тоже. Так уж мы воспитаны. А если в бога не веруешь, то для тебя греха не существует, я имею ввиду интимные отношения. Для тебя что главное, что тебя волнует? Не отвечай, сам скажу. Для тебя главное, чтобы люди этого не узнали. Не знают и все нормально. Так вот про это никто никогда не узнает, потому что знаю только я и они. Я уже давно могила. И эти два или три козла, бывшие комсомольские работники, боятся огласки больше чем ты. Так что с этой стороны полная безопасность.

– Слушай дальше. Если греха нет, ну что он сам по себе, этот самый половой акт? Есть, конечно, некоторые физические неудобства. Так ведь иногда и мужа не любят. А спят с ним, живут с ним, бывает и всю жизнь. Ну а они ребята молодые в расцвете сил. Без вредных привычек. Это я тебе гарантирую, я ведь их тоже всех изучил. Работа такая. Ну не понравились они тебе… Сходила после этого козла в туалет, приняла ванну. Да, и не забудь плюнуть ему в спину, когда он будет уходить. Ну и еще одно – это из области почти невозможного, но я сам знаю, такие случаи бывают. Не говоря уже о кино и литературе. Помнишь американский фильм «Красотка»? Там еще известные актеры играют. Ну ты, конечно, знаешь. А кто такая красотка? Это в нашем понимании – трассовая девочка. Или как еще говорят: «линейная». А ты – генеральный директор одной из крупнейших фирм в России, или даже в Европе. Ты это зацени.

Короче, уговорил он меня. Уговорил.

3

Через несколько дней я с Дятлом поехала на квартиру, то есть на объект, как он мне сказал. За рулем был он сам. Это было на Фрунзенской набережной, в кирпичных домах, подъезд пятый, этаж восьмой. Дятел открывает дверь квартиры. И бог ты мой! На пороге стоит здоровенный негр и широко улыбается. Ну прямо как Поль Робсон в кинохронике.

Я чуть не ошалела от неожиданности и невольно воскликнула:

– Бог ты мой, что это такое?

– Не бойся, не бойся, – смеется Дятел. – Я сейчас.

Он что-то сказал негру по-английски, и они отошли в другую комнату. Потом Дятел тут же вернулся.

– Между прочим, – смеялся он. – Это охрана, ну и заодно он будет все здесь убирать. Зовут этого негра – Матрена. Он по-русски ни хрена не понимает. Но он смышленый – на пальцах все понимает.

– Почему Матрена?

– Он сам так захотел. А как на самом деле зовут, не имеет значение. Его здесь не будет, у него рядом квартира. И великолепная связь. В случае чего, он тут как тут.

– Но он же здоровенный. А вдруг…

– Этого вдруг не может быть. Приняты все меры медицинского характера. Временно, конечно. Но на те деньги, которые он здесь получает, он у себя дома кормит всю деревню.

– Но неужели нельзя было найти другую охрану?

– Можно. Но с этим никаких проблем на будущее. Опять все та же безопасность. Да ты не бойся, пойдем, я вас познакомлю. Между прочим, ты ему представлена, как одна из жен. А у него в деревне их несколько, так что для него это обыкновенное явление.

Мы познакомились. Матрена доброжелательно улыбался мне своей замечательной улыбкой. Потом кивнул головой и вышел.

– Еще сюрпризы будут?

– Это последний, – смеется Дятел. – Увидишь, Матрена тебе понравится.

4

Передохнув от неожиданности, я стала знакомиться с квартирой. Видно, что квартира после евроремонта. Все в блеске и подобрано со вкусом. Новая мебель, новая кухня. Новый холодильник. Новые гардины. По сравнению с нашей квартирой – роскошь, да и только. Открыли холодильник – деликатесы на каждой полке. Икра черная, икра красная, балыки и дорогие колбасы, сыры французские и итальянские.

– Все это будет систематически обновляться, – сказал Дятел. Ну и, естественно, какие у тебя будут пожелания – составишь заявку. Сейчас пожелания есть?

– Хлеба не вижу.

– Верно! – воскликнул он. – Вот что значит хозяйка, женский глаз. Тебе какого?

– Обыкновенного: черный, дарницкий, белый – нарезные батоны.

– Заявка принята. Кстати, я бы тебе самой поручал все закупать. Просто это утомительно, с сумками таскаться опять же. Водителя привлекать, чтобы он тебя возил. Все это лишние хлопоты. Ну а вдруг сама что-нибудь купишь. Все будет оплачено.

Вот так я стала полуночным менеджером. Не хочется как-то называть себя проституткой. Пусть все-таки будет – полуночный менеджер. Чуть-чуть непонятно, ну и не так оскорбительно.

5

Помню в школе, когда писали сочинение по «Войне и Миру» Льва Толстого, я выбрала тему: первый бал Наташи Ростовой. Наверное, тот бал запомнился Наташе на всю жизнь. Ну и мой первый бал тоже запомнился мне на всю жизнь. Хотя никаких ярких впечатлений. Все произошло быстро и скучно. Конечно, перед этим я волновалась, а вот когда меня трахали, была спокойна и безразлична. Клиент был неловок и тороплив. Поза была обыкновенная, лежа на спине, колени согнуты. С мое стороны преимуществом было то, что я ничего не должна была выдумывать. Проявлять инициативу. Да я и не знала, как ее проявлять эту самую инициативу. Я разделась, надела маску и села на краешек сексодрома. И ждала. Тот, кто вошел, чтобы возбудится, трогал меня руками, ну как обычно. И я заметила, что ему тоже не очень. Это меня даже успокоило. Потом он сделал свое дело, пискнул как кролик в анекдоте, и отпал. Причем я его почти не чувствовала. Он полежал несколько минут рядом. Затем поднялся, почему-то тихо, и вышел из спальни. Он даже не делал попытки на второй раз. Бал кончился, пора и душ принять.

Так вот это и началось – буднично и скучно.

Меня вызывали на сексодром два-три раза в неделю – не больше. Звонил сам Дятел на специальный телефон. И только он. И он не обманул – клиентами были только два человека. И я все-таки постепенно установила, кто приходил. Опознала их. Приходилось их обнимать, целовать, а плечи, руки губы и прочее у каждого индивидуальны. Ну и голос тоже. Они никогда со мной не разговаривали. Но возгласы от удовольствия и наслаждения – куда же от них денешься. Хотя они пытались изменить голос – но иногда забывались. И я установила, что один из них – это Лобов, второй – наш олигарх. Ну, с Лобовым было несложно. Я его видела, с ним разговаривала. Голос его. И как он меня рассматривал, я это тоже отметила. Со вторым было сложнее. По фигуре, по телу – это был он. Хозяин. Ну а голос его я запомнила по собранию акционеров, где он делал доклад, а я как генеральный директор не последней в НК фирмы, присутствовала.

Дятел как-то спросил, не узнала ли я кого-нибудь из них – троих. Конечно, я ответила, что не узнала. И чуть не болтнула – их же, мол, двое. Но во время догадалась, что этого не надо делать. Он загадочно усмехнулся, но оставил все без комментариев. И больше ни разу не спрашивал.

6

И вот примерно через месяц Дятел дал мне ознакомиться со списком поз, как он мне сказал, разработанных лучшими индийскими специалистами. Всего было тридцать шест поз. С описанием и рисунками.

– Почитай и посмотри, Вероника Николаевна, рекомендовали на всякий случай, для разнообразия.

Я посмотрела позы: Лунный свет, поза Ромберга, санитарный вагон, ковбой Миша, ночь олигарха и другие. Но одна поза по названию просто ужасная, хотя по содержанию обыкновенная. Но название – ужас: «Не бзди дорогая». Это только изощренный грушный ум Дятла, мог такое придумать. Ну и прочая мерзость.

Я прочитала все это и вдруг мне стало так тоскливо, просто жуть. Я на следующий день пришла к Дятлу и говорю:

– Не буду.

Он стал меня убеждать, что позы нормальные, ничего в них особенного, это просто так на всякий случай. Они рекомендовали.

– Не буду.

– Я не понимаю твоего упрямства. Не понимаю. Ну какая тебе разница? Но если эти уроды просят…

Но мне было так обидно, причем я сама толком не понимала почему. Слезы само собой наплыли на глаза. Стало трудно дышать. Я встала и пошла к выходу.

Он догнал меня у дверей и, так как я не останавливалась, схватил меня, взял меня за предплечье, чтобы задержать. И у меня вдруг как рефлекс такая злость нахлынула, что я с силой вырвала у него руку и толкнула его к двери передо мной. Я уже хотела его отпихнуть, чтобы выйти и тут он резко говорит:

– Вероника. Не торопись.

Я остановилась и стою, но стараюсь на него не смотреть.

– Вероника, ну что ты?

– Да что я, не человек что ли? Эти пакостники член не могут вставить, как следует без посторонней помощи, а туда же – позы. Сволочи!

Он как принялся хохотать. Но все-таки стоит передо мной, загораживая дверь – опасается, что сейчас уйду. Потом вдруг говорит серьезно:

– Так. Я тебе обещаю, что приму все меры, чтобы этой хреновины не было. Ты меня поняла?

Я молчу. Лишь дышу через нос, потому что боюсь расплакаться.

– Ты меня поняла? Я приму все меры.

Я стою в нерешительности, сама не знаю, что делать.

Он вдруг говорит:

– Вероника, ну потерпи немного, потерпи. Ну. Будет и на нашей улице праздник. Потерпи.

Надо сказать этих списков я больше не видела. И каких-либо изменений и безобразий не случалось.

Электроугли

Утром меня разбудил Степка по своим надобностям. Один он боялся, и пришлось его сопровождать. У тети Натальи Сергеевны все это было в сенцах. Туалет почти городской, но, конечно, холодно.

Когда вернулись в теплую избу, все уже встали.

– Все в деревне хорошо, а вот в туалет вдвоем приходится ходить. Как на Крайнем Севере.

– Избаловали вас. – говорит Наталья Сергеевна. – Раньше ведь вообще на улицу бегали. Туалет в углу участка стоял, где сейчас кролики. Не то, что теперь.

Мы не спеша позавтракали, а потом Наталья Сергеевна попросила меня постричь ее. Мы об этом с Алькой еще в Москве договаривались. Я, когда к ней приезжала, всегда ее подстригала. Не любят наши женщины по парикмахерским и салонам ходить.

Инструмент у меня был с собой.

– Ты меня как обычно, и покороче, – будто извиняясь, сказала она.

– Сделаем как в лучших салонах Москвы и Московской области. Все мужики не старше пятидесяти будут вашими.

– Да вы сами, когда замуж выйдете? – ответила она. Обидно просто. Красивые девки, просто на загляденье. По телевизору разных там светских львиц показывают. Так ведь лахудры затасканные. А вы? Любо дорого посмотреть. Да и работа у вас теперь нормальная. Когда я отвечаю, кем у меня работает дочь, так ведь не верят. Глаза от зависти квадратными становятся. Тут как-то ко мне подходит начальник нашего цеха Валерий Аркадьевич. Молодой мужик, чуть старше тридцати. Но уже разведенный. Ну у нас там свой разговор был, по части повышенной кислотности заготовок. Ну, это наши дела. И вдруг он мне говорит.

– Наталья Сергеевна, а что это за девушка с вами была?

– Когда? – спрашиваю.

– Ну вы с ней в опеле ехали, она за рулем сидела.

– Я вспоминала, вспоминала, где он нас с Алькой мог видеть? Но так и не вспомнила. А он говорит: «Я вас на улице Куусинена на светофоре видел. Вы рядом сидели» И тут я вспомнила. Мы тогда с тобой, помнишь, – повернулась она к Альке. – тогда в универмаг наш ездили. Мы еще там Леночке джинсы покупали и коричневый комбинезончик. Помнишь?

– Не помню, – отвечала Алька, но видно было, что помнит.

– Ну как же не помнишь? Мы еще после этого около рынка нашего соседа подхватили. До дома довезли. Нет, ну как ты не помнишь?

– Не помню, – стояла на своем Алька.

– Вы не отклоняйтесь от интересной темы, – говорю я, не отрываясь от работы. – Нам ведь главное, что этот мужик говорил.

– Ну так вот, он спрашивает, что это за девушка с вами была. Я и отвечаю, что это моя дочь. Она говорю, в Москве работает, генеральным директором. Фирма нефтью торгует.

– Такая молодая, красивая и нефтью занимается. Способная, наверное.

– Ты, конечно, и разболтала все, – накинулась на нее Алька. – Сколько раз тебе говорила – меньше болтай.

– Да я только одному человеку и сказала. Ну что тут такого? – возмутилась Наталья Сергеевна.

– Да ладно вам, дальше то что? – говорю я. Мне и правда стало интересно.

– Что, что. Он как услышал, что она генеральный директор, так чуть ли не по стойке смирно передо мной встал. А после этого ко мне с таким почтением. Будто я это и есть генеральный. И знаешь, что еще. Я его несколько раз видела в наших краях. Он на наших горках катается, тоже на какой-то иномарке приезжает.

– Ну, приезжает, – недовольно бурчала Алька. – Ну и что?

– Что, что! До этого я его почему-то у нас не видела. А как узнал от меня, что ты кататься приезжаешь, так сразу лыжи навострил. А что, мужик он молодой. Зарплата высокая. Ты знаешь, сколько у нас начальник цеха получает?