
Полная версия
Золотой дурман. Книга вторая. Жертвы золотого идола
– Да, вы правы. Но это длинная история – в двух словах об этом не расскажешь.
Мирон, улыбнувшись, понимающе кивнул головой.
За разговорами они не заметили, как подошли к огромной елани21, на которой раскинулся огороженный частоколом скит. Могучие деревья расступились и враз открывшееся, залитое солнцем пространство, заставило путников зажмуриться.
Мирон краешком глаза заметил, как солнечные лучи заиграли: на перекинутых через плечо волнистых волосах Марьяны, сверкнули искорками в бирюзовых глазах и заставили прищурить длинные изогнутые ресницы.
Высохшее за дорогу платье заколыхалось от дуновения налетевшего ветерка, обозначая стройную фигуру девушки. Он непроизвольно вспомнил наряженную и украшенную бриллиантами Лизу, но она тут же померкла перед одетой в простое платьице Марьяной.
– Как солнышко играет! – прикрывшись рукой от ярких лучей, произнесла она. – В преддверии осени часто стоит такая погода.
Рыжий пёс с радостным лаем выбежал им навстречу и закрутился вокруг Марьяны.
– Отойди Рыжок, с ног собьёшь, – ласково отстранила она пса.
– Рыжок? – удивлённо переспросил Мирон. – Ну вот и познакомились, – присев на корточки, погладил он по голове собаку.
– А он с вами уже давно знаком, – откинув назад упавшую на глаза прядь волос, произнесла Марьяна. – Если не Рыжок, то вы бы так и висели там – на берёзе.
– Вон оно что?! – враз посерьёзнел Мирон. – Оказывается и твоя заслуга есть в моём спасении – выходит, я твой должник.
Пёс, подняв голову, умными глазами посмотрел на него, как будто понимая, о чём идёт речь.
– Ну всё Рыжок, иди на место, – подтолкнула пса Марьяна, видя, что тот не прочь проводить их в избу.
Мирон открыл дверь и учтиво пропустил спутницу. Благодатная прохлада хлынула на них из горницы.
– Чего в дверях встали? Давайте, подходите. Отобедаете, чем Бог послал, – кивнув на немудрёное кушанье, привстал из-за стола Евсей. – Мы с Антипом уже чаю попили.
Прочитав молитву, они уступили место молодым, а сами расположились возле печи, на лавке.
– Апосля поговорить надобно, – многозначительно взглянул Евсей на Мирона.
Тот молча кивнул головой и с аппетитом принялся за еду.
– Кто бы подумал, что апосля того, что с ним стряслось, вот так обыгается, – кивнул Антип на уплетающего кашу Мирона.
– Да кабы не Марьянка и Серафимино снадобье – лежать ему во сырой землице, – вставил своё слово Евсей. – Смотри – как на собаке всё заросло…
– Не в обиду Мирон будет сказано, а разговор у меня к тебе вот какой… – начал Евсей, когда тот закончил трапезу.
– На ноги мы тебя поставили – вон, гли-ко, по лесу уже бегашь, а там, даст Бог, и в память войдёшь. А когда тебя в беспамятстве сюды приволокли, так на деда Авдея место положили. А дед-то, вон, с печи не слазит – попрыгай-ка в его годы с полу на полати. Да и Марьянка стеснятса мимо молодого мужука бегать, – кивнул Евсей на залившуюся краской дочь.
– Пойду я, Рыжка покормить надо, – выскочила из-за стола Марьяна.
– Да мы его только что накормили, – пожал плечами отец.
Но Марьяна, не слыша его слов, уже выскочила во двор.
– О-о!.. Видал? – многозначительно посмотрел на Мирона Евсей. – Стеснятса тебя…
– Я всё понял, дядя Евсей, – решил не затягивать этот неприятный разговор Мирон. – Вы правы… Только соберу кой-чего в дорогу. Да укажите, куда, в какую сторону мне идти – не помню я, где мой дом…
– Где он твой дом?!.. Супротив неба – на земле… – оборвал его Евсей. – Куды же ты, не вошедши в память, пойдёшь? До морковкиной заговни идти будешь – волкам, али медведям на растерзание. Ишь, какой прыткай, я же тебя не прогоняю! Разве для того мы тебя столь дней додёрживали, чтобы вот так взял – и враз угробился, – с отеческой любовью посмотрел на Мирона Евсей.
– Из огня, да в полымя, – поддакнул Антип.
– Ну а что же мне делать? – пожал плечами Мирон.
– Чево, чево! – передразнил его Евсей. – Вон, поди, Антип, пустит на постой… А?.. – вопросительно посмотрел он на соседа.
– Чево ж не пустить-то – изба большая. Что он меня придавит, что ли? Да и нам с Авдотьей веселей будет.
– Ну вот, прямо счас и собирайся, – подхватил Евсей. – Собери, чево надобно, да посуду свою не забудь. Ты уж не серчай, но нам с мирскими из одной посуды есть не можна…
– Ну, Мирон, пошли, – дождавшись, когда тот соберёт всё необходимое, поднялся Антип. – Теперяча у меня поживёшь.
Изба Антипа мало чем отличалась от Евсеевой, видать, всем миром жильё строили, недосуг было до разнообразия: пять одинаковых изб, небольшая часовенка да от зверья частокол кругом – вот и всё поселение…
– Вот, Авдотья, принимай гостя! – с порога крикнул Антип.
– Ой! Проходьте, проходьте. Милости просим, – засуетилась та.
– Присядьте пока… Щас шаньги подойдут, – заглянула она в пышущий жаром зев печи.
– Ты шибко-то не суетись – не голодные мы, только из-за стола, у Евсея отобедали, – махнул рукой Антип.
– Вот куды ж Мирона определим? – вопросительно взглянул он на хозяйку.
– А ты ему возле печки постельку помягче сгоноши22. Пущай отдыхает, пока совсем не обыгается.
– Да чего ж я отдыхать-то буду? – не согласился Мирон.
– Ты мне укажи – али чего по хозяйству подсобить нужно? Надоело уже без дела проживаться.
– Чего, чужой хлеб в горле петухом поёт? – засмеялся Антип. – Погодь чуток и тебе дело найдётся.
– Верно говорит Антип, вскорости мужуки орешничать поедут – там на всех работы хватит, – добавила Авдотья.
– А покуда ляжь, отдохни, да поспи часок другой. Авдотья щас тебе постель сгоношит, – тоном, не терпящим возражений, произнёс Антип.
– Мирон уж было открыл рот, чтобы возразить хозяину, но тот, опередив его, заботливо, по-отечески, повторил своё предложение…
От вынужденного безделия, время тянулось медленно. Мирон не знал куда себя деть: каждый день открывая всё новые места окрестностей, он не забывал дорогу к озеру, в надежде увидеть Марьяну. Вот и в этот день, проснувшись, он поспешил к кристально чистой воде лесной купели.
Тайга, ещё не пробудившись ото сна, дышала ночной прохладой. Легкая дымка тумана повисла над озером.
Мирон пробежал по мокрой траве елани, на ходу сбросил с себя одежду и с разбегу нырнул в обжигающую холодную воду. Тысячи иголочек, приятно покалывая, покрыли всё его тело.
– Фу-у! – вынырнув, потряс головой Мирон и, с силой рассекая прозрачную толщу воды, поплыл на другой берег. Выглянувшее из-за горы солнце вмиг разогнало пелену тумана и яркими бликами засверкало на зеркальной глади озера.
«Какая первозданная, нетронутая красота!» – не спеша рассуждал Мирон, наслаждаясь прохладой воды и окружающей тишиной. Щурясь от яркого солнца, он окинул взглядом подступающую к озеру тайгу и поднимающиеся вдалеке высокие горы, со светящимися в солнечных лучах белыми шапками снега. – «Как я попал в эти дивные края?» – в который раз спрашивал он самого себя, так и не находя ответа. – «Прямо наваждение какое-то. Может быть, я умер и это картины рая?» – Лёгкий ветерок, принёсший аромат хвои, покрыл пупырышками озноба кожу Мирона. – «Нет, не похоже это всё на небытие» – слегка поёжился он. – «Пора на берег…»
С чувством разочарования, от несбывшихся ожиданий увидеть Марьяну, Мирон направился к небольшой песчаной отмели, выходящей полоской светло-серого песка на елань. Не успел он доплыть до неё, как из тайги послышался хруст веток и на поляну выбежал огромный бурый медведь, за ним, рыча, поспешал ещё один. Остановившись и оглядевшись вокруг, оба зверя прямиком направились к озеру. Передний замедлил шаг и потянул носом. Мирон спешно стал пробираться к месту, где из воды торчали высокие стебли травы…
Он забрался в зелёную гущу, еле сдерживая охвативший его холодный озноб, и стал наблюдать за непрошеными гостями. Идущий впереди, продолжая принюхиваться, набрёл на одежду, сброшенную Мироном. Остановившись, он коротко рыкнул и потрогал лапой лежавшие на траве вещи. Видимо, так и не поняв, откуда здесь взялось пахнущее человеком одеяние, медведь вышел на песчаную косу и похлюпал лапой по воде. Второй прямиком зашёл в озеро и присевши, погрузился в воду.
То погружаясь, то вставая на задние лапы и стряхивая с себя тучи брызг, медведи не обращали внимания на притаившегося в зарослях озёрной травы человека. Между тем Мирон, зная, чем сулит встреча с нежданными гостями, затаил дыхание и погрузился до подбородка в воду, наблюдая за купающимися зверями.
«Вот тебе и тихое озеро! – подумал он про себя. – Неужели Марьяна, прожившая в этих местах не один год, не ведает, что эту кристально чистую купель облюбовали медведи? Может, они случайно забрели на эту поляну? Вряд ли…»
Медведи же, вволю накупавшись: вылезли на берег, ещё раз обнюхали брошенную одежду и, недовольно рыча, удалились в лес.
Мирон продрог насквозь от сидения в холодной воде. Стуча зубами, он выбежал на берег, подставил тело ласковым лучам солнца и второпях натянул на себя одежду. Бегом, не оглядываясь по сторонам, кинулся он к дому…
– Ты чево такой запыханый? Словно кто гонится за тобой… – встретил его Антип.
Мирон торопливо поведал ему о встрече с медведями.
– И не боятся, что скит недалече, – закончил он свой рассказ.
– Хе! Чудной ты человек, – с улыбкой посмотрел Антип на Мирона, поглаживая густую, припорошенную сединой бороду. – Чево им опасаться? Зверь здесь непуганый, – ходит, где хотит. Бывалочи днём, как собаки зальются, так уж знамо, медведь али волк поблизости бродит, – поднял он палец вверх.
– Странно, что Марьяна без опаски гуляет, – взглянул Мирон на Антипа.
– Погодь, не нарвалася ещё девка на голодного зверя. Молода ишшо – молоко от воды не отличит. Ужо сколь Евсей долдонил про это… Бывало, глянет: а Марьянки тютиньки – на озеро убёгла.
Мирон тяжело вздохнул: «Уж если он, мужик, от страха обомлел, то что же с ней, девкой, случится, встреть она вот таких медведей! Вскрикнет с испугу, и всё – конец».
– Чево так вздыхаешь? – поинтересовался Антип.
– Да боязно как-то за Марьяну стало, – признался Мирон. – Теперь и по лесу без опаски не пойдёшь.
– Хм! – лукаво прищурясь, хмыкнул Антип. – Я тебе вот как обскажу: зверь он чует, какой человек страх к ему имеет, на того и напасть магёт.
– Тут поневоле испугаешься, когда на тебя такая зверюга выскочит! – округлив глаза, пожал плечами Мирон.
– Э-э… Спугаться-то спугаешься, да вот страху своего не показывай, – наклонив голову, улыбнулся Антип.
– А вот хотя бы случай тебе обскажу, – немного задумавшись, серьёзным тоном продолжил он.
– Так вот: в позапрошлом годе это было… Собрался я белковать. Иду по тайге, ружжо за плечами висит. Слышу сзади зашабаршало – ветки захрустели, и сопит ктой-то. Оглядываюсь – медведь! Встал он на задни лапы, дёргат носом, нюхтит. Сердце у меня так и ёкнуло. Ну, думаю, всё – пропал, хоть молитву перед смертию успеть бы прочесть.
Про ружжо-то даже и забыл, да и разве успеешь с им? Пока сымешь, он тебя заломать успеет. А тут у меня на ум пало: ежели суждено от зубов зверя сгинуть – хоть бойся, хоть не бойся, а конец один. Ну, значит, замахал он лапищами, да как рявкнул. И я, вытарашшил на него батарашки23 и того громче гаркнул, да ишшо как зарычу! Тут и ружжо успел снять. Опешил медведко-то, смотрит на меня – не шевелится. Рыкнул он ишшо, но ужо тихо, да и убрался в чащу… О как!
– Ну, это ты приукрасил, дядь Антип, – недоверчиво усмехнувшись, покачал головой Мирон.
– А ты поди, спроси медведку-то, коли не веришь мне. Там акромя его да меня никого не было.
– Да уж, чудно как-то всё получилось. Чтобы медведь, испугавшись человека, восвояси убрался… – пожал плечами Мирон. – А хотя, кто его знает…
– Вот-вот, молод ты ишшо старших судить, – назидательно произнёс Антип. – Мало чего на своём веку повидал, – похлопал он по плечу Мирона.
– Ну, ладныть, разговоры разговорами, – да скотину надоть идти кормить, – поднялся Антип и направился к двери.
– Давай, помогу! – вскочил Мирон.
– Ну а что, пошли, пока не ободняло24! У меня для тебя работа найдётся – сено надо бы перевернуть. Зарод-то большушший – запреет от жары…
– Вот тебе подавашки, – протянул Антип вилы с тремя рожками. – А вон зарод, – махнул он в сторону огромного стога сена рядом с сараем.
Мирон взял вилы, скинул рубашку и с усердием стал переворачивать сено, укладывая просохшее вниз, а пышущую жаром середину сверху.
Работа доставляла ему удовольствие: намаявшись от вынужденного безделья, он с радостью взялся за порученное ему дело. Да и на душе как-то полегчало – отступила тоска, временами закрадывающаяся в его сердце…
– Ну что, пошли обедать? – услышал он сзади себя голос Антипа. – Вон сколь перелопатил, добрая половина будет.
Мирон воткнул вилы в землю, поднял сброшенную рубашку и вытер пот, сбегающий струйками по лицу.
– Погоди, ещё немного поработаю, – тяжело дыша, ответил он.
– Да куды ты так в чистяки махашь-то? Смотрю – только подавашки мелькают. Успеешь ишшо наработаешься.
Антип выдернул вилы и кинул к стене сарая. – Пошли! – категорично повторил он.
– Давайте, проходьте, – засуетилась Авдотья. – Щас я шарбы25 налью, а там и каша подоспеет.
– Постный день сегодни, – пояснил хозяин. – Шшарбу похлебаем.
Прочитав Отче Наш и поклонившись, Антип дал знак к трапезе.
– Ну, давайте, чем Бог послал, – произнёс он, опускаясь на грубо сколоченный стул, и все трое молча стали хлебать рыбный суп.
– Авдотья, принеси-ка травянушки. С устатку-то оно хорошо будет, – кивнул Антип жене.
Аромат целебных трав приятно разбежался по телу Мирона. В памяти вновь всплыл образ Марьяны. Эти чудно пахнущие травы возвратили его мысли в то место, где он случайно встретил свою лесную фею.
– Что-то Марьяны не видно, – после обеда решился расспросить Антипа Мирон.
– А на что тебе Марьянка сдалася? – хитро улыбнулся он. – Серафима её к себе призвала для помочи.
– Да так… Куда, думаю, подевалась? – разводя руками, потупил взгляд Мирон.
– Вижу, неспроста спрашивашь, – прищурил глаза Антип. – Чево это тебя, так враз передёрнуло26?
– Да вот, травки у меня закончились, – замялся Мирон – Ты бы объяснил, где эта Серафима живёт, да коня бы дал. А я только туда и назад.
– А-а… Ну-да! Травки закончилися… Коня, значит, надо… Стало быть, к Серафиме собрался, – почесывая затылок, повторил просьбу Мирона Антип.
– Я только туда и назад, – с просящим взглядом уточнил Мирон.
– Чево это ты вот так вот выкручиваися?! Травки у него закончилися! Да ты, почитай, ужо две недели, как их не пьёшь. Ишь – заделье нашёл. Скажи прямо, что Марьянку хошь увидать.
Мирон слегка покраснел, выдавая тем самым истинную причину своей просьбы.
– Эх… Мирон, Мирон, – вздохнул Антип, – крепко, видать, тебя девка зацепила. Не одному парню она голову вскружила. Вон, и мои троя: Гурьян, Ермолай, Харитон – все батарашки проглядели, когда Евсей её от свояченицы привёз.
– Ну и?!.. вскинул глаза Мирон.
– Чево – ну-и?!.. Не крещёная по нашей вере она была – мирская, считай. Ну, мы своих быстро оженили от греха подальше – они погодки, так друг за другом свадьбы и сыграли. По первости аргужем27 жили, пристрой к избе задумали делать. Только стал я замечать: как пойдут куды из селения, так завсегда Евсееву избу за угол захватят – тянет их к Марьянке. Потолковали мы с Авдотьей, да и порешили, что лучше им подале поселиться. Вот и срубили они себе избы вёрст сорок отсель. «Кедрова падь» – место обозвали. Уж шибко там кедру с ядрёным орехом много. Да так, мало-помалу, и ужамкались28… Живут ноне куды с добром.
– Ну так сам говоришь, что не крещёная. А чего тогда меня удерживаешь? – глядя в глаза Антипу, произнёс Мирон.
– А то и удёрживаю, что сладка ягода, да не по зубам. Не сегодня – завтра Марьянка крещение примет. Да, почитай, уже по нашим устоям живёт. Вот вскорости наставник приедет – и окрестим её по истинной вере… А с мирскими нам не можна.
Всё перемешалось в голове у Мирона. Он не мог сообразить, что ответить на слова Антипа. Вот так просто промолчать? Нет… он пойдёт до конца, а там – как Бог даст.
– Ну так что, дашь коня?! – твёрдым голосом повторил он свою просьбу.
– А чево не дать – бери любого… Обскажу, как Серафиму сыскать. Я тебе своё слово сказал, а ежели не хошь моего совету послушать – езжай, трандило тебе в лоб29.
– Пошли, провожу… – поднялся Антип. – Вон туды поедешь, прикрываясь одной рукой от слепящих лучей, другой, махнул он в сторону солнца и обстоятельно объяснил, как добраться до Серафимы:
– Сперва тайгой пойдёшь, а дале – как выйдешь в долину, так и придёрживайся солнца. Вдалеке увидишь берёзову забоку30, вот туды и направляйся, там натакаисся на небольшу речушку, её и будешь держаться. Выведет она тебя к мельнице-мутовке, а от её дорога наезжанна – прямо в поселье Устина Агапова приведёт.
С волнением в сердце направился Мирон к Серафиме, лишь отмечая про себя ориентиры, указанные Антипом. Прохлада хвойного леса, удерживаемая могучими кронами кедров и размашистыми лапами елей, сменилась жарким дыханием убегающей вдаль долины, прогретой нещадно палящим полуденным солнцем. А вон и берёзовая рощица, одиноким оазисом затерявшаяся в долине. Жёлтые краски наступающей осени подёрнули золотом кудрявые берёзы, обступающие спокойно протекающую через рощу небольшую горную речушку, умерившую свой буйный нрав в этой широкой долине. Направившись берегом, Мирон вскоре добрался до мельницы-мутовки, скрытой от глаз лиственницами и берёзами, разбросанными крохотными островками перед возвышающейся в недалече тайгой. Здесь, на невысокой возвышенности, река, набирая силу, уходила узеньким рукавом под мельницу. Заставляя в дни помола зерна, без устали работать мельничное колесо.
Маленькие полянки разбросанных пожелтевших стеблей овса и ржи окружали небольшое ладно срубленное строение. Хорошо заметная колея от тележных колёс уходила от него в тёмные дебри лиственницы и кедра. Видать, в последнее время, после уборки урожая, этим путём часто пользовались. Неширокой прогалиной следы от гружёных телег вели в поселье Устина Агапова.
Вскоре тайга расступилась, и на открывшейся елани появился огороженный частоколом скит.
Мирон толкнул массивные бревенчатые ворота и к своему удовлетворению отметил, что они не заперты изнутри.
Проехав в сторону стоящих в отдалении изб, он заметил сидящего на бревне старичка, не по погоде одетого в потёртый зипун. Неподалёку от него пасся небольшой табун стреноженных лошадей.
– Добрый день, дедушка! – слегка наклонив голову, поприветствовал его Мирон.
– А ты кто таков? Откель будешь? – прищурив глаз, вместо приветствия ответил старик. – Видать, с ветру – не тутошний.
– Мирон я, Кирьянов. У Антипа Суртаева проживаю.
– Слыхал, слыхал… – пригладил рукой длинную седую бороду старик. – Гляжу, совсем обыгалси. А то Серафима сказывала, что тебя Евсей едва живого приташшил. Не думали, что подымисся.
– А не подскажешь ли дедушка, где мне эту самую Серафиму найти? – спрыгнул Мирон с лошади и подошёл к старику.
– Вон её изба, – поднял дед лежащий рядом с ним батожок и ткнул им на крайний дом, выходящий огородом к лесу.
– Только я видал, вроде, она с утра с Марьянкой и Фадейкой в тайгу подалася.
– Как звать-то тебя? – учтиво спросил Мирон.
– Гордеем… – слегка наклонил голову старик.
– Благодарю тебя Гордей, – вежливо произнёс гость. – А кто это – Фадейка?
– Как кто?.. Жаних Марьянкин! – взглянув на собеседника удивлёнными глазами, ответил Гордей.
– А что, у Марьяны есть жених?
– А как жа! – гордо поднял голову старик.
Мирон задумался, не зная, что ему предпринять. Ответ Гордея будто ушатом холодной воды окатил его с головы до ног, забравшись неприятным холодком в враз помрачневшую душу.
– А не знаешь, скоро ли они вернутся? – погрустневшим голосом продолжил Мирон.
– А откель мне знать? Ежелив недалече в тайгу пошли, то вот-вот назад должны придти, а ежели в горы подалися – то жди только к ночи. Гордей опёрся обеими руками на палку и отвернулся в сторону пасущихся лошадей, давая понять, что добавить ему больше нечего.
– А чево тебе Серафима занадобилася? – после недолгого молчания вдруг повернувшись спросил Гордей.
– Травки она мне для отвара давала. Так вот вчера последние допил.
– Фи-и! – присвистнул дед. – Делов-то!.. Езжай домой, а я, как Серафима вернётся, травки те спрошу, да и пошлю кого с ними.
– Не нужно дед, я как-нибудь в следующий раз заеду, – замялся Мирон, не ожидая, что дело примет такой оборот. – Не к спеху мне те травки. Я так, по пути заскочил сюда. Взял у Антипа коня немного прогуляться, ну и вот… – развёл руками Мирон. – Назад, однако, пора.
– Как хошь… – безразличным тоном бросил Гордей. – Свой колокол, развернись да об угол, – добавил он, проворчав себе под нос…
– «И зачем я у Антипа про Серафиму расспрашивал, да ещё про травки придумал», – размышлял про себя Мирон, лениво погоняя бегущую медленной рысью лошадь. Какое-то неподвластное чувство заставило его искать встречи с Марьяной, незаметно вошедшей в его жизнь. И вдруг, как гром среди ясного дня, слова Гордея: «жаних Марьянкин…».
Доехав до берёзовой рощицы, Мирон отпустил коня пастись, а сам присел на поросший травой бережок и стал задумчиво поглядывать на спокойное течение реки. Пожелтевшие листья, изредка срываясь, медленно опускались на водную гладь и, как маленькие кораблики, отправлялись в дальнее путешествие. Какая-то грусть поселилась у него в душе после сегодняшнего разговора с Антипом и Гордеем.
«А может, прав был Антип? Не для меня эта ягодка, мирской я для этих добрых людей. У них своя жизнь, свои устои – и закрыта к ним дорога для чужака».
Тяжело вздохнув, Мирон поднялся, всё ещё провожая взглядом уплывающие вдаль жёлтые кораблики. Вот так и его судьба, подхваченная течением жизни, плывёт куда-то в покрытую мраком неизвестности будущность…
Прохлада наступающего вечера оторвала его от грустных мыслей – пора спешить домой, ни к чему беспокоить людей своим долгим отсутствием: обещал туда и назад, а уже вот-вот стемняется…
Откровенный разговор
– Ты чево такой поникий?31 – встретил его во дворе Антип. – Зазря что ли съездил? Вижу, без травок вернулся. А можа, Марьянка от ворот поворот показала? – лукаво ухмыльнулся он.
– Да-а… – неопределённо махнул рукой Мирон. – Обойдусь как-нибудь без травок.
– Ну-ну, – понимающе улыбаясь, взял под уздцы коня Антип и повёл его в стойло…
Вечерять собрались позже обычного. При свете свечей хлебали оставшуюся от обеда уху.
– Постой! – взял за руку Мирона Антип, после того как, помолившись после ужина, тот собрался выйти из-за стола. – Присядь-ка… А ты, Авдотья, убери посуду, да поставь поболе свечей.
– Ну так что, говоришь, обойдёшься без травок? – видя помрачневшее лицо Мирона, с нотками сочувствия в голосе спросил Антип.
– Да не за травками я ездил, – честно признался Мирон, – Марьяну хотел повидать. А получилось… – не договорив, развёл он руками.
– Чево – получилось? – переспросил Антип. – Чево там у Серафимы доспелось32? Говори как есть, – участливо и в то же время твёрдо произнёс он.
Потупив глаза в стол, Мирон пересказал ему разговор с дедом Гордеем.
– Вот так… – тяжело вздохнув, бросил он короткий взгляд на Антипа.
– Хм-м, – коротко ухмыльнулся тот. – А я чево тебе говорил, трандило тебе в лоб. Был бы ты нашей веры, так, можа, по-другому всё повернулось.
Ничего не ответив, Мирон опустил грустное лицо в пол.
– Да ты шибко не убивайся, – постарался успокоить его Антип. – На твой век девок хватит, ты парень видный – за тебя любая пойдёть.
– Да зачем мне любая?! – резко ответив, отвернулся в темноту комнаты Мирон.
– Ну-ну, не серчай, это я так не к слову ляпнул, – поспешил исправить свою оплошность Антип. Пламя свечей, освещая седеющую бороду, выхватывало из темноты его скуластое моложавое лицо.
Мирон заметил, что в глазах собеседника уже нет той лукавой усмешки. Серьёзно-задумчивое лицо Антипа подсказывало, что тот расположен на откровенно-доверительный разговор. Этим он и решил воспользоваться, чтобы до конца понять суть этих добрых, с открытой душой и в то же время огороженных от мира людей.
– Скажи, Антип, а что вы в такую глушь забрались? Где ваша Родина? – пододвинувшись к пламени свечи, чтобы собеседник лучше видел его лицо, спросил Мирон.
– Спрашивашь, где наша Родина? – прищурив глаза, криво усмехнулся Антип. – Чево же, скажу… – немного задумался он. – Там, где служат по старым канонам, за царя не молятся, да крестятся двумя перстами – вот тут и наша Родина. Слугам антихристовым туды дорога закрыта. Веру надо иметь твёрдую, чтобы добраться дотулева. Беловодьем деды наши это место называли.
– Так выходит, здесь оно – Беловодье-то? – вопрошающе взглянул на Антипа Мирон.