Дети Золотого города

вспоминал свои поездки с отцом в эти края, и как будто снова чувствовал на губах вкус овечьего

молока и полыни.

Они приближались к границе Элефтерры. Владыка вглядывался в серый утренний сумрак и не

мог узнать столь дорогих сердцу мест: деревья вдоль дороги были вырублены, частые деревеньки,

приютившиеся рядом с торговым путём и бывшие некогда весёлыми и многолюдными, теперь стояли

пустые и безжизненные. Некоторые дома были разрушены и сожжены.

Иногда кто-то из воинов начинал нетерпеливо понукать коня и в напряжённом волнении

всматриваться в унылое придорожье, а потом, наконец, радостно восклицал: «А вот и моя деревня!»

или «Во-о-н мой дом, на холме, видите?»

Все поворачивали головы и смотрели в сторону, пытаясь разглядеть что-то сквозь завесу дождя.

Торниэн не смотрел. Только всякий раз его сердце снова сжималось тревогой и болью.

Когда совсем рассвело, они сделали привал. Напоив лошадей из полуобвалившегося колодца и

съев суровый солдатский завтрак, состоящий из сухарей и твёрдого сыра, всадники вновь двинулись

на север. К середине дня они пересекли северную границу страны.

– Нужно послать вестника. – Торниэн повернулся к Друану – и тот, пришпорив коня, проехал

вперёд и поравнялся с Владыкой, – Пусть скачет и сообщит государю, что мы идём ему навстречу.

По моим подсчётам они должны быть недалеко. Я думаю, мы встретим их ещё задолго до

наступления темноты.

– Будет сделано, – коротко ответил Друан и, быстро оглядев своих конников, подозвал невысокого

темноволосого парня на серой в яблоках лошади. Тот стремительно выскочил из строя, словно всё

время только и ждал, когда же, наконец, закончится этот бесконечно-скучный путь и начнётся что-то

стоящее.

Воины оживились, и по их рядам пронёсся радостный вздох:

– Увидим старого Короля! Наконец-то!

Торниэн не мог разделить их радость. Он боялся этой встречи, – боялся той тёмной и бездонной

пропасти непонимания, которая несколько месяцев назад так неожиданно пролегла между ним и

отцом. И, хотя, временами он скучал по отцу так пронзительно, что готов был пасть к его ногам,

забыв про обиду и горечь, но что-то всегда останавливало его – и сердце вновь наполнялось пустотой

и безнадёжностью. И сейчас, накануне встречи, он опять погружался в тягостные воспоминания…

Он вспоминал вечер во дворце, когда его брат, сидя за трапезой напротив отца, заявил:

«Отец, я хочу уехать».

На расспросы он отвечал уклончиво, видимо, не желая выдавать истинную причину своего

решения, мямлил что-то, дескать, государственные заботы – это не для него, а военное дело – тем

более, а он хочет заняться торговлей или чем-то в этом роде. Торниэн понимал, что эти ушлые купцы

с запада, с которыми так быстро сошёлся его брат, и которые так часто гостили у него во дворце,

играют здесь далеко не последнюю роль. Отец тоже это знал… прекрасно знал! Поэтому, когда брат

попросил дать ему его часть наследства, а отец ответил согласием, – Торниэн не мог этого понять.

«Отец, зачем ты позволяешь ему это? Почему ты согласился? Неужели ты не понимаешь? Какая

торговля? Какое «своё дело»? Что за бред он вбил себе в голову?»

Он помнил, как старый Король, вздохнув, ответил ему:

«Когда твои друзья едут с тобой на охоту, заставляешь ли ты их это делать? Или, может быть, они

ждут награду за то, что поехали с тобой? Нет! Я знаю твоих друзей – они любят тебя. Они были бы

рядом с тобой, даже если бы ты не был королевским сыном. Они спорят с тобой на равных и

высказывают тебе в лицо то, что думают. Они поднимают тебя на смех, если ты промахиваешься,

стреляя в зверя. Это болезненно, не так ли? Но скажи, променял бы ты их на рабов, которые

исполняют любое твоё желание и никогда не перечат тебе?.. Человеку нельзя приказать любить. И я

не стану приказывать».

Торниэн вспоминал и то зимнее утро, когда его брат покидал дворец, а слуги вели за ним два

десятка лошадей, нагруженных золотом и драгоценностями. Один из слуг вернулся через несколько

недель. Это был старец, чей род издавна служил при дворе. Отец безмерно доверял этому человеку. В

тот день Торниэн зашёл к отцу, когда старый слуга, обливаясь слезами, рассказывал Королю о том,

чем занимается его младший сын там, в далёкой стране. Отец сидел, сгорбившись, словно древний

старик, хотя был ещё крепок и выходил в сражения с войском. Скорбные складки залегли на его

лице, а глаза… Торниэн никогда не видел такой боли в этих глазах, даже в день смерти матери. Он

застыл на пороге, не в силах пошевелиться, и не веря своим ушам. А потом почувствовал, как волна

жгучего стыда заливает его, и воздух исчезает из комнаты. Он не мог дальше слушать и, задыхаясь,

выбежал вон.

Торниэн вспоминал, как ярость начинала подниматься в сердце всякий раз, когда он слышал имя

брата. Как часто по ночам ему снилось, что он ищет брата в толпе каких-то незнакомых людей, а

найдя, бьёт наотмашь по лицу, испытывая сладкое чувство удовлетворения за нанесённую обиду!

А потом настал тот день…

Лето было в самом разгаре. Торниэн возвращался домой после осмотра восточного гарнизона,

который стоял на границе королевства. Приблизившись к дворцу, он услышал крики ликования. Во

дворце шёл пир. Призвав слугу, он спросил: «Что за праздник сегодня?» Слуга ответил: «Брат твой

вернулся, и отец устроил пир, потому что принял его здоровым». Торниэн помнил, как потом, бросив

в лицо отцу гневные обвинения, ушёл, не захотев даже переступить порог пиршественного зала. И

тогда…

Он поднял руку и нащупал висящую на шее цепь. …Тогда враг поработил его.

– Владыка!

Внезапный крик вывел Торниэна из задумчивости. Гонец, посланный Друаном, выскочил из-за

поворота и на всём скаку осадил коня, подняв целый фонтан воды и грязи.

– Дорога отрезана! Впереди большой вражеский отряд. Они движутся на север.

– Быстрее! – крикнул Торниэн, пустив коня в галоп, – и пятьдесят всадников во весь дух

помчались по размытой дороге.

Вскоре они приблизились к месту, где Северный Тракт, вынырнув из-за холмов, поворачивал на

восток и выходил на обширную равнину, простирающуюся до самой реки. Торниэн въехал на

последнюю возвышенность, и его взору открылась страшная картина: не меньше двух сотен чёрных

всадников, как стая ворон, окружили небольшой отряд под серебристо-белым знаменем. Шёл

неравный бой. До Торниэна доносились крики и лязг оружия. Сквозь пелену дождя он смутно

различил силуэт высокого седовласого воина на белом коне, сражающегося в самой гуще врагов.

– Отец! – горячее чувство захлестнуло сердце. С громким криком: «К бою!» Торниэн обнажил меч

и ринулся вперёд.

Конники Владыки налетели на чёрных всадников, опрокидывая и сметая их на своём пути.

Вражеские ряды дрогнули и на мгновение потеряли строй. Со всех сторон заполыхали мутно-

красные вспышки. Торниэн не спускал глаз с белого знамени, но никак не мог пробиться через

плотное кольцо окруживших его чёрных всадников. Он не раз бывал с отцом в битвах и без страха

смотрел в лицо опасности, но сейчас почувствовал, что боится: боится не вражеских мечей и стрел, а

того, что может умереть вот так, в пяти шагах от отца, так и не сумев ничего сказать ему.

Вдруг огромная чёрная масса стремительно налетела на него и сбросила с коня. Он не успел

встать – и вражеский всадник навалился сверху, схватив его за горло. Хрипя и задыхаясь Торниэн

вцепился в костлявые руки, пытаясь ослабить железную хватку. Он видел, как чёрное кольцо

сжимается вокруг белого знамени… как знаменосец упал, знамя накренилось – и несколько багряных

мечей одновременно полоснули по нему, разрезав почти до самого древка… как седовласый воин

отчаянно отбивается от целого десятка врагов… как он покачнулся и, схватившись за плечо, припал

на шею коня…

– Отец! – Торниэн сделал отчаянное усилие и, с размаху ударив кулаком в злобно-оскалившееся

лицо, оттолкнул огромное тело и, вскочив, рванулся вперёд. Старый Король медленно сползал с

лошади, одной рукой силясь зацепиться за гриву. Другая рука его бессильно висела, залитая кровью –

чёрная стрела торчала в плече у самого края кольчуги.

– Сынок! – хрипло выдохнул он и упал на руки Торниэна.

***

– Не пойдём через лес, – рассуждал Грэйккон, застёгивая плащ и закидывая за плечи мешок, -

Выйдем на Северный Тракт. Это чуть дальше, но мы сможем пройти большую часть пути по

хорошей дороге. Надеюсь, мы никого не встретим.

Они вышли из леса, когда сумерки уже сгустились настолько, что вокруг не было видно почти

ничего, кроме сплошной пелены дождя. Дорога была сильно размыта, но идти по ней было можно.

Айви радовалась, что не надо опять пробираться через чащу, рискуя сломать себе ноги.

Они уже приближались к тому месту Тракта, где узенькая тропинка ответвлялась влево, снова

уводя в лес, когда сзади из сырой серой мути до них глухо донёсся частый топот копыт. Грэйккон

схватил Айви за руку и, быстро стянув с дороги, толкнул прямо в мокрую траву. Не успели они

пригнуть головы, как мимо пронеслось несколько всадников на чёрных лошадях в развевающихся

чёрных плащах. Они летели так, словно их кто-то преследовал.

– Здесь не безопасно, – тихо сказал Грэйккон. – Они где-то совсем близко. Надо быть осторожнее,

– он легонько подтолкнул Айви, и они, пригнувшись, нырнули под кроны деревьев.

Когда впереди замаячил силуэт охотничьего домика, Грэйккон остановился и прислушался.

– Оставайся здесь. Я дам тебе знак, если всё в порядке…

Айви прислонилась к дереву, напряжённо вглядываясь в мутное пятно дома на фоне бледных

стволов деревьев. Наконец, в окошке мелькнул слабый огонёк, и она, облегчённо вздохнув,

перебежала поляну и скрылась в хижине.

Грэйккон вытаскивал из погреба большой горшок, подсвечивая себе сильно коптящей лампой.

– Так, тут масло… пригодится… – деловито пробубнил он, бухнув посудину на пол и опёршись на

локти, – Айви, там на полках, ты знаешь… коробочки с сушёными травами. В такую погоду не

станешь лазить по горам. Нужно взять всё, что можно. Неизвестно, удастся ли нам ещё раз прийти

сюда, – он, наконец, кряхтя, вылез из погреба и подошёл к окну. Осторожно взглянув в него и

прислушавшись, он слегка кивнул и чуть слышно пробормотал: – Вроде тихо… Давай, дочка,

поторопись, – и начал сгребать в мешок приготовленные узелки и свёртки.

Вдруг он резко метнулся к выходу и снова прислушался. Айви замерла.

– Лошади… Две… – Грэйккон медленно вынул меч и взглядом приказал Айви спрятаться. Тушить

светильник было поздно. Их заметили. Айви торопливо шагнула за ширму, отделяющую кухню от

комнаты и затаила дыхание.

Тяжёлые шаги за дверью прозвучали среди монотонного шума дождя, как раскат грома: кто-то

преодолевал высокую лестницу, прыгая через три-четыре ступеньки. Сердце Айви бешено

заколотилось. Она видела, как Грэйккон поднял меч – и клинок слабо блеснул в тусклом свете лампы.

В это мгновение дверь распахнулась, и высокий воин в серебристых доспехах ввалился в хижину.

– Айви, ты здесь? – знакомый голос звенел отчаянной тревогой.

– Торниэн! – выдохнул Грэйккон, выходя из-за двери и опуская меч, – Я чуть не зарубил тебя, как

вражью нечисть!

– Айви… где она? – Торниэн тяжело дышал, вода лилась с него ручьём.

– Я здесь, – отозвалась Айви, выходя из темноты.

– Прошу тебя, поедем со мной! Лошади там, внизу… Мой отец… Ему нужна помощь!

Глава 12

Старый Король

Айви, вздрогнув, проснулась и бросила быстрый взгляд в сторону кровати: старый Король спал,

лицо его было спокойно, дыхание тоже. Айви облегчённо вздохнула, мысленно пожурив себя за то,

что уснула в такой неподходящий момент. Но заботы и тревоги последних дней отняли у неё много

сил. И хотя она старалась не показать, что устала, но тёмные круги под воспалёнными глазами и

бледное лицо предательски выдавали её.

А прошедшая ночь запомнится ей надолго. По дороге от леса до пещеры её лошадь упала

дважды, оба раза поскользнувшись на жидкой глине. К концу поездки у Айви осталось только одно

желание: лечь и дать немного покоя собственному телу, которое болело так, будто по нему прошлись

молотком. Но увидев дрожащего Аркана с пеной на губах и двумя измученными седоками на спине,

она сразу забыла про ушибы и грязь, обильно стекающую с одежды. Торниэн осторожно спустил

отца с коня и понёс вглубь пещеры. Кто-то из воинов, охнув, стащил с Аркана седло и, накрыв

тёплой попоной, повёл выхаживать в пронизанную дождём темноту.

Несколько часов скачки с раной в плече вымотали государя до предела. Несмотря на то, что кость

не была задета и кровь кое-как сумели остановить сразу после битвы, Айви всерьёз волновалась за

него. Только под утро, заметив, как здоровый румянец начинает возвращаться на осунувшееся,

посеревшее лицо, она, наконец, позволила себе присесть и, едва коснувшись скамьи, уснула.

Она взяла кувшин и вышла в большой зал. В пещере стояла странная тишина, хотя все воины

были уже на ногах и как-то слишком старательно занимались обычными делами. Двое из них быстро

шмыгнули мимо, словно скрываясь от кого-то, и едва кивнув ей, сделали страшные лица и

многозначительно покосились в сторону выхода. Айви повернула голову: между лежанками

неспешно ходил незнакомый коренастый человек и сурово отчитывал идущих за ним солдат. Его

борода и волосы были совсем седыми, а поступь и осанка выдавали старого вояку. Поверх кольчуги

переливался синий шёлковый плащ с серебристой оторочкой – признак высокого положения.

Незнакомец заметил Айви и, резко оборвавшись на полуслове, вперил в неё негодующий взгляд и

грозно выкрикнул:

– А это ещё что такое?!

Она растерянно остановилась, а сердитый старик решительным шагом направился в её сторону.

Подойдя к опешевшей Айви почти вплотную, он ткнул в неё пальцем и рявкнул, обращаясь к

сопровождающим его солдатам:

– Почему здесь женщина? Откуда она взялась?

– Это Айви, дочь Грэйккона, генерал, – знакомый голос Саксиля звучал без тени улыбки. Он

выступил вперёд и встал перед возмущённым стариком, вытянувшись по струнке.

Генерал повернулся к Саксилю и ткнул пальцем теперь в него.

– Так, значит, ты притащил сюда свою подружку?

Айви вспыхнула и, не дав Саксилю ничего ответить, гневно взглянула в сердито прищуренные

глаза старика и проговорила:

– Я нахожусь здесь по желанию Владыки Торниэна!

– И не заслуживает оскорблений! – Торниэн, привлечённый непривычно громкими голосами,

незаметно подошёл и встал между генералом и Айви, – Приветствую тебя, доблестный Крафт!

– Торниэн! – генерал благодушно раскинул руки, – Я не нашёл тебя вчера в этой суматохе.

– Ну вот, теперь и свиделись, я рад тебе! – и Владыка крепко обнял старика.

– Серебряный Город окружён, а у вас тут не армия, а сплошной бардак, – генерал покосился в

сторону Айви и недовольно покачал головой.

– Старый ворчун, даже не думай обижать эту девушку. Она спасла уже немало жизней и спасёт, я

думаю, ещё. Сейчас она ухаживает за моим отцом. Как он, Айви?

– Хорошо, он спит сейчас.

Генерал с любопытством взглянул на неё.

– Ты чужеземка, не так ли?

– Да, моя родина далеко отсюда.

– Что ж, я слышал, что многие чужеземцы служат Великому Царю. Слава Ему! Не сердись на

меня, Айви, дочь Грэйккона. – старик поклонился и в окружении притихших солдат продолжил свой

осмотр. Саксиль обернулся к Айви за его спиной и, многозначительно чиркнув ладонью по горлу,

закатил глаза. Айви легко улыбнулась и, проводив взглядом старого генерала, повернулась к

Торниэну.

– Благодарю тебя, Владыка, ты не дал меня в обиду.

– Никто не смеет обижать тебя здесь, Айви. – помолчав, он продолжил: – Я благодарен тебе за то,

что ты делаешь для моих людей и моего отца. Не знаю, чем я смогу отплатить тебе. В моём Городе

есть драгоценности, которые я подарил бы тебе, в знак благодарности… Может быть, я когда-нибудь

сделаю это…

– Я дочь рыбака и не привыкла к драгоценностям. – Айви грустно улыбнулась, – Но твои люди

стали дороги мне. Это радость и честь для меня, чужеземки, – служить им.

– И они чувствуют это, – заметил Торниэн и, помедлив, добавил: – Ты покорила сердце моего

народа!

– Разве эта награда не дороже любых драгоценностей?

Он посмотрел на неё странным взглядом, в котором вспыхнуло что-то совсем не похожее на

обычную холодную хмурость.

– Ты достойна самого драгоценного дара, Айви, дочь Грэйккона. Смогу ли я найти такой для

тебя?..

– Я не жду даров.

– Я знаю. И это усложняет мою задачу, – тень улыбки мелькнула на его губах, и он, легко

поклонившись, пошёл догонять сердитого генерала.

Когда Айви вернулась, старый Король уже проснулся и теперь пытался приподняться на кровати,

придерживая здоровой рукой перевязанное плечо. Айви быстро опустила кувшин и испуганно

кинулась к нему.

– Господин, прошу вас! Вам нельзя вставать!

– Почему это? – удивлённо спросил тот.

– Вы ранены и потеряли много крови. Я принесу вам, что нужно… или позову, кого вы хотите…

Король посмотрел на неё, слегка прищурившись: взгляд его был спокойный и тёплый; потом он

опустился на подушки и улыбнулся.

– Я должен быть послушным, не так ли? Ведь это благодаря тебе я вчера не истёк кровью, а

сегодня уже чувствую себя, как молодой? Как тебя зовут, юная госпожа?

– Айви, государь.

– Чья ты дочь?

– Я – дочь Грэйккона.

– Грэйккона? – глаза старого Короля загорелись, он подался вперёд, но, сморщившись и

схватившись за плечо, снова опустился на кровать. – Мой друг Грэйккон! Как бы я хотел увидеться с

ним! Нам есть о чём поговорить… – он вздохнул и задумался. В это время занавесь откинулась, и в

комнату вошёл Торниэн. Приблизившись к кровати, он опустился на колено и склонил голову.

– Здравствуй, отец!

Старый Король протянул руку.

– Здравствуй, сынок, – он обнял Торниэна и поцеловал в лоб.

Айви не хотела мешать им, – она тихонько повернулась и вышла.

Отец и сын остались одни. Снаружи из-за занавески раздавались голоса, иногда бряцали доспехи

или звенела тетива, проверяемая заботливым хозяином.

– Отец, я… – начал Торниэн и опять вспомнил их последний разговор в Серебряном Городе, когда

из дворца звучала музыка, а воздух взрывали праздничные фейерверки. Тот день, когда его брат

вернулся домой. Он вспомнил резкие слова, которые говорил отцу, и как старый Король с болью в

глазах смотрел ему вслед, когда он, разгневанный, уходил прочь. – Отец, прости меня!

Старый Король положил руку ему на плечо.

– Я люблю тебя, сынок. Когда у тебя самого будут сыновья, ты лучше поймёшь меня. Нет ничего в

этом мире, что я ни отдал бы тебе: и страну, и богатства, и собственную жизнь – ибо нет для меня

ничего, дороже тебя. Всё моё – твоё, и ты всегда со мной. Может ли что-нибудь разделять нас?

Торниэн поднял глаза. Старый Король смотрел на него – и его взгляд проникал в самое сердце.

Отец всё понимал без слов: Торниэн знал это всегда, ещё с детства.

– Что повелишь мне делать, отец?

– Повелю? Нет, сынок. Дорогу в Золотой Город нельзя пройти по приказу. Каждый должен

добровольно совершить этот путь.

***

Айви вышла из пещеры и, подняв голову, подставила лицо слабому осеннему солнцу. Дождь

кончился – и вокруг всё дышало свежестью и прохладой. Природа увядала. Айви стояла, с

наслаждением вдыхая осенние запахи, которых никогда не знала прежде. Поздние цветы ещё кое-где

виднелись среди пожухлой травы, лёгкий ветерок шелестел в кустарнике, навевая сон. Думать ни о

чём не хотелось. Кука приковыляла за ней и, сев рядом, тоже подняла морду к солнцу и

прищурилась.

«Надо ещё хоть раз сходить на склон за «оленьим листом». Скоро может выпасть снег, тогда будет

поздно…» – эта мысль всё-таки пробралась в разум Айви и сразу вывела её из сонного состояния.

Она глубоко вздохнула, повернулась и пошла назад, в пещеру.

Торниэна видно не было. Айви рассеянно обвела глазами зал и, заметив знакомую богатырскую

фигуру, поспешила в ту сторону.

– Друан, мог бы кто-нибудь сходить со мной на склон? Владыка не позволяет выходить в

одиночку, а у меня одна забота: набрать букет цветов, да потолще, – с улыбкой сказала она.

– Знаем мы твои букеты, дочка! – весело подмигнул Друан. – Ты не ставишь их в серебряную вазу,

а вешаешь под потолком!

– Если бы только это! – подхватил откуда-то взявшийся Саксиль. – Она их потом ещё опускает в

кипяток! Бедные цветочки!

– Ладно, болтун! – добродушно пробасил Друан. – Возьми ещё пару человек и пошли, проводим

госпожу Айви.

Оседлав лошадей, они не торопясь выехали из пещеры. Кука всё так же сидела у входа и

щурилась на солнце. Айви окликнула её:

– Кука, лежебока, пошли, прогуляемся, а то ты совсем разучишься ходить!

Собачка вильнула хвостом и поковыляла вслед за всадниками.

Саксиль в последние дни был необычайно молчалив и серьёзен. И сейчас, вместо того, чтобы по

своему обыкновению весело трепать языком со всеми подряд и обо всём на свете, он что-то

вполголоса сдержанно обсуждал с Друаном, больше слушая, чем говоря, озабоченно хмурясь и

досадливо качая головой. До Айви долетали только обрывки фраз:

«…а если с северо-востока…»

«…мост к Башне разрушен…»

«…лучникам тогда вообще нет смысла…»

«…можно пройти между холмами, где ручей…»

«…нас всего пятьсот человек…»

Скоро Айви перестала слушать их и погрузилась в свои мысли.

Обогнув Горячую Гору с юга, они остановились возле небольшой рощицы, раскинувшейся у

подножия склона. Привязав лошадей к редким деревьям, покрытым последней осенней листвой и, не

торопясь, вскарабкавшись вверх на полполёта стрелы, воины уселись прямо на землю, привалившись

спиной к камням и вытянув ноги, а Айви сразу занялась делом: она не хотела долго задерживаться

здесь. Увязая в мокрой после дождя глине, она срывала уже подвядшие «оленьи листья» и думала о

старом Короле. Перед глазами стояло его светлое лицо и лучистая улыбка.

Снизу доносился негромкий разговор. Айви обернулась взглянуть, не ушла ли она слишком

далеко: тот злосчастный день на западном склоне остался в памяти кровоточащей раной. Она

увидела, как Друан, поднялся и со словами «пойду, посмотрю лошадей» быстро зашагал вниз.

Айви хотела взобраться ещё чуть выше, но внезапно гора шевельнулась: не прямо под её ногами,

мягко расползшись от очередного шага, а где-то глубоко, словно вздрогнув всем своим огромным,

древним телом. Айви пошатнулась и шагнула в сторону, но вся поверхность склона вдруг ожила и

задрожала. Огромный пласт мокрой глины и камней отделился от горы и начал сползать вниз. Айви

подняла голову и, словно в страшном сне, увидела, как камни вперемешку с древесными стволами с

оголёнными искорёженными корнями стремительно несутся на неё. Она почувствовала, как волосы

на голове зашевелились, а сердце упало в какой-то бездонный колодец, но ещё успела посмотреть

вниз, столкнувшись взглядом с огромными, наполненными отчаяньем глазами Саксиля и его

перекошенным в немом крике лицом. В последний миг она поняла, что падает, а влажная тёмная

масса накрывает её могильным холодом.

***

Торниэн вернулся в свою комнату и лёг на лежанку, положив руки под голову и закрыв глаза. Ему

чудился Золотой Город. Шпили дворцов и башни сияли нестерпимым светом. Он видел ворота,

украшенные удивительными картинами и высокую городскую стену с острыми сверкающими

зубцами. Снаружи её охватывала… огромная чёрная цепь. Она затягивалась, как петля, сминая

сияющее золото и оставляя после себя зловонный чёрный след. Там, в центре Города стоял он,

Торниэн, и смотрел, как чёрная громадина цепи, окружив его зловещим кольцом, неумолимо

приближается. Он вскрикнул и… проснулся.

***

Лошади, услышав шум сползающей земли, бешено заржали и рванулись с привязи.

– Тпр-р-р-у! Стоять! – Друан растопырил руки и кинулся к ним, пытаясь схватить под уздцы и

удержать вдруг обезумевших животных. Но громкий стук летящих камней заставил его обернуться.

Он побледнел и выпустил поводья.