Вакансия

– Машка? – переспросил Дорожкин.

В голове все соединилось мгновенно. Сердце в груди замерло и застучало размеренно и больно.

– Так ты что, – поперхнулся Мещерский, – не знал?

– Теперь знаю, – сложил губы в улыбку Дорожкин.

– Ну так это… – Мещерский принялся тереть блестящий подбородок салфеткой. – Ты ж ушел от нее? Или она от тебя. Мне дела до того нет, но она свободная была, а мне нужна. И я ей. Понимаешь?

– Понимаю, – ответил Дорожкин.

Действительно, стоило ли ему волноваться по этому поводу? Или он не знал, что рано или поздно она одна не останется? Может, и не особая красавица, но глаз-то просто так не отведешь, особенно когда смеется. Одни ямочки на щеках чего стоят. А запах? Какой у нее был запах…

– Прости, – начал подниматься с места Мещерский. – Я сам рассчитаюсь.

– Брось, График, – достал бумажник Дорожкин. – Я же сказал, что угощаю. Тем более что не только тебе повезло, но и мне. Ну может быть, не так, как тебе, но все же. Знаешь, мы сделаем вот так. К тебе же приходят девчонки на телеграф? Повесим там мою фотографию и какой-нибудь текст. Ну типа, что без вредных привычек и чрезмерных запросов. Как?

– Легко, – расплылся в улыбке Мещерский. – Ты знаешь, вот без балды, я тебе за Машку по гроб жизни должен.

– Евгений Константинович? – Хозяйка кафе принесла трубку. – Вас к телефону.

В трубке послышался голос Маргариты:

– Дорожкин? Выздоровел? Почему не на работе? Или у тебя бюллетень на руках имеется? Нет? Тогда прекращай празднование окончания подвигов и двигай ко мне. Я в больнице. Нет, со мной все в порядке. Хочу тебя кое с кем познакомить.

До больницы от кафешки был всего один квартал, но Дорожкин проскочил мимо нее и опомнился только на мосту в деревню. Остановился, посмотрел в мутную осеннюю воду, в которой ничего и никого уже разглядеть не мог, слез с велосипеда и пошел к больнице пешком.

С Машкой отгорело и рассыпалось еще с год назад, Дорожкин и сам теперь не мог объяснить, отчего так вышло, но уж не сомневался в этом. Но что-то внутри у него еще оставалось. Не разочарование, и не обида, и не нежность, то на недостаток, то на избыток которой жаловалась Машка в последний месяц их совместного житья-бытья, а, наверное, что-то такое, что появляется, когда заканчивается и нежность, и любовь, если она, конечно, вообще была. Мать Дорожкина говорила, что у всякого в душе место для любви есть, и пустеть оно не должно, оттого и любится на безрыбье часто тот, кто под руку попадется. И еще как любится. А как не любится никто, все равно место пусто не бывает. Что-то да захлестнет, да заполнит. А что именно, то уж от человека зависит. Кого-то тоска затопит, кого-то печаль, кто-то любовью к ребенку спасается, а кто-то такую ненависть скопит, что уж никакая любовь в нем не приживется. Вот и вопрос, что скопил внутри себя Дорожкин, если любви в нем к Машке нет, а все одно – думает о ней как о родной?

– Дорожкин, – послышался от входа в больницу резкий окрик Маргариты, – ты что, в объезд через Яблоневый мост поехал? Или тебе мотор на велосипед поставить?

Уже в больнице, когда по почти пустому гулкому коридору они миновали регистратуру, в которой дремала какая-то квашнеобразная дама в белом халате, Маргарита протянула ему папку:

– Не оставляй дома. Если припозднился, утром все одно на работу тащи. Фима мне передал ее. Она не должна попадать в чужие руки. Пальчики еще не зудели?

– Да нет вроде. – Дорожкин старался не смотреть на Маргариту, так, не глядя, и папку из ее рук принял. – А Фим Фимыч, значит, не чужой?

– Не чужой, – отрезала Маргарита. – Несколько лет назад был инспектором. На твоем месте, кстати. Так что он твою папку не откроет. Зачем ему на свою голову заботы кликать? Кто открыл, того и забота.

– Когда я к Шепелевой ходил, ее Кашин открывал, – напомнил Дорожкин.

– Кашин вообще пустое место, – фыркнула Маргарита, и Дорожкин в секунду поверил ей, Кашин и вправду пустое место. Узнать бы еще почему? Или пустота в глазах отражала действительное положение дел?

– А кто последним до меня был? – спросил он, глянув на Маргариту искоса, и замер. Она смотрела на него и в самом деле искала его взгляда.

– Зачем тебе? – холодно спросила начальница, продолжая сверлить его глазами.

– Кто знает? – Дорожкин выпрямился и, чувствуя, как грудь вновь начинает жечь колючее и больное, посмотрел на Маргариту в упор. – Может, захочет опытом со мной поделиться?

– Не переживешь ты такой опыт, – почти прошипела, прошелестела, пропела Маргарита и заполнила вдруг собой все. И белый стерильный коридор, и всю больницу, и весь Кузьминск, и всю землю от Полярной звезды и до горизонта, до самых дальних закоулков и улочек, до чащ и пустынь, степей и морей. Заполнила, наклонилась и посмотрела огромными глазищами на маленького, крохотного человечка Дорожкина Евгения двадцати восьми лет, как посмотрел бы оживший сфинкс на сантиметровую пластиковую поделку самого себя. И огромные, жадные губы, которые могли бы высосать из Дорожкина жизнь одним только дыханием, приблизившись, отчетливо различимым беззвучием обожгли младшего инспектора. – Побереги себя, парень. Не то обидно, что в огне мотылек сгорит, а то, что сгорит, до огня не долетев.

– Я, Маргарита Евстратовна, – пролепетал пересохшими губами Дорожкин, вновь оказавшись в больничном коридоре, – мог бы, конечно, обойтись без знакомства с моим предшественником, но не спросить еще кое о чем не могу. Вы на самом деле просто одиноки или разведены? А то, может, с вашим темпераментом… Он жив хоть, муж ваш бывший, или тоже… как мотылек?

Секунду еще Маргарита сверлила Дорожкина взглядом, наверное находя забавным наблюдать, как смешивается в маленьком человеке едва переносимое влечение, которое словно зыбкая плотина на бурной речке, и ужас перед все той же бурностью. Потом рассмеялась и пошла по коридору, бросив через плечо:

– Ну-ну, Дорожкин. Стойкий оловянный солдатик. Имей в виду, олово легко плавится. Будь у меня муж, тут земля бы под его ногами прогибалась. Такого не прикончишь, а другого мне и не надо. А уж что было, да как, да где те косточки, что я выбросила, когда обсосала их, если обсасывала, конечно, не твоего ума дело, Дорожкин. Спишь без кошмаров, радуйся. Ты папку-то не тереби зря. Повторяю: не зудят пальцы – не трогай, а то замучаешься всякую ерунду разгребать, для этого у нас Ромашкин есть. Оттого и папку он с собой таскает. А сейчас у нас дело с тобой помимо папки. Ты сейчас с доктором Дубровской будешь говорить, а я смотреть буду и слушать.

– Экзаменовать меня собираетесь? – спросил Дорожкин.

– Экзаменовать, – кивнула Маргарита. – Но не тебя.

Все-таки больница пустой не была, хотя сомнений у Дорожкина не осталось, что горожане либо не болеют вовсе, либо лечатся у знахарок и ведуний, которых, судя по некоторым соображениям, должно было хватать и в той же деревне. Больных действительно встретить не удалось, но санитарок и даже санитаров или медсестер и медбратов и прочей медродни в больнице обнаружилось изрядное количество. Люди в белых и бледно-голубых костюмах, шурша бахилами, беспрерывно, хотя и медленно, натирали линолеумные полы, замывали крашенные масляной краской стены, двери, полировали стекла и шпингалеты на окнах. И вот это молчаливое и почти бесшумное движение казалось Дорожкину еще более ужасным, чем полное отсутствие в здании больницы пациентов.

– Адольфыч пропагандирует здоровый образ жизни, – бросила через плечо Маргарита. – Стадион, бассейн, все его стараниями. Летом на плотине работает секция гребли. Все условия. Больных в городе мало.

– А стариков нет разве? – удивился Дорожкин.

– Старость бывает разной или не бывает вовсе, – остановилась Маргарита у двери, на которой было написано в столбик «Доктор Дубровская Таисия Павловна. Офтальмолог. Отоларинголог. Психиатр. Невропатолог». – Ну Дорожкин, посмотрим, каков ты в ближнем бою. Нас интересует Мигалкин, но нападать советую с флангов.

– Разрешите?

Дорожкин приоткрыл дверь, сунул в светлый кабинет голову и сразу же столкнулся взглядом с изящной женщиной в белом, которая расположилась за широким, перетекающим столешницей из овала в овал столом. Даже кресла в кабинете были белыми, цветом выделялись только темно-рыжие, почти медные, короткие волосы врача и черный воротник тонкой водолазки, что выглядывал из-под халата. Женщина отложила в сторону книжку с дракончиком на корешке[12] и сняла аккуратные круглые очки.

– Вы по какому вопросу?

– Мы по служебному. – Дорожкин посторонился, пропуская вперед Маргариту. – Есть у вас время для разговора?

– Времени у меня сколько угодно, – улыбнулась врач. – С нашей загрузкой только дополнительное образование получать. Еще пару лет, и на дверях моего кабинета появится что-нибудь вроде гомеопата или косметолога. Вы ведь Дорожкин Евгений? Уже на ногах? Когда попали к нам, врачи чуть не в очередь выстраивались, чтобы принять участие в операции, но Владимир Игнатьевич все сам…

– Спасибо ему, кстати, – кивнул Дорожкин и расстегнул куртку, кивнув на спутницу. – Это вот Маргарита Евстратовна, старший инспектор.

– Мы знакомы, – сразу подобралась Таисия Павловна и нажала на клавишу селектора. – Вы не будете против, если я подключу главного врача? Он нам не помешает, но мне бы хотелось, чтобы он был в курсе… обстоятельств разговора.

Дорожкин посмотрел на Маргариту, но та словно оцепенела. Откинулась в кресле, сложив руки на груди, и смотрела и не на врача, и не на Дорожкина, и даже не в окно, а куда-то в сторону, будто дремала с открытыми глазами.

– Так каков же предмет разговора? – обратила на себя внимание Таисия Павловна. – Я так понимаю, вас интересует…

– …многое, – закончил за нее фразу Дорожкин и постарался улыбнуться. – Вы уж простите меня, что использую свое, так сказать, служебное положение. Поговорить есть о чем, но не могли бы вы попутно меня проконсультировать?

– Проконсультировать? – с некоторым облегчением рассмеялась врач, сдвинула волосы с висков, и Дорожкин с удивлением разглядел, что, несмотря на очевидные ее лет сорок или того больше, на коже не было заметно даже и следа морщин. – По какому же поводу я могу вас консультировать, Евгений Константинович? Вот уж, думаю, после золотых рук Владимира Игнатьевича мои консультации где-то даже неуместны.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Всё наоборот (лат.).

2

Для предуведомления (лат.).

3

К сведению, к замечанию (лат.).

4

Воинская часть, закрытый объект (разг.).

5

«Тамерлан и другие стихотворения» – сборник стихов Эдгара По; напечатан тиражом 50 экземпляров, под псевдонимом Бостонец.

6

И так далее и тому подобное (лат.).

7

Человеку свойственно ошибаться, но только глупцы упорствуют в своих ошибках (лат.).

8

Жребий брошен, обратно пути нет, мосты сожжены (лат.).

9

Противопоставление изречению «Темна вода во облацех» (Псалтырь, пс. 17, ст. 12) – что-то неясное, непонятное; здесь в противоположном значении – ясное, очевидное.

10

Имеется в виду короткоствольный шестизарядный револьвер Colt Detective Special, на которые с 1955 года стали ставить деревянные рукоятки – сначала с серебристыми, а потом и с золотыми медальонами. Символ компании-производителя – жеребенок, встающий на дыбы.

11

Вымышленные страны. Беловодье – согласно русским народным преданиям легендарная свободная страна.

12

Речь идет о книгах «Издательства АЛЬФА-КНИГА».