Полная версия
Сумеречный Дозор
Сергей Лукьяненко
Сумеречный Дозор
Данный текст безразличен делу Света.
Ночной Дозор.Данный текст безразличен делу Тьмы.
Дневной Дозор.История первая
Ничье время
Пролог
Настоящие дворы исчезли в Москве где-то между Высоцким и Окуджавой.
Странное дело. Даже после революции, когда в целях борьбы с кухонным рабством в домах ликвидировались кухни, на дворы никто не покушался. У каждой гордой «сталинки», развернувшейся потемкинским фасадом на ближайший проспект, обязательно был двор – большой, зеленый, со столиками и скамейками, с дворником, скребущим асфальт по утрам. Но пришла пора панельных пятиэтажек – и дворы съежились, полысели, когда-то степенные дворники сменили пол и превратились в дворничих, считавших своим долгом отодрать за ухо расшалившихся мальчишек и укоризненно выговорить вернувшимся пьяненькими жильцам. Но все-таки дворы еще жили.
А потом, будто откликаясь на акселерацию, дома потянулись вверх. От девяти этажей до шестнадцати, а то и до двадцати четырех. И будто каждому дому отводился в пользование объем, а не площадь – дворы усохли до самых подъездов, подъезды открыли двери прямо на проезжие улицы, дворники и дворничихи исчезли, сменившись работниками коммунального хозяйства.
Нет, позже дворы вернулись. Но, будто обидевшись на былое небрежение, далеко не ко всем домам. Новые дворы были опоясаны высокой оградой, на проходных сидели подтянутые молодые люди, под английским газоном прятались подземные паркинги. Дети на этих дворах играли под присмотром гувернанток, пьяных жильцов извлекали из «мерседесов» и «БМВ» ко всему привычные телохранители, а мусор с английских газонов новые дворники подчищали маленькими немецкими машинками.
Этот двор был из новых.
Многоэтажные башни на берегу Москвы-реки знали по всей России. Они стали новым символом столицы – вместо потускневшего Кремля и превратившегося в рядовой магазин ЦУМа. Гранитная набережная с собственной пристанью, отделанные венецианской штукатуркой подъезды, кафе и рестораны, салоны красоты и супермаркеты, ну и конечно же, квартиры по две-три сотни метров. Наверное, новой России нужен был такой символ – помпезный и кичовый, будто толстая золотая цепь на шее в эпоху первичного накопления капитала. И не важно, что большая часть давно купленных квартир стояла пустой, кафе и рестораны были закрыты до лучших времен, а о бетонную пристань били грязные волны.
Человек, теплым летним вечером прогуливающийся по набережной, золотой цепи никогда не носил. У него было хорошее чутье, вполне заменявшее вкус. Он вовремя сменил спортивный костюм «Адидас» китайского пошива на малиновый пиджак, первым отказался от малинового пиджака в пользу костюма от Версачи. Он даже спортом занимался с опережением – забросив теннисную ракетку и перейдя на горные лыжи на месяц раньше всех кремлевских чиновников… даром что в его годы с удовольствием на горных лужах можно только стоять.
И жить он предпочитал в особняке в Горках-9, посещая квартиру с окнами на реку только с любовницей.
Впрочем, от постоянной любовницы он тоже собирался отказаться. Все-таки возраст не победит никакая виагра, а супружеская верность начинала входить в моду.
Водитель и охранник стояли достаточно далеко, чтобы не слышать голос хозяина. Впрочем, если ветер и доносил до них обрывки слов – что в этом странного? Почему бы человеку и не поговорить самому с собой на исходе трудового дня, стоя в полном одиночестве над плещущими волнами? Нет более понимающего собеседника, чем ты сам.
– И все-таки я повторяю свое предложение… – сказал человек. – Снова повторяю.
Тускло светили звезды, пробившиеся сквозь городской смог. На другом берегу реки зажигались крошечные окошки лишенных двора многоэтажек. Из красивых фонарей, тянущихся вдоль пристани, горел каждый пятый – и то лишь по поводу блажи большого человека, вздумавшего прогуляться у реки.
– Снова повторяю, – тихо сказал человек.
О набережную плеснула волна – и с ней пришел ответ:
– Это невозможно. Абсолютно невозможно.
Человек на пристани не удивился голосу из пустоты.
Кивнул и спросил:
– А как насчет вампиров?
– Да, это вариант, – согласился невидимый собеседник. – Вампиры могут вас инициировать. Если вас устроит существование нежити… нет, я не буду врать, солнечный свет им неприятен, но не смертелен, да и от ризотто с чесноком отказываться не придется…
– Тогда что? – спросил человек, невольно поднося руку к груди. – Душа? Необходимость пить кровь?
Пустота тихо засмеялась:
– Всего лишь голод. Вечный голод. И пустота внутри. Вам это не понравится, я уверен.
– Что еще? – спросил человек.
– Оборотни, – почти весело ответил невидимка. – Они тоже способны инициировать человека. Но и оборотни – низшая форма Темных Иных. Большую часть времени все прекрасно… но когда приступ приближается, вы не сможете себя контролировать. Три-четыре ночи в месяц. Иногда меньше, иногда больше.
– Новолуние, – понимающе кивнул человек.
Пустота снова засмеялась:
– Нет. Приступы оборотней не связаны с лунным циклом. Вы будете чувствовать приближение безумия за десять – двенадцать часов до момента превращения. Но точного графика вам никто не составит.
– Отпадает, – холодно сказал человек. – Я повторяю свою… просьбу. Я хочу стать Иным. Не низшим Иным, которого охватывают приступы животного безумия. Не великим магом, творящим великие дела. Самым обычным, рядовым Иным… как там по вашей классификации? Седьмого уровня?
– Это невозможно, – ответила ночь. – У вас нет способностей Иного. Ни малейших. Можно научить играть на скрипке человека, лишенного музыкального слуха. Можно стать спортсменом, не имея к тому никаких данных. Но Иным вы не станете. Вы просто другой породы. Мне очень жаль.
Человек на набережной засмеялся:
– Не бывает ничего невозможного. Если низшая форма Иных способна инициировать людей – то должен существовать и способ превратиться в мага.
Темнота молчала.
– Кстати, я не говорил, что хочу стать Темным Иным. Я не испытываю никакого желания пить невинную кровь, гоняться в полях за девственницами или с мерзким хихиканьем наводить порчу, – раздраженно сказал человек. – Куда с большим удовольствием я стану совершать добрые дела… в общем – ваши внутренние разборки мне совершенно безразличны!
– Это… – устало сказала ночь.
– Это ваша проблема, – ответил человек. – Я даю вам неделю. После этого я хочу получить ответ на свою просьбу.
– Просьбу? – уточнила ночь.
Человек на набережной улыбнулся:
– Да. Пока я лишь прошу.
Он повернулся и пошел к машине – «волге», которая вновь войдет в моду примерно через полгода.
Глава 1
Даже если любишь свою работу – последний день отпуска навевает тоску. Еще неделю назад я жарился на чистеньком испанском пляже, вкушал паэлью (если честно – узбекский плов вкуснее), пил в китайском ресторанчике холодную сангрию (и как так получается, что китайцы национальный испанский напиток готовят лучше аборигенов?) и покупал по магазинчикам всякую курортную сувенирную ерунду.
А теперь вновь была летняя Москва – не то чтобы жаркая, но томительно-душная. И последний день отпуска, когда голова отдыхать уже не способна, но работать отказывается наотрез.
Может быть, поэтому звонок Гесера я встретил с радостью.
– Доброе утро, Антон, – не представляясь начал шеф. – С возвращением. Узнал?
С каких-то пор звонки Гесера я начал чувствовать. Будто менялась трель телефона, обретала требовательный, властный оттенок.
Но говорить шефу об этом я не спешил.
– Узнал, Борис Игнатьевич.
– Один? – спросил Гесер.
Ненужный вопрос. Уверен, что Гесер прекрасно знает, где сейчас Светлана.
– Один. Девочки на даче.
– Хорошее дело, – вздохнул шеф на том конце трубки, и в голосе его появились совсем человеческие нотки. – Ольга вот тоже утром в отпуск улетела… половина сотрудников на югах греется… Ты мог бы сейчас подойти в офис?
Ответить я не успел – Гесер бодро сказал:
– Ну и прекрасно! Значит, через сорок минут.
Очень хотелось обозвать Гесера дешевым позером – конечно, положив вначале трубку. Но я промолчал. Во-первых, шеф мог услышать мои слова без всякого телефона. Во-вторых – уж кем-кем, а дешевым позером он не был. Просто предпочитал экономить время. Если я собирался сказать, что буду через сорок минут, – к чему терять время и меня выслушивать?
А еще – я был очень рад звонку. Все равно день пропащий – на дачу я поеду только через неделю. Убираться в квартире рано – как любой уважающий себя мужчина в отсутствие семьи я делаю это один раз, в последний день холостяцкой жизни. Идти в гости или звать гостей к себе тоже решительно не хотелось. Так что куда полезнее на день раньше вернуться из отпуска – чтобы в нужный момент с чистой совестью потребовать отгул.
Пусть даже у нас не принято требовать отгулы.
– Спасибо, шеф, – с чувством сказал я. Отлепился от кресла, отложив недочитанную книжку. Потянулся.
И телефон зазвонил снова.
Конечно, с Гесера станется позвонить и сказать «пожалуйста». Но уж это точно станет фиглярством!
– Алло! – произнес я очень деловым тоном.
– Антон, это я.
– Светка, – сказал я, усаживаясь обратно. И напрягся – голос у Светланы был нехороший. Тревожный. – Светка, что с Надей?
– Все в порядке, – быстро ответила она. – Не волнуйся. Лучше скажи, как у тебя дела?
Несколько секунд я размышлял. Пьянок не устраивал, женщин в дом не водил, мусором не зарос, даже посуду мою…
А потом до меня дошло.
– Гесер звонил. Только что.
– Чего он хочет? – быстро спросила Светлана.
– Ничего особенного. Просил сегодня выйти на работу.
– Антон, я что-то почувствовала. Что-то нехорошее. Ты согласился? Идешь на работу?
– Почему бы и нет? Совершенно нечем заняться.
Светлана на другом конце провода (хотя какие провода у мобильных телефонов?) молчала. Потом неохотно сказала:
– Знаешь, меня будто в сердце кольнуло. Ты веришь, что я беду чую?
Я усмехнулся:
– Да, Великая.
– Антон, ну будь серьезнее! – Светлана завелась немедленно. Как всегда, если я называл ее Великой. – Послушай меня… если Гесер тебе что-нибудь предложит – откажись.
– Света, если Гесер меня вызвал – значит хочет что-то предложить. Значит, рук не хватает. Говорит, все в отпусках…
– Пушечного мяса ему не хватает, – отрезала Светлана. – Антон… ладно, все равно ты меня не послушаешь. Просто будь осторожен.
– Светка, ты же не думаешь всерьез, что Гесер собирается меня подставить, – осторожно сказал я. – Понимаю твое отношение к нему…
– Будь осторожен, – сказала Светлана. – Ради нас. Хорошо?
– Хорошо, – пообещал я. – Я всегда очень осторожен.
– Я позвоню, если еще что-нибудь почувствую, – сказала Светлана. Кажется, она немного успокоилась. – И ты позвони, хорошо? Вот хоть что-нибудь необычное случится – звони. Ладно?
– Позвоню.
Светлана несколько секунд молчала, а прежде чем положить трубку, произнесла:
– Уходил бы ты из Дозора, Светлый Маг третьего уровня…
Что-то подозрительно легко все закончилось – мелкой шпилькой… Хотя на эту тему мы договорились не говорить. Давно договорились – три года назад, когда Светлана ушла из Ночного Дозора. Ни разу обещание не нарушали. Конечно, я рассказывал жене про работу… про те дела, которые хотелось вспоминать. И она всегда слушала с интересом. А вот теперь – прорвало.
Неужели и впрямь почувствовала что-то нехорошее?
В результате собирался я долго, неохотно. Надел костюм, потом переоделся в джинсы и клетчатую рубашку, потом плюнул на все и влез в шорты и черную футболку с надписью «Мой друг побывал в состоянии клинической смерти, но все, что он мне привез с того света, – эту футболку!». Буду похож на жизнерадостного немецкого туриста, зато сохраню хотя бы видимость отпускного настроения перед лицом Гесера…
В результате я вышел из дома за двадцать минут до назначенного шефом срока. Пришлось ловить машину, прощупывать линии вероятности – после чего подсказывать водителю те маршруты, на которых нас не ждали пробки.
Водитель подсказки принимал неохотно, с глубоким сомнением.
Зато мы не опоздали.
Лифты не работали – парни в синих спецовках деловито грузили в них бумажные мешки с цементной смесью. Я пошел по лестнице и обнаружил, что на втором этаже нашего офиса идет ремонт. Рабочие обшивали стены листами гипсокартона, тут же суетились штукатуры, промазывая швы. Параллельно сооружали подвесной потолок, куда уже были упрятаны трубы кондиционирования.
Настоял все-таки на своем наш завхоз Виталий Маркович! Вынудил шефа раскошелиться на полноценный ремонт. И даже деньги где-то изыскал.
Задержавшись на миг, я посмотрел на рабочих сквозь Сумрак. Люди. Не Иные. Как и следовало ожидать. Лишь у одного штукатура, совершенно неказистого на вид мужичка, аура показалась подозрительной. Но через секунду я понял, что он просто влюблен. В собственную жену! Надо же, не перевелись еще на свете хорошие люди!
Третий и четвертый этажи уже были отремонтированы, и это окончательно привело меня в хорошее настроение. Наконец-то и в вычислительном центре будет прохладно. Пусть сейчас я появляюсь там не каждый день, но… На бегу я поздоровался с охранниками, явно поставленными здесь на время ремонта. Выскочил к кабинету Гесера – и наткнулся на Семена. Тот что-то серьезно и наставительно втолковывал Юле.
Как летит время… Три года назад Юля была совсем еще девчонкой. Сейчас – молодая красивая девушка.
Подающая большие надежды волшебница, ее уже звали в европейский офис Ночного Дозора. Любят там прибирать к рукам талантливых и молодых – под разноязыкие возгласы о большом и общем деле…
Но в этот раз номер не прошел. Гесер и Юльку отстоял, и пригрозил, что сам может рекрутировать европейскую молодежь.
Интересно, чего в той ситуации хотела сама Юля.
– Отозвали? – понимающе спросил Семен, едва увидев меня и прервав разговор. – Или отгулял свое?
– И отгулял, и отозвали, – сказал я. – Что-то стряслось? Привет, Юлька.
С Семеном мы почему-то никогда не здороваемся. Будто только что виделись. Да он и выглядит всегда одинаково – очень просто, небрежно одетый, с мятым лицом перебравшегося в город крестьянина.
Сегодня, впрочем, Семен выглядел еще непритязательнее обычного.
– Привет, Антон, – улыбнулась девушка. Лицо у нее было невеселым. Похоже, Семен проводил воспитательную работу – он на такие дела мастер.
– Ничего не стряслось. – Семен покачал головой. – Тишь да гладь. На той неделе взяли двух ведьм, да и то по мелочи.
– Ну и славно, – стараясь не замечать жалобный взгляд Юльки, сказал я. – Пойду к шефу.
Семен кивнул и повернулся к девушке. Входя в приемную, я успел услышать:
– Так вот, Юля, я шестьдесят лет тем же самым занимаюсь, но такой безответственности…
Суров он. Но ругает только по делу, так что спасать Юльку от беседы я не собирался.
В приемной, где теперь мягко шелестел кондиционер, а потолок был украшен крошечными лампочками галогеновой подсветки, сидела Лариса. Видимо, Галочка, секретарша Гесера, в отпуске, а дел у наших диспетчеров и впрямь немного.
– Здравствуй, Антон, – поприветствовала меня Лариса. – Хорошо выглядишь.
– Две недели на пляже, – гордо ответил я.
Лариса покосилась на часы:
– Велено тебя сразу впустить. Но у шефа еще посетители. Пойдешь?
– Пойду, – решил я. – Зря, что ли, спешил.
– К вам Городецкий, Борис Игнатьевич, – сказала Лариса в интерком. Кивнула мне: – Иди… ох, там жарко…
За дверью Гесера и впрямь было жарко. Перед его столом маялись в креслах двое незнакомых мужчин средних лет – мысленно я окрестил их Тонкий и Толстый. Потели, однако, оба.
– И что мы наблюдаем? – укоризненно спросил их Гесер. Покосился на меня. – Проходи, Антон. Садись, я сейчас закончу…
Тонкий и Толстый приободрились.
– Какая-то бесталанная домохозяйка… извращая все факты… опошляя и упрощая… делает вас по всем статьям! В мировом масштабе!
– Потому и делает, что опошляет и упрощает, – мрачно огрызнулся Толстый.
– Вы велели, чтобы «все как есть», – подтвердил Тонкий. – Вот и результат, Пресветлый Гесер!
Я посмотрел на визитеров Гесера сквозь Сумрак. Надо же! Опять – люди! И при этом знают имя и титул шефа! Да еще произносят с совершенно откровенным сарказмом! Конечно, бывают всякие обстоятельства, но чтобы сам Гесер открывался людям…
– Хорошо, – кивнул Гесер. – Даю вам еще одну попытку. На этот раз работайте поодиночке.
Тонкий и Толстый переглянулись.
– Мы постараемся, – добродушно улыбаясь, сказал Толстый. – Вы же понимаете – мы добились определенных успехов…
Гесер фыркнул. Будто получив невидимый сигнал, что разговор окончен, визитеры встали, за руку попрощались с шефом и вышли. В приемной Тонкий что-то весело и игриво сказал Ларисе – та засмеялась.
– Люди? – осторожно спросил я.
Гесер кивнул, неприязненно глядя на дверь. Вздохнул:
– Люди, люди… Ладно, Городецкий. Садись.
Я сел, а Гесер все не начинал разговор. Возился с бумагами, перебирал какие-то цветные гладко обкатанные стеклышки, наваленные в грубую глиняную миску. Очень хотелось посмотреть, амулеты это или просто стекляшки, но вольничать, сидя перед Гесером, я не рискнул.
– Как отдохнул? – спросил Гесер, будто исчерпав все поводы оттягивать разговор.
– Хорошо, – ответил я. – Без Светы, конечно, скучно. Но не тащить же Надюшку в испанское пекло. Не дело…
– Не дело, – согласился Гесер. Я не знал, есть ли у великого мага дети, – такой информации не доверяют даже своим. Скорее всего есть. Наверное, он способен испытывать что-то вроде отцовских чувств. – Антон, это ты позвонил Светлане?
– Нет. – Я покачал головой. – Она с вами связалась?
Гесер кивнул. И вдруг его прорвало – он стукнул кулаком по столу и выпалил:
– Да что она себе вообразила? Вначале дезертирует из Дозора…
– Гесер, у нас у всех есть право уйти в отставку, – вставил я. Но Гесер и не подумал извиняться.
– Дезертирует! Волшебница ее уровня себе не принадлежит! Не имеет права принадлежать! Если уж… если уж называется Светлой… Потом – воспитывает дочь как человека!
– Надя – человек, – сказал я, чувствуя, что тоже закипаю. – Станет ли она Иной – ей самой решать… Пресветлый Гесер!
Шеф понял, что теперь и я на взводе. И тон сменил.
– Ладно. Ваше право. Уклоняйтесь от борьбы, ломайте девчонке жизнь… Как будет угодно! Но откуда эта ненависть?
– Что Света сказала? – спросил я.
Гесер вздохнул:
– Твоя жена позвонила мне. На номер телефона, который не имеет права знать…
– Значит, и не знает, – вставил я.
– И сказала, что я собираюсь тебя убить! Что я затеваю далекоидущий план по твоему физическому устранению!
Секунду я смотрел в глаза Гесеру. Потом засмеялся.
– Тебе смешно? – с мукой в голосе спросил Гесер. – Правда смешно?
– Гесер… – Я с трудом задавил смех. – Простите. Можно говорить откровенно?
– Уж изволь…
– Вы самый большой интриган из тех, кого я знаю. Покруче Завулона. Макиавелли по сравнению с вами – щенок…
– Макиавелли ты зря недооцениваешь, – буркнул Гесер. – Так, понял, я интриган. Дальше?
– А дальше я уверен, что вы не собираетесь меня убивать. В критической ситуации, быть может, вы мной пожертвуете. Ради спасения соразмерно большого количества людей или Светлых Иных. Но чтобы так… планируя… интригуя… Не верю.
– Спасибо, порадовал, – кивнул Гесер. Уязвил я его или нет – непонятно. – Тогда что Светлана себе в голову вбила? Ты извини, Антон… – Гесер вдруг замялся и даже отвел глаза. Но закончил: – Вы ребеночка не ждете? Еще одного?
Я поперхнулся. Замотал головой:
– Нет… вроде как нет… нет, она бы сказала!
– Женщины иногда дуреют, когда ребенка ждут, – буркнул Гесер и снова принялся перебирать свои стекляшки. – Начинают всюду опасность видеть – ребенку, мужу, себе… Или, может, у нее сейчас… – Но тут великий маг совсем смутился и оборвал сам себя: – Ерунда… забудь. Съездил бы к жене в деревню, с девочкой поиграл, молочка попил парного…
– У меня же отпуск завтра кончается, – напомнил я. Ох что-то было неладно! – А я так понимаю, что работать предстоит уже сегодня?
Гесер вытаращился на меня:
– Антон! Какая еще работа? Светлана пятнадцать минут орала на меня! Будь она Темной – надо мной бы сейчас висело инферно! Все, работа отменяется. Я продлеваю тебе отпуск на неделю – и езжай ты к жене, в деревню!
У нас, в московском отделении, говорят: «Трех вещей не может сделать Светлый Иной: устроить свою личную жизнь, добиться счастья и мира на всей Земле и получить отгул у Гесера».
Личной жизнью, если откровенно, я доволен. Теперь вот и неделю отпуска получил.
Возможно, мир и счастье для всей Земли уже на подходе?
– Ты не рад? – спросил Гесер.
– Рад, – признался я. Нет, перспектива под бдительным взглядом тещи пропалывать грядки меня не вдохновляла. Зато – Света и Надя. Надя, Наденька, Надюшка. Чудо мое двухлетнее. Человек, человечек… Потенциально – Иная великой силы. Такая Великая, что сам Гесер ей в подметки не годится… Я представил себе подошвы Надькиных сандаликов, к которым вместо подметок приколочен великий Светлый маг Гесер, и ухмыльнулся.
– Зайди в бухгалтерию, тебе премию выпишут… – продолжал Гесер, не подозревая, каким мысленным издевательствам я его подвергаю. – Формулировку сам придумай. Что-нибудь… за многолетний добросовестный труд…
– Гесер, что там за работа была? – спросил я.
Гесер замолчал и принялся буравить меня взглядом.
Не добился результатов и сказал:
– Когда я все расскажу, ты позвонишь Светлане. Прямо отсюда. И спросишь – соглашаться тебе или нет. Хорошо? Про отпуск тоже скажешь.
– Что стряслось?
Вместо ответа Гесер открыл стол, достал и протянул мне черную кожаную папку. От папки ощутимо пахло магией – тяжелой, боевой.
– Открывай спокойно, на тебя допуск поставлен… – буркнул Гесер.
Я открыл папку – не допущенный Иной или человек превратились бы после этого в горстку пепла. В папке лежало письмо. Один-единственный конверт.
Адрес нашего офиса был аккуратно выклеен из газетных букв.
Обратного адреса, разумеется, не было.
– Буквы вырезаны из трех газет, – сказал Гесер. – «Правда», «Коммерсантъ» и «Аргументы и факты».
– Оригинально, – признался я. – Можно открыть?
– Открой, открой. Криминалисты уже все, что могли, с конвертом сделали. Отпечатков никаких, клей китайского производства в любом ларьке «Союзпечати» продается…
– А бумага – туалетная! – в полном восторге воскликнул я, доставая из конверта листок. – Она хоть чистая?
– К сожалению, – сказал Гесер. – Ни малейших следов органики. Обычный дешевый пипифакс. «Пятьдесят четыре метра» называется.
На листочке туалетной бумаги, небрежно вырванном по перфорации, текст был выклеен теми же разномастными буквами. Точнее – целыми словами, лишь окончания иногда подбирались отдельно, без всякого уважения к шрифту:
«НОЧНОму ДОЗОРу должно БЫТЬ ИНТЕРЕСНО, что ОДИН Иной РАСКРЫл одному человеку всю правду об ИНых и сейчас собирается сделать ЭТОГО ЧЕЛОВЕКа ИНЫМ. доброЖЕЛАТелЬ».
Я бы засмеялся. Но почему-то не хотелось. Вместо этого я проницательно заметил:
– Ночной Дозор – целыми словами написано… только окончания поменяли.
– Была такая статья в «Аргументах и фактах», – пояснил Гесер. – Про пожар на телебашне. Называлась «НОЧНОЙ ДОЗОР НА ОСТАНКИНСКОЙ БАШНЕ».
– Оригинально, – согласился я. От упоминания башни меня слегка передернуло. Не самое было веселое время… и не самые веселые приключения. Всю жизнь меня будет преследовать лицо Темного Иного, которого я в Сумраке сбросил с телебашни…
– Не кисни, Антон. Ты все делал правильно, – сказал Гесер. – Давай к делу.
– Давайте, Борис Игнатьевич, – старым «штатским» именем назвал я шефа. – Это что, всерьез?
Гесер пожал плечами:
– Магией от письма даже не пахнет. Либо его сочинял человек, либо способный Иной, умеющий подчищать свои следы. Если человек… значит, и впрямь существует утечка информации. Если Иной… то это совершенно безответственная провокация.
– Никаких следов? – еще раз уточнил я.
– Никаких. Единственная зацепка – почтовый штемпель. – Гесер поморщился. – Но тут очень сильно пахнет подставой…
– Письмо из Кремля, что ли, отправлено? – развеселился я.
– Почти. Ящик, куда опустили письмо, расположен на территории жилого комплекса «Ассоль».
Высоченные дома с красными крышами – такие, без сомнения, одобрил бы товарищ Сталин, я видел. Но только со стороны.