Вкус жизни

Почему между нами не стало душевной близости, когда мы появились в квартире его матери? Ведь была же. Может, мне только казалось? Ни ласкового, ободряющего слова, ни нежности. Как отрезал. Инстинктивно боялся ревности матери, боялся своей любовью к жене обидеть ее, вроде как предать?.. А она выискивала в моем поведении малейшие недостатки и своим ехидством и оскорблениями принижала меня, стремясь изжить в сыне то чувство влюбленности, которое еще теплилось в нем. А не найдя к чему придраться, в мое отсутствие оговаривала, настраивая его против меня. Ранила бездушно, безжалостно, с удовольствием, с улыбкой. Наверное, мстила за что-то свое несостоявшееся, мною незнаемое. Мне было жалко мужа. Он тоже страдал… Оказалось, не из-за любви ко мне. Самолюбие страдало…

После бесед с матерью он становился невыносимым, а она торжествовала: не выпустила сына из своих рук, он по-прежнему ставит ее на первое место, и так будет всегда! А ее сын, обсуждая только с ней свои дела, все дальше уходил от меня, все глубже погружался в омут ее лести и лжи.

Она не хотела нашего ребенка. «Только аборт! Ничего с ней не случится. Все женщины через это проходят. Сама проявила беспечность. Предохраняться – ее дело». «Ему будет трудно с твоими детьми. У него слабое здоровье». – «У вас оно тоже было слабое, но вы же рожали». – «Я тоже делала аборт. Хотела для себя пожить». – «А я не хочу для себя», – возражала я.

Можно подумать, она не знала, что если в семье ссоры, то еще не рожденные дети инфаркты в утробе матери переносят. У них на нервной почве кучи болезней образуются… А потом еще удивляемся: откуда у малышей от здоровых родителей то рак, то сахар на максимуме, то порок сердца. Даже в старину знали, что хотя бы ради здоровья будущего ребенка надо беречь нервы беременной женщины.

«Что с его мамашей такое? – спрашивала я себя. – Откуда в ней жестокость, махровый эгоизм? Это тупость?»

А он быстро успокоился, спрятавшись за ее спину, за ее жизненный опыт. Он-то мужчина. Дело-то женское, маме видней. Он предал нашу семью, поверил матери, самоустранился. А та продолжала измываться, требовать. И когда у меня случился выкидыш, открыто радовалась… И во второй раз она пыталась помешать, но я во имя ребенка научилась плевать на ее наскоки и вообще на всё их семейство…

Я настаивала уйти на квартиру. Свекровь устраивала истерики. Сын, видите ли, ее бросает. И это при том, что рядом с ней проживало ее огромное семейство. Она просто не хотела лишать себя удовольствия издеваться над невесткой. А муж упорно не желал замечать очевидного, он так и не вышел из подчинения матери, не разорвал пуповины… А ведь даже в Библии сказано: «…Притулись к жене своей». К сожалению, не могла я своей свекрови сказать: «Спасибо вам за сына». И мужу: «Спасибо за любовь, за счастье быть рядом с тобой». Ладно, опущу подробности… Его жалко было. Если бы не мать, из него, наверное, мог бы выйти прекрасный муж, отец. Хотя не поручусь.

Никто больше не позарился на моего раскудрявого черноокого красавчика, так при маме и остался. Ходили какие-то заплесневелые слухи… положим, от лиц заинтересованных, но я не допускала такой мысли и не имела повода усомниться в своем мнении. Крепко мать держала сыночка в руках. Никакую самую распрекрасную женщину не мог он сделать счастливой. Впрочем, для меня это было уже не важно. Было время, когда мне хотелось, чтобы у нас была одна судьба на двоих, чтобы всё с любовью, даже если обмываешь после клизмы… Но не осталось во мне места для таких к нему чувств, вот и ушла.

Почему же так получалось, что его желания всегда были моими, а мои – не его и не его мамаши? Он ее слова повторял, их мнения совпадали? Своих не имел. Иначе в этой семье и не могло быть. В борьбе двух женщин за одного мужчину победила мать. Собственно, я не боролась. Я тащила на себе все заботы о семье, думала, если сразу не могу ничего изменить, смирюсь до лучших времен. А мамаша продолжала строить козни. Как она изощренно издевалась! Самым мучительным были даже не ссоры, не ругань в семье, а равнодушие, безразличие, отчуждение мужа. Убивало чувство ненужности ему, отсутствие своей семьи как таковой, неуверенность в будущем.

Так будет всегда? Зачем мне его неприступная невозмутимая закрытость?.. За нею прячется пустота, которую сложно уличить. Я же ничего кроме обид не выношу из нашего общения. Он даже простые, казалось бы, любезные фразы говорил со злым напором, словно боялся, что его заставят в чем-то уступить. «Ты счастливый человек: тебе в одно ухо влетает, в другое вылетает, – шутя говорила я ему, – а в компьютере моей индивидуальной памяти все записывается и будет сохраняться всю жизнь. У нас, женщин, очень крепкая эмоциональная память».

Разве женщина приходит в этот мир, чтобы при муже осознавать свое одиночество? – злилась я. – Черта с два он теперь дождется от меня хоть одного доброго слова. Хватит, никаких благодеяний, покатался на дармовом хребте, научил жить. Его мамочке никакая, пусть самая идеальная, женщина не будет мила. Она никого не хочет видеть рядом со своим сыночком, ни с кем не пожелает делить его любовь. «Пусть теперь в ней черти бродят для какой-нибудь другой… может, стерве попадется в лапы и сама наплачется вдоволь, – пожелала я злорадно. – Прости меня, Господи! Каюсь, грешна»… И вернулась в общежитие. Нас там таких, осчастливленных мужьями, было пруд пруди. Ничего, не пропала!

Чехов считал, что миром правит случай. Он тоже не из числа счастливчиков, хоть и не был обделен талантом. А мне, видно, сам Бог повелел не надеяться на счастье.

– А теперь я замужем за внуками, – усмехнулась Лиля и расправила плечи. – Вот ты, Инна, говоришь, что мы не знаем или не замечаем, когда бываем счастливы. Но мы знаем, когда несчастливы, и потому всегда в поисках.

«Я далека от мысли, что это привычные жалобы. Глубоко загнанные обиды и разочарования, накапливаясь, с возрастом стали невыносимо распирать сердце. Она уже не может жить с этим», – поняла Лена причину откровенности Лили.

«И что за манера все преувеличивать? В моем подъезде сто квартир. Пьяниц всего двое. «Засидевшихся в девках» холостяков тоже двое. Истинно несчастливых семей от силы с десяток, – недовольно поежилась Лера. – Хотя если внимательно вникнуть, глубже копнуть… всё может быть…»

Жанна шушукается с Милой.

– …Я вот в молодости думала: «А что если страсть за собой поведет? Идти за ней? А если она быстро пройдет, я останусь на бобах и буду потом ныть, что судьба наворожила, знать, планида мне такая выпала. Нет, мы обязаны контролировать свои чувства, решала я в сторону порядочности», – поделилась, несколько смущаясь своей откровенности, Жанна.

Инна смехом встретила это признание:

– У тебя, как я посмотрю, в сердце, да и в сознании всегда красной строкой и заглавными буквами проходит слово – МУЖ.

– А что в том плохого? Уметь любить – счастливая участь немногих, и приобретается это везение, как правило, ценой отказа от чего-то важного. Правда, в моем случае это не совсем так, но кое-чем и мне пришлось пожертвовать, – скромно, с достоинством ответила на выпад Жанна.

– А мужчины не считают нужным сдерживать себя, вменяют это в обязанность только женщинам и, сняв с себя ответственность, валят всю вину за развал семьи на нас. Мол, они такие-сякие, не создают нам условий, за собой не следят, полнеют. (Очень веские основания для бегства из семьи!) Таков их менталитет, поддерживаемый общественным мнением. Точнее, мужским. На себя оборотитесь! Пупки распустили. А как бы вы выглядели, если бы, как мы, рожали? Нет чтобы войти в положение, посочувствовать, помочь… мчатся за новой любовью, – раздраженно выплеснула свое возмущение Рита.

– Все в жизни намного сложнее, чем иногда кажется, – вздохнула Лера.

Лена вслушалась в спор подруг.

– …Можно подумать, что, будучи замужем, ты не симпатизировала ни одному мужчине, – недоверчиво передернула плечами Инна.

– Зачем же? Нападала легкая влюбленность как защита от серости или, наоборот, от сложности семейных проблем. Но семья есть семья. Эти редкие вспышки не заслоняли любви к мужу. Они лишь слегка украшали мою жизнь, расслабляли натянутые нервы. Никто из тех мужчин, кому я симпатизировала, не мог на меня претендовать как на любовницу. Я выставляла четкую границу и грамотно расставляла флажки, за которые они не переступали. Иногда, для остроты ощущений, не скрывала, что мужчина нравится, но тут же давала понять, что из этого ничего не следует. А чаще всего они даже не знали о моей к ним симпатии. Может, поэтому все свои так называемые влюбленности вспоминаю или с радостью, или с иронической улыбкой, но совершенно без боли. Они живут во мне приключениями из моей «записной книжки».

– И муж знал об этих безгрешных влюбленностях?

– Мы живем с уважением к территории друг друга. Семья – это огород, который надо постоянно возделывать. Каждый по-своему справляется с этой задачей. Мне, например, иногда требовался допинг. Основа семьи – уважение. Любя, можно оскорбить, обидеть, а уважая – нет.

– И вы никогда не ругались?

– Орут от собственного бессилия, от беспомощности. Из уважения к себе и к мужу я никогда себе этого не позволяю. Зачем в свой дом нести негатив? Я с улыбкой встречаю мужа.

– И во всем ему уступаешь?

– Мы договариваемся и вместе выплываем из трудных ситуаций, а их у нас было, как и у всех, сверх головы, особенно в перестройку. Главное в нашем союзе – семья, дом, и все вокруг них плетется. Но ощущение дома не связано с кухней. С детьми, с взаимопониманием. Муж сам осознал, что не в друзьях, в семье его основное счастье. Мы подходим друг другу. Недаром я долго и придирчиво выбирала себе мужа, – улыбнулась Лера. – Одна моя подруга утверждает, что ей важно любить самой. А мне нужно, чтобы и меня любили. Я же люблю, забочусь, и что – все это на ветер? Это же оскорбительно, когда используют тебя, твою любовь и привязанность, а любят кого-то другого. Для меня человеческие, а не мужские качества на первом месте. Мне важно даже не то, что муж говорит, а почему и что он делает для семьи. По части женщин он всегда был строг. Не давал повода к пересудам. В этом мое счастье.

– Если у человека не любовь, а самолюбование – это страшно, это катастрофа. В мужчинах и так слишком много самолюбия. Чуть что не по нем – расплевался, разругался и бегом из семьи. А теперь и женщины иногда стремятся не отстать от них. Куда это годится? К чему приведет? – выразила свою точку зрения на проблему века Жанна.

– Когда семейная жизнь наполнена личностным содержанием, никакие призывные страсти на стороне, никакие другие беды не потопят, не перевернут семейный челн… А если каждый в семье будет настаивать на своей мелодии – оркестра не получить… Не стоит об этом, – поморщилась Рита и замолчала.

– Препарируешь свою жизнь? С каких это пор мужчин интересует наше личностное содержание? – рассмеялась Лиля. – Даже мы себя видим лишь как загнанных лошадок. А мужички наши напоминают мне кобельков, которых я частенько замечаю на улицах, в подворотнях. Они же абсолютно безграмотны в вопросах семьи и секса, какие уж тут тонкости женской психологии. Им бы так, перехватить чего-либо на бегу… дома ли, на стороне ли. У нас в стране на самом деле напрочь отсутствует культура взаимоотношений и культура секса.

– Зачем так грубо? – поморщилась Рита.

– Допекли, – огрызнулась Лиля. – Один мой знакомый удивленно поделился: «Только после смерти жены узнал, что у нее под коленкой крупная родинка. Полностью раздетой ее никогда не видел. Сношались как собаки, никакого отличия. А теперь вот по ящику такого насмотрелся! Да уж поздно… И тут не в ту сторону гребли».

«Какой смысл вытаскивать на свет божий подобные откровения? – подумала Лена. – А может, имеет?.. Никогда об этом не задумывалась».

– Влюблялись мы в мужчин, на свое горе, по молодости, по глупости или когда на безрыбье и рак – карась. Вот говорят: любовь зла – полюбишь и козла. Любовь уходит, а козел-то остается! И нужны нам такие мужья как козе баян… Разве найдешь такого, чтобы перевернул всю твою жизнь, чтобы засияла она, засверкала. Я бы за таким и в огонь, и в воду… Вот и получается, что мы мечтатели, вечные искатели призрачного счастья…

Лиля попыталась улыбнуться. Получилась кривоватая усмешка.

– Лиля, ты не первая и не последняя, кто так думает. Не давай волю своим терзаниям, а то у тебя давление подскочит, – мягко посоветовала Галя.

Жанна сочувственно вздохнула и снова тихонько поделилась:

– Про любовь я в молодости тоже как ты думала. Вот что я понимала в сексе в первые месяцы замужества? Но ведь была же на вершине блаженства только от того, что муж прикасался ко мне, счастлива была уже тем, что он желал меня, а все потому, что духовная любовь более сильная, чем физическая, и она без всяких вывертов. С годами гормоны уходят, а высокая любовь остается.

Я, например, только после рождения двоих детей стала осознавать, что хочу не только его ласк. Когда любишь, никаких романов на стороне не хочешь – их у меня и в помине не было, – да они и не получаются, если сердце занято полностью. Вот тогда-то и понимаешь – это настоящее. Когда любишь, то дорожишь тем, кого любишь. Физическая сила меня никогда не прельщала, она бывает грубой. Меня притягивала духовная целостность мужчины. Меня жизнь Маргариты не прельщает, но я понимаю ее и не вижу в ее поисках ничего предосудительного. Каждому свое. Лишь бы женатых не трогала.

Последняя фраза прозвучала слишком наивно, если учесть возраст говорившей.

– Марго выстраивала всех мужчин, а своих любовников в первую очередь, – восторженно сказала Инна. Она гордилась подругой.

– Да уж, на это у Марго хватало характера. Но и у нее случались промашки. Помню одного. В Викторе было столько талантов! И всё в нем ей нравилось: красота, ум, мужская сила. Они были как два горящих факела. Его энергия обволакивала ее, ее – проникала в него. Вместе с ним она приобрела совсем другую жизнь. Ей казалось: жить с таким человеком огромная ответственность, что ему надо соответствовать, а он не думал об этом. Он легко относился к жизни. Двадцать четыре часа в сутки быть вместе – это не только взрыв радости, это выживание… Она думала – победила, но тут впервые у нее прокол вышел. И покатилось. Она страшно завелась и будто мстила другим мужчинам за несостоявшееся счастье. Жалко ее было. Нельзя быть счастливой, играя чужими судьбами… Женатым оказался, – вздохнула Рита.

– Раньше старики говорили: так на роду написано, – сказала Жанна, как бы оправдывая Марго. – Правда, это выражение вызывает у меня двойственные, точнее сказать, смешанные чувства.

– Те самые, которые – по словам великолепного режиссера Эльдара Рязанова – испытывает зять при виде тещи, летящей в пропасть на его автомобиле? – с благодушным самодовольством рассмеялась Инна.

Марго, опять Марго

Поделившись горечью своей жизни, Лиля тоже начала рассказывать о подруге:

– Марго шутила: «Чувствовать, что любишь, созерцать любимого и больше ничего не надо? Это утрата собственного «я». Такая любовь – сгусток чистой радости – только первая стадия «умопомрачения». Дело ясное: любовь становится значительней, сильней, неискоренимей лишь при наличии двух удачных слагаемых: духовной и физической, только где такое отыщешь? Приходится выбирать – или-или. Я пока что предпочитаю вторую ступень, но считаю, что всякая любовь – счастье, если даже она неразделенная».

«Похоже, я остановилась на первой стадии развития любви, потому что именно духовная составляющая моего отношения к мужу, со временем видоизменяясь, делала мою семью крепче. И что в том плохого? С возрастом я стала больше ценить его личные, внутренние качества, больше уважать. А сначала у меня были юные иллюзии, жгучая мимолетная радость от того, что немолодой уже человек ставит меня перед собой в положение главной. Я ничего не знала о сексе. Я была польщена его любовью, мне хотелось ответить ему взаимностью. В глазах любящей женщины мужчина выглядит умнее, крупнее, интересней, – улыбаясь про себя, думала Жанна, одновременно слушая Лилю. – И мама Николая говорила, что если мужчина никогда не довольствуется тем, что имеет, он, в результате, всегда оказывается более потерянным и одиноким, чем верящий в любовь к единственной женщине».

Жанна, понизив голос до шепота, поделилась с Лилей:

– Вот говорят: удовлетворяет, не удовлетворяет. А откуда нам знать, что мы должны при этом испытывать? Мне вообще кажется, что физические качества мужчины мало что значат. Главное, как он относится к женщине и каков его внутренний настрой. Подруга мне рассказывала: «Было у нас с мужем как всегда. Вдруг я одного человека вспомнила… в тот самый момент, и меня от прекрасных мощных ощущений с ног свалило. И ведь не сказать бы, что тот мужчина мне очень нравился. Знакомы были только по работе. Приятный был в обхождении, вежливый… Мне стало так стыдно, что не с мыслью о муже я получила наслаждение. Долго потом приучала себя не отвлекаться во время этого самого…»

И словно осознав, что сказала слишком много, даже то, о чем не собиралась говорить, она в замешательстве умолкла.

– Ты, Жанночка, как и твоя подруга, зациклена на своей порядочности. Вы даже в мыслях боялись изменять мужьям и потерять чистоту отношений и тем самым лишали себя возможности получать максимальное удовольствие. Насколько я знаю, мужчины постоянно пользуются этим способом усиления оргазма, – запоздало просветила сокурсницу Мила.

– Так ведь неизвестно до чего можно дойти, – смущенно и растерянно возразила Жанна.

– Безграмотная ты. В твоем возрасте не знать истинного положения вещей… Челюсть отвисла? В отношениях между мужем и женой не может быть границ, стеснения и прочее… – шутливо-наставительно сказала Мила. И Жанна не поняла, какова в ее словах доля шутки и стоит ли ей обижаться.

Инна примкнула к интимному разговору с приличествующей случаю скромной миной:

– Если уж вы заговорили о Марго, я должна признаться, что достаточно много думала о ней. Сведения, которыми я располагала, были не очень приятными, поэтому, когда нам случалось беседовать, мне сначала казалось, что в голосе Маргоши было что-то неискреннее, что ей просто хотелось играть, ставить условия, быть тайной до тех пор, пока мужчина посягает на нее. А может, это было печальной необходимостью ее организма? Я с нервной поспешностью перебивала ее. Мне не хотелось разбираться в чужой жизни, завеса которой приподнималась передо мной так внезапно и слишком откровенно. К тому же я боялась выглядеть некомпетентной, наивной дурочкой, какой, несомненно, была в ее представлении. Я колебалась, но еще держалась прежних позиций, привитых матерью.

Позже я считала, что Марго хотелось бы переиначить свою жизнь, найти человека, ради которого она могла бы бросить все и служить только ему. Но у нее уже не получалось. По поводу детей она шутила, что «они – ангелочки, чьи крылышки укорачиваются по мере того, как растут их руки и ноги, и что не стоит торопиться надевать пожизненные оковы материнства». Поразить хотела своим цинизмом?

Марго исповедовала принцип добровольной диктатуры, построенной на любви и доверии в семье, когда оба не исполнители и не подчиненные, а полноправные участники, где каждый честно несет свой «портфель» обязанностей, где нет принесения в жертву жизни одного человека во имя эгоизма другого. Ей хотелось, чтобы мужчины избавились от пренебрежительного отношения к другому полу, от нелепой своей гордыни, поняли ценность равноправных отношений, чтобы женщины помогали мужчинам поверить в себя, а мужчины поддерживали женщин в их начинаниях, чтобы оба стремились украсить заурядные супружеские будни. Ведь так чудовищно осознавать несправедливость женских судеб! У каждой из нас своя формула гармонии, но получалось, что и Марго в душе была идеалисткой.

Она считала, что в женщине изначально заложены те же потенции и те же способности к проявлению воли и саморазвитию, что и в мужчине, что она способна наравне с мужчиной самоутвердиться в творчестве, в труде и не должна терпеть тиранию сильной половины. (У нее была прекрасная привычка подходить к любому вопросу с научной точки зрения.) Продолжение рода – только одна из многочисленных функций женщины, поэтому ее личность должна оцениваться выше, чем природное назначение быть матерью. Уже давно не новость, что в социокультурном плане женщина совершенно тождественна мужчине. «Так почему же в семейных отношениях так мало прогресса? Мы тоже хотим жить своей жизнью, а не придуманной для нас мужчинами. Почему мы должны свои мечты класть под молот их эгоизма?» – возмущалась она и картинно разводила руки в жесте недоумения.

Я ей в шутку отвечала: «Мужчинам выгодно, чтобы мы вкалывали за них на производстве, а взамен брать на себя хотя бы часть домашних забот они не торопятся, по полной программе эксплуатируя гендерную теорию – разделение по половому признаку. Для них долг – это то, что они требуют от нас, но не выполняют сами».

Конечно, в теории Марго была какая-то притягательная двойственность и загадочность, интригующие моменты, временно сбивающие мужчин с толку. Но, как говорится, хорошего понемножку. Чем сильнее мужские затраты, тем больше их энергия разрушения наших мечтаний. Так устроен мир мужчин. Они считают, что гармония предполагает подчинение одному лидеру.

– Это не бредовая идея, ведь если возникает противостояние, то каждый стремится утвердить себя. Считаю, что в семье, как и в армии, должен быть один генерал, иначе – неминуемый разгром. В моей семье командую я, – не без гордости сказала Жанна.

– Говорят, чтобы свободный союз был прочным, надо либо очень любить мужчину, либо не любить вовсе. Вранье. У меня было и то, и другое, и примерялась я не раз, а в результате – я одна. Дырка от бублика мне досталась. И к чему было колобродить, душу теребить? Такая вот моя житуха. Теперь я не верю ни единому слову мужчин и только использую их по мере своих возможностей.

Я поняла, что мужики – эгоисты, слабаки, слишком испорчены и развращены, не умеют противостоять соблазнам. Они даже не желают им противиться, утверждая, что жизнь слишком хороша, чтобы рассуждать о ней серьезно, а если держаться строгих правил, то она будет скучной. «Так делайте ее интересной для своей семьи!» – возникала я. Нет, только о самих себе, родимых, болеют! Ни в чем их надолго не хватает. Я у одного из своих мужей недавно спросила: «Стоили ли те женщины моих слез, моих болезней?» Не нашелся что ответить… Так и прожил жизнь, не задумываясь. Иногда мне кажется, что у них отсутствует гармония ума и сердца…

– Ну не у всех же, – заметила Лера.

– А некоторые женщины считают, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, – решительно продолжала Инна. – Тоже неправда. Через постель. Иначе каждый сынок оставался бы со своей матерью. Сейчас, между прочим, таких «сосунков» стало почему-то предостаточно. Еще одна напасть на наши бедные головы. Такие мужики умеют только глотку драть да руки распускать, на большее у них мощи не хватает. А если и пожалеют, то как обворуют… И пусть они такие … хоть на все четыре стороны! – тихо и отрывисто закончила Инна.

«Совсем ты оскудела душой. Обиды изувечили твое сердце», – подумала Кира.

В голове Лены блуждали какие-то мысли на эту тему, однако «они никак не выстраивались в систему организованных доводов и разумных сомнений». Она раньше никогда не задумывалась над подобными вопросами. Для строгих выводов ей не хватало ни теоретических, ни практических знаний.

– Марго всегда интересовалась вопросом соотнесения биологического неравенства мужчины и женщины и их социального равенства в обществе. Ее натура нуждалась в немедленном логическом оправдании своих чувств и действий. Она искала им теоретическую основу. «К сожалению, жизнь далека от теории, – утверждала она. – Эмансипация, оказывается, означает не равенство, а равный статус разный ролей», и счастье в семье зависит от того, кто и как играет свои роли.

– Мужчины способны быть героями на час, а нам хотелось бы, чтобы они ежедневно помогали нам в домашних делах, ведь мы же тоже работаем. Но этот вид героизма им не по душе. Только певице Королевой оказалось под силу захомутать Тарзана.

– Но чего ей это стоило, знает только она сама, – перебила Инну Рита. – К твоему сведению, мне тоже всегда не хватало такого, и я его себе придумывала длинными, одинокими ночами, если даже рядом со мною был какой-то из мужей (вот именно, что какой-то). Воображала, как мы с ним то умно беседуем, то танцуем прекрасное танго. Он нежен, галантен, великолепно воспитан. Потом мы вместе возимся с детьми, вместе отдыхаем… Помогало.

Что еще оставалось? Контраст между реальностью и мечтами был таким разительным, что часто я не могла удержаться от смеха над собой. И до слез дело доходило. А как иногда хотелось быть самой собой, делать то, что просит душа. Нести радость любимому, самой задыхаться от счастья. Ради чего живем в разладе с собой?

– Я бы сказала, да промолчу, – рассмеялась Инна. – Каждой женщине хочется быть королевой в глазах одного мужчины, чтобы он говорил: «Ты для меня самая красивая, самая талантливая, самая-самая…» Не грех подчиниться такому, который умнее тебя или превосходит в доброй силе. Да где ж его такого найти днем с огнем?.. Мой второй срывал на мне зло за свою никчемность, мой третий… а, да черт с ними…