Вкус жизни

Счастье, ау…

– …Это не Христос, а несчастливые в браке женщины распяты на кресте за грехи мужчин. Всё у нас так: одни грешат, другие страдают, – подала голос Инна.

– Позволь мне усомниться в твоем выводе. Не только женщин обламывает жизнь. Вспомни прекрасные романтические произведения Александра Грина. А как-то я прочитала его поздние рассказы. Куда делся юношеский оптимизм? Желчь на страницах изливал. Не знаю, какие злые буйные метели мотали его душу. Сердце мое так и заныло. – Это Лена сказала.

«Инициатива в разговоре перешла к Лене», – обрадовалась Кира.

– Мне в этой связи почему-то пьеса Островского «Собака на сене» вспомнилась, – задумчиво произнесла Лиля.

– Мудрый писатель. Я его очень люблю, – заметила Кира, желая закрепить литературное направление в разговоре.

– Я тоже, – отозвалась Инна. – Но название этой пьесы мне не нравится. Она не столько о помещице, сколько о молодом человеке, который метался между желанием быть богатым и любимым. Каждая из женщин предлагала ему то, что имела: одна – чистую юную любовь, другая – деньги, а он не мог выбрать. Буриданов осел, марионетка! Если бы он мог жениться на богатой, то, однозначно, выбрал бы помещицу. Он юлил, вел двойную игру. Хотел и рыбку съесть… и колбаской закусить. Много я таких «любителей» повидала. Из каких только щелей не вылезали. А сейчас еще больше авантюристов, желающих поживиться или пожить за счет слабого пола.

– Тебе бы только классиков ниспровергать, – недовольно бурк-нула Лиля.

Аня слушала напряженно-вдумчиво, будто сверяя слова подруг со своим пониманием, и вдруг подала голос:

– Недавно я была в одной компании. После ужина спектакль смотрели. В нем женщина в ярости убила своего бывшего мужа. Наши мужчины вовсю возмущались жестокостью главной героини. И тут одна из присутствующих дам во всеуслышание сказала: «Муж сначала отобрал у жены бизнес, потом бросил ее, закрутив с молоденькой. Затем за украденные у жены деньги отвоевал с помощью адвоката их сына – вот она и сдвинулась мозгами. Следствие видите, а причину не хотите замечать? Не в «красную армию» ваши слова. Может объяснить вам, что первично, а что вторично? Только нечто подсказывает мне, что в ликбезе вы не нуждаетесь». Я, представьте себе, тоже стала возникать, правда, без тени язвительности. И, к радости своей, была услышана. Разгорелся спор.

Мужчины не выдержали нашего напора и вышли на лестничную площадку покурить. Они ни под каким видом не желали продолжения разговора, считали откровение той гостьи ущербным. Глумились, мол, не всякий страдающий полон благородства. Величия души от героини фильма ожидали. Я возмутилась: «С какой стати!» «Да вот с такой…», – ответили мне пренебрежительно, как какой-нибудь девчонке-школьнице. Оскорбили, особенно если принять во внимание тот факт, что я их гостья. Интеллигенция вшивая. Где их мужское великодушие?

– О чем это ты? Какое великодушие! Проветри чердак, – фырк-нула Инна.

– Вильям Блейк сказал: «Умными мы считаем людей, которые с нами соглашаются». А ты возразила, – спокойно сказала Лена.

Жанна вдруг подумала: «С Леной мило не пощебечешь, только выводы делает и черту подводит, словно приговор подписывает. А была улыбчивая, говорливая. Укатали сивку… А с внучком она «поет» или тоже изрекает?.. И Эмма той еще хохотушкой была. И ее жизнь обломала». Жанна вздохнула и прислушалась к разговору.

– …Грубили, стало быть, считали, что ничем не рискуют, – усмехнулась Инна. – Вот тебе еще один повод разобраться в своих друзьях. Наверное, до этой стычки всех их считала учителями в самом безукоризненном высоком смысле этого гордого слова. Раскусила, с кем имела дело?

– Они с ног на голову переворачивали ситуацию, а потом предприняли всё необходимое для того, чтобы мы разозлились и первыми перестали спорить. Но мы не сдавались… Я замолчала потому, что меня тошнило от неприкрытого уродства их пошлых фраз. Лицемеры! Они поставили под удар свою педагогическую квалификацию. Больше за весь вечер я с ними и словом не обмолвилась. Конечно, можно подумать, что это только видимость, внешняя форма, суть-то поглубже будет, – поспешила подправить и оправдать мужчин Аня. – Но все же, какая жуткая манера изъясняться! Пренеприятнейшая история.

А про себя подумала: «Я не настолько подвержена поиску истины, чтобы из-за нее портить себе жизнь. У меня уже нет наивных убеждений. Жизнь давно их отвергла… А жалко».

Никто не продолжил список знаменитых мужчин, пострадавших от житейских тягот, не высказался по поводу пьес великого драматурга и трагично закончившегося фильма. Никто не оценил Аниного геройства и не стал отягощать себя рассуждениями над ее сетованиями. Женщины погрузились в свои «глобальные проблемы». Только Инна буркнула негромко: «Кто бы сомневался».

– …Неуверенные мужчины ищут мягких, хозяйственных женщин, чтобы стоять грудью за их спиной, – ехидно прошлась по мужской психологии Инна.

А Лиля, похоже, опять завелась на почве воспоминаний:

– Обычные женские домашние будни – повседневная кабала. О, этот вопиющий тошнотворный быт! Но я каждый раз честно впрягалась в его оглобли. И что? Думала – помнишь, как у Роберта Рождественского? – моя забота «добротою наполнит тебя и меня».

– Вкалываешь, вкалываешь, а в пенсионный фонд ничего не отчисляется, – пошутила Жанна.

– А эти мелкие гадкие ссоры – непременный атрибут серой, обветшалой жизни, своего рода разрядка, отводной канал отрицательных эмоций. После них становилось стыдно и досадно за собственную тупость, беспринципность, за надрывное лицемерие мужа. Я была издергана предыдущими браками. И тем не менее для меня больше характерны внутренние переживания, чем внешние их проявления. Я привыкла сдерживать свои эмоции. Не сказать, что муж находился на высоте положения. Не скрывал раздражения. Терпение не было его бесспорной чертой. Забывал, что мужчине надлежит держать себя в руках. Да я и не требовала мужественной сдержанности. Хотя бы без мата…

Жалела. Знала, что мы, женщины, лучше переносим рутину, потому что постоянно варимся в ней. Вот и считала: кто, если не я? Мужчинам быт поначалу представляется простым и легким. А как коснутся… Как-то все у нас было мелко, пошло, подчас гадко. Вот и иссякли мои запасы сострадания. Это я о третьем замужестве.

Постоянные нестыковки, какая-то глубокая внутренняя непродуманность поведения Георгия вызывали – пусть скрыто, пусть даже неосознанно – мою крайне неоднозначную, подчас негативную реакцию. Мне казалось, что характер его амбивалентен, недооформлен, размыт. Все-то у него кое-как, тяп-ляп. Мне нужны были действенные подтверждения его любви – ведь клялся, – а он только говорил, говорил. Не понимала я его. Последствия всего этого не замедлили сказаться. Может ли кто избегнуть ссор?

А тут еще ревновать начал. На почве неудач в профессии в нем развился комплекс неполноценности. Мнительным стал по причине своего слишком яркого воображения. И совсем житья не стало. Человек ревнует, когда боится потерять.

– И где было наше с тобой сверхзвериное женское чутье? – усмехнулась Инна.

– Я в школьные годы влюбилась в молодого человека, который с ума сходил по своей однокласснице. Я его не ревновала, потому что он принадлежал другой, но от этого моя любовь не тускнела. Целый год я была счастлива, – скромно поделилась Аня.

– Ты, Лиля, абсолютно права. Мой знакомый, когда влюбился в молоденькую секретаршу, продолжал страшно ревновать свою жену. Я, глупая, думала, что он боялся потерять семью и все хорошее, что для него связано с ней: уют, детей. Любви там уже вовсе не было. Он сам мне об этом говорил, – поведала Жанна.

– Вот говорят: ревнует – значит любит. Элементарное бытовое заблуждение, аналогичное другому: бьет – значит любит. Любит он не того, кого бьет, а себя. Вот и вся арифметика. И кто только преподносит женщинам эти лживые житейские формулы?

– Кто? Однозначно, мужчины, – уверенно заявила Инна. – Нет, все-таки женщины ближе к Богу…

– Частенько мне приходит на ум разумная фраза русско-американского писателя-фантаста Айзека Азимова: «Господь любит всех, но ни от одного из нас не в восторге», – улыбнулась Лиля. – Да… семья не способствовала развитию независимости и самореализации моей личности. На работе я была более уважаема, несмотря на то, что не разгибая спины как ослица, одна тащила воз домашних забот. Теперь о многом сожалею. Не умела я сразу поставить себя, вот и садились мужья мне на голову. Они-то ничем не хотели поступаться. Может, потому и не уважали меня, что из-за своей загруженности я не находила времени бороться за свои права в семье, пускала на самотек решение этого важного вопроса и по своей вине проходила «семь кругов ада».

Я, например, тоже разбираюсь в хоккее, игры на первенство России и мира никогда не пропускаю. А муж все подряд смотрел. Мне же надо было стоять у плиты, стирать, гладить, с детьми возиться, по очередям носиться в поисках продуктов. Он раз помоет «мне мою» посуду, а потом об этом целый год напоминает. Надо было во всем вожжи держать в своих руках, тогда и в карьере могла бы добиться большего. Слишком много во мне оставалось неизбывной детдомовской первобытности и мечтательности. Кто бы тогда научил… Но ведь каждый может объяснить только себя, да и то не до конца. Видно, не с моим слишком мягким характером командовать парадом.

Пережитые в детстве несправедливости привели к тому, что выросла я с чувством покорности, неуверенности, излишней терпеливости. Вот и допускала такое отношение к себе. Неспособность постоять за себя приводила к обидам, частым мелким размолвкам, тягомотине… оттого неладно было «в моем королевстве». С таким «букетом украшений» не уберечь семейного гнездышка. В моей истории жизни не было милой сердцу надуманной идеалистической гармонии, она реальная и потому жесткая.

Надрывалась, надеялась осчастливить. Гордилась своей способностью всё успевать. Вот и верь после этого в пользу жертвенности. Мужская порядочность, преданность, уважение – мираж, сказки Венского леса… За дурочку держали, ложью опутывали… Теперь-то я понимаю, что нельзя быть слишком наивной, а тогда… Думаешь, что ловишь меня на вольном обращении с правдивым материалом из своей жизни? Воображаешь, что слышишь ее кастрированный вариант?

Лиля мужественно подавила вздох.

– Четко обрисовала ситуацию. Твоя жизнь не блистала совершенством. С мужчинами скрещивала шпаги, но расчет на их рыцарство не оправдывался. Твоя жизнь – непревзойденный шедевр. Ах, ах! Живое чистое сердце погибло в борьбе со злом. Твоя слепота была слепотой любящей женщины, – по-своему оригинально посочувствовала Инна.

– Можно смеяться над тем, что ненавидишь, но не над тем, что любишь, – вспыхнула Лиля. – Мы не знаем, чем, когда и за что платим… Ты понимаешь, о чем я. Может, подскажешь, какие ценности могут быть предметом сделки с совестью? Давай, предлагай!

– Ты что? Не пыли. Человек – несовершенное существо, – отступилась Инна. И подумала: «Если хорошенько поскрести семью каждой здесь присутствующей, то шелухи, ошибок и неудач наберется вагон и маленькая тележка».

«Не узнаю Лилю. Раньше была такая закрытая. Устала от жизни. Видно, и ей иногда требуется расслабиться», – сочувственно подумала Жанна.

«Еще студенткой я понимала, что в Лиле, как и во мне, до конца дней неизбывно будет сидеть детдомовец и что всю жизнь она будет бороться с ним, ущербным. Она была уверена, что победит самое главное зло: не запьет, не загуляет, не пойдет воровать… Только в горькие, тяжелые минуты жизни он, этот обиженный маленький человечек, все равно всегда будет напоминать о себе. Она станет впадать в депрессию, исходить слезами, но никогда не позволит себе сдаться… И к домашним судьба часто поворачивается спиной», – размышляла Рита.

– Я пыталась понять причины недовольства и разложения второго мужа. Получалось, что разбаловала. Жил на полном моем попечении, правдами и неправдами стремился продлить свое иждивенчество. Плакался, что не удовлетворен жизнью. Был из тех, которые всегда ищут виноватого на стороне. Стал непереносимо требовательным, капризным, противным. Если не по его, значит, никак. Бред собачий. Ему лафа, а мне… Жалела, понимала, что он жертва своих слабостей. Ведь любое разрушение уклада жизни так болезненно… К тому же было время, когда я была от него на седьмом небе… это потом, оглядываясь на прошлое, я сделала вывод, что надо было положить конец встречам, пока не разгорелось в сердце пламя. Все мы умны задним числом…

– Бесхитростные, прямодушные мы с тобой, Лиля. Не умеем когда надо подладить, похвалить, сыграть на слабых струнах. А есть женщины хваткие, с хитринкой. И своего мужа удержат, и чужого уведут. Одну такую знала. Понимала, что любовник не хочет от жены уходить, так шантажировала, угрожала, что расскажет об их связи. Какая уж там любовь, боялся он ее, вот и приходилось ему играть не в того, кто он есть на самом деле. Только кто ему виноват, – с презрительной гримасой сказала Эмма.

– Не понимаю, к чему ты призываешь? – воинственно поинтересовалась Инна.

– Я с беспокойным неудовольствием пыталась понять, что же это такое творится на белом свете, если…

– Лабуда все это, не гони пургу. В тебе говорит жена и педагог в одном флаконе. Гнать их таких надо взашей, а не оправдывать – вот беспроигрышный вариант, чтобы не терзал напрасно демон сомнения, – ухмыльнулась с неудержимой, вроде бы беспричинной радостью Инна. – Я своему последнему так и сказала: «Сладко жрать будешь, задница… то бишь… кишки слипнутся».

Жанна сразу после этих слов перестала лучиться спокойствием, взглянула на Инну с неожиданной усталой мудростью и произнесла:

– Хотела бы порадоваться за тебя, но… советовать непотребное…

– С твоей ли взыскующей душой… – усмехнулась Инна.

– Поскреби добра по сусекам, может, изменишь мнение…

– Пыталась. Попытки успехом не увенчались.

«Не стану подогревать боевой дух Инны, промолчу, а то от нее не скоро открестишься», – решила Жанна.

– Изуверилась я с Дмитрием во всем хорошем. Судьба обманула меня, кинула. Земля под ногами ходила ходуном, когда разводились. С тех пор я так и не обрела сердце, хотя знаю, что милосердие, справедливость и порядочность у него давно выпали в осадок. Его голос, несмотря ни на что, почему-то до сих пор вызывает во мне слезы. Раз мы поженились, значит, какие-то струны в наших сердцах резонировали. Чем приглянулся? Была поэзия первых впечатлений, потом привязалась… Так и не научилась лгать ни себе, ни ему. Не могу скрывать своих чувств. А казалось бы, проще простого. Патология.

– Не парься. Теперь смысла нет, – грубовато успокоила Лилю Мила.

– Где любовь без меры, там и обиде нет конца, – сказала Жанна. – Как иначе сердцу высказать себя, не теряя достоинства?

– Спасибо на добром слове… Любила я его, но не срослось у нас. Думала, больше не захочу ввергать себя в новые страдания. Не скоро вышла из тихого отчаяния… А он быстро нашел родственную душу в другой женщине. Скитался с ней, грязью зарос, горюшко мое. Чуть ли не нищенствовал… Оскотинился, окончательно потерял уважение к себе. Потом чисто зверем сделался. Но я уже так не переживала, не думала, что он опять с пьяни натворил, кого подвел под монастырь.

Думала: сто лет он мне без надобности, и задаром назад не возьму… И почему человек часто поступает во вред себе? Он так запрограммирован изначально?.. Жизнь моя, максимально насыщенная отрицательными событиями, – грустная песня, и слов из нее не выкинешь. Она преподала мне уроков как никому другому, и что из этого?..

Вот объясните, почему мне понятно, что жить надо так, чтобы в семье всем было достаточно комфортно, и это возможно только при условии, когда оба хотят одного, а Диме – нет. Почему он бездарно прожигал свою жизнь, словно начерно жил. Неудачно репетировал спектакль своей будущей жизни? Почему мне не удавалось объяснить ему, что второго шанса судьба не дает, что в семье должны быть любовь, взаимопонимание, взаимопомощь, сопереживание? Неужели это такая трудно воспринимаемая истина? И всего-то от него требовалось побороть свои слабости и эгоизм.

– Любила ты и возилась с ним не только по доброте душевной, но и по причине неуважения к собственной личности, – категорично заявила Инна. – Прогнала бы, глядишь, и сама для себя хоть немного пожила бы нормально. А то подсела на суету и заботу о полуразрушенных мужьях-подростках и недоносках, а теперь за голову хватаешься, мол, на кого жизнь положила.

– Не трави душу… Мои мужья – это проказа или насмешка судьбы. Удивительное дело: один «интереснее» другого! Натерпелась я с ними. «Награды» от них сыпались мне как из рога изобилия. Что позволяло мне верить, что пересилю мужей? Что-то перемкнуло в моей голове еще в юную, мечтательную пору? Думала, поймут, что с женщиной надо считаться, что не солдат она, не на службе у них. Почему я притягивала порочных?.. Проиграла я борьбу с мужьями с позорным счетом три – ноль в их пользу. И опять зияло освободившееся место отца семейства – подумать только! – мне немым упреком. И опять жизнь проходила мимо, – грустно пошутила Лиля.

– По мне так это лучше, чем она снова тяжелым катком прокатилась бы по тебе, – осторожно высказалась Аня.

– Не умела «употребить» мужчин по их прямому назначению, – вклинилась Инна, – вот и оставалось тебе кивать и поддакивать, если не хотела нарываться, или воевать до потери пульса. Наверное, мучилась проблемой: «И чего это мое деятельное добро не достигает цели?» Просеивать мужиков надо, отфильтровывать из дерьма лучших…

В ее голосе, как обычно, звучала ирония.

– Ты умела! Не мути воду. Никому еще не удалось найти универсальной формулы бытия… Знаешь, тебе идет помалкивать, – отбрила Инну Рита.

– Много позже я неизбежно научилась оставлять и отпускать мужчин, без слез, просто вспоминая их недостатки. Мол, что испытывала? Гадливость, стыд, омерзение?.. И это был огромный плюс. Уже не хватало энергии на инициативы романтического, бескорыстного добра. Много чего неожиданного возникало на моем пути. Мужья были, мужчины не встретила. Не знаю, бывают ли удавшиеся судьбы? Даже Чехов не верил в любовь. «Любовь – это нечто великое, что было в прошлом и что будет в будущем, но не в настоящем». Не встретил он настоящей женщины, такой, чтобы он смог написать что-то другое, более оптимистичное.

Вот Марго утверждала, что «в покое и равновесии нет развития, а потому вечного счастья не может быть теоретически, что не бывает чувства длиною в жизнь. Рано или поздно в любой семье возникает исчерпанность отношений. Полосы неудач так же неотвратимы, как и полосы побед. Отсюда непрочность семьи. У каждого есть право на эту непрочность». Я не согласна с ней. Достойного я могла бы любить до конца дней своих. А проблемы надо решать по мере их возникновения, не накапливать, дожидаясь взрыва. И главное: семейная жизнь должна строиться на взаимных усилиях.

Подруги молча слушали. Понимали, Лиле надо выговориться, выплеснуть наболевшее. А Лена подумала: «Нагородила слов! Ворохом эмоций засыпала. Конечно, все правильно говорит, но я бы тут одной фразой обошлась».

– Сколько лет на мужей ухлопала, и никакой отдачи. Дикие фантазии бледнеют перед твоими рассказами. Есть от чего прийти в отчаяние, – вздохнула Жанна.

– Ох, и насолили тебе мужчины, – посочувствовала Лиле Аня. – У мужчин получается так: надоели проблемы в семье – бегом от них к бутылке. Загорелся – помчался искать новое счастье. Любить не умеют. Пока они молоды, секс ставят на первое место, водку на второе. А потом наоборот.

Сказала и рукой махнула: чего, мол, теперь говорить.

«Тоже мне эксперт по семейным вопросам. Каждый судит о ярмарке по своей выручке», – насмешливо фыркнула про себя Инна.

– Так ведь не все плохие. Хороших много, – тихо произнесла Жанна.

Ее слова были встречены длительным молчанием.

Первый муж

А Лиля словно отключилась. И побежали, побежали виденья… воспоминания вдруг нахлынули разом, беспорядочно, безжалостно… Прошлое не убирает за собой последствий. Ничего не стирается из памяти, все намертво врезается.

…Первый муж. Мать как щупальцами спрута охватывает его, заполняет всего без остатка. Она – его Вселенная, а не женщина, которая делит с ним ложе, обихаживает его, растит их ребенка. Она – родная, навсегда вошедшая в его сознание единственно преданной, не может быть вытеснена какой-то там чужой женщиной, удел которой – прислуга, нянька, пусть даже если бы она нянчилась с ним уже вдвое больше, чем нянчилась с ним мать. Каждое слово матери – доброе или заведомо лживое – для него закон. И не может тут быть ни размышлений, ни рассуждений. Это как вера в Бога. Бог есть, и он всегда и во всем прав. И точка. Это выше разума, это как инстинкт у животного. Она зовет – он идет. И при чем здесь семья, если говорит, если требует мать. Его сердце заполнено любовью к матери, и в нем нет места для любви еще к кому-то. Даже отцу там не было малюсенького уголочка. Как смогла внушить ему такое безграничное почитание обыкновенная хитрая женщина?

Кем закладывается в человеке прекрасная возвышенная душа, полная благих намерений, или гадкая, подлая? Богом, многими тысячами поколений предков? А родители ее только чуть-чуть корректируют? Но, видно, не чуть-чуть… Может, он родился таким? Только что вылупившийся цыпленок тоже следует за тем, кто первым появится перед ним. Но даже птица, повзрослев, покидает родителей. Так запрограммировано природой…

И вдруг я прозрела, вспомнив, как часто мать буквально часами восторженно нахваливала сына. Помнится, мне было неловко выслушивать не очень заслуженные дифирамбы, а он светился от счастья. Лестью добивалась такой привязанности! Сын был единственной выигрышной картой в ее игре, он для нее знаменовал весь мир. Она хотела, чтобы он любил только ее. От ее воспитания его вечное недовольство их молодой семьей. Он ей был нужен, и она умышленно не готовила его к отрыву от себя, к будущему нормальному браку. Она тщательно оберегала его от долгих надежных привязанностей к другим женщинам. Но в студенческом коллективе ее материнские чары на время ослабли, и он вышел из-под контроля. А я, глупая, так самозабвенно отдавалась первой влюбленности, так верила в счастье! Я была с ним ласкова и нежна и не замечала, что он только принимал мою любовь…

Позже, когда разошлись с ним, вычитала, что такое поведение называется эдиповым комплексом. Для таких сыновей единственная в их жизни женщина – мать. И как я затесалась в этот нерасторжимый союз?.. Возможно, такая непостижимая любовь – привилегия ущемленных людей. А я-то сначала никак не могла понять: что так меня в нем возмущает?.. Теперь это не суть важно.

Увидев свою свекровь, я почему-то сразу многое в ней поняла, но не поверила, что ей совершенно нет дела до того, что у сына теперь кроме нее есть еще кто-то, кого можно любить. У меня возникали сотни нетерпеливых вопросов к мужу. А он не хотел ничего объяснять, разражался криками, истерикой. Вместо спокойного диалога говорил с интонацией выяснения отношений, упреков, создавая этим еще более неприятную и запутанную ситуацию.

Ведь как люди беседуют: один спросил, другой ответил. Все просто. А с моим мужем нормально говорить было невозможно. Он сразу ерошился: что ты этим хотела сказать? что ты имела в виду? Ты хочешь меня унизить, захватить власть в семье? И понеслась писать губерния… Зачем мне искать двусмысленности, тайные подкопы и черт знает что еще? Зачем ему эта странная способность завуалировать элементарное, делать из мухи слона, задалбливать дурацким многословием? Чтобы заткнуть мне рот, не дать высказать свое мнение, не позволить точно и четко обозначить проблему? А его мать на мои прямые вопросы после ее очередной пакости просто молча смотрела мне в глаза неподвижным стеклянным, ничего не выражающим взглядом. И я терялась.

Мою свекровь можно понять. Она теряла слишком много: внимание сына, деньги. Но это же дикий противоестественный эгоизм! А я-то надеялась, что муж защитит меня от всех возможных невзгод в их семье. Ведь для чего еще нужен мужчина? С остальным я сама могла справиться… Всегда хочешь чего-то большего, надеешься на лучшее, а дождешься или нет – это другой вопрос. Здесь всегда есть варианты, и они часто не в пользу женщин.

А он верил: мама для него – все. Она и теперь, когда он женат, по-прежнему будет о нем заботиться, беречь, пока сама жива. Вот она даже свою любимую детскую скрипку сожгла у него на глазах, потому что та его раздражала… Хоть чем-то старалась блеснуть, запомниться, заслужить его любовь… Но когда мы уже жили отдельно и вдруг заболели гриппом, она не захотела прийти на помощь своему сыну. Побоялась заразиться. Так и сказала. Я была потрясена, а он не удивился, будто не заметил… А вот прийти и нагадить мне она не забывала… У нашего сыночка тогда случилось тяжелейшее осложнение. Ничего. Сама вы́ходила. Выиграла битву за его жизнь. Я сильная. А для него это событие не стало из разряда заметных. Желания мамы – эти да, самые важные. Другая мамаша, видя мою заботу о семье, сказала бы сыну: «Держись за эту женщину, с нею не пропадешь. Она горой за тебя». А эта…