Полная версия
Прости, мне пора. Роман-путешествие
Я начала собираться домой, едва удержавшись от цитирования вслух Бродского: «Человек – то, на что он смотрит».
Своей категоричностью и отрицательной энергией Зинаида Юрьева начала меня раздражать. Ей было за пятьдесят. Большую часть жизни она прожила в тени очень успешного и состоятельного мужа. Несчастной так хотелось признания и любви, что с появлением Интернета женщина с головой погрузилась в виртуальную пучину. Зине нравилось заводить там друзей, представляться русской аристократкой, выдавать желаемое за действительное, придуманную жизнь за реальную. Посты, фоточки, комментарии, сообщения шли от неё нескончаемым потоком. Было ясно, что человеку больше просто нечем заняться.
Он позвонил ночью:
– Лоренцо? Что случилось?
– Привет, Тезоро. Хотел услышать твой голос. Я разбудил тебя?
– Да, я уже спала.
– Извини.
– Ничего. Так что случилось?
– Ты не ответила на моё письмо.
– Я не знаю, что ответить. И если честно, последняя фраза из письма удивила меня.
– Какая фраза, Тезоро?
– Ты написал, что любишь меня.
– А разве ты сама это не понимала? Аморе, я так хочу чувствовать рядом твоё тепло, изгибы твоего тела, шёлк твоей кожи. Видеть тебя каждый день. Жить с тобой.
– Разве ты живёшь один?
– Конечно! Моя дочь живёт со своей матерью, я же тебе уже говорил. И хотя Лаура часто бывает у меня, в основном я живу один.
– А кто тебе готовит? Убирает дом? Просто не могу поверить, что такой мужчина, как ты, делает это сам.
– Приходит домработница, её зовут Мария. Она работает у меня уже больше десяти лет. Приходит только по утрам и занимается покупками, уборкой, стиркой. Готовлю я сам, но редко, потому что обычно ем не дома.
– И что? Ты ни с кем не встречаешься?
– Как я могу с кем-то встречаться, когда у меня есть ты?
– Хмм, ну, меня у тебя пока нет.
– Послушай, я хочу быть только с тобой. Если ты не сможешь приехать этим летом ко мне, то до твоей поездки в Венесуэлу я сам приеду к тебе в Россию. И мы вместе решим, как быть дальше. Я не хочу тебя терять.
Входящее сообщение: Lorenzo
«Аморе, где ты? Ты больше не появляешься ни в фейсбуке, ни в скайпе. Я искал тебя сегодня, чтобы поговорить. Целую».
Исходящее сообщение:
«Лоренцо, привет. Я дома. Я болею».
Входящее сообщение: Lorenzo
«Что случилось?»
Исходящее сообщение:
«Ничего. Простудилась».
Входящее сообщение: Lorenzo
«О, мне так жаль. У нас прекрасная погода. Мне бы так хотелось, чтобы ты была рядом, чтобы согреть тебя ласками. Вот увидишь, что скоро мы это сделаем».
Входящее сообщение: Lorenzo
«Аморе, ты вызвала врача?»
Входящее сообщение: Lorenzo
«Аморе, как ты?»
Исходящее сообщение:
«Нормально. А ты как? Что делаешь?»
Входящее сообщение: Lorenzo
«Я на презентации книги по архитектуре, потом будет небольшой фуршет, но я бы предпочёл быть дома с тобой».
Входящее сообщение: Lorenzo
«Аморе, мы не разговаривали несколько дней. Я в совершенной запарке с новым проектом. Сегодня видел твои новые фотографии. Тезоро, они прекрасны. Не представляешь, как сильно я тебя хочу. Сейчас ужинаю с друзьями. Можно я тебе позвоню вечером? Целую».
Исходящее сообщение:
«Конечно, можно. Целую и скучаю».
Исходящий мейл:
«Дорогой Лоренцо,
так получается, что я отказалась от проекта в Венесуэле: условия не совсем те, что обещали вначале. А это значит, что в июле я могла бы приехать в Италию, но мне нужно определиться с датами для покупки билетов и подачи документов на визу.
Целую. Алессандра».
Входящие. Мейл: archferrante@hotmail.com
«Аморе, я прочитал твой мейл. Для меня это отличная новость. Теперь ты можешь планировать своё будущее в Европе. Когда мы можем поговорить об этом? Мне нужно тоже знать точные даты, чтобы спланировать свою работу, потому что я хочу как можно больше времени проводить с тобой. Хочешь, я позвоню вечером? Жду не дождусь, когда мы сможем увидеться. Целую тебя всю».
Входящее сообщение: Lorenzo
«Привет, Джойя. Ты дома? Как ты?»
Исходящее сообщение:
«Привет, Лоренцо. Да, я дома. Прежде чем я куплю билеты, ответь мне на один вопрос: ты точно уверен, что хочешь меня видеть?»
Входящее сообщение: Lorenzo
«Тезоро, я абсолютно уверен, что хочу видеть тебя и быть с тобой. Целую и очень жду».
V
Июль, 2010 год
На мосту появляется знакомый силуэт. Лоренцо ещё красивее, чем я его запомнила: более загорелый и подтянутый, с демоническим огнём в глазах. В две секунды сократив расстояние между нами, итальянец изо всех сил сжимает меня в своих объятиях, восторженно выкрикивая: «Alessaaandra». Облака, похожие на хлопья сахарной ваты, кружатся хороводом над нами, мелькают васильковые лоскуты неба, отражающиеся в воде канала. Мужчина гладит мои волосы и очень тихо произносит:
– Как же долго я тебя ждал, Тезоро!
Лоренцо целует жадно и глубоко, так, что уже дышать невозможно. Он прерывается, только когда раздаётся щёлканье затвора фотоаппарата. Проплывающие на гондоле туристы смотрят на нас, раскрыв рты, и кому-то из них приходит в голову «гениальная» идея увековечить романтический момент в кадре. Мои щёки вспыхивают, и я пытаюсь высвободиться из итальянских объятий. Но Лоренцо уже тащит меня к двери палаццо. Внутри темно и прохладно. Не отрывая губ, спотыкаясь о ступеньки, ударяясь о стены, мы поднимаемся по лестнице. Его запах и вкус моментально пробуждает во мне первобытный инстинкт самки. Животная страсть, уже почти забытая, накрывает с новой силой, словно цунами. Одежда нестерпимо мешает. Лоренцо расстёгивает лиф моего сарафана, в то время как я непослушными пальцами вожусь с пуговицами его тонкой белой рубашки. Неуклюже ввалившись в студию, мы находим опору в стеллажах с книгами. Он прислоняет меня к одному из них и приподнимает, я обхватываю его ногами. Кровь шумит в ушах, сердце бьётся со скоростью сто пятьдесят ударов в минуту, кожа пылает и одновременно покрывается мурашками, мышцы превращаются в натянутые стальные канаты, ногти впиваются в спину Лоренцо, который в этот раз не пытается сдерживаться. Его движения резкие, сильные, грубые. Это приводит меня в невероятный восторг. Я кричу. Он замирает и шепчет мне на ухо:
– Тебе больно?
– Нет, – выдыхаю я едва слышно, – не останавливайся.
– У меня для тебя кое-что есть, – говорю я, оборачиваясь полотенцем.
Как же всё-таки здорово, когда на рабочем месте есть ванная с душевой кабиной и комната для отдыха.
Лоренцо откладывает в сторону телефон, тушит сигарету и усаживает меня к себе на колени:
– Знаю, – его рука скользит по моему бедру.
– Нет, нет, нет. Подожди! Я серьёзно.
– Я тоже, – он начинает покусывать мою шею.
– Я тебе привезла небольшой подарок.
С этими словами вскакиваю и иду в студию, где разбросаны наши вещи.
Я протягиваю ему художественный альбом, посвящённый зодчеству Древней Руси.
– Ммм, какая прелесть! У меня никогда не было ничего подобного! Честно сказать, вообще по русской архитектуре не было никаких книг. Да ещё и на итальянском! Где ты её нашла?
– Это специальное издание. А какой смысл везти тебе книгу на русском?
– Ах-ха-ха. Ну да, ты права. Спасибо, Тезоро!
– Это не всё. Вот, – я протягиваю пакет.
– Что там?
– Стандартный русский набор: водка и икра.
– Да ладно? Правда? Никогда в жизни не пил водку.
– Ну вот и попробуешь.
– Спасибо тебе, Аморе.
У Лоренцо забавное выражение лица: он радуется, как ребёнок, и немного смущается одновременно.
– Мне нужно кое-что тебе сказать, – он затягивается сигаретой.
Я поёжилась. После таких вот вступлений ничего хорошего ждать не приходится.
– Возникли некоторые проблемы на работе, поэтому я и не смог встретить тебя в аэропорту. Ещё раз извини. Знаешь, такой безумный период… Сейчас дочь живёт со мной, потому что её мать уехала в отпуск. К сожалению, мы с тобой не сможем проводить много времени вместе. И да, я хотел, чтобы ты жила у меня, но сейчас это невозможно из-за Лауры.
Мысленно поблагодарив себя за то, что забронировала гостиницу, пожимаю плечами:
– Надо было сказать раньше. Я перенесла бы поездку.
– Я очень хотел тебя видеть, поэтому ничего не сказал. И потом, я что-нибудь придумаю. Завтра мне нужно съездить в Верону по работе. Вернусь часам к семи вечера. Ты же найдёшь чем себя развлечь днём, правда? Ужин за мной, – он целует меня в лоб, – а сейчас, прости, но я должен идти. За Лаурой нужен глаз да глаз.
Нет, я не была разочарована, просто остался горький осадок, и от чего-то хотелось плакать. «Scusa, devo andare32» – такие простые и вежливые слова. Через две недели жизни в Венеции я возненавижу эту фразу.
С архитектором мы так и не поужинали ни на следующий день, ни через день, ни через три дня.
Венеция плавилась под раскалёнными лучами солнца. Одни оголтелые туристы сменяли других. А я ела, спала и много гуляла.
У каждого города есть свои причуды, особенно, если ему не одна сотня лет. Чтобы подружиться с таким городом, нужно запастись терпением. Когда проходит первая стадия двухдневной эйфории, ты перестаёшь хаотично двигаться от вон того красивого здания к этому мостику, восхищаясь каждым переулком. Затем устаёшь смотреть на улицы через объектив фотоаппарата, и вот тут наступает раздражение. В моём случае надо было научиться как-то мириться с обратной стороной парадной Венеции: запахом потных людских тел, зловонием прогорклого жира из китайских забегаловок, пройдошистыми официантами, старающимися обсчитать тебя при каждом удобном и не очень случае, собачьими испражнениями прямо на центральных улицах. Почему хозяева не убирают здесь за своими питомцами – вопрос без ответа. Добавьте к этому адскую влажную жару и вы получите огромное желание немедленно уехать куда глаза глядят. Ситуацию усугубляло осознание того, что застряла я здесь надолго. Поэтому далее последовал неизбежный третий этап – смирение. Через неделю я научилась выбирать правильные калле, чтобы избегать толп народа, ездить стоя на трагетто, на бегу выпивать кофе, начинать вечер с аперитива «Спритц»33. Жизнь налаживалась. Город был благосклонен ко мне и иногда преподносил небольшие сюрпризы. Так, гуляя по набережной с другой стороны от церкви Салюте, я наткнулась на открытую мастерскую современной венецианской скульптуры. Было любопытно наблюдать за творцом в процессе создания совершенно безумного изваяния. Но ещё более приятной находкой стала небольшая старая книжная лавка в районе Сан-Марко, где уже с улицы при входе встречали горы книг. И да, книги – это мой наркотик. Я везу их домой со всех городов и стран. Знакомые смеются, мол, из Италии нормальные женщины возвращаются с чемоданами одежды, а ты с книгами. Ну и пусть. Мне всё равно. Так вот, в том магазине я могла провести чуть ли не половину дня в поисках сокровищ. Моими советчиками в выборе литературы были многочисленные коты: они свободно разгуливали по книгам и спали прямо на них. По отношению к покупателям усатые книгочеи были абсолютно индифферентны, хотя снисходительно позволяли себя гладить желающим. Венеция, коты и книги! Что ещё тебе надо от этой жизни?
Иногда, уйдя подальше от центра, я подолгу застревала на продуваемых бризом мостиках, уткнувшись взглядом в бирюзовую воду каналов, а после обеда перемещалась под кроны деревьев острова Святой Елены. Там, грызя миндальные пряники, читала и наблюдала за ежедневным спектаклем под названием «Венецианская лагуна».
Небо было бледное от наполнявшего его июльского жара, на поверхности воды подобно тысячам осколков хрусталя рассыпались дробящиеся лучи солнца. Казалось, что жизнь вокруг замирала: птицы не пели, а рыбаки с удочками в руках были больше похожи на мраморные изваяния, чем на живых людей. Леность пробиралась под кожу, медленно растекаясь по венам. Единственными неугомонными во всём этом царстве полуденной дрёмы оказывались парусники и лодки всех мастей, сновавшие по лагуне то туда, то сюда, напоминая собой стаи мелких рыбёшек. Но иногда, из ниоткуда, появлялась огромная барракуда – гигантский круизный лайнер. И тогда все впадали в оцепенение, на несколько мгновений прекратив суету.
А потом на горизонте появлялись багряные всполохи, и огненный диск солнца клонился к закату в ожерелье расплавленного золота. Когда светило скрывалось за макушками церквей и колоколен, воздух между небом и водной гладью наполнялся особым золотисто-розовым мерцанием. Казалось, какой-то неведомый волшебник открывал коробочку с румянами и легонько дул на них. Так умирал ещё один день.
Итальянец, который с завидным упорством осаждал меня почти полгода, каждый день назначал свидание, но в последний момент всё отменял, ссылаясь на усталость или на то, что не с кем оставить дочь или ещё сто пятьдесят «или».
Я же открыла для себя целебную силу итальянского дижестива34 и обзавелась «своим» барменом, благодаря которому вечера превратились в нескончаемую дегустацию алкогольных напитков всех типов и вариаций.
Бар в Италии – это пульсирующая точка на теле города. Утром сюда забегают перед работой позавтракать тёплой булочкой бриошь и чашкой капучино, днём – выпить эспрессо и перекусить панино35 с моцареллой или прошутто, вечером встречаются с друзьями за аперитивом. И каждая дымящая чашка кофе, который является неоспоримым королём бара, обильно приправляется новостями и сплетнями: только здесь можно узнать, что Джузеппе хочет жениться на Кьяре, а синьоры Росси делят дом, и чем заболел дон Карло, который не пришёл на воскресную мессу. Всё это интересует итальянцев гораздо больше, чем мировые войны за нефть. А бариста всех знает и помнит наизусть, кто пьёт ристретто, а кто кафелатте. Как это ему удаётся, я не знаю, но через два – три посещения одного и того же бара мне уже не задавали вопрос: «Что желаете?», а с заговорческой улыбкой подавали постоянный заказ. После десяти вечера бар в Венеции превращается в кладезь увлекательных жизненных зарисовок: итальянская пара лет сорока заказывает ликёр из лакрицы за барной стойкой и активно общается с барменом. Я уверена, что они знакомы много лет. Но бариста переключает внимание на меня:
– Видишь, из твоего города приехали.
– Как это из «моего»?
– Из Алессандрии. Ах-ха-ха. Ты же Алессандра?
И всем весело, и все смеются. Для меня итальянский юмор всегда был несколько специфичен, а проще говоря, мне редко бывает смешно от их острот. Но это взаимно: итальянцы едва ли понимают до конца русские шутки. Наверное, восприятие юмора – это самое большое различие между народами.
Он был невысокого роста, кругленький, седовласый, лет шестидесяти, в дорогих очках, и отчаянно напоминал мне певца Аль Бано. Она – долговязая девица с ногами от ушей, на каблуках и в мини-юбке, с широко распахнутыми васильковыми глазами и длинными волосами цвета льна. Он всё время что-то щебетал по-итальянски, отчего её глаза становились ещё больше, а пухлые губы расплывались в глуповатой улыбке. Итальянец пытался поудобнее усадить красотку за столик у стены и всё время повторял: «Da bere?36». Девушка, отбрасывая пушистую прядь волос за плечо, хохотала и говорила: «Ноу, ноу». В них обоих чувствовалась какая-то скованность и робость, присущая только первым встречам.
– Первое свидание, – подмигивает мне бариста.
– А по-моему, они только познакомились.
«Аль Бано» в растерянности, усилием воли оторвав взгляд от груди голубоглазой блондинки, отыскивает где-то в недрах своего затуманенного разума английские слова: «Drink?37 Cognac?» «Ноу – ноу. Wine!» «Wine?» – слегка недоумённо повторяет он. Ведь итальянцы не пьют вино после ужина, а только ликёры или более крепкие напитки. «Ok, good», – кивает она. Далее следует мучительное объяснение на смеси английского, итальянского и украинского о том, «вино какой страны она предпочитает в это время дня».
– Русская, – комментирует бармен.
– Украинка, – парирую я.
Победно провозгласив у стойки: «Шардоне! И виски!», итальянец быстро возвращается на своё место, как будто боится, что длинноногая нимфа испарится. Он пытается с ней поговорить – жалкое зрелище. Она не понимает и трёх слов по-итальянски, но постоянно кивает и улыбается. И в таких ситуациях у меня всегда возникает вопрос: что не так с девушками, которые не знают ни одного языка, но на любую реплику иностранца радостно кивают? А что если он предлагает вам стать проституткой или торговать наркотой? Но, разумеется, наш герой не такой. Он – хороший и с каждой новой фразой всё больше пушит хвост, рассказывая украинке то ли о своём банке, то ли о фирме.
– Как ты понял, что она из Восточной Европы?
– Только русские заказывают после ужина вино.
– Неправда.
– Правда. Я работаю барменом уже десять лет. А ещё у меня была девушка. Русская. Она всегда пила красное вино с тирамису, – последние слова сопровождаются взглядом грустного спаниеля.
– Ах-ха-ха. Понятно. Ну и что там с этой твоей девушкой?
– Она уехала в Рим. Там больше возможностей, чем в Венеции. Знаешь, она всегда привозила мне из России водку. Такой водки здесь нигде не купишь.
– Почему ты не поехал с ней?
– Не знаю. Всё так сложно…
– А почему не продолжили встречаться? Рим же не так далеко. Можно ездить друг к другу в гости или видеться где-то посередине.
– Не знаю… Это не так просто…
И тут мне стало понятно: следующие десять лет можно приезжать в Венецию и быть абсолютно уверенной, что этот бармен будет на своём месте обслуживать туристов, а после закрытия заведения возвращаться домой к маме. И не важно, что ему уже будет глубоко за сорок.
А романтическая парочка допила меж тем вино и направилась к выходу. Поскольку стены были стеклянные, то можно было увидеть, как он обнял её за талию, и они растворились в тёмных переулках Венеции. «Языковой барьер – любви не помеха», – подумала я про себя. От возбуждения и суеты наш герой забыл в баре шёлковое кашне и спустя минут десять вернулся за ним. Схватил, кинул «grazie» бармену и пулей выскочил за дверь. Очевидно, «фея» ждала его где-то неподалёку. И хотя конец этой истории в девяноста случаях из ста был мне известен, оставалось ещё целых десять процентов в пользу того, что у них будет amore vero38, как говорят итальянцы. А десять процентов – это не так уж и мало.
Ближе к полуночи, когда вышедший на променад народ расползался по своим гостиничным номерам и квартирам, я шла на свидание с городом. Летом ночь – это единственное время суток, когда с Венецией можно побыть наедине. Хотя венецианская ночь прекрасна в любое время года. Именно тогда город снимает маску современности и угодливости, обнажая своё истинное средневековое лицо. И ты слышишь, как легко дышат камни на фондаментах, видишь, как распрямляют свою уставшую за день спину мостики. Сворачивая в узкий проулок, ты улыбаешься эху своих шагов, а редкий всплеск воды или шорох ставен лишь дополняет идиллию с городом.
– Привет, Аморе. Как твои дела?
– Привет, Лоренцо. Хорошо. Ты как?
– У меня сегодня свободный вечер, наконец-то смогу провести его с тобой.
– Знаешь, сегодня меня пригласили на ужин.
– Не думал, что в Венеции у тебя есть кто-то кроме меня.
– Вчера познакомилась в баре с двумя девушками.
– И что? Ты променяешь встречу со мной на ужин с какими-то чужими людьми?
– Да. Именно так. У тебя было много возможностей. А я не хочу провести ещё один вечер в ожидании чуда.
– Я тебе обещаю, что сегодня буду весь твой. Поужинаешь со своими новыми друзьями в другой раз.
– К сожалению, мы не обменялись номерами телефона, я не смогу перенести встречу.
– Тезоро, я знаю, что виноват перед тобой, и буду уважать любое твоё решение, но если ты хоть немного ценишь наши отношения, то этот вечер мы проведём вместе. Напишу ближе к восьми, где буду ждать тебя. Целую.
Соблазн дать итальянцу ещё один шанс был велик, ведь несмотря ни на что я хотела его. С другой стороны, он в любой момент может изменить свои планы, как делал это в другие дни, и я снова останусь в гордом одиночестве. Мозг говорил ехать к Риальто, то есть на ужин с Сильвией и Наташей – бразильянкой и немкой, которые изучали в местном университете историю искусств. Сердце предательски скулило дождаться новостей от Лоренцо. А когда голос разума волновал ту, что каждое утро начинает жить заново? Промучившись целый день этой дилеммой, я всё же решила рискнуть.
И вот на часах семь тридцать вечера, волосы уложены, кружевное бельё надето, а телефон молчит. Семь тридцать пять. Семь тридцать восемь. Я сижу неподвижно на кровати, гипнотизируя взглядом минутную стрелку. С каждым её шагом последние крупицы веры покидают меня. Тиканье часов кажется нестерпимо громким в оглушающей тишине гостиничного номера. Семь сорок пять. Провожу блеском по губам. Семь сорок восемь – два коротких нажатия – по коже приятно растекается прохлада «Versense» от Versace. Семь пятьдесят две – телефон вспыхивает сообщением: «Я застрял на работе. Ужинай без меня. Я тебе позже напишу. Извини. Целую». Семь пятьдесят пять: «Да пошёл ты!»
В надежде застать своих знакомых, я бегу к Риальто. Когда я добираюсь до места, опоздав на тридцать минут, там, разумеется, уже никого нет.
Тысячами разноцветных огней светятся рестораны, траттории и бары. Из их распахнутых окон и дверей доносится счастливый смех компаний друзей, звон бокалов, запахи базилика, розмарина и шалфея. То там, то здесь – застенчиво целующиеся влюблённые парочки. Почтенные пожилые синьоры неторопливо прогуливаются под руку со своими жёнами. Официанты снуют туда-сюда, вынося дымящиеся блюда из кухонь на открытые террасы. Находясь в самом центре этого праздника жизни, оглядываясь по сторонам, мне хочется кричать что есть сил от досады на себя, от злости на Лоренцо и от отчаяния. Я быстро иду прочь по набережной.
В город с ночным бризом, дающим живительную прохладу, снова возвращается морской аромат. Здания, мосты и фондаменты медленно остывают. Усевшись на белоснежные ступени у кромки воды, я достаю пачку сигарет.
Проплывающие мимо вапоретто разрезают неподвижную чёрную воду. Она набегает и омывает мрамор, почти касаясь моих ног. В голове нет никаких мыслей. Такое странное ощущение, будто бы я наблюдаю за собой со стороны. Из непонятного вакуума меня выдёргивает телефонный звонок:
– Где ты?
– У Риальто.
– А точнее? Я сейчас приду.
Лоренцо подходит сзади. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это – он.
– Добрый вечер, Тезоро. Прости…
– Не надо, – резко обрываю я, – мне не нужны твои извинения. Для чего они, если ты продолжаешь делать то же самое? Просто ничего не обещай. Я буду сама по себе, не буду на тебя рассчитывать, – я говорю очень тихим, но нервным голосом.
– Но я же не виноват! Я не думал, что так всё будет. И я сразу предупредил, что… – Лоренцо тоже начинает нервничать.
– А как, ты думал, всё будет?
– Думал, ты будешь жить у меня, что мы будем проводить вместе каждый вечер. Я и так чувствую себя раздавленным из-за всей этой ситуации, мне, правда, стыдно.
– Ещё раз тебе повторяю: не надо мне ничего обещать, если заранее знаешь, что не можешь этого выполнить. Я тебе не собака на привязи, не кукла, которую ты можешь дёргать за ниточки.
– Послушай, ты мне очень дорога. Я никогда ни к кому ничего подобного не чувствовал, как к тебе. Я люблю тебя.
У меня был выбор: окончательно испортить вечер, послав к чёрту итальянца или начать всё с чистого листа. Но какая женщина сможет послать подальше мужчину, который нравится до тряски и признаётся ей в любви в Венеции? Я встала и обняла его.
Утром я просыпаюсь от звона колоколов. Единственное, к чему я так и не смогла привыкнуть, – этот настойчивый звук, разрывающий тишину раннего утра, когда самый чуткий сон. Я лежу, буравя взглядом красный квадрат на сливочно-белой стене, и мучаюсь двумя вопросами: «Куда же делась Лаура?» и «Нафига в спальне вешать такую кричащую картину?» Понимая, что больше не усну, я встаю с кровати. Лоренцо напоминает кота, сладко зарывающегося в подушки. Надеваю на себя его рубашку и шлёпаю босиком по каменному полу на кухню. Но замираю в дверном проёме: ко мне спиной стоит женщина и что-то достаёт из пакетов. Видимо, я издала какой-то возглас, потому что она оборачивается и вежливо улыбается мне:
– Доброе утро, синьора!
– Доброе утро! Извините…
– Я Мария, работаю у синьора Ферранте.
– Приятно познакомиться. Алессандра, – мямлю я, попятившись.
Вернувшись в спальню, я толкаю синьора в бок: