Прости, мне пора. Роман-путешествие

Прости, мне пора

Роман-путешествие

Александра Дроздова

Дизайнер обложки Алина Фальтина

Корректор Светлана Переверзева

© Александра Дроздова, 2020

© Алина Фальтина, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4498-4140-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Основано на реальных событиях

Я умею постоянно перевоплощаться

и со смехом делать то,

что многим может показаться

запрещенным или непристойным.

Любить, не любя…

Джакомо Казанова

I

Февраль, 2010 год

Яркое пятно солнца бьёт прямо в глаза, едва я выхожу из полумрака перрона на ступени железнодорожного вокзала Санта-Лючия. Крики чаек, звон колоколов, гул разношёрстной толпы, воздух, пропитанный «запахом мёрзлых водорослей», – от первого глотка венецианского коктейля моментально кружится голова. Почти сразу же приходит ощущение лёгкости и свободы. Не нужно больше ни о чём думать. С этого момента город принимает решения за тебя.

Жмурясь от солнечных бликов, играющих на бирюзовой глади канала, я жду вапоретто1, чтобы добраться на нём до сердца города на воде. На носу речного трамвайчика хозяйничает холодный февральский ветер, но ничто не может заставить меня зайти внутрь, ведь одно из самых приятных ощущений – чувствовать на коже мелкие брызги морской воды и согревающие лучи солнца. То там, то здесь над водой нависают причудливые силуэты палаццо, появляются залитые золотым светом купола церквей; колокольни, пронзая своими шпилями синее небо, тают в полуденном солнце.

Вапоретто причаливает к плавучей остановке Сан-Закария, и я моментально оказываюсь в людском водовороте. Туристы, создавая большие пробки около мостиков, неторопливо перекатываются по набережной Скьявони. С каждой минутой их становится всё больше. Не успев высадиться с мотоскафов2, катеров и вапоретто, они жадно набрасываются объективами своих фотоаппаратов и видеокамер на персонажей в роскошных костюмах, застывших в причудливых позах на фоне лагуны. Джокеры, Венецианские Дамы, Коты, Арлекины, Коломбины, ангелы и вампиры представляют собой калейдоскоп, сюрреалистические узоры которого наводят на мысль о сумасшествии. Я удивлённо верчу головой по сторонам. Повсюду маски, маски, маски. Тот, кто заранее не подготовился к всеобщему веселью, выстраивается в очередь к уличным художникам по боди-арту, чтобы разрисовать себе лицо. Пышные юбки из дорогих тканей, зеркала и веера, шляпы и тюрбаны… Мужчина-казино, расставив руки в стороны, медленно кружится на месте, а рядом, угрожающе держа трезубец, прожигает всех взглядом дьявол, кажется, он только что поднялся из преисподней. Дама в образе пирожного-безе позирует на фоне белых колонн, а в это время на лавочке милуется парочка леприконов на радость фотографам. Всё это напоминает падение Алисы в кроличью нору. Так, сама того не ожидая, я оказалась в Венеции в разгар Карнавала. Совершенно одна.

***

Хочется как можно скорее добраться до гостиницы, чтобы принять душ, переодеться и пойти исследовать Венецию, желательно подальше от эпицентра праздника. На поиски дороги в отель уходит меньше времени, чем ожидалось. Палаццо, окружённый пустынным кампо3, находится примерно в пяти минутах ходьбы от площади Сан-Марко. Двери гостиницы наглухо закрыты, никакого присутствия жизни не наблюдается. Я звоню в латунный звонок. Через пару секунд дверь открывается. В своеобразном фойе идёт ремонт, очевидно, уже не первый год. Мраморный лев в начале крутой лестницы погрузился в уныние. На втором этаже дверь радостно улыбается разноцветными витражами, резко контрастируя с недовольной миной портье:

– Здравствуйте!

– Здрасьте, – сквозь зубы выплёвывает венецианец.

Выражение его лица настолько недовольное, что сначала приходит мысль: «А это точно гостиница?»

– Паспорт, – всем своим видом и тоном голоса мужчина показывает, что ему помешали.

О надменности венецианцев рассказывают часто, но получить подобный приём от человека, который живёт за счёт туристов, кажется немного странным. Когда он смотрит в мой документ, его губы изгибаются в брезгливой усмешке.

– Какие-то проблемы? – холодным голосом интересуюсь я.

– Нет, никаких, – отрезает он.

Его взгляд скользит по моему каменному лицу.

– Ключ от комнаты. Ключ от входной двери. Завтрак до десяти утра.

– Спасибо.

– Подождите, я провожу Вас до номера.

Не обернувшись, я ставлю свой чемодан на мраморный пол и иду дальше. Паспорт, кстати, служащий гостиницы так и не вернул. Видимо, боялся, что сбегу, не оплатив счёт.

***

Пока я стою под тёплыми струями душа, в голове всплывает разговор, который произошёл незадолго до моей поездки:

– Ты что? Правда едешь в Венецию одна? – спросил Марко, сделав акцент на слове «одна».

– Да. А что такого?

– Ну… это же… хмм… странно…

– Это ещё почему?

– Венеция – город влюблённых! Туда нужно ехать в романтическое путешествие!

Марко – старый терпеливый друг по переписке, с которым я время от времени практиковала итальянский язык. Как и все итальянцы, он был отчаянно сентиментален.

– О, нет. Давай оставим эту тему.

– Ладно. Но будь готова к тому, что венецианцы очень заносчивые. Ко всем относятся с нескрываемым презрением.

– Я просто хочу посмотреть город. Отдохнуть от работы. Я не собираюсь заводить друзей.

***

Несмотря на то, что даже сами итальянцы считают поездку в Венецию в одиночестве чем-то странным, гуляя по лабиринту её улиц, очень быстро понимаешь, что на самом деле это всего лишь условность. Чтобы сполна насладиться мистической красотой этого города, в первый раз лучше приезжать одному. Здесь, как нигде, под кожу проникает будоражащий дух приключений, а по телу разливается трепетное предвкушение любовной интриги. И Венеция не останется в долгу: она, как опытная куртизанка, будет искушать тебя снова и снова своей необыкновенной способностью к игре и удовольствиям.

Чем больше я брожу по узким спиралям калле4, тем более абсурдным мне кажется мнение о том, что Венеция сегодня – это умирающий город, грустный призрак былого великолепия Светлейшей Республики, второй столицы Европы и царицы Адриатики. Венеция может нравиться или не нравиться, но нельзя отрицать, что у неё есть душа. А значит, она живая. Порочный город, созданный природой и человеческим гением, в котором позволено всё. Когда-то здесь, согласно официальной переписи населения, проживало более одиннадцати тысяч куртизанок. Женщины красили волосы в золотой цвет, увековеченный Тицианом, а вдоль каналов скользили загадочные фигуры в шёлковых плащах с масками вместо лиц. Город никогда не спал. Каждую ночь были открыты рестораны, театры и множество игорных домов, где только глубоко за полночь зажигались свечи. Золото и серебро кружев, мерцание жемчуга и драгоценных камней, парча и бархат – Венеция на протяжении веков словно бросала вызов остальному миру, тонувшему в аскетизме и унынии. Здесь всегда всё было немного слишком. Стоит ли говорить, что Карнавал не стал исключением. Сегодня, как и много веков назад во время проводов зимы, здесь проходят театральные постановки, музыкальные программы, балы и концерты. Но это совсем не то, что я хочу увидеть. Мне нужна душа города. Поэтому я ухожу подальше от разрекламированных мест и кричащих витрин, всё глубже погружаюсь в тёмный и пахнущий сыростью город, в тишину. Именно здесь, в нескончаемой паутине чёрных каналов, которые причудливо петляют и внезапно заканчиваются тупиками, испытываешь захватывающее ощущение того, что впереди тебя ждёт прошлое.

В какой-то момент, стоя на очередном мостике, я понимаю, что не знаю, куда идти дальше. Очень тихо вокруг. Очаровательный безлюдный тупик, заканчивающийся белым ажурным мостом, который примыкает к стене палаццо с табличкой «Fondamenta Maria Callas». Достав карту, я рассматриваю её, но, не обнаружив похожего названия, иду вперёд и сажусь на ступени моста, наслаждаясь тишиной. Через пару минут появляются двое туристов с огромными рюкзаками за спиной. Уткнувшись носами в карту, они что-то бурно обсуждают по—английски. От этих помощи ждать нечего. Англичане оглядываются по сторонам, разворачиваются и идут обратно по маленькому мосту, а затем быстро скрываются в проулке, из которого до этого вынырнули. Снова воцаряется оглушающая тишина. Вдруг на дальнем мосту появляется мужчина. Он уверенным шагом идёт в мою сторону. Поравнявшись с дверью палаццо, напротив которого сижу я, достаёт ключи.

– Scusi5…,

Мужчина оборачивается. Я поднимаюсь со ступенек моста и приветливо улыбаюсь. Он бросает на меня оценивающий взгляд.

– Si6?

Итальянец вопросительно смотрит, затем засовывает ключи в карман пальто и подходит ближе.

– Ээм, не могли бы Вы мне помочь? Я заблудилась.

– А куда Вы идете?

– К Риальто и…

– У Вас есть карта?

Я киваю. Неуклюже роясь в своей бездонной сумке, вытаскиваю помятую карту и протягиваю ему. Он достаёт ручку и, тараторя как заведённый, быстро чертит маршрут.

– Allora, vediamo un po’… Adesso siamo qui. Deve fare quel ponte, dopo qui a sinistra, dopo prende questa calle7…

Почему-то я никак не могу сосредоточиться на том, что говорит итальянец, а просто стою и рассматриваю его: красивым, в классическом смысле этого слова, он не был, но всё же… что-то… Я бросаю взгляд на туфли (первое, на что всегда обращаю внимание у мужчин) – дорогие, безупречно начищенные. Руки – ухоженные, с округлой формой ногтей, именно такой, какая нравится мне. Незнакомец одет в идеально сидящее на нём угольного цвета пальто, на шее намотан серо-белый шарф. В чёрных, слегка вьющихся волосах проблёскивает седина. «Лет сорок пять», – думаю я. Поток моих мыслей прерывает его вопрос:

– Синьорина, Вы всё поняли?

Я утвердительно киваю, хоть на самом деле ничего не поняла, вернее, просто не слушала.

– Спасибо, – забираю у него карту, собираясь уйти.

Но итальянец меня останавливает:

– Откуда Вы?

– Из России.

– А где Ваши друзья? Ну, или с кем Вы приехали?

– Я ни с кем не приехала. Я одна.

– Совсем-совсем одна?

– Да. Совсем одна.

– Подождите, вот, – он достаёт визитку из внутреннего кармана пальто, пишет на ней номер сотового, затем протягивает мне, – если что-нибудь понадобится или снова заблудитесь, звоните, не стесняйтесь.

На молочно-белом кусочке картона стоит лаконичная надпись: «Lorenzo Ferrante Architetto».

– Спасибо, – я удивлена таким поведением.

– Может, Вам что-то прямо сейчас надо? Давно гуляете? Замёрзли? У меня тут студия. Хотите зайти?

– Нет-нет. Большое спасибо. До свидания.

И уже вслед я слышу вопрос:

– Синьорина, как Вас зовут?

Оборачиваюсь:

– Александра.

– Алессандра, – растягивая гласные, произносит он.

В последний момент по моему лицу скользнула улыбка.

***

«Не надо было ему улыбаться», – думаю я, заворачивая за угол и начиная искать глазами урну, чтобы выбросить визитку и избавиться от соблазна позвонить или написать. Архитектор мне понравился. Но роман в путешествии в мои планы не входил, поэтому лучше всего держаться подальше от искушения. Первая мысль – самая верная, первые ощущения – самые правильные. Такое вот нехитрое правило срабатывает у меня в девяноста девяти случаях из ста. Очередное подтверждение этому я получу несколько позже. А пока, как назло, по дороге не попадается ни одной урны. Так визитка перекочёвывает из моей руки в карман джинсов. Минут через десять показывается белоснежная скобка моста Риальто. Погуляв по Мерчерии8, потолкавшись по сувенирным лавочкам, тщетно пытаясь избежать толпы, я решаю, что на сегодня хватит и пора возвращаться в отель.

На Венецию мягкими тенями опускается ночь. Повсюду зажигаются фонари. И без того необычный город приобретает совершенно фантасмагорический вид: исполинские тени зданий отражаются в чёрной воде каналов, ещё недавно переполненные улицы пустеют, мосты утопают в тёплом медовом свете. Поднимается небольшой ветер, становится заметно холоднее.

В научной фантастике телепортация – дело привычное. Но когда ты из мяса и костей в совершенно реальном измерении в какой-то момент вдруг оказываешься в «том самом месте», будто бы и не было нескольких часов блужданий неведомыми тропами, волей-неволей начинаешь верить, что Венеция – город, который играет по своим магическим правилам. И вот снова тот же мост, то же палаццо. Что за шутки? Как можно ещё раз оказаться в этом тупике? Просто невероятно. «Так, надо выбираться отсюда. Самой», – думаю я, уверенно шагая, судя по карте, в правильном направлении. Около часа попыток самостоятельно найти дорогу в гостиницу приводят к тому, что промозглый холод пробирает меня до дрожи, а ноги ноют от усталости. Выйти к площади Сан – Марко так и не удаётся. Зато уже в третий раз за день кто-то любуется мостом на фондаменте9 Марии Каллас. Словно всё это время я ходила по заколдованному кругу. Чувствуя себя человеком, который страдает острой формой топографического кретинизма, достаю сотовый и набираю сообщение: «Привет. Я опять у этого моста». Ответ не заставляет себя ждать: «У какого моста?» Да уж… Глупее текста и придумать нельзя. В любом другом городе мост мог бы стать опознавательным знаком, особым ориентиром, в любом другом, но не в Венеции – городе, где насчитывается около четырёхсот мостов. Сверху раздаётся шорох открывающихся ставен:

– Алессандра?

Подняв голову, я вижу знакомый силуэт.

– Ну и как Вам Риальто? – интересуется Лоренцо, пока провожает меня до гостиницы.

– Красиво.

– Понравилось?

– Да. Хотя я не люблю толпу.

– У Вас есть планы на вечер? Может, поужинаем? Если Вы не заняты, конечно.

– Спасибо, но я очень устала и завтра хочу сделать фотографии Венеции на рассвете. Поэтому лучше мне лечь спать пораньше.

– Что ж, жаль… Тогда спокойной ночи. Приятных снов.

– И Вам. Спасибо.

Поворот ключа, тяжёлая дверь медленно открывается. На крутой лестнице палаццо силы покидают меня с каждой ступенькой. В номере, сняв куртку, подхожу к окну, чтобы задёрнуть ночные шторы. На кампо перед гостиницей всё ещё стоит мой венецианский проводник. Хотя, может, это не он. Наверное, просто показалось.

Ночью приходит сообщение на телефон: «Что скажете, если мы завтра днём выпьем кофе?» Сил отвечать нет. Сон снова поглощает меня.

Утром, выйдя к заливу Сан – Марко, на пустынную площадь у Дворца Дожей, я вижу, как солнце прорезает первым лучом венецианскую лагуну там, где две стихии сходятся вместе, и уже не различить, где вода, а где небо. Глубоко вдыхаю и понимаю, что Венеция всё ещё пахнет воском зажжённых свечей, терпким, но уже едва уловимым ароматом духов и пудрой.

II

Сидя в обеденной зале гостиницы, я пью первую чашку капучино. Интерьер вокруг поражает великолепием: антикварная мебель, предметы старины, на стенах – венецианские ведуты10 и портреты знатных людей восемнадцатого – девятнадцатого веков, возможно, бывших хозяев палаццо. Это настоящий музей, с той лишь разницей, что здесь можно сидеть на раритетных стульях и диванах. Завибрировал телефон. Сообщение: «Доброе утро. Так что насчёт кофе?»

Особых дел у меня на сегодня не намечалось. Десять минут на кофе? Почему бы и нет? «Да», – просто отвечаю я.

Лоренцо перезванивает:

– Я буду ждать Вас у церкви Санта-Мария-дель-Джилио. От Вашей гостиницы идти минут десять.

Через тридцать минут, получив два сообщения с вопросом «Где Вы?», я всё ещё плутаю по венецианским закоулкам. Да, именно, своевременный вопрос, хотелось бы знать: где я?! Утро выдалось необычайно холодное. Я промёрзла до костей, и ещё эти толпы людей повсюду мешали передвигаться.

Лоренцо снова звонит:

– Алессандра, где Вы?

– Не знаю. Я, кажется, снова заблудилась.

– Ладно. Постарайтесь описать место, где Вы сейчас. Что видите?

– Тут церковь большая, мост и магазин Prada.

– Отлично. Я понял. Сейчас приду и заберу Вас. Только, пожалуйста, никуда не уходите. Стойте там, где стоите. Хорошо?

Минут через пять он выходит на кампо Сан-Моизе.

– Eh, ciao! Finalmente!11 – он наклоняется, чтобы поцеловать меня в щёку в знак приветствия. Я инстинктивно отклоняюсь, мысленно ругая себя за это. Знаю же, что у них по этикету так принято. Никак не могу привыкнуть.

– Ciao.12

– Ну как утренняя фотосессия? – спрашивает архитектор.

– Хорошо. Только очень холодно.

– Да, сегодня холодный день. Хотите есть?

– Нет. Спасибо.

Мы стоим в маленьком баре. Пахнет кофе и свежей выпечкой. Но главное, здесь тепло. Итальянцы забегают, глотают на ходу огненный эспрессо и снова пропадают в лабиринте венецианского муравейника. Парочка туристов неторопливо жуёт трамедцино, запивая колой. Когда очередь доходит до нас, я вытаскиваю кошелёк. Лоренцо смотрит на меня улыбаясь:

– Уберите. И чтобы больше я никогда не видел.

Всё-таки не окончательно вытравил феминизм хорошие манеры у западных мужчин.

Архитектор, как истинный итальянец, за минуту опустошает чашку. Я же пью медленно и немного нервничаю.

– Не торопитесь, пейте потихоньку.

– Как вы это делаете: пьёте кипящий кофе?

– Годы тренировок, – смеётся он, – мы можем перейти на «ты»?

Я пожимаю плечами и улыбаюсь.

– Кем ты работаешь?

– Переводчиком.

– И какие языки?

– Испанский, французский, но больше работаю с испанским.

– А итальянский? Ты очень хорошо говоришь.

– Был небольшой курс в университете.

– Ты в Венеции впервые?

Я утвердительно киваю.

– Ну и как тебе? – интересуется Лоренцо.

– Красиво.

– Понравился город?

– Ну… Если честно, не очень.

– Да, ладно! Почему?

– Слишком много туристов. Это всё портит. За ними не видно города.

– Ха, туристы – неизбежное зло. Зимой их меньше, а вот летом – просто катастрофа. Но знаешь, ты должна ещё раз приехать сюда. Я покажу тебе настоящую Венецию. Весь фокус в том, чтобы знать улочки, параллельные тем, где ходит основной поток людей, – так делают все венецианцы, иначе здесь невозможно было бы жить. Хочешь ещё что-нибудь поесть или выпить?

– Нет, спасибо.

– Слушай, Алессандра, мне надо вернуться в студию, сделать пару звонков по работе. Ты не против пойти со мной и подождать пару минут? А потом мы погуляем по городу.

– Хорошо.

Через пять минут я оказываюсь там, где и не мечтала, – в настоящем палаццо, не переделанном под гостиницу. Высоченные потолки и пол с венецианской мозаикой – первое, что бросается в глаза. Из узких окон с полуприкрытыми ставнями проникает совсем мало света, из-за чего в студии царит полумрак. Здесь пахнет историей. Единственное, что напоминает о современности, – компьютер и телефон. Вокруг – творческий беспорядок: свёрнутые в рулоны листы чертёжной бумаги, карандаши всех видов, какие-то причудливые линейки, рулетка, циркули – всё это и бог знает что ещё разложено на двух огромных столах. На стенах в рамках висят коллажи.

– Извини, я недавно переехал сюда. Не было времени разложить вещи по своим местам.

– Нет-нет. Всё хорошо. Таким я и представляла себе рабочее место архитектора. А что это? – я киваю головой по направлению панно с разноцветными кусочками какого-то материала, похожего на мрамор.

– Это – венецианская мозаика. Палитра всех оттенков, существующих в природе. Очень старая штука. Таких сейчас больше не делают. Пойдём, покажу тебе другую комнату.

Он ведёт меня через всю студию и показывает маленькое помещение, в котором стоит стеллаж, забитый папками, рулонами и книгами.

– Здесь я планирую сделать комнату отдыха, знаешь, поставить диванчик…

Я провожу указательным пальцем по кожаным корешкам книг.

– У тебя очень красивые руки. Можно мне их сфотографировать?

– Спасибо. Можно. На твоей венецианской мозаике.

Подойдя к стене с панно, я кладу на него руки. Лоренцо берёт фотоаппарат и делает пару кадров.

Впервые он подходит ко мне так близко. Я стою спиной, зажатая между ним и стеной. От итальянца пахнет чем-то цитрусовым, немного древесным и терпким. Это новый запах, никогда не слышала его раньше. Мне становится тревожно, оборачиваюсь и вижу, что он напряжён. Что-то происходит между нами, что-то, что не объяснить словами, и, вспоминая потом этот момент, я буду многие годы ощущать острые покалывания на коже. Воздух в комнате становится густым и тягучим, как горячая патока. Лоренцо немного подаётся вперёд и как бы невзначай задевает рукой мою грудь. Наверное, показалось. Но в следующий момент итальянец обнимает меня.

– Что… что Вы делаете?

Он молчит и смотрит прямо в глаза. Я чувствую себя металлом в плавильной печи. Лоренцо нагибается и едва заметно касается губами уголка моего рта. В следующую минуту колени задрожали, как если бы были желеобразными. От страха, что вот-вот упаду, я вжимаюсь в стену, а кусочки мозаики больно впиваются в затылок. Кончиками пальцев он дотрагивается до подбородка и поднимает моё лицо. Сердце пропускает удар. Лоренцо начинает меня целовать: сначала нежно, едва касаясь губ. Его поцелуи напоминают крылья порхающих бабочек. Но уже через несколько секунд они становятся более жёстким, даже чуть грубым. Кожа покрывается мурашками от удовольствия. Вдруг он прикусывает мою губу, и мы оба чувствуем вкус крови. В этот момент его затрясло. Резко развернув меня к стене, итальянец прижимается сзади. Зарывается лицом в мои волосы, с шумом вдыхает, откидывает их на другую сторону и целует шею. Почувствовав, что он пытается расстегнуть пояс моих джинсов, резко выворачиваюсь и отхожу к столу.

– Я не могу, – задыхаясь, почти беззвучно произношу я.

– Почему?

– Мы едва знакомы.

– Какое это имеет значение? Я захотел тебя с первой секунды, как только увидел. И знаю, что ты тоже меня хочешь. Наша встреча – это судьба, знак свыше. Разве ты не понимаешь?

Не знаю, что там со знаками судьбы, но я хотела его. Это было правдой. В Лоренцо чувствовался животный магнетизм, что-то, что невозможно спрятать под дорогими костюмами или замаскировать рафинированными беседами о «Шато О-Брион» урожая тысяча девятьсот двадцать девятого года. Этот мужчина был наполнен особой энергетикой, силой жизни, которая прорывалась наружу. Такая же сила жила и во мне, хотя до встречи с ним я не подозревала о её существовании. Теперь эти две стихии требовали свободы, чтобы слиться воедино вопреки всем разумным доводам.

Лоренцо подходит вплотную. Проводит пальцем по моей распухшей нижней губе. Всё ещё не в силах отдышаться, я вжимаюсь в стол.

– Ты не представляешь, какая ты…

Итальянец что-то говорит дальше, но я уже его не слушаю. В моей голове мысли бьются в жестокой лихорадке: «Бежать, надо бежать отсюда. Надо забыть всё, что произошло. Нет. Постой. Лучше подумай, когда ещё тебе в жизни выпадет такой шанс? Ты в Италии, в Венеции, рядом с мужчиной, который хочет тебя, а ты его. Жизнь только одна. Что ты теряешь? Пусть это будет маленькой венецианской тайной, кроме того, ты узнаешь, что это такое – секс с венецианским архитектором».

Я сажусь на стол и чуть откидываюсь назад, провожу ладонями по его груди, затем по животу вниз. Он нервно сглатывает и закрывает глаза. Мои же напротив, широко распахиваются. От неожиданно большого приятного сюрприза. Последняя мысль, которая проносится в голове: «Это – джекпот!!»

С той минуты я больше не принадлежала себе. Помню, как что-то падало со стола, как в спину впивались остро заточенные карандаши, разбросанные по столу, хрустели какие-то чертежи… А я со скоростью света неслась по чёрному тоннелю, который то там, то здесь озаряли неоновые вспышки. Наверное, нечто подобное испытывают, когда прыгают с крыши небоскрёба без страховки или когда внезапно обрывается трос у лифта, и он летит вниз по шахте со сто пятидесятого этажа. Удивительное, невероятное чувство свободы с примесью страха, который сжимает спазмом внутренности и растекается приторным холодком в животе. Лоренцо стал моим проводником в мир сакральных откровений и каскада удовольствий. Его страсть была заразительная, всепоглощающая. Он знал о моём теле всё. То, чего раньше не знал никто, даже я сама.

– Открой глаза, – будто откуда-то издалека доносится его голос, – посмотри на меня.

Я лишь сильней зажмуриваюсь.

– Ну же, давай. Хочу видеть твои глаза.

Я подчиняюсь и смотрю на него. В тот же момент в глубине меня что-то начинает расти, расширяться, кровь стучит в висках, дыхания не хватает. Я вцепляюсь в его плечи так сильно, как если бы от этого зависело, останусь я жива или нет. Глубокий спазм. Вскрик. И взорвалось… И накрыло одной волной. И было в этом что-то чертовски замечательное и удивительное: пусть несколько секунд, но прожить единым существом с другим человеком. А потом, медленно возвращаясь к реальности и растождествляясь с ним, слышать глухие удары его сердца.