Поезд-фантом

– Так часто делать вопреки, что не иметь времени даже на то, чтобы завести детей? – изумленно и снова совершенно по – взрослому спросила она меня, чем, снова поставила в тупик.

Я никогда раньше не задумывался над этим. А ведь она тысячу раз права, неужели моя систематическая изнуряющая работа стоит того, чтобы я отдавал ей всю свою жизнь, тогда ради чего она? Мне, вдруг стало так страшно. Я не знал, что меня ждало дальше, ведь я уже не мальчик. А что у меня есть, кроме работы и кое – каких материальных благ, пусть даже они покажутся кому – то настоящим богатством. Не слишком ли этого мало для человека?

Девчушка же продолжала на меня смотреть, так и не получив никакого ответа.

– Тогда, я не хочу так жить, – сказала она вполне серьезно.

– Ты что? – не говори так, сказал я ей, – я просто жил неправильно. Как только я вернусь домой, я попытаюсь все исправить. И у меня обязательно будет семья и дети. И у тебя все будет хорошо. На самом деле в жизни очень много хорошего, и я буду наверстывать упущенное.

– Правда?

–Да, конечно, – ответил я и, присев на корточки, посадил ее к себе на колени.

– Посмотри, какие у меня часики, – она протянула мне ручку, и я увидел изящные, но совсем не детские часы. Это были золотые часики на тонком браслете с голубым циферблатом и изящной бабочкой внутри.

– Вот, посмотри, – сказала она, – что здесь написано, это папа подарил маме, когда я родилась, с тех пор она с ними не расставалась. Теперь она, наверное, их ищет, переживает, а они у меня.

Я посмотрел на внутреннюю сторону часов и увидел выгравированную надпись: «Моей любимой и единственной в день рождения нашей дочери».

– Хочешь послушать, как они тикают? – спросила она.

– Тикают? – удивился я, не поверив своим ушам, и приложил ухо к циферблату.

Часы, действительно тикали. Это было невероятно, но эти часы не стояли на месте.

– Где твоя мама? – спросил я, в надежде поговорить с взрослым человеком, у которого до сих пор не остановились часы.

Я был уверен, что мне удастся узнать что – то новое.

– Мама еще вчера ушла в вагон ресторан, чтобы принести нам что – нибудь поесть, но до сих пор не вернулась.

– А ты все это время была одна?

– Да, она сказала мне никуда не уходить.

– Ты голодна?

– Нет, я недавно съела целую пачку печенья.

– Хочешь, я пойду сейчас в вагон ресторан и поищу там твою маму?

– Это бесполезно, ее там нет.

– С чего ты это взяла?

– Ко мне недавно приходил мужчина в шинели и сказал, что мама сошла с поезда. Он был очень добрым, сказал, чтобы я не боялась, так как с мамой все хорошо, просто она ко мне не придет, так как находится в другом месте. Он угостил меня печеньем и сказал, что еще заглянет ко мне.

– Как сошла? Без тебя? – спросил я, но, тут же, вспомнил, что это был за поезд.

– Да, – спокойно сказала она, – она теперь встретилась с папой.

– А ты откуда знаешь? – спросил я.

– Я заснула, после того, как она ушла, и мне первый раз, за последнее время, они приснились вместе. Папа был очень рад, но он плакал, правда, на этот раз, скорее от счастья, а мама плакала очень, очень сильно. Они все звали меня к себе. Потом я проснулась и взяла часики. Они стали тикать. А раньше они стояли на месте.

Девочка замолчала. Она рассматривала часики.

Я же понял, что маме этой девочке, повезло горазда больше, чем нам. По всей видимости, она смогла найти выход. Получалось, что, найдя выход, мы не можем вернуться назад, даже за тем, чтобы взять с собой, даже самого дорогого человека. Иначе она ни за что не оставила бы здесь собственного ребенка. Мне было безумно жаль эту девочку, мне хотелось, чтобы она сошла с этого поезда, любой ценой, да, ради этого, я готов бы даже был убить «фрица». Если бы это сработало. Я готов был даже на то, чтобы она сошла с этого поезда вместо меня… Единственное, что успокаивало меня, так это то, что к ней пообещал вернуться мужчина в шинели.

– Знаешь что, – сказал я ей, – ты оставайся здесь и жди, как только к тебе снова придет мужчина в шинели, ты спроси у него, как можно выйти из этого поезда.

– Давай ждать вместе, и ты сам спросишь у него, – предложила она.

– Не могу, ответил я, – он не явится при мне.

– Почему?

– Я разозлил его, – признался я, – а ты жди, может быть, он сможет дать какую – нибудь подсказку, а также скажи ему, что я прошу у него прощения. А мне надо ненадолго отлучиться, чтобы кое – кого найти.

Она кивнула головой, и я ушел, оставив ее в купе. Я отчаянно хотел снова встретиться с мужчиной в лиловом плаще, чтобы сказать, что я согласен выполнить что – нибудь этакое, если эта девочка сможет сойти с поезда. Я побежал по вагону к тому месту, где в последний раз его видел. Хотя в вагоне совершенно никого не было, я, почему – то чувствовал, что он находится на том же месте, где я видел его в последний раз. Вдруг, я с размаху налетел на что – то массивное. В тот же миг, передо мной выросла фигура мужчины в лиловом плаще.

– Вы меня искали? – как ни в чем не бывало, спросил он.

– Да, извините, я вас не заметил, – запыхавшись, сказал я.

– Когда я думаю, то становлюсь невидимым, – сказал он вполне серьезно, – я привык, не переживайте, уж сколько грузовиков меня переехало, да что там грузовиков, – мужчина махнул рукой.

– Можно мне у вас спросить? – сказал я.

– Конечно.

– Что я могу сделать для того, чтобы вместо меня с этого поезда сошел другой человек.

– Ну, во – первых, с чего вы взяли, что вы вообще сойдете с этого поезда.

– Ну, вы же сами говорили, что, в принципе, такая возможность есть.

– Если говорить, в принципе, то – да. Хорошо. Если у вас появиться возможность сойти с этого поезда, то тогда, когда поезд на мгновение, которое заметите только вы, остановиться и откроется дверь, вы должны подумать о том человеке, которого хотите высадить вместо себя. Сами при этом вы должны оставаться на месте.

– Отлично, – сказал я, – значит, если я сейчас пойду и убью «фрица», то у меня будет возможность это сделать.

– Да, совершенно верно, – сказал мужчина в лиловом плаще.

– Спасибо вам большое, – обрадовался я.

– Не стоит благодарности, – интеллигентно ответил он, делая легкий поклон, – только торопитесь, иначе «фрица» убьет кто – нибудь другой.

– Что это значит? – недоумевал я, – за более чем полвека не убили, что же изменилось сейчас?

– Кое – что изменилось, – сказал он, – раньше я не мог делать эту подсказку всем направо и налево, а теперь, кстати, не без вашего участия, могу.

– Каким же образом я сумел этому поспособствовать? – спросил я.

– Да очень просто, мы сто лет назад поспорили с приятелем – да вы его знаете, он давал вам шинель, так вот, он утверждал, что никогда не выходит из себя и просто не может ни с кем поссориться.

– И что – же?

– Он разозлился на вас из – за вашего упрямства и нежелания его слушать, такого раньше с ним никогда не случалось. Он, шутя, объясняет это старением, – иронично заметил мужчина в лиловом плаще.

– И в чем же заключался ваш спор?

– Я смогу делать всем подсказку, как сойти с этого поезда, если он на кого – то разозлиться. Тут он заявляется ко мне и говорит, спустя сто лет и три дня, что проспорил мне. Ну, вы были первым, кого я увидел, и, как видите, не прошло и получаса, а вы уже готовы ею воспользоваться.

– И многих вы уже успели повстречать за время моего раздумья? – спросил я.

– Сегодня, что – то не очень людно. А потом, я не хочу ходить по тому вагону, в котором сейчас зима, а там едет больше всего народу, готовых, как мне кажется, сделать что угодно, только бы поскорее покинуть этот поезд. Мне здесь комфортно, но здесь почти никого нет, кроме ребенка и еще пары человек, но тем совсем не до кого нет дела, они вообще никогда не выходят из своих купе.

– Кто же они такие, что ничем не интересуются? – удивился я.

– Почему? Они интересуются. Одна модель, которая постоянно любуется собой и сидит на диете, очень интересуется своей внешностью. Другой программист, который так сильно заинтересован компьютером, что ему, вообще никто не нужен. Ни тот, ни другой, до сих пор и не заметили, что находятся в этом поезде. Я и вам советую не беспокоить их, это все равно, что разговаривать со стенкой. Поэтому, пока я не успел ни с кем поделиться своими знаниями. Вам повезло. Да и потом, я не особо тороплюсь. У меня масса времени. Но это не говорит о том, что я и дальше буду молчать, поэтому и предупреждаю вас, чтобы не держали на меня потом зла.

– Спасибо, я и не думал обижаться на вас, – ответил я.

– Что же тогда подрисовали мне эти ужасные копыта и хвост, в своем воображении? – улыбнулся он.

Я немного сконфузился, не найдя, что ответить.

– Хорошо, хоть, что украсили все это безобразие бантиком, – рассмеялся он.

Он вызвал улыбку и у меня своими последними словами.

Я вернулся в купе, где была девочка.

– Ко мне приходил мужчина в шинели! – кинулась она ко мне, сообщая это радостное известие.

– Здорово! Что он сказал? – спросил я.

– Сказал, что простит тебя, если ты будешь правильно себя вести. А еще сказал, что он доволен тобой в последнее время.

– Я польщен.

– А еще сказал, я выучила это наизусть, так как для меня понять было это очень сложно, что если ты хочешь, сделать то, что сказал тебе мужчина в лиловом плаще, то лучше всего сделать так, чтобы каждый сделал свое дело, то, что должен. И в этом случае, также, ты сможешь добиться чего хочешь, но только потом, тебя не будут мучить угрызения совести. А солдат, который дал тебе кружку, все равно отправится с мужчиной в лиловом плаще.

Я на мгновение задумался над тем, что сказал мужчина. Сделать так, как он говорил было очень сложно, как заставить солдата убить «фрица», если он сам себя не смог заставить сделать это за столько лет. Но девочку надо было выводить отсюда, во что бы то ни стало.

«А что, да как, там будет? Увидим позже, буду действовать по ситуации», – подумал я.

– Я понял, – ответил я ей, – пойдем со мной, собирай свои вещи.

Я думал, что она начнет противиться, но девочка, на удивление, быстро встала и, взяв в руки узелок, сказала:

– Я готова.

– Когда же ты успела собраться? – спросил я.

– Как только ушел мужчина в шинели, он сказал, чтобы я собиралась, так как ты скоро вернешься и заберешь меня.

Мы вышли из купе и хотели пойти в тот вагон, из которого я пришел сюда. Но

нас окликнул мужчина в лиловом плаще.

– Не спешите, – сказал он, – у вас есть полчаса на то, чтобы перекусить, – прошу вас, – он указал рукой на дверь одного из купе.

Девочка дернула меня за штанину брюк. Я наклонился к ней.

– Давай зайдем, – сказала она, – я так хочу сосисочек.

– А ты думаешь, что нас накормят сосисочками? – спросил я.

– Я просто очень хочу, – сказала она.

– Ну, хорошо, – я не смог с ней спорить, да и самому мне, чертовски, хотелось есть.

Мы вошли в купе и сразу же очутились в огромном красивом зале. Все вокруг утопало в цветах.

– Ой, бабочка, смотри, – воскликнула девочка, указывая мне на порхающую от цветка к цветку большую красивую бабочку с голубыми крылышками.

– Да, красивая, – сказал я.

Бабочка полетела вверх, и мы подняли головы, наблюдая за ее парением. Над нами было голубое небо, лишь несколько легких белых облачков предстало нашему взору. К одному из облаков была прикреплена огромная люстра из черного хрусталя.

– А зачем люстра на небе, да еще и черная? – спросила меня девочка.

– Чтобы солнце не светило так ярко, – ответил я.

– Но разве люстры бывают не для того, чтобы было светло?

– Ты закрой глаза и представь, что, когда откроешь их, то будет ночь, а, значит, небо будет черным. Тогда люстра загорится.

– Хорошо, – сказала она и закрыла глаза.

В тот же миг, наступила ночь, и люстра зажглась, а вместе с ней на небе зажглись звезды.

– Все, открывай глаза, – сказал я ей.

– Ух ты! – воскликнула она, глядя вверх на звездное небо, – так мне больше нравиться. А где же бабочка?

– Бабочки ночью спят, – сказал я.

– Не всегда, – сказала она и снова закрыла глаза.

В тот же миг перед нами снова появилась бабочка.

– Ты хорошая ученица, – похвалил я ее, удивляясь ее сообразительности.

Нас встретил официант и проводил к одному единственному столу, который находился в центре зала, был накрыт белоснежной скатертью и сервирован на двоих. На столе стояли две свечи, которые официант зажег, едва мы присели.

Потом он удалился, пожелав нам приятного времяпрепровождения. А через минуту, пришли два другие официанта и принесли нам разные кушанья. Я безумно хотел маминого борща. Именно с него я и начал свою трапезу. После того, как моя тарелка была пуста, я перевел дух и увидел, как напротив меня сидела довольная девочка и уплетала за обе щеки тоненькие сосиски. Все было так вкусно, что не возможно было описать. Девочка ела с аппетитом, хотя, это не мешало ей смотреть по сторонам, наблюдая за различными экзотическими бабочками и птицами, появляющимися из ниоткуда. Когда я спросил у нее про них, то она ответила, что не знает что это за птички, просто она представляет их себе и они, тут же появляются на самом деле. На десерт я съел мороженое и фрукты, а моя соседка лихо одолела несколько пирожных с воздушным безе.

– Это мои любимые пирожные! – воскликнула она, когда их принесли.

Я испытывал огромное счастье, наблюдая за тем, с каким аппетитом и удовольствием она расправляется с ними.

В этот раз мы наелись просто до отвала. Я вытер салфеткой с ее лица остатки пирожных, и мы встали из – за стола. Теперь нам предстояла дорога назад. Только на сытый желудок, проделывать ее было горазда приятнее, чем на голодный. Мы вышли из зала и сразу же очутились снова в вагоне. Мужчина в лиловом плаще встретил нас.

Мы поблагодарили его. Он заулыбался. Девочка взяла его за руку, и он проводил нас до выхода из вагона. На прощанье, он протянул нам две теплые куртки. Одну большую, как раз моего размера, а другую поменьше, которая была       впору девочке.

– Возьмите, – сказал он, – вам там пригодится.

Он был прав, ведь нам предстояло вернуться в тот самый холодный вагон. Мы не стали отказываться от его презента и с удовольствием надели куртки.

– Пожелайте нам удачи, – сказал я, обращаясь к нему.

– Чертовского вам везения, – сказал он и помахал нам рукой.

Мы открыли дверь вагона, в котором была зима. На нас сразу подул холодный ветер из открытого окна. Я поспешил закрыть его, но прямо перед тем, как я поднес к нему руку, окно само моментально закрылось. Я вздрогнул от неожиданности, но моя юная спутница своей хитрой улыбкой успокоила меня. Я понял, что она просто представила закрытое окно. Она, действительно, оказалась очень способной. Все схватывала, буквально, на лету, чего нельзя было сказать обо мне. Я, проведя здесь столько времени, никак не мог привыкнуть к тому, что кажется элементарным. Я улыбнулся в ответ девочке и потрепал ее по волосам. Потом хотел надеть ей на голову капюшон, и уже было потянулся к нему своей рукой, но, вдруг, остановился, решив, что сейчас самый подходящий момент сделать ответный ход. Я закрыл глаза и представил девочку в капюшоне на голове. Открыв глаза, я увидел, как она хохочет, а на ее голове красуется капюшон, точь в точь, как я только что себе представлял.

Мы остановились напротив купе, в которое в прошлый раз вернулся «фриц».

– Нам сюда, – сказал я девочке.

– А кто здесь нам нужен, как его зовут?

Я задумался, так как представить ей немца «фрицем» было бы не правильно, а его имени, я не знал.

– Ты забыл? – удивилась она.

– Я не спросил его имени, – признался я, – ты войдешь со мной или, может быть, я попрошу одну тетю, чтобы ты пока побыла у нее?

– А как зовут ту тетю?

– Я тоже не знаю.

– Не знаешь, как зовут, а хочешь просить ее, чтобы она со мной посидела, – отвернулась от меня девочка.

Я попытался ей объяснить, что не думал задерживаться здесь надолго, поэтому и не видел смысла в знакомстве со здешними обитателями. Она немного подулась на меня, а потом сказала:

– Я пойду с тобой, только скажи мне, как тебя зовут?

Тут я подумал, что до сих пор не знаю даже имени своей спутницы. Надо же, я даже не удосужился за все это время, спросить, как ее зовут.

– Зови меня Макс, – сказал я.

– Это значит Максим? – спросила она.

– Почти, – улыбнулся я, – на самом деле мое имя немного длиннее.

– Хорошо, я буду звать тебя Макс, а меня зовут Клара.

– Очень приятно, Клара, – сказал я и пожал ее маленькую ручку, – у тебя очень красивое имя.

Она снова была весела и гордо подняла головку, закатив свои глазки. Клара была такая хорошенькая, словно маленькая куколка. По возрасту, она вполне годилась мне в дочери. Я и представить себе не мог, что общение с детьми может доставлять столько удовольствия и положи тельных эмоций.

– Хорошо, что теперь мы знаем как зовут друг друга, – сказала она, – давай у всех, с кем будем встречаться, спрашивать, как их зовут, ведь неизвестно, как долго нам еще ехать.

Я понимал, что она права, поэтому согласился с ней. Тем более, что я уже один раз допустил оплошность, пройдя через весь вагон, ни разу не снизойдя до того, чтобы с кем – либо по настоящему познакомиться, считая себя самым умным и удачливым из всех здесь присутствующих.

Мы постучались. Вскоре раздался голос «фрица», который предлагал нам войти. Мы вошли. Он сидел на своей полке и пришивал пуговицу к своему пиджаку. Увидев, что со мной дама, он моментально вскочил со своего места и накинул на себя пиджак с болтающейся иголкой.

– Что же вы меня не предупредили, что вы с дамой? – завопил он, – я в таком виде не могу являться перед дамой, если только она не разрешит мне снять мой пиджак, – он посмотрел с улыбкой на Клару.

– Пожалуйста, – ответила она, совсем, как взрослая, – я разрешаю.

– Спасибо, милое создание, – сказал сладким голосом «фриц» и, сняв пиджак, отложил его в сторону.

– А как вас зовут? – спросила Клара, обращаясь к нему.

– Как, я не представился? – он удивленно посмотрел на меня.

Я отрицательно покачал головой.

– Фридрих, – сказал он.

«Надеюсь, что его фамилия не Паулюс», – иронично подумал я про себя.

– А это Макс, – сказала Клара, указывая на меня, после чего, представилась сама.

– Вы не говорили, что путешествуете с дочкой, – обратился ко мне Фридрих.

Я хотел было сказать, что Клара не моя дочь, но она одернула меня и, не давая опомниться, сказала мне:

– Папа, почему ты не сказал ему, что едешь со мной?

Я вынужден был подыграть ей:

– Сам не знаю.

Все рассмеялись.

– А что, солдат так и не вернулся? – спросил я у Фридриха.

– Невероятно, я сам уже давно его жду, не понимаю, в чем дело, он так долго еще никогда не отсутствовал.

– Может быть, на этот раз ему удалось, окончательно, сойти с этого поезда? – спросил я.

– Нет, я знаю точно, что он вернется, – сказал Фридрих.

– Почему вы в этом так уверены? – поинтересовался я.

– Он вернется, чтобы сделать, наконец – то свое дело, вы меня понимаете, я не могу сказать большего при ребенке, – замялся он.

– Понимаю, – ответил я, – но разве вам известно, что он должен сделать?

– Конечно, мне всегда было это известно.

– А почему вы столько лет не говорили ему это? – спросил я.

Он рассмеялся:

– А вы думаете, мне очень хочется, чтобы он это сделал?

– Простите, – ответил я, поняв, что, конечно же, Фридриху не может хотеться быть убитым по – настоящему.

– Да ладно, – он расхохотался еще сильнее, – мне уже давно все равно, просто здесь существуют свои правила, которые нельзя нарушать. Поэтому мне и приходится молчать об этом. Мы все знаем, но не можем обсуждать вслух, так и ездим, делая вид, что ничего не происходит, мы уже привыкли к этому, нам так удобно. И вообще за все эти годы, чего только не понасмотришься здесь…

– Да, конечно, – согласился я, – вы ведь здесь находитесь уже много лет, поэтому вам многое из того, что здесь происходит, хорошо известно.

– О, да, я здесь так давно, что мне самому все это очень надоело, именно по – этому, я и хочу, чтобы солдат уже поскорее сделал свое дело, ведь в этом случае, я, наконец – то смогу сойти с этого поезда.

– Но, как же вы сможете сойти, если, вы … по – настоящему? – спросил я, намеренно пропуская слово «умрете», чтобы не произносить его при Кларе.

– Именно по – тому, что я … по – настоящему, я как раз и смогу сойти с этого поезда, – ответил он мне, также, намеренно, не произнося того страшного слова.

– Ничего не пониманию, – сказал я и посмотрел на девочку.

Она играла с кружкой и была этим так увлечена, что казалось, что она нас и не слушает. Фридрих, тоже заметив это, видимо решил воспользоваться случаем и сказал:

– Я смогу снова родиться, таким образом, я буду снова жить, вы понимаете меня?

– Не совсем, – сказал я, с трудом переосмысливая его слова, – значит, если я сойду с этого поезда, то снова рожусь?

– Нет, – сказал Фридрих, – у вас еще не вышло время.

– Что это значит? – недоумевал я.

– Это значит, что пока поезд не сделает круг, пока он снова не остановится на той станции, где вы сели, и не возьмет новых пассажиров, вы имеете возможность сойти с этого поезда и вернуться в свою прежнюю жизнь. Но если вы не сойдете с поезда до этой злополучной станции, то в прежнюю жизнь возврата у вас уже не будет.

– Никогда?!

– В принципе, и тут бывают исключения. Правда, это случается крайне редко. Но, тем не менее, я припоминаю несколько случаев.

– И что – же помогло спастись этим счастливчикам, о которых вы подумали?

– Любовь! И только любовь!

– Вы имеете в виду любовь мужчины к женщине?

– Или наоборот.

– Да, именно, или наоборот.

– Не только, чаще всего это случается, когда мы имеем дело с родительской любовью к своим детям.

– Я об этом как – то не подумал.

– А зря!

– И сколько у меня в запасе времени? – занервничал я.

– У вас еще много, – махнул рукой Фридрих, а потом посмотрел на Клару. Она, как и прежде, увлеченно играла, совсем не слушая того, о чем мы говорим.

– А вот у нее, почти нет, – тихо сказал мне Фридрих, кивая головой в стороны Клары.

– Это ужасно, – воскликнул я.

– Да, это ужасно, – раздался голос Клары, – я не хочу рождаться снова, я не хочу других папу и маму.

Она расплакалась. Мы с Фридрихом поняли, что поступили очень опрометчиво, разговаривая при Кларе о таких вещах. Но она была так увлечена. Мы и подумать не могли, что она внимательно слушает все, о чем мы говорим. Нас с трудом удалось ее успокоить. Я накрыл ее одеялом и сказал, чтобы она немного поспала. Я пообещал ей, что она обязательно скоро увидит своих родителей.

– Ты меня не обманешь? – спросила Клара.

– Я тебе обещаю, – сказал я, – а теперь тебе надо немного поспать.

– Ну, хорошо, а то я уже соскучилась по своим родителям, пусть они мне снова приснятся, – сказала она и отвернулась.

Мы с Фридрихом вышли из купе, чтобы не мешать ей.

– Сколько у нее времени, – спросил я его.

– Всего несколько часов, пять, может быть шесть, не больше, – сказал Фридрих, не без сочувствия.

– А откуда тебе это известно? – спросил я.

Фридрих улыбнулся и ответил:

– Вы забыли, что я нахожусь здесь более полувека, за это время поезд успел сделать огромное количество этих кругов, они все абсолютно одинаковы по времени. Я сразу вижу всех новичков, вы и сами их легко станете отличать уже совсем скоро, если, конечно, не сойдете с поезда на первом круге.

– Нет, я не собираюсь сходить, – твердо ответил я.

– Да я уже это понял, – сказал Фридрих.

– Поняли? – переспросил его я.

– Конечно, я сразу понял, что Клара не ваша дочь, я видел ее мать, да я вообще знаю всех новичков, я же вам говорил. Вы просто пожалели ее и хотите помочь ей сойти с поезда, я прав?

Я покачал головой в знак согласия.

– И вы хотите убить меня вместо солдата, чтобы Клара сошла с поезда вместо вас, – продолжал он.

Я только качал головой.

– Только одного я не понимаю, – сказал Фридрих, – чего мы медлим, я готов умереть, вы готовы убить…

– Не так, все должно быть не так, – ответил я.

– Что значит это ваше «не так», – язвительно заметил мне Фридрих, – или вы хотите, чтобы девчонка навсегда осталась в этом поезде?

– Нет, конечно же, не хочу, только и вмешиваться в этот ход событий, я пока не должен. Надо дождаться солдата и объяснить ему, что убить вас, простите, должен именно он, – я посмотрел прямо в глаза Фридриха.

– Не пониманию вас, – сказал он мне, – вы же знаете, что заставить это сделать солдата будет невозможно, тогда вы точно не успеете высадить с этого поезда девочку.