Полная версия
Подлинная история жизни и смерти Емельяна Пугачева
На то я ответствовал:
«Ты де за солью на Маныч хаживал, так поди сею дорогою, а она и доведет тебя до Терика». Потом просил меня, чтоб я перевез ево чрез Дон.
И хотя я от сего отговаривался, однокож, по усильной прозьбе, их перевез и с сестрою своею. По перевозе же говорил я зятю: «Что есть ли вас поймают, так будут взыскивать на мне, для того, что сестра у меня в доме была, и после с тобою бежала».
А зять мне говорил:
«Сие будет неправосудно, вить в станице знать будут, что я взял уже сестру твою на свои руки. так в чем тебе ответствовать должно?»
Потом, простись я с своим зятем и сестрою, назад в дом свой возвратился, а они на Терик в путь свой отправились.
По разстании, зять мой ездил по степи недели три и, не нашед того тракта, куда на Терик ехать, возвратились в станицу Зимовейскую, где, по распросе атаманом, принуждены они были признаться, что бежали.
А как спрошены были, кто чрез Дон, как туда поехали, их перевез, то и принуждены они были сказать на меня.
А как я услышал, что зять мой меня оговорил и будет мне беда, то, не сказав жене своей и матери, коя еще жива была, бежал и жил недели две в степи около речек, а потом в дом свой приехал. Когда ж узнали обо мне в станице, то взяли под караул и отослали в Чирскую станицы в розыскную команду.
А в розыскной во всем я признался, и послан был в город Черкаск в колодке по станицам, чтоб за безопасным канвоем туда был доставлен».
Тут мы прервем цитирование допроса Пугачёва поскольку поздние историки уличили его в обмане следователя!
Ведь Е.И. Пугачев, рассказывая Маврину случай с Павловым и представляя себя невинной жертвой наговоров и случайного стечения обстоятельств, скрыл от следствия подлинную историю своих приключений в декабре 1771 – феврале 1772 г.
В начале декабря 1771 г. он был арестован за попытку побега с зятем С.Н. Павловым и двумя другими казаками за Кубань, на реку Куму, и содержался под караулом в станичной избе Зимовейской станицы.
21 декабря Пугачев, воспользовавшись беспечностью караула, бежал и направился на Кавказ. В начале января 1772 г. он добрался до Дубовской станицы на Тереке, где, скрыв обстоятельства своего появления на Тереке, упросил записать его казаком в Терское казачье войско.
В начале февраля на собрании казаков-новоселов Ищерской, Галюгаевской и Наурской станиц Пугачев был избран ходоком в Петербург для испрошения в Военной коллегии выдачи денежного жалованья и провианта.
Снабженный документами на эту миссию, Пугачев отправился в путь, добрался до Моздока, но там был арестован, допрошен в комендантской канцелярии и заключен на гауптвахту.
Подговорив караульного солдата Венедикта Лаптева, Пугачев бежал с ним 13 февраля из Моздока.
Возвратившись в начале марта 1772 г. в Зимовейскую станицу, Пугачев был задержан, и на станичном сборе рассказал казакам о своих похождениях на Тереке, после чего был взят под стражу и отправлен в Чирскую станицу к командиру розыскной команды старшине М.Ф. Макарову (Федотову), который и повез его в Черкасск, чтобы там представить к дознанию в Донскую войсковую канцелярию.
Протокол показаний Е.И. Пугачева
на допросе в Моздокской комендантской канцелярии 9 февраля 1772 г.
«1772 года февраля 9 дня, представленный Моздоцкаго казацкаго полку от полковаго есаула Агафонова при рапорте пойманный того полку казаками беглый человек при допросе ответом показал.
Зовут-де его Емельян Иванов сын Пугачев, родился он Донскаго войска в Зимовейской станице, где, будучи по возрасте и службу продолжал.
А прошлаго 771 года в декабре месяце из той Зимовейской станицы, не желая более в Донском войске продолжать службы, бежав, не захватывая нигде учрежденных застав, приехал прямо с Дону степью к переведенным в здешния места на поселение сказочным казакам в Ищорскую станицу, где отдохнув у тамо живущаго малороссиянина Харитона, а чей прозывается, – не знает, поехал оттуда прямо в Дубовскую станицу.
Прибыв же в оную, явился тамо войсковому атаману Павлу Татаринцову с тем, чтобы просить о принятии и о приписании его в Семейное войско казаком. А что он беглый донской казак, того ему, Татаринцову, не объявлял, но утаил; объявил же так, что будто бы он прибыл в прошлом году с прибывшими сказочными казаками, который атаман Татаринцов, по просьбе его, Пугачева в число Терское Семейное войско и приписал в Дубовскую станицу. Откуда, по просьбе же его, отпущен он, Пугачев, был с данным от него, Татаринцова, билетом в упомянутую Ищорскую станицу.
А будучи там с неделю, по собрании от всех прибывших сюда на поселение сказочных казаков, то есть, Галюгаевской, Ищорской и Наурской, атаман и старики согласно просили его, Пугачева, чтобы он взял на себя ходатайство за них о испрошении им в Государственной Военной коллегии к произвождению денежнаго жалованья и провианта против Терскаго Семейнаго войска казаков.
Почему-де он, Пугачев, взяв от них на проезд двадцать рублев денег, ехать в Москву и согласился.
А как-де он, отправившися для того в путь свой из Ищорской станицы, поехал в Моздок для покупки харчу и прочего, то по выезде из того Моздока, за рогаткою казаками пойман и приведен к выше объявленному есаулу Агафонову, где и отдан под караул.
Печать же свинцовая под видом Донскаго войска 7 делана помянутой Ищорской станицы казаками, называемыми Ларионом Арбузовым и Петром Никитиным сыном Чумаковым. Кроме их, Арбузова и Чумакова, про ту печать, что она ему отдана, той станицы атаман и никто не знал.
Приложенные же при рапорте означеннаго есаула Агафонова в Государственную Военную коллегию [доношение], также и заручная о бытии ему, Пугачеву, по желанию тех сказочных казаков, войсковым у них атаманом подписка писана с повеления, как выше значится, всех станиц трех атаманов и стариков казаком Ищорской станицы Иваном Поповым.
Другой же билет, данный ему от Каргалинской станицы, по повелению той же станицы атамана Максима Макарова за рукою писаря Григория Осипова, явился у него потому, что он, Пугачев, реченным войсковым атаманом Татаринцевым определен был прежде в ту Каргалинскую, а потом в Дубовскую станицу.
А из денег, данных ему от прежде писанных сказочных, двадцати рублев, семь рублев пятьдесят копеек издержал он, Пугачев, на покупку, а двенадцать рублев пятьдесят копеек отобраны упоминаемым есаулом Агафоновым.
И в том де допросе он показал самую сущую правду.
К сему допросу, вместо беглаго из Донскаго войска казака Емельяна Пугачева, за неумением им грамоте, по его прошению Моздоцкаго казачьяго полку сотник Иван Сафронов руку приложил.»
Как видит не упреждённый читатель ох не просто был Пугачёв и уже 1772 г. не смотря на свою молодость показал себя опытным авантюристом!
Но продолжим чтение допроса Е. Пугачева:
А как привезен был в Цынлянскую станицу, где казак Лукьян Худяков упросил протчих, чтоб отдали ему на поруки для доставления в Черкаск.
Когда ж тутошний атаман тому казаку по прозьбе ево отдал, то Худяков снял с меня колодку и послал в Черкаск с своим сыном малолетком, оному отроду было тогда около двадцати лет.
Которой малолеток и повез было, но отец сказал сыну своему на ухо, чтоб с дороги меня отпустил для того, что я с Худяковым водил хлеб и соль, так и учинил сие по приязни. И так сын Худякова вывез меня в степь, дал свободу.
(Худяков Лукьян Иванович, донской казак Цимлянской станицы, сослуживец Е.И.Пугачева по Семилетней войне. В марте 1772 г., при конвоировании Пугачева в Черкасск через Цимлянскую станицу Худяков, по просьбе Пугачева, взял его на поруки у начальника конвоя старшины М.Ф.Макарова, обязавшись доставить арестованного в Черкасск на подводе в сопровождении своего сына Прокофия. Возвратившись три дня спустя в станицу, П. Л. Худяков сказал отцу, что Пугачев бежал от него.
Заявление Е.И. Пугачева (повторенное на допросах в Симбирске и Москве) о том, что Л.И. Худяков "из приязни" к нему велел сыну Прокофию по пути из Цимлянской станицы освободить его, Пугачева, представляло собой, по-видимому, вымысел.)
И пошел я, не быв в своем доме, в Малороссию, Изюмского полку в слободу Кабанью, к мужику Осипу, прозывающемуся Коровка, коему и сказался, что я беглой донской казак, и не знаю де, – куда деться.
На то Коровкин отвечал:
«Да поди де в Польшу. Пройти туда можно между фарпостов. Поживи там несколько времяни, и выди в Россию, и скажи на фарпосте, что польский выходец.
А как де есть указы, что польских выходцев селить велено по желанию, то и выберешь для житья любое место. А я де тебе дам своего сына для провождения и осведомления в Польше о житии раскольников мест», – ибо и он, Коровкин, раскольник.
(Кабанья – слобода восточнее города Изюма (ныне Кабанье в Луганской обл.).
На допросе в Яицком городке Пугачев не рассказал того, что до поездки в слободу Кабанью он побывал в селениях раскольников-старообрядцев на реке Ковсуге (Койсухе), где узнал об О.И. Коровке и где познакомился с раскольником А.И. Кавериным (жителем слободы Черниговки Валуйского уезда, с которым и поехал в Кабанью слободу к Коровке).
(Коровка (Коровкин) Осип Иванович, житель Кабаньей слободы, раскольник, у которого останавливался Е.И. Пугачев в марте, июне и октябре 1772 г. Осенью 1774 г. О.И. Коровка был арестован, доставлен в Москву, в Тайную экспедицию Сената, где дал показания о встречах с Пугачевым. Сенат приговором от 10 января 1775 г. оправдал О.И. Коровку, как не имевшего соучастия в замыслах Пугачева, и освободил его из заключения.)
«А как я, хотя и не раскольник, да вижу по скаске Коровкина, что способ для свободного прожития целой век хорош, жив у него три дни, с сыном ево приехал в Стародубской монастырь, где живут все раскольники, и беглым тут великой притон.
Стародубский монастырь (в Климовой слободе Брянской обл.) – один из центров русского старообрядчества.
Тут сказал я о себе, что беглой же донской казак, и жил у раскольнического старца 15 недель, и выспрашивал где бы лутче прожить.
На то старец отвечал:
«Лутче де не можно, как итти в Польшу, а оттуда вытти на фарпосты, объявиться выходцом, взять указ, где хочешь поселиться, и туда проехать, а со временем де можешь и жену свою, хотя воровски, к себе достать и жить целой век спокойно».
Почему с тем же сыном Коровкина между фарпостов в Польшу проехали, и по скаске объявленнаго старца в слободу Ветку приехали.
(Ветка – слобода на реке Сож (ныне Ветка на территории Гомельской обл. Беларуси) – старинный центр старообрядчества, в 70-х годах XVIII в. находилась в приграничной полосе с Россией.)
В оной слободе живут все раскольники, всякаго сорту люди. Побыв в той слободе три дни, оставя товарища своего Коровкина в оной, сам пошол пешком в Россию с тем чтоб сказаться так, как научон».
Справка: Коровка (Коровкин) Антон Осипович, житель слободы Кабаньей Изюмской провинции, раскольник. Летом 1772 г. ездил с Е.И. Пугачевым за Польский рубеж для торгового промысла и установления возможности поселения раскольников под Бендерами.
Осенью 1774 г. узнав об аресте отца и отвозе его в Москву, в Тайную экспедицию Сената, а также и о том, что сам он, А.О. Коровка, разыскивается властями, он до марта 1775 г. скрывался в слободе Степановне на реке Калитве. Весной 1778 г., желая избегнуть рекрутского набора, А.О. Коровка стал подговаривать крестьян к побегу "за Яик-реку к государю Петру Третьему императору, который там с генералом Емельяном Пугачевым находится", но летом того же года был арестован, находился под следствием в Изюмской провинциальной канцелярии, а потом в Слободской Украинской губернской канцелярии.
По ордеру генерал-фельдмаршала П.А. Румянцева от 10 декабря 1778 г. А.О. Коровка был выслан на поселение в Тобольскую губернию. Освобожден в 1809 г.)
Продолжение текста допроса:
«И пришед на фарпост Добрянской, явился, а по спросе объявил себя выходцом. Где жил в карантине шесть недель и объявил свое желание поселиться в Казанской губернии на реке Иргизе. Онаго места хотя я еще и не знал, однакож везде сказывали, что сие место к поселению для такого сорта людей, какого я, способно.»
(Добрянка – селение на дороге из Гомеля в Чернигов (ныне на территории Черниговской обл. Украины) – в 1772 г. русский порубежный форпост на границе с Польшей.)
Чтобы закрыть вопрос с отцом и сыном Коровками и показать, что не всегда Е.Пугачев и добром и под пытками говорил правду, я приведу еще один исторический документ:
Протокол показаний Е. И. Пугачева на очной ставке с О.И. Коровкой в Московском отделении Тайной экспедиции Сената 18 ноября 1774 г.
1774-го года ноября 18-го числа злодей Пугачев спрошен был: “Самая ль истинная в допросе его на малороссиянина Коровку 1 от него показана?”
На что оной злодей сказал, что он показал самую сущую правду. Причем сказано ему, злодею, узнает ли он Коровку? Оной сказал: “Как не узнать!”
И потом, после допроса, взведен к нему Коровка, и злодей, взглянув на Коровку, сказал: “А, здравствуй, Коровка!” – где и Коровка его узнал.
Злодею сказано, что “Коровка против показания твоего ни в чем не признаетца”. Злодей сказал: “Я уже показал”. При чем Коровка его уличал, что он на нево лжот.
Как же Коровка выведен, то злодей был увещеван, чтоб показал истинную, ибо инаково повосщик Алексей 4 и сын Коровки сысканы тотчас будут.
И оной злодей Пугачев, став на колени, сказал: “Виноват богу и всемилостивой государыне. Я на Коровку, на Кожевникова, Долотина и Криворотова купца и на Филарета, раскольнического старца, о том, что первыя давали ему деньги , також и что хотели ему помогать деньгами, и что бутто б он, по признанию салдата Алексея Семенова , называл он себя государем Петром Третьим, показывал ложно”
А по побеге ево з Дону и по приезде в раскольническую слободу, называемую Черниговку, и по найме той деревни крестьянина Алексея, от той деревни отъехав несколько верст, того ж дня говорил:
“Я-де, Алексеюшка, еду не для догнания Краснощокова, а я-де ищу такого места, где б послужить богу”. И на то Алексей сказал: “Вот-де, недалеко здесь живет Коровка, он-де – человек набожной, и таких людей принимает”. Почему х Коровке и приехали.
А по приезде х Коровке говорил он, Емелька: “Я-де еду за обозом Краснощокова, да хочетца-де мне хотя б пожить где бога ради”.
И Коровка сказал: “Я-де рад тебе, да немож-но, што уж я держал таких людей, да они меня раззорили, так уже боюся”.
И потом он, Пугачев, говорил: “Так я таперь поеду за Кременчуг, тамо у меня осталось в слободе, как я шол ис-под Бендер, много пажити, как то, серебра и платья, затем что тогда за язвою ничего не пропускали.
А взяв оное, поеду к Бендерам, слышно-де, што там генерал Каменской поселяет всякого, и там-де будет жить свободно”.
И оной Коровка сказал: “Здесь-де нашей братье, староверам, жить нельзя. Вот-де я за крест и бороду страдал в Белегороде и с сыном лет с семь. Дай бог здаровье милостивой государыне, што указ дала 18, так свободился. И как-де ты поедишь, так наведайся, бога ради, и кали принимают, так, как поедишь назад, то заезжай и скажи мне. Я б-де со всем домом туда поехал”.
И он, Пугачев, сказал: “Туда-та-де ехать мне бес пашпорта неможно”.
И оной Коровка сказал: “Я-де велю сыну тебе написать пашпорт”. И, позвав сына Антона, пашпорт написать велел. Которой написал его настоящим имянем, только не казаком, а хорунжим, и подписался под руку полковника Денисьева.
От Коровки поехал он с помянутым повощиком Алексеем в село Протопоповку, которая от Изюму в тритцати верстах. По приезде в село, Алексея отпустил, а сам поехал было в помянутое село, а как называют, – не помнит. Но тогда, как были карантины, то и возвратился опять х Коровке.
А как приехал, то Коровка спросил ево:
“Што ж, Емельян Иванович, селятца ли под Бендерами?” На, что Пугачев, обманывая Коровку, сказал:
“Ездил, и селятца, но только-де надобно самому туда ехать и выправить указ”.
И Коровка сказал: “Самому мне ехать нельзя, а возьми сына Антона”. Почему оной Антон, написав пашпорт на имя ево, Пугачева, и вписав в оной донскаго ж казака / Набокова (оной Небоков значил Антона Коровку).
И Коровка, дав ему, Пугачеву, денег пятдесят рублев и пару лошадей, оного сына своего с ним отправил и просил, чтоб выправить указ о поселении под Бендерами. Емелька обещал указ привесть, а притом Коровке ж говорил: “Ты уже ни хлеба не сей, ни сена не коси, конча поедишь”.
И потом он, Пугачев, поехал с сыном Коровкиным на Кременчуг. И не доезжая Кременчуга, в селе Царевом показанной пашпорт, писанной Антоном, прописали, не узнав, что он воровской, а с Царева на Водолаги, а с Водолаг под Кременчугом на заставе еще тот пашпорт прописали, потом еще, по проезде Кременчуга, при перевозе афицер тот пашпорт прописали.
Ис Кременчюга поехали в местечко Крюково и, ехавши ис Крюкова прямою дорогою к Елисаветинской крепости, приехали однем днем в показанное местечко, где была его пажить, к жителю Усачову, где оной Усачов дал ему за всю ево пажить только дватцать рублев, да два толковых кушака.
Антон Коровка разведал в том местечке, что в Бендерах никакого поселения нет, то наняли того ж местечка жителей трех человек за шесть рублев, чтоб проводить за границу мимо заставы, кои их в Польшу в один день и проводили.
В Польше Антон написал другой пашпорт для руских объездов, что бутто оне отпущены от Краснощокова на Дон.
Но, однакож, попались оне рускому афицеру, которой, обобрав у них лошадей и деньги, кои от Коровки даны и, подержав двои сутки, отпустил.
И потом пришли в Ветку. Побыв в Ветке неделю, Коровку оставил тут.
А сам пошел на Добрянку и, явясь на фарпосте, отослан в карантин, познакомился с беглым, которой, как в первом ево допросе 28 значит, сказался гвардии гранодером Алексеем Семеновым
И как есть им обоим было нечего, то работали тут, в Добрянке, у жителя Косоротова, которой в первом допросе показан Крыловым, баню. А о имяни Кожевникова сведал он только потому, што оной нашивал в карантин милостыню, а больше ево никак не знал, и ни одного слова с ним не говорил.
А только как с фарпоста дали им обоим, то есть, ему и Семенову, пашпорты, то они зашли на двор х Кожевникову попросить милостыню, которой и дал им целой хлеб, а по отдаче спросил их:
Куда вы идете?” То они сказали, что “идем на Иргис”. И Кожевников обоим им сказал: “Кланяйтесь отцу Филарету, меня де на Иргисе все знают”. Почему он к Филарету по приезде на Иргис и подошол с поклоном.
Из Добрянки пошли он и Семенов в показанную деревню Черниговку к помянутому /л. 347об./ повощику Алексею. По приходе к Алексею, показали они данные им из Добрянки пашпорты о поселении их на Иргизе.
Алексею пашпорты показались, и приказал он бывшему у него, Алексея, в доме незнаемому человеку написать с своим имянем такой же пашпорт 34. А потом он просил того человека, чтоб написал Коровке с женою и з детьми, да жена тому его ж сыну з женою два пашпорта, которой и написал. А по написании, с помянутым Алексеем поехал он к Коровке, а гранодер Семенов остался у Алексея в доме с тем, чтоб дождаться ему Емельки возвратно.
По приезде, Коровка пенял ему, што долго заехал, а притом спросил и о сыне своем Антоне, где он.
На что Емелька, утая, што он оставил его в Ветке, сказал: “Вот он зараз будет, он-де боится ехать прямою дорогою, что тут ловят в гусары”. И потом, отдав означенные два пашпорта, писанные в алексеевом доме, начевав одну ночь, взял свою лошадь, и он, Коровка, дал ему, Емельке, денег пять рублев, поехал к Алексею в дом, где, взяв с собою Алексея Семенова, пошли показанным в допросе ево путем.
В бытность ево у Коровки и у Алексея говорил он, Пугачов: “Естли иногда на Иргизе жить худо будет, то можно оттуда уехать на Кубань, куда ушли некрасовцы.
По приходе ж описанною в допросе ево дорогою в Глазуновскую станицу х казаку Андрею Кузнецову 39 вместе с Семеновым, то он тому Кузнецову только что показал данной пашпорт ему из Добрянки, також сказал ему и о том, что естли ему будет на Иргисе жить худо, то он пойдет на Кубань, куда пошол Некрасов 40. Он же, обманывая того Кузнецова, говорил:
“, Пожалуй, не оставь меня, я поеду оттуда назад мимо тебя, у меня-де есть оставлены на границе мои товары” 41. И оной Кузнецов сказал: “Коли-де ты поедешь на границу, так я тебя провожу”. Оной же Кузнецов денег не дал ему ничего, а только обменял ему свою лошадь
Сперва в Яике, а потом и в Синбирске на помянутых людей ложно показывал 43, будучи в страхе, а в Синбирске – боясь наказания, ибо, как стали ево стегать 44, то и не знал, кого б ему оговаривать. А как показанных людей имя-нами он знал, то на них и показывал. А потом и здесь он, в Москве, то свое показание, знав, что оно ложное, не отменил 45, боясь уже показать разноречие.
Показанному ж Филарету более ничего не говорил, как только то, что он поедит на Кубань и будет яицких казаков уговаривать.
На что оной Филарет сказал: “Поезжай в Яик и скажи им, что их проводить туда можешь. Они-де с тобою с радостию пойдут. Да и мы-де все пойдем”. Також поклон правил и от Кожевникова, и он сказал, что “я ево знаю”.
Денег же Филарету ни копейки не давал, да и у самово у нево оных не было. Филарет же говорил: “Яицким-де казакам великое разорение, и они-де помышляют бежать к Золотой Мечете”. И к сим словам он, Емелька, сказал: “Лутче-де бежать туда, куда бежал Некрасов”.
ЦГАДА. Ф.6.Д.512.Ч.1.Л. 344-349. – Подлинник. Опубл.: Вопросы истории. 1966. № 7. С. 100—101
Продолжение допроса Е. Пугачева:
«И с данным мне с того фарпоста пашпортом за подписанием майора Мельникова, в числе таковых же выходцов, из коих знаю только одного беглого солдата Алексея, а прозванья – не знаю, а сей также сказался, что из Польши выходец, с которым и ехал я до Малыковки, где и явились у управителя, но кто он таков, – не упомню.
Среди документов следствия над Е.И. Пугачевым в Казанской губернской канцелярии сохранился подлинный паспорт Пугачева, врученный ему 12 августа 1772 г. комендантом Добрянского форпоста майором Н. Мельниковым; паспорт гласит:
"По указу ея величества, государыни императрицы Екатерины Алексеевны, самодержицы Всероссийской и прочая, и прочая, и прочая.
Объявитель сего, вышедшей и с Польши и явившейся собою при Добрянском фарпосте веры разкольнической Емельян Иванов сын Пугачев, по желанию ево для житья определен в Казанскую губернию, в Синбирскую правинцию, к реке Иргизу, которому по тракту чинить свободной пропуск, обид, налог и притеснения не чинить, и давать квартиры по указам. А по прибытии ему явитца с сим пашпортом в Казанской губернии в Синбирской правинциальной канцелярии, також следуючи и в протчих правинциальных и городовых канцеляриях являтца; празно ж оному нигде не жить и никому не держать, кроме законной ево нужды.
Оной же Пугачев при Добрянском фарпосте указанной карантин выдержал, в котором находился здоров и от опасной болезни, по свидетельству лекарскому, явился несумнителен.
А приметами оной: волосы на голове темнорусые, ус и борода черныя с сединою, от золотухи на левом виску шрам, от золотухи ж ниже правой и левой сиски (от золотухи) две ямки, росту дву аршин четырех вершков с половиною, от роду сорок лет (В действительности Е. И. Пугачеву было в то время 30 лет, родился он, как известно, в 1742 году). При оном, кроме обыкновенного одеяния и обуви, никаких вещей не имеетца.
Во верность чего дан сей от главнаго Добрянского фар-постнаго правления за подписанием руки и с приложением печати моей в благополучном месте 1772 году августа 12 дня.
Майор Мельников.
Пограничный лекарь Андрей Томашевской.
При исправлении письменных дел каптенармус Никифор Баранов" (ЦГАДА. Ф.6.Д.414.Л.198).
Текст паспорта скреплен личной печатью майора Н.Мельникова с вензелями "Н.М."; печать оттиснута на красном сургуче. На втором листе паспорта отметки о его предъявлении Пугачевым в городовых канцеляриях и на заставах по пути его следования из Добрянского форпоста к месту поселения; ниже приводятся тексты этих отметок:
"1772 году августа 24 д[ня] пропущен через караул у города Новгородку Сиверском на учрежденном карауле в благополучном месте. Смотритель караула Евсей Яковенков свидетельствуя.
1772 году августа 24 дня сей пашпорт в благополучном городе Глухове на главном карауле явлен. Писарь Николай Мухин.
1772 году августа 25 дня по сему чрез учрежденную границу Севской и з Глуховским уездом заставу пропучен. Карнет Еремей Арсеньев.
1772 года сентября 10 дня сей пашпорт в Валуйской воеводской канцелярии в благополучном месте явлен. Капитан Василей Казмин.
Канцелярист Иван Пивнев сентября 23 дня [в] благополучном месте, на Тароблянской заставе явлен, сентября 23 дня 1772 году" (там же. Л.199).