Подлинная история жизни и смерти Емельяна Пугачева

Получив же в итоге всех этих «торгов» с императором «высочайшее соизволение» на написание истории Пугачёва в феврале 1833 г. он обратился с письмом к военному министру А.И. Чернышеву, прося последнего разрешить ему заняться материалами из архива Генерального Штаба, касающимися генералиссимуса А.В. Суворова-Рымникского, для написания его биографии.

При чем тут еще один российский «ГЕНИЙ» Р – А.В. Суворов, может спросить неискушённый в российской истории читатель? 

А при том уважаемый читатели, что кровавая «честь и слава» за подавления восстания Пугачёва принадлежит А. Суворову!!! который хотя, не принимая никакого участия в самих боевых действиях с отрядами Е. Пугачева, но зато отличился в карательных экспедициях и лично стал тюремщиком Пугачёва и его сына, от момента ареста и до самого вынесения Пугачеву смертного приговора!

И именно этим он в первую очередь заслужил «благоволение» императрицы Екатерины Второй!!!

В 1774 г. А.В. Суворов как «прославившийся в империи» подавитель восстания поляков (Война с Барской конфедерацией. 1769—1772) был назначен командующим 6-й московской дивизией и в августе того же года был направлен для участия в подавлении Крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачёва, что свидетельствовало о том, что правительство относилось к восстанию с большой серьёзностью.

Однако к моменту прибытия Суворова к Волге основные силы повстанцев были разгромлены подполковником И. И. Михельсоном. Суворов с войском отправляется в Царицын, где в начале сентября соединяется с Михельсоном и начинает преследование убегающего Пугачёва.

У реки Большой Узень он почти настиг его, но в это время казачий сотник Харчев, уже пленил Пугачёва. Суворов отвёз пленного в Симбирск, а затем в Москву и некоторое время еще занимался ликвидацией отрядов мятежников и умиротворением населения, оказавшегося в зоне влияния восстания.

Но к А. Суворову мы еще в нашем повествоании встретимся неоднократно, а теперь возвращаясь в канву повествования, надо сказать, что вскоре «разрешение» на допуск в архивы было получено.

25 февраля и 8 марта 1833 года Пушкину были предоставлены нужные документы о событиях бунта, а 25 марта он уже приступил к написанию «Истории Пугачева»;

22 мая 1833 г. уже закончена первая черновая редакция всего труда.

Работа продолжалась очень интенсивно и далее, дополнялась новыми материалами, исправлялась и перерабатывалась в течение всего 1833 и начале 1834 года.

По приезде 1 октября 1833 г. в Болдино Пушкин приводит в порядок собранные материалы.

2 ноября 1833 г. помечен новый текст предисловия к историческому труду, и этой датой определяется окончание всей работы над «Историей Пугачёва».

6 декабря 1833 года Пушкин писал Главному начальнику III отделения Собственной Е. И. В. канцелярии (1826—1844) графу Бенкендорфу о законченной им «Истории», прося «дозволение представить оную на высочайшее рассмотрение».

По докладу Бенкендорфа   Николай I ответил согласием на издание «Истории Пугачёва», но на представленной ему рукописи сделал ряд замечаний, которые пришлось учесть при окончательной подготовке рукописи к печати.

При этом Пушкин также получил ссуду в 20 000 рублей на осуществление издания и предполагал иметь от него некоторую прибыль.

Николай I, утверждая эту выдачу, 16 марта 1834 года переименовал «Историю Пугачёва» в «Историю Пугачёвского бунта».

Накануне 1834 года Николай I   очевидно «за заслуги» производит «своего историографа» в придворный чин «камер-юнкера» в результате чего А. Пушкин сразу поднимается в Табеле о рангах в 5 класс!

Его придворный чин был выше чина полковника в армейской пехоте и гвардии и равен чину «Статского секретаря» в гражданской службе. Обычному чиновнику требовалось для этого беспорочно прослужить 20-25 лет.

Но для А. Пушкин это чинопроизводством стало чуть ли не «личным оскорблением»! и 25 июня 1834 года Пушкин подаёт в отставку с просьбой сохранить право работы в архивах, необходимое для исполнения «Истории Петра».

Мотивом были указаны семейные дела и невозможность постоянного присутствия в столице.

Прошение было принято с отказом пользоваться архивами, таким образом, Пушкин лишался возможности продолжать работу.

Следуя совету Жуковского, Пушкин отозвал прошение.

Позднее Пушкин просил отпуск на 3—4 года: летом 1835 года он писал тёще, что собирается со всей семьёй ехать в деревню на несколько лет.

Однако в отпуске ему было отказано, взамен Николай I предложил полугодовой отпуск и 10 000 рублей, как было сказано, «на вспоможение». Пушкин их не принял и попросил 30 000 рублей с условием удержания из своего жалования, отпуск ему был предоставлен на четыре месяца.

Сама же «История Пугачёвского бунта» после прохождения цензуры вышла в свет в декабре 1834 года в количестве 3000 экземпляров, но успеха у читателей не имела!

Большая часть экземпляров издания осталась нераспроданной.

Да и сейчас если взять эту книгу в руки, то мы не увидим в нем исторического труда. Это если говорить современным языком книга «для чайников» т.е. лиц совершено далеких от истории как научной дисциплины…

Потом были другие публикации по истории «Пугачёвского бунта», а работа А. Пушкина по-прежнему валялась на пыльных книжных полках, не удостаиваясь внимания историков.

Как стати и еще одна историческая работа «История Петра Первого» тоже не признанная в России и при жизни Пушкина не переиздававшаяся…

Но, в этой нашей новой попытке объективного изучения личности и деяний Е. Пугачева мы наряду с подлинными архивными документами будем обращаться и к труду А. Пушкина.  И тут нам понадобятся его осмысление далее нами цитируемых д исторических документов и интересными будут и те выводы, к которым он пришел.

Я не знаю, уважаемый чтитель читали ли вы труд А. Пушкина «История Пугачевского бунта» но если нет, то советую все же ее хотя бы бегло просмотреть, перейдя вот по этой ссылке: http://www.rummuseum.ru/lib_p/push02.php

И тут, самое время перейти от предисловия, к анализу труда А. Пушкина.

В главе 2 он дает нам вот такую характеристику жизни Е. Пугачева до начала им «восстания»! 

«И вот в смутное сие время, по казацким дворам шатался неизвестный бродяга, нанимаясь в работники то к одному хозяину, то к другому, и принимаясь за всякие ремесла.

Он был свидетелем усмирения мятежа и казни зачинщиков, уходил на время в Иргизские скиты; оттуда, в конце 1772 года, послан был для закупки рыбы в Яицкой городок, где и стоял у казака Дениса Пьянова.

Он отличался дерзости своих речей, поносил начальство, и подговаривал казаков бежать в области турецкого султана; он уверял, что и Донские казаки не замедлят за ними последовать, что у него на границе заготовлено двести тысяч рублей и товару на семьдесят тысяч, и что какой-то паша, тотчас по приходу казаков, должен им выдать до пяти миллионов; покамест обещал он каждому по двенадцати рублей в месяц жалованья.

Сверх того, сказывал он, будто бы против Яицких казаков из Москвы идут два полка, и что около рождества, или крещенья, непременно будет бунт.

Некоторые из 20 послушных хотели его поймать и представить, как возмутителя, в комендантскую канцелярию; но он скрылся вместе с Денисом Пьяновым и был пойман уже в селе Малыковке (что ныне Волгск) по указанию крестьянина, ехавшего с ним одною дорогою.

Сей бродяга был Емельян Пугачев, донской казак и раскольник, пришедший с ложным письменным видом из-за польской границы, с намерением поселиться на реке Иргизе, посреди тамошних раскольников.

Он был отослан под стражею в Симбирск, а оттуда в Казань; и как все°, относящееся к делам Яицкого войска, по тогдашним обстоятельствам могло казаться важным, то оренбургской губернатор и почел за нужное уведомить о том государственную Военную коллегию донесением от 18 января 1773 года.

Яицкие бунтовщики были тогда не редки, и казанское начальство не обратило большого внимания на присланного преступника. Пугачев содержался в тюрьме не строже прочих невольников.

Между тем сообщники его не дремали. Однажды он, под стражею двух гарнизонных солдат, ходил по городу, для собирания милостыни. У Замочной Решетки (так называлась одна из главных казанских улиц) стояла готовая тройка

Пугачев, подошед к ней, вдруг оттолкнул одного из солдат, его сопровождавших; другой помог колоднику сесть в кибитку и вместе с ним ускакал из города.

Это случилось 19 июня 1773 года. Три дня после в Казани получено было утвержденное в Петербурге решение суда, по коему Пугачев приговорен к наказанию плетьми и к ссылке в Пелым, на каторжную работу.»

Ну, а теперь давайте откроем подлинный протокол допроса Пугачёва   и прочтем, как и почему же он стал «бунтовщиком», был ли он раскольником и т.д., и т.п.

И тут я хочу вам уважаемый читатель представить новое действующее лицо нашего очерка– Маврин Савва Иванович.

Оно нам очень важно поскольку лично встречалось с Пугачёвым и именно им были выполнены допросы Пугачева легшие в основу его обвинения.

 И именно от него зависело, что из рассказов Пугачёва будет признано важным для занесения в протокол его допроса, а что нет.

 Справка: Маврин Савва Иванович (1744 – 1809), капитан-поручик лейб-гвардии Семеновского полка. 15 и 16 сентября 1774 г. допрашивал Е.И. Пугачева в Яицком городке и таким образом является по сути самым первым его «историографом»!

В 1773-1774 гг. служил в учрежденных Екатериной II секретных комиссиях, производивших следствие и вершивших расправу над захваченными в плен пугачевцами.

Начал со службы в Казанской комиссии, находившейся в ведении командующего карательными войсками генерал-аншефа А.И.Бибикова.

Вместе с Мавриным в этой комиссии служили капитан А.М.Лунин, поручик В.И.Собакин и подпоручик Г.Р.Державин (впоследствии известный российский поет), а также секретарь Тайной экспедиции Сената И.З.Зряхов.

Весной 1774 боевые действия переместились на восток, к Оренбургу, где скопилось до двух с половиной тысяч пленных, в числе которых были и видные вожаки восстания.

Для производства следствия над ними Екатерина II указом от 26 апреля 1774 предписала откомандировать из Казани в Оренбург Лунина, Маврина и Зряхова (оставив в Казани Собакина и Державина).

Руководство деятельность вновь утвержденной Оренбургской секретной комиссией императрица возложила на оренбургского губернатора И.А.Рейнсдорпа.

Прибыв в Оренбург 5 мая 1774, Маврин и его сослуживцы провели допросы ближайших сподвижников Пугачева – Шигаева, Почиталина, Горшкова, Мясникова, Подурова, Соколова-Хлопуши, Толкачева, Каргина и др., а также многих сотен рядовых повстанцев.

Подведя первые итоги расследования, уже 21 мая Маврин отправил в Петербург донесение, в котором отважился утверждать, что Пугачевское восстание было вызвано не самозванством Пугачева и, более того, не происками некоей мифической агентуры, враждебной интересам России, а бедственным положением народа.

Его попытка открыть правительству глаза на социальные причины массового стихийного движения, во главе которого встал Пугачев, не нашла ни внимания, ни одобрения в Петербурге.

Донесение Маврина, рисующее картину крепостнического угнетения и бесправия народа, прежде всего крестьянства, до Екатерины не дошло.

 В июне 1774 императрица возложила руководство секретными комиссиями на генерал-майора П.С.Потемкина.

В конце июля он приказал Маврину отправиться из Оренбурга в Яицкий городок и провести там повторное расследование причин восстания казаков "мятежной" стороны на Яике в 1772.

К исполнению этого поручения Маврин приступил 11 августа 1774, сразу по приезде в Яицкий городок; помимо того, допрашивал и содержавшихся там под арестом казаков-пугачевцев.

 К сотрудничеству в Яицкую секретную комиссию Маврин привлек капитана местного гарнизона А.П.Крылова (отца будущего баснописца).

В ночь на 15 сентября к нему был доставлен арестованный в заволжской степи Пугачев.

Основной допрос, оформленный протоколом, Мавриным был произведен 16 сентября.

В те же дни он допрашивал казаков-повстанцев из последнего пугачевского отряда, явившихся в Яицкий городок с повинной. Среди них были люди из ближайшего окружения Пугачева: Перфильев, Коновалов, Фофанов, Кузнецов.

В ноябре 1774 Маврин под своим конвоем доставил в Москву группу видных пугачевцев, привлеченных к "генеральному" следствию.

С 1775 он продолжил свою службу в Петербурге, в лейб-гвардии Семеновском полку

а в 1782 был переведен из гвардии в штат Военной коллегии на пост генерал-провиантмейстера. В 1791 Маврина произвели в генерал-поручики и назначили генерал-губернатором Казанского и Вятского наместничеств. В 1797 Павел I уволил его в отставку.

А теперь зная, что о Пугачеве поведал нам А. Пушкин, давайте, начнем читать сам «Протокол допроса Пугачёва» составленный С. Мавриным со слов самого Пугачева. 

Но по ходу изложения текст протокола допроса будет дополнятся отделанными документами и справками.  Это поможет внимательному читателю полностью погрузится в тот исторический период времени и правильно понять ход событий и действия каждого из исторических персонажей этой исторической драмы.

Протокол допроса от 16 сентября 1774 г.

«1774-го года сентября 16 дня в отделенной секретной комиссии, что в Яицком городке, государственной злодей, похитивший имя в бозе почивающаго императора Петра Третияго, Емелька Пугачев допрашивай и показал.

Родиною я донской казак Зимовейской станицы Емельян Иванов сын Пугачев, грамоте не умею, от роду мне 32 года.

Отец мой – донской же казак, Иван Михайлов сын (оной умре).

 Брат мой, Дементей Пугачев, находился в турецком походе, а ныне где обретается, – того не знаю.

Имею еще две сестры, большая, Ульяна, в замужестве Донскаго войска за казаком Федором Брыкалиным, а другая, Федосья, в замужестве ж за вывезенным еще в малолетстве пруской нации за полонеником Симаном Никитиным сыном, по прозванию Павловым, которой потом и написан Данскаго же войска в казаки, и переведен был с протчими для житья в Таганрог, которой, уповательно, и теперь там находится.

До семнадцатилетнего возраста жил я все при отце своем так, как и другия казачьи малолетки в праздности; однакож, не раскольник, как протчия донския и яицкия казаки, а православнаго греческаго исповедания кафолической веры, и молюсь богу тем крестом, как и все православныя християне, и слагаю крестное знамение первыми тремя перстами (а не последними).

На осьмнадцатом году своего возраста написан я в казаки в объявленную же Зимовейскую станицу на место отца своего, ибо оной пошел тогда в отставку.

          А на другом году казачьей службы женился Донскаго же войска Ясауловской станины на казачьего Дмитрия Недюжева дочери Софье, и жил с нею одну неделю: наряжен был в пруской поход».

Некоторые части протокола допроса Е. Пугачева нуждаются в допонительных разьяснения, и они по мере нужды будут мною вставлятся в текст допроса, но отделены от основного текста данного очерка наклонным шрифтом.

 (Пугачева (урожденная Недюжева) Софья Дмитриевна, дочь казака Есауловской станицы, жена Е.И. Пугачева с 1760 г., в феврале 1774 г. вместе с детьми Трофимом, Аграфеной и Христиной была взята под стражу. По определению Сената в январе 1775 г. заключена с детьми и с У.П. Пугачевой (Кузнецовой) в крепость Кексгольм, где и умерла в начале XIX в. (не ранее июля 1803 г.).

 «Сие было в котором году, – не помню, также и которая была компания. Командиром в то время был при том наряженном Донском войске полковник Илья Федоров сын Денисов, который и взял меня за отличную проворность к службе в ординарцы, так как и от других станиц у него состояло для разных посылок немалое число.

По выступлении с Дону пришли мы в местечко Познани, где и зимовали. Оной корпус, сколько ни было войск в Познани, состоял в дивизии графа Захара Григорьевича Чернышева.

Потом из Познани выступили в местечко Кравин, где ночною порою напали на передовую казачью партию прусаки, и хотя урону большаго не было, однакож, учинили великую тревогу.

А как тут были в ведомстве у меня полковника Денисова лошади, то в торопости от прусаков, не знаю, как, упустил одну лошадь, за которую мою неосторожность объявленной Денисов наказал меня нещадно плетью.

(Денисов Илья Федорович, донской войсковой старшина и казачий полковник, участник Семилетней войны 1756 – 1763 г г. и Русско-турецкой войны 1768 – 1774 г г. В апреле-сентябре 1774 г. участвовал в боевых операциях против повстанческих отрядов Е. И. Пугачева.)

Из Кравина выступили в Кобылий. Тут, или в другом месте, не упомню, пришло известие из Петербурга, что ея величество, государыня императрица Елисавета Петровна скончалась, а всероссийский престол принял государь император Петр Третий.

А вскоре того и учинено с прусским королем замирение, и той дивизии, в коей я состоял, велено итти в помощь прускому королю против ево неприятелей.

А недоходя реки Одера идущую тут дивизию, над коей, как выше сказано, шеф генерал граф Чернышев, встретили пруские войски, и чрез Одер вместе перешли.

А на другой день, но переходе сам его величество ту дивизию смотрел. Были у прусского короля – сколько время, – не упомню. Отпущены были в Россию.

При возвращении ж в Россию, перешел реку Одер, пришло известие из Петербурга, что ея величество, государыня Екатерина Алексеевна, приняла всероссийский престол, и тут была в верности присяга, у которой, и я был.

В то время было мне лет 20, а о названии себя государем и в голову еще не приходило.

Возвратясь из того похода в дом свой, жил я в своем доме 4 года, в которое время прижил с женою своего сына Трофима, коему отроду ныне 10 лет, и дочь Аграфену, оной ныне шестой год.

(Пугачев Трофим Емельянович (1764 – 1819), сын Е.И. Пугачева. В феврале 1774 г. вместе с матерью С.Д. Пугачевой и сестрами Аграфеной и Христиной взят под стражу, в ноябре доставлен в Москву, в Тайную экспедицию Сената. По приговору суда вместе с матерью и сестрами был заключен в январе 1775 г. в крепость Кексгольм, где и умер в начале 1819 г.)

Пугачева Аграфена Емельяновна (1768 – 1833), старшая дочь Е.И. Пугачева. В феврале 1774 г. вместе с матерью С.Д. Пугачевой, братом Трофимом и сестрой Христиной была взята под стражу, в ноябре доставлена в Москву, в Тайную экспедицию Сената. По приговору суда Аграфена Пугачева вместе с матерью, братом и сестрой заключена в январе 1775 г. в крепость Кексгольм, где и умерла 7 апреля 1833 г.)

«Потом командирован я был в числе ста человек в Польшу при есауле Елисее Яковлеве.

А пришёл туда, та команда принята была в свое ведомство господином генералам Кречетниковым.

Служба наша в то время состояла: выгонять из Польши российских беглецов, кои жили тамо в разных раскольничьих слободах.

А как таковых множество собрано было, то генерал Кречетников отправил нас, донских казаков, при афицерах в город Чернигов, где беглецы и отданы были в ведомство тамошнему коменданту.

А я с протчими казаками приехал в дом свой и жил полтора года, и прижил меньшую свою дочь Христину, коей ныне четвертой или пятой год.

(Пугачева Христина Емельяновна (1771 – 1826), младшая дочь Е.И. Пугачева. В феврале 1774 г. вместе с матерью С.Д. Пугачевой, братом Трофимом и сестрой Аграфеной была взята под стражу, в ноябре доставлена в Москву, в Тайную экспедицию Сената. По приговору суда Христина Пугачева вместе с матерью, братом и сестрой заключена в январе 1775 г. в крепость Кексгольм, где и умерла 13 июня 1826 г.)

«Потом, по насланной из Государственной Военной коллегии грамоте, командировано было из Донского войска в ныне прошедшую Турецкую войну 4 полка.

Командиром при оных был атаман Тимофей Федоров сын Греков. В которой поход, и я в полку Кутейникова во второй сотне хорунжим был послан.

И пришед в Бахмут, стояли целую зиму. А весною пошли на польскую границу, где, совокупясь с военными командами (командир в то время был его сиятельство, господин генерал-аншеф граф Петр Иванович Панин) и пошли под Бендеры.

А как оныя взяли, то выступили на зимния квартиры в город Елисавет.

И из села Каменки отпущен я был в дом свой, так как и другия сто человек казаков в отпуск.

Однакож, я, за болезною своею, на месяц, а по прошествии сроку велено было явиться опять к команде, где обретаться будет армия.

Приехав в свой дом, хотя болезнь моя не умалилась, а умножилась, однакож, как вышел срок моему отпуску, собрал свою команду, и прямым трактом пошол на реку Донец.

А перешед оной, увидел, что по причине своей болезни ехать никак не мог.

 Но, чтоб служба за мною не стала, нанял за себя казака Михаилу Бирюкова, которой в армию за меня с теми ста человеками казаков и поехал.

А я, весьма будучи болен, приехал в дом свой и лежал с месяц.

Как же увидели тут станичныя командиры, что я к выздоровлению безнадежен, ибо на ногах и на груди были величайшие раны, сказали мне, чтоб взял я станичной атестат и билет для свободного проезда и ехал в город Черкаск для отставки.

Которой я получа в руки, также о свободном проезде и билет, в город Черкаск поехал. А по приезде явился к войсковому атаману Степану Данилову сыну Ефремову.

(В 1771 – 1772 г г. комендантом в Таганроге был генерал-майор Даниил де Жедерас)

Оной сказал мне, чтоб шол для излечения ран в лазарет, – «а как де неизлечисся, то и тогда отставка тебе дастся, ибо де я увижу, что ты может быть со временем и вылечисся».

Однакож, я не пошел в лазарет, боясь того, чтоб больше болезнь моя не умножилась, а разсудил пользоваться на своем коште, о чем и Ефремову доносил, сказывая притом, что между тем поеду я в Таганрог к сестре своей для свидания.

На то Ефремов сказал: «Очень хорошо, пожалуй, де, поезжай, вить ты и билет имеешь для проезда, куда хочешь».

Почему я и приехал в Таганрог, зятя своего дома не получил, а сестра незапному моему приезду весьма обрадовалась. А чрез несколько дней, и зять мой в дом приехал.

 Между многих разговоров зять сказывал: «Нас де хотят обучать ныне по-гусарски, и всяким регулярным военным подвигам».

А на то я отвечал: «Как де его кажется не годится, чтоб переменять устав казачьей службы, и надобно де о сем просить, чтоб оставить казаков на таком основании, как деды и отцы войска Донскаго служили».

На то зять мой, Симон Павлов, говорил:

«У нас де много уже и переменено, старшин де у нас уже нет, а названы вместо оных ротмистры; а когда де нас начнут обучать не по обыкновению казацкому, то мы, сколько нас ни есть, намерены бежать туда, куда наши глаза глядеть будут».

На сие я ничего не сказал, а жил тут три недели, стал собираться домой, то сестра моя стала проситься для свидания с материю своею, которую я с позволения зятя своего с собою и взял.

Приехав па речку Тузлов, разстоянием от города Черкаска верст сорок, стал кормить лошадей, в которое время и зять мой меня нагнал в числе трех человек казаков, и сказывал, что они бежали для того, что не хотят служить под новым обрядом службы.

На то я говорил:

«Что вы ето вздумали, беду и со мною делаете, ни равно будет погоня, так по поимке и меня свяжут, в тех мыслях якобы вас подговорил, а я в том безвинно отвечать принужден буду».

На то они говорили:

«Что де ты ни говори, мы назад не поедем, а поедем туда, куда бог наразумит».

А на то я им сказал:

«Когда вы уже сие предприняли, так бегите на реку Терик, там де много живут людей, рек и лесов довольно, и так прожить будет способно. А тамошния жители странноприимчивы, и вас для житья примут».

Почему ехать они туда и согласились, а как лошадей выкормили, то и поехали вместе.

 Не доехав же Зимовейской станицы зять мой, простясь со мною и с женою, а моею сестрою, в числе трех человек поехал в сторону, а я приехал в дом свой. Сестра, побыв у меня в доме, пошла к свекру своему, Зимовейской же станицы казаку Никите Павлову.

На другой день показанной зять мой Никитин, он же и Павлов, оставя бежавших с ним казаков в лесу, сам к отцу своему в дом приехал.

А как отец ево спрашивал, зачем он приехал из Таганрога, то он отвечал:

«За женою, ибо де бригадир, в Таганроге бывшей, взыскивал на мне, что жена моя без спросу уехала, хотя и с братом, но на мне взыскивает строго, говоря притом, сюда де жон на житье силою привозят, а ты отпускаешь».

И тем от отца отговорился, не сказывая отнюдь ему своего к побегу намерения. Жил зять мой у отца своего только одни сутки и сказав ему, что едет обратно в Таганрог, и не быв у меня, из Зимовейской станицы выехал.

А в полночь приехал к моему двору и спрашивал:

«Покажи де нам дорогу на Терик».