Почему бы и нет?

Мы подружились со многими журналистами, и в прессе то и дело появлялись бесплатные статьи о Bombardier. То, что в них не упоминался РОСАН, не имело значения: в Петербурге канадскую технику больше никто не продавал, а я постарался крепко связать её с нашим именем: «ROSAN Bombardier».

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

Правда, мы снова нарушили правила: Большой Брат строго запрещал дилерам использовать в своих названиях слово Bombardier. Но и в этот раз всё обошлось. Спустя годы, когда слово Bombardier навсегда исчезло из рекламных обращений, нас продолжали называть именно так: «Росан-Бомбардье».

«МАРКЕТИНГ»

Презентации новых моделей Bombardier проходят в Штатах – там основной рынок сбыта (одних дилеров полторы тысячи), да и организовать дешевле. Дистрибьюторы могут привозить «своих» журналистов. Те катаются на технике, а потом рассказывают о ней в прессе или по телевизору. Питание и проживание журналистов оплачивает Bombardier, дистрибьюторам нужно лишь потратится на дорогу.

– Слушай, – как-то сказал Кушуль, – а чего мы так просто возим этих журналюг? Пусть платят за поездку!

– Как «платят»? Для них это командировка, а потом, они же печатают наши материалы…

– Да материалы им самим нужны! – рассердился он. – А тут, ни хера себе, сгонять в Америку за бесплатно! Давай так: мы им организуем культурный отдых – ну, свозим куда-нибудь, типа Вегаса или в Каньон, в ресторане покормим – а они нам за это рекламу. Типа бартер.

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

Расчёт Кушуля оказался верным. Журналистские командировки превратились в элитные турпоездки, которыми руководители СМИ торжественно премировали отличившихся сотрудников. Взамен мы получали рекламу в журналах, на радио и даже на ТВ.

Конкуренты были уверены, что у нас неприлично большой рекламный бюджет.

Впрочем, нормальная конкуренция – как и весь рынок – была развита слабо. В отличие от «Полариса» и «Ямахи», название Bombardier в России мало кто знал. Нужно было выйти на первый план!

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

Для начала Bombardier необходимо создать в России имидж (который, как известно, формируется в головах). Среди знатоков техника Yamaha считалась спортивной, Polaris – надёжной. А мы? На дворе девяностые, в ходу поговорка «понты дороже денег». Всё должно быть «самым-самым»!

Я уже понял, в рекламе лучше всего работают простые аргументы. Поэтому имидж Bombardier построил на слове «самый». (В линейке техники всегда можно найти модели, опережающие конкурентов по какому-нибудь параметру).

Получилось так: спортивные снегоходы Bombardier – самые мощные, туристские – самые комфортабельные, утилитарные – самые «проходимые». Гидроциклы, кроме «самых мощных», стали «самыми прочными». Поскольку в рекламе нельзя назвать продукт «самым» просто так, без обоснования, внизу давалась крохотное пояснение: «по информации отдела маркетинга дистрибьютора Bombardier в России». И жирное слово САМЫЙ бросалось в глаза нагло, но легитимно.

Были и другие уловки. Несовременные узлы становились «проверенными временем». Старомодный дизайн – «классическим стилем». Сырые новшества – «инновационными технологиями». Сомнительные приспособления – «уникальными отличиями». И так далее… Устаревшую телескопическую подвеску я без затей назвал «неубиваемой».

«МАРКЕТИНГ»

Однажды гидроцикл Каневского столкнулся с «Ямахой» – как показалось, вскользь, не страшно. На берегу к нему подошёл мужчина:

– Вы мне гидрик разбили!

Действительно, весь корпус «Ямахи» опоясывала трещина. А у нашего аквабайка не было даже следа от удара. Кто-то объяснил, что у «Ямахи» двигатели тяжелее, чем у «Бомбардье», поэтому для компенсации веса корпус делают тоньше.

Этот случай мы с удовольствием пересказывали клиентам. «Вот! Гидроциклы „Бомбардье“ – не только самые мощные, но и самые прочные!».

В журнальных статьях технику Bombardier преподносили как премиум-класс и показатель статуса. Об этом говорилось не прямо, а между прочим, как всем известное обстоятельство.

При таком подходе скидки неуместны, но в конце зимы цены приходилось снижать. Мы делали это гордо: «Если вы думаете, что снегоходы „Бомбардье“ стоят дёшево, – снисходительно говорило радио, – вы ошибаетесь. ОНИ ДОРОГИЕ. Как и всякое удовольствие. Но только сейчас это удовольствие можно купить по уникальной цене…».

Через год журналисты сами называли Bombardier «легендарной маркой».

Снегоходы и аквабайки быстро приобрели репутацию статусных вещей. Появилась даже мода дарить их на день рождения. Некоторые покупали дорогие игрушки просто так: не катались, но показывали друзьям и два раза в год аккуратно привозили на техобслуживание. Иметь в гараже снегоход стало престижным.

Весной РОСАН участвовал в очередной автовыставке.

К этому времени организовать экспозицию для меня стало так же просто, как туристу поставить палатку: большой логотип, несколько образцов техники, стол со стульями и телевизор. В конце каждой выставки нам вручали какой-нибудь диплом типа «За самый яркий стенд», «Дерзким и быстрым!». Экспонаты старались продать прямо на стенде.

Казалось, на выставку все приходили с одной целью: посидеть на нашей технике. Каждые пять минут мы стирали с неё следы ботинок. Пришлось обнести стенд цепочками. Соседи развеселились: «Вы что, от клиентов отгораживаетесь? Это же выставка!».

Особенно тяжело приходилось по субботам. Зеваки приезжали семьями. Пока отцы, прихлёбывая пиво, задавали глупые вопросы, детишки бегали между снегоходами, спотыкаясь о лыжи и пытаясь оседлать всё подряд.

В толпе я разглядел Трахтенберга.

– Роман, не хотите купить гидроцикл?

Трахтенберг походил вокруг, покрутил руль, пощупал сиденье:

– Сколько такой стоит?

Я назвал цену.

– За что?! – обиделся Трахтенберг и подошёл к Кушулю. – Подарите гидрик бедному еврею!

– Самим кушать нечего! – отрезал тот.

Трахтенберг рассказал анекдот про еду. У стенда стали собираться люди. Я попытался навести порядок:

– Товарищи, отойдите от цепочки, вы загораживаете экспонаты.

Последовал анекдот про «экспонаты».

Толпа продолжала расти, пока Трахтенберг не прочитал матерный стишок. Недовольные тётеньки потащили мужей с детьми подальше – и от греха, и от наших снегоходов. «Ого, вот это фурор, – изумился я. – Лучше всякой рекламы!».

С этого дня Росан и Трахтенберг стали неразлучны.

«МАРКЕТИНГ»

Снегоходы Bombardier мы представляли как «самые-самые во всём мире».

Буклет делали так: переводили на русский язык листовку финского дилера Bombardier, добавляли адрес РОСАНа, а в технические характеристики вносили данные о мощности. (По каким-то причинам мощность снегоходных двигателей производитель не указывал. Мы брали цифры из служебной документации и пересчитывали в лошадиные силы).

В последний день выставки к снегоходам подошёл вежливый, но вполне «конкретный» мужчина:

– Который тут лучше всех?

Я начал рассказывать про Grand Touring SE – топ-модель, которую в рекламе мы называли самой мощной.

– Сколько лошадей? – переспросил Володя. (Так он представился. Но лучше я буду называть его Владимиром).

– Сто шестьдесят!

– Не понял… Они что, меня наеб… ли?

Оказалось, в «Ямахе» ему только что продали «самый мощный в мире снегоход» в сто пятьдесят лошадиных сил.

– Ну не знаю, – говорю. – Самый мощный у нас. Вот и в буклете написано.

Владимир повертел буклет в руках и несколько раз обошёл снегоход кругом.

– Беру!

– А «Ямаха»?

– Я с ними завтра разберусь… Пидоры!

На следующий день я увидел Владимира в офисе. Не здороваясь, он сунул мне буклет и мрачно поинтересовался:

– Вы чего, меня за фантика держите?

Я заглянул в буклет. Он оказался не росановским, но очень похожим на наш. Заголовок гласил: «Снегоходы Ski-Doo у официального дилера Bombardier в Москве». Ниже шёл список моделей. В графе «мощность двигателя» напротив Grand Touring SE стояла цифра 148.

Этот листок Владимиру вручили в «Ямахе», когда он пришёл забирать деньги. Я метнулся к учредителям.

– Вот суки, – обозлился Кушуль, разглядывая буклет. – Где они его только взяли! А почему у нас мощность на двенадцать лошадей больше?

– Сейчас разберёмся… – Каневский набрал указанный в буклете номер. (В своё время именно он настоял на цифре 160: «Надо, чтобы был самый мощный. Можно ведь по-разному посчитать. Кто проверит?»).

Ситуацию разрулили. Московский дилер объяснил Владимиру, что в его буклете опечатка, а снегоход на самом деле гораздо мощнее. Владимир уехал.

МЕЖДУ ПРОЧИМ

Владимир стал нашим постоянным клиентом и даже, вместе с маленьким сыном, поучаствовал в наших клубных соревнованиях. Через несколько лет сын подрос, увлёкся мотокроссом и стал чемпионом России. Тренировал его папа. Говорят, папина методика носила преимущественно рукопашный характер.

Как-то мы пригласили Владимира в клуб на встречу клиентов.

– Нет, не пойду, – печально сказал он. – Напьюсь, начну народ гонять… А там ментов полно. Я вообще по таким местам не хожу.

В конце «нулевых» я увидел Владимира по телевизору. В качестве жильца элитного дома он жаловался на «беспредел» коммунальных служб. Попались бы ему эти коммунальщики лет на десять раньше…

В пять утра нашего сторожа Витю разбудил страшный шум: присланная Владимиром «бригада» требовала принять снегоход назад.

Как выяснилось, парни завели снегоход «прогреться» и пошли попить чайку. О том, что двигателю с жидкостным охлаждением нельзя долго работать без движения (ибо радиатор охлаждается летящим с гусеницы снегом), никто из них не подозревал. Инструкцию, ясное дело, даже не листали. Двигатель заклинило.

С тех пор о такой опасности продавцы РОСАНа предупреждали каждого покупателя, повторяя это по нескольку раз, как заклинание.

«МАРКЕТИНГ»

По телефону часто спрашивали «Буран».

– А давайте их продавать, – предложил я.

– Зачем? – насторожился Кушуль.

– Для приманки. Человек звонит: «Буран» есть?». Мы говорим: «Есть!». Он приезжает. И видит наши «Бомбардье» рядом с этим у… бищем. Тут мы его и обрабатываем.

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

Каневский одобрительно кивнул. Через неделю я привёз в РОСАН тяжеленный короб. «Буран» оказался ещё страшнее, чем на картинке. Мы не решились поставить его в зал и спрятали в подсобку. Как назло, интерес к «Бурану» тут же пропал, зато нас атаковали вопросами про бурановские гусеницы и ремни вариатора.

Я привёз и то, и другое. Всё пошло «на ура». Но их покупатели не обращали никакого внимания на заграничную технику. Взяв связку ремней и озабоченно потискав бурановскую «гусянку», они пересчитывали деньги и уходили, как будто нарочно не глядя на Ski-Doo и Lynx. Пропасть между «Бомбардье» и народом оказалась глубже, чем мы думали.

Среди покупателей снегоходов было много охотников. Они недоверчиво осматривали подвеску, стучали по пластику, приподнимали лыжи… В таких случаях я звал нашего главного инженера.

– Чего, Серёга? – кричал он ещё из-за угла.

– Не шуми, Олегыч, иди сюда.

– Ну?

– Вот человек сомневается, пройдёт ли «Скандик» по лесу, потянет ли…

У Олегыча есть редкая способность материться так, что у всех поднимается настроение. Он оторопело смотрел на клиента:

– Как, бл… дь, не потянет? Да я «Скандике» еб… шил так, что лоси ох..евали!

И рассказывал, как «вот на таком же снегоходе» добыл медведя, а потом тащил его из самой чащи. Или про то, как он гонял волков по полю. Или как вытягивал заглохший «Буран». Не поверить Олегычу было нельзя – он никогда ничего не придумывал. Как и всякий охотник. Его слушали, открыв рот, после чего покупали снегоход, а заодно и сани для вывоза добычи.

Средство «Олегыч» всегда действовало безотказно.

Петербургский стиль

Поддерживать элитный образ Bombardier было не сложно: мало слов, важная интонация, стильные макеты, никаких распродаж… Ну и, конечно, правильный выбор «рекламоносителей».

Время от времени в Петербурге появлялись новые журналы о красивой жизни. Их издатели были уверены, что современному поколению бизнесменов нужно продавать роскошь в более культурной упаковке, чем «новым русским». Все они считали своей обязанностью заявить, что придерживаются «петербургских традиций». Или сохраняют «дух Петербурга». Некоторые сгоряча поминали Пушкина и Достоевского. (Среди них был, конечно, и «Петербургский стиль»).

МЕЖДУ ПРОЧИМ

Возможно, вам приходилось встречать продукты творчества под названием «петербургский стиль». Стиль этот, несущий неизгладимую печать советского Ленинграда, можно определить двумя словами: бедно и провинциально. Ярлычок «Петербургский стиль» всегда гарантирует нам скромность таланта, воображения и денег.

Похоже, нигде бездарность не прикрывается именем города так охотно, как на берегах Невы. В советское время вовсю эксплуатировалась блокадная тема. Однажды в Кишинёве моя матушка, чтобы пробиться в автобус, закричала: «Пропустите, мы из Ленинграда!». И все расступились.

Между журналами «Телеман» и «Телевик» развернулась борьба за право печатать программу телепередач. Как обычно, вопрос решали и судьи, и бандиты. Победил «Телевик», который издавал бывший моряк Булавенко. На радостях он предложил нам рекламу по бартеру.

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

Кроме экономии, бартер давал нам клиента – как правило, очень активного. Некоторые активисты был полезнее самой рекламы. Булавенко был гиперактивен. В последующие годы он побывал телеведущим, кандидатом в депутаты, оппозиционером и арестантом.

Получив аквабайк, Булавенко стал кататься на нём каждый день. Причём в центре города, возле Петропавловки. А где же ещё? Пляж, туристы, речные трамвайчики… Гидроцикл привлекал внимание не хуже подводной лодки.

Однажды куратор от Bombardier (всё тот же разведчик-контрразведчик) приехал к нам в офис совершенно мокрым. Крылов испугался:

– Что случилось?!

– Еду по мосту, смотрю – катается жёлтый гидрик, вроде «Си-ду». Я не поленился, дошёл до берега – точно, наш. Я ему машу рукой: дескать, молодец! А он подъехал, да как обольёт с разворота! Дебил…

Скоро привычка аквабайкеров обливать прохожих на набережных стала ещё одной петербургской традицией.

Соловьёв

Зимой прокат снегоходов насовсем переехал в Токсово. Токсово, оно же Кавголово, называют «лыжной столицей России». Все леса вокруг Токсово исполосованы лыжными трассами. По ним поневоле пришлось ездить снегоходам, и между лыжниками и снегоходчиками завязалась многолетняя вражда.

Как и прежде, прибыли прокат не приносил. Мы рассматривали его как инструмент продвижения: дескать, народ, прокатившись на нашем снегоходе, захочет такой купить. Увы! Согласно нашим записям, за пять лет из пятисот клиентов проката покупателем стал только один.

Зато мы везли туда всех важных партнёров, журналистов, чиновников и даже артистов. В Токсово снимались эпизоды одной серии «Ментов». Актёры с удовольствием катались на снегоходах, между дублями согреваясь чем Бог послал. Потом киношники догадались, что получилась неувязочка: ну откуда у ментов снегоходы? Так что в кино это не вошло.

Прокатом руководил двадцатидвухлетний красавчик Слава. Он прошёл жёсткую школу менеджеров «Юниленда» (где по утрам поют корпоративный гимн и тренируются в нлп-продажах) и сумел произвести на учредителей сильное впечатление. Инструктором проката взяли бывшего подводника Соловьёва, который был старше Славы на целых двенадцать лет.

Соловьёв принёс в РОСАН суровость неуставных отношений и военно-морской юмор. Лицом он похож на Цезаря и, вдобавок, имеет отчество Юльевич. Девушкам это нравилось. А Соловьеву нравились девушки и веселье. Из-за этого по утрам он был мизантропом и всюду искал врагов.

МЕЖДУ ПРОЧИМ

Однажды утром, пока Соловьёва не было на месте, какие-то грубияны обидели сотрудницу проката Катю. Соловьёв пошёл их искать. В дверях кафе заметил какого-то мужика. Соловьёв сбил его с ног и отправился внутрь за остальными. Хорошо, что следом прибежала Катя, поскольку в кафе сидели совсем другие люди. «Извини, ошибся!» – мрачно сказал Соловьёв пострадавшему. И, с надеждой вглядываясь в прохожих, нехотя вернулся назад.

В другое утро машину Соловьева обогнал автомобиль. За рулём сидела женщина. Это бы ещё ничего, но её спутник зачем-то показал Соловьёву «фак». Соловьёв догнал машину, вытащил беднягу из салона и сломал ему нос. На Соловьёва завели уголовное дело: оказалось, нос принадлежал какому-то серьёзному немцу. Германское консульство потребовало наказать хулигана, и Александр Юльевич с трудом избежал тюрьмы.

Редкая неделя проката обходилась без поломок, конфликтов и приключений. Местные рыбаки считали, что снегоходы пугают сонную рыбу. В лесу лыжники норовили ткнуть водителей палкой. Приходили пьяные клиенты и быковатые «пацаны». Приезжали солидные гости с бдительной охраной.

Поработав в прокате, Соловьёв перешёл в офис – заведовать запчастями. Здесь ему многое не понравилось, особенно отдел рекламы. Однажды утром Соловьёв появился на пороге нашего с Образцовым кабинета.

– Так… – мрачно прищурился он. – Я вас выведу на чистую воду!

Мы ничего не поняли.

– А в чём дело?

– Вы знаете, в чём. Нечего прикидываться дурачками! – ещё более зловеще произнёс Соловьёв и вышел. На следующий день, как ни в чём ни бывало, он рассказывает нам морскую байку. Я рыдаю от смеха. А как же вчерашнее?

– Да ладно, он уже не помнит, – успокоил молодой продавец Койнов. – Вечером погулял, вот с утра и прицепился.

По вечерам они с Соловьёвым вместе отдыхали от работы.

Соловьёв любит быструю езду. Мы живём с ним в одном районе, и каждый день по дороге в офис меня стремительно обгоняет машина Соловьёва. Через какое-то время вижу его на обочине с инспектором ГИБДД. Спустя пару минут мимо снова проносится знакомый автомобиль. На работу Соловьёв приезжает не в духе:

– Суки, дармоеды! Поубивал бы!

Но с людьми в форме подчёркнуто вежлив:

– Послушайте, милиционер…

Это обращение почему-то всегда выводит инспектора из себя.

– … у вас, – учтиво продолжает Соловьёв, – непорядок в одежде.

Инспектор рефлекторно глядывает себя с ног до головы. Соловьёв с удовольствием уточняет:

– Пуговица расстёгнута. Не по уставу!

Неудивительно, что Соловьёва штрафуют каждый день. Иногда по два раза.

Когда Соловьёва назначили начальником «технического обслуживания», он стал проводить семинары для сервис-менеджеров дилерской сети.

Механики съезжались со всей страны. По утрам командированным трудно сосредоточиться, в зале – тяжёлый дух перегара. Как нарочно, Соловьёв говорит медленно и с такими паузами, что невозможно понять, заканчивает он фразу или начинает новую. Скоро, к неудовольствию докладчика, осоловевшие (прошу прощения за каламбур) слушатели поголовно засыпали. Семинары длились несколько дней и завершались жёстким экзаменом, после которого Соловьёв ненавидел людей ещё больше.

В регионах его боялись и уважали. Эти чувства не были взаимными: на дверях соловьёвского кабинета висела табличка: СОБАКАМ И ДИЛЕРАМ ВХОД ЗАПРЕЩЁН.

Бомбардир-клуб

Водные мотоциклы всё ещё были диковинкой. Перевозя аквабайк по городу, я ощущал себя звездой: редкий прохожий не сворачивал шею, провожая взглядом прицеп. С соседних полос завистливо косились водители.

Клиенты оставались «штучными». Чтобы приобщить к гидроциклу очередного знакомого, Кушуль и Каневский не жалели выходных. Вскоре вокруг них образовалась постоянная компания. Иногда за городом собиралось с десяток человек, чтобы покататься вместе.

Нас с Образцовым это навело на мысль о клубе. Для чего? Во-первых, для сплочения и удержания клиентов. Во-вторых, для активного использования техники. А в идеале для того, чтобы владельцы Бомбардье ощущали себя членами некой касты избранных. «Ну, это уже перебор, – сказал Образцов. – Они уже каста».

Но в итоге получилось именно так.

По сути, неформально клуб уже существовал, оставалось разработать концепцию и придумать название.

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

Начали с идеологии.

– Нужен пафос, – сказал Образцов, – это же владельцы «Бомбардье». Золотая карта… глянцевый диплом… Что ещё?

– Нет, нафиг! Пафоса у них и так выше крыши. А у нас на это нет денег. Зато есть позитив, эмоции, драйв! В конце концов, они обычные парни. Все были детьми. Играли, хулиганили… Многие так и не наигрались.

– Ага. До сих пор играют.

– Кто играет? А-a… Бандитов принимать не будем.

– Как? Попробуй откажи!

– Да они сами не пойдут. Зачем им это? (Тут я погорячился). И вообще! Все любят игрушки и приключения. В каждом мужчине живёт мальчишка!

– Какой мальчишка?! Да они боятся шаг ускорить, себя уронить. Важные, как пингвины.

– Кто? Полонский пингвин?

– Не знаю, может и пингвин. Где-то внутри. Я не его имел в виду.

– Тем более! – говорю. – А мы дадим им возможность расслабиться среди своих.

Идеологию клуба я изложил в ироничном буклете: отсутствие формализма, абсолютное равенство, лёгкое озорство. Название простое: Bombardier Club. По-русски – Бомбардир-клуб. Почему Бомбардир, а не Бомбардье?

Название клуба хотелось сделать простым, но многозначительным (а у слова «бомбардир» несколько значений). И заодно дистанцироваться от имени Bombardier – мало ли что?

Оказалось, не зря. Через несколько лет название канадской компании поменялось, и на имя «Бомбардье» было наложено табу. Кроме того, многие читали Bombardier как Бомбардир.

Открытие Клуба назначили на конец июля. Местом выбрали берег Финского залива, ведущим – Трахтенберга, который дальновидно не взял с нас денег. Для подготовки я приехал к нему домой, в крохотную квартирку у Нарвских ворот.

Сели на кухне.

– Ну, что у вас там, – снисходительно басит хозяин. – Давай план!

– Какой план?

– Сценарный!

Я растерялся.

– У вас что, и плана нет? Так не пойдёт. Без сценария работать не буду! – заявил Трахтенберг, доставая из буфета стаканы. И, насладившись бестолковым выражением моего лица, милостиво вернулся к столу:

– Ладно. Я тебе покажу, как надо делать. Водки хочешь?

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

С позиции сегодняшнего дня в открытии Бомбардир-клуба видится что-то мистическое – как будто всё, что происходило в этот день, определило нашу жизнь на последующие десять лет.

Солнце, красивые девушки, хорошая музыка, немного спорта и много веселья, алкоголь и техника Bombardier – в разных пропорциях этот клубный коктейль будет повторяться всегда.

МЕЖДУ ПРОЧИМ

В истории наших праздников алкоголь играл важную роль. Я быстро понял, что самое страшное на мероприятиях open-air – нехватка спиртного и еды. Можно не угадать с погодой, пригласить не того ведущего, выбрать неподходящую музыку, плохо организовать парковку… Забывается всё, кроме настроения. А оно, как ни банально, зависит от желудка и от возможности расслабиться. Вторая страшная опасность – скука.

Но это не к нам.

Гости съехались почти одновременно, благо за городом не было нынешних субботних пробок. Море подозрительно притихло. У берега мирно качалются аквабайки. Под шатром Sea-Doo блестят бокалы, ветер колышет жёлтые шарики на террасе. Музыка убаюкивает…

Спустя час, согласно сценарию, к берегу подошёл катер с русалками (они же – танцовщицы «Хали-Гали»). Русалками руководил Нептун-Трахтенберг. Спустившись на сушу, все степенно, как положено мифическим персонажам, направились к нам.

Трахтенберг не знал, что в песке их поджидает сюрприз: пиротехники с «Ленфильма» подготовили несколько взрывов. Об этом вообще не знал никто, кроме организаторов.

«Бабах!!!» Между нами и русалками поднялся чудовищный огненный гриб. Гости на террасе присели.

– Ё… – рёв Трахтенберга заглушил второй взрыв. Нас обдало жаром. Русалки с визгом побежали назад. Третий взрыв добавил им скорости.

Неожиданно проворный Трахтенберг уже сидит в катере.

– Да всё нормально, вылезайте! – кричу я в микрофон. Мне долго не верят.

– Бл… -а-дь! – крутит головой Трахтенберг, запивая перенесённый стресс водкой. Учредители довольно посмеиваются. Но не успел Нептун выпить ещё, как налетел такой ветер, что наш шатёр чуть не унесло с террасы. Хлынул проливной дождь. Мы укрылись в кафе, где предусмотрительно были накрыты столы. Стало тесно и весело.

– Дамы и господа, леди и джентльмены, сэры и сэрихи! – провозгласил голос Нептуна. – Прошу всех наполнить бокалы!

Бокалы были с удовольствием наполнены. Снаружи бушевала гроза, добавляя желания согреться. Чтобы финишировать, буре хватило получаса. Большинству гостей – тоже. Спортивный конкурс превратился в пародию: народ боролся не столько друг с другом, сколько с собой. Некоторые надеялись протрезветь, катаясь на гидроциклах, и скоро среди гостей появились забинтованные руки, ноги и даже одна голова в марлевой повязке. И все радостно улыбались.