Мёртвые не кусают?! Долг платежом кровью красен

– … Может, ты прав, может – нет… Но нам с тобой нужно не на звёзды заглядываться, а смотреть под ноги.

– Не понял? – приподнял бровь Иванов.

– Нечего нам гадать «на политической гуще». Мы с тобой – люди маленькие… А спрос с нас – очень большой. Поэтому мы не можем допустить ошибки в этом деле…

Прокурор в очередной раз испустил тяжкий вздох, и медленно проехался рукой по «заросшему от волнения» подбородку.

– Кстати, мне звонил Городецкий…

– Кстати, я знаю.

– И что он сказал? – «дополнительно умер» прокурор, наплевав на сценарий, предписывавший частичное оживление.

– Сказал, что попросил Вас не перегружать меня делами.

– А ещё?

– Ещё, – усмехнулся Иванов, – сказал, что попросил Вас… упросить меня сконцентрироваться исключительно на этом деле.

– Вот!

Указательный палец прокурора несколько секунд дрожал у самого лица Иванова.

– Вот, Александр Сергеевич – а ты мне говоришь!

– А что я говорю?!

– Всё внимание – этому делу, Александр Сергеевич!

Прокурор от волнения взял такую высокую ноту, что «дал петуха».

«Дача» продолжилась и в следующем предложении.

– Всё внимание!

– А остальные, что: «по боку»?

– Да… то есть…

Пётр Николаевич, пусть и неуклюже, но всё же вывернулся из-под насмешливого взгляда Иванова.

– Что, там, у тебя за дела? Сколько всего?

– Двадцать. С этим – двадцать одно. Четырнадцать – «живых». Все – с судебной перспективой. Все – «подрасстрельные». Плюс ещё хренова уйма «отказных». И материалов, за которые ещё и не брался – штук десять. Ну, тех – из нового прихода, которые Вы мне отписали за последние две недели.

– «Четырнадцать с судебной перспективой»…

Прокурор ушёл глазами «в параллельное измерение», и зашелестел губами: явно калькулировал. Спустя полминуты он «вернулся», и в заметно улучшившемся настроении.

– Четырнадцать дел в суд, да ещё в областной – это хорошо, Александр Сергеевич! Это очень хорошо! Когда думаешь заканчивать?

Лицо Иванова скривилось, как от зубной боли: как и любого следователя, малейшее упоминание о сроках «убивало» его «на месте».

– В этом месяце дам шесть «на выход». Остальные восемь – в следующем.

– На продление выходить не будешь?

– Не планирую.

– Молодец!

Под вздох облегчения и улыбку на лице прокурор откинулся на спинку кресла.

– Значит, план двух месяцев мы выполняем досрочно!

Пётр Николаевич не шутил: и у следователей прокуратуры тоже имелся свой план. Конечно, негласный, но от этого не менее требуемый исполнением. Планы «спускались сверху» в зависимости от категории района. Старогородской район считался самым бандитским в городе, а, значит, самым «плодоносящим». Отсюда, с каждого следователя прокуратуры этого района «область» требовала ежемесячно «выдавать на гора́» – в суд, то есть – не меньше трёх дел областной подсудности, и не меньше трёх дел – районной. Любое прекращённое дело, даже по реабилитирующим основаниям, даже под условием защиты чьей-то жизни и чести, считалось браком в работе и непроизводительным расходом служебного времени.

Обычно «район» – следствие прокуратуры, значит – «давал стране угля». Иной раз и с заметным перевыполнением плана. И тогда «район» хвалили в «области», особенно, если основу плана составляли дела областной подсудности. Ведь сторону обвинения по таким делам представляли «областники». Но бывали и «засушливые» месяцы, когда преступники, «как на грех», не проявляли должной активности, словно не осознавая высоких задач, стоящих перед родной прокуратурой. И тогда план не натягивался и не вытягивался, даже за уши. Следователям приходилось идти на всякие хитрости, чтобы только «закрыть цифры». В суд шла любая мелочевка, от уклонистов от военных сборов до оказания сопротивления работникам милиции, благо, что и с военкоматом, и с РОВД установились подлинно творческие отношения формата: «ты – мне, я – тебе».

Именно поэтому и не шутил сейчас прокурор: четырнадцатью делами областной подсудности Иванов закрывал личный пятимесячный план «по расстрелу». За это «область» могла с лёгкостью «отпустить» и недостачу дел «районного звена».

– А что с остальными?

Иванов презрительно скривил губы.

– А-а, мелочевка для района…

– Всё – в суд?! – просиял глазами прокурор.

– За исключением двадцать первого.

Теперь уже лицо Петра Николаевича сморщилось, как от зубной боли.

– Александр Сергеевич, ты не торопись…

– Торопись, не торопись, – махнул рукой Иванов, – а из ничего не сделаешь что-то. Ну, вот, не вижу я в этом деле никаких перспективных блёсток!

– Чего не видишь?

– Ну, криминала в действиях замдиректора.

– А, может, вместе увидим?

Голос прокурора дрогнул настолько искренно, что Иванов даже отказался от текста, ограничившись иронически-укоряющим взглядом.

– А, может, в бездействии увидишь?

Вопрос, казалось бы, шутейного звучания, был исполнен прокурором совсем не шутейно, и «на высоком идейно-художественном уровне». Пётр Николаевич по традиции хватался за соломинку. По этой причине Иванов окончательно решил пощадить самолюбие шефа, и дал ответ на полном серьёзе.

– Увидел бы, когда бы оно было. Так ведь нет его, Пётр Николаевич! Ну, не накачаешь этому бедолаге состав, как ни накачивай! Сплошной «воздух», Пётр Николаевич!

Иванов нахмурил чело, потряс давно не стриженой шевелюрой – и спустился октавой ниже.

– За компанию со всеми я бы ещё пустил его, и то не на первых ролях. Так ведь не дают – и не дадут!

– «За компанию»?

Прокурор оживился на манер гэдээровского артиста Фрица Дица, сыгравшего Гитлера в эпопее «Освобождение»: «Контрудар?! В Померании?!». Иванов даже не удержался от хмыканья – настолько похоже Пётр Николаевич сыграл… нет, не фюрера: надежду на чудо.

– За компанию – с кем?

– Генеральный директор, главный инженер, директор по производству, директор…

– Хватит! – обречённо махнул рукой прокурор: энтузиазма, как не бывало.

– Так ведь это ещё не всё! – «тут же послушался» Иванов. – Есть ещё и чины в главке, которым не только должностная инструкция, но и сам Бог велел…

– Я же сказал: хватит! – поморщился прокурор. – Александр Сергеевич, что у тебя за манера, такая: сыпать соль на раны!

– Так в медицинских же целях, Пётр Николаевич… виноват.

Почувствовав небольшой перебор, Иванов одной рукой прикрыл рот, чтобы уже обеими тут же отработать «Хэндэ хох!». Укоризненно покосившись одним глазом на следователя, Пётр Иванович тяжело вздохнул.

– Эх, Александр Сергеевич, Александр Сергеевич… тут такие, понимаешь дела, а тебе всё шуточки!.. Лучше бы сказал, что делать будем?

– Тянуть резину!

Прокурор скрипнул зубами, и уже изготовился к ответной речи, но, взглянув на абсолютно серьёзного Иванова, передумал и отказался от намерения.

– Ты не шутишь, Александр Сергеевич?

– Я никогда не был так серьёзен, Пётр Николаевич.

– Поделись!

– Классика, Пётр Николаевич!

Вот теперь Иванов усмехнулся.

– ??? – частично ожил прокурор.

– «Или шах помрёт, или ишак сдохнет»! Помните Ходжу Насреддина, Пётр Николаевич?

На лице прокурора обозначилась слабая улыбка. Сомнение в его взгляде боролась с надеждой – и с переменным успехом. Наконец, Пётр Николаевич, как всегда, полурешительно-полуобречённо махнул рукой.

– А у тебя получится, Александр Сергеевич?

– Не впервой, Пётр Николаевич!

Иванов панибратски обнял прокурора за плечи: «время обнимать, и время уклоняться от объятий». Конечно – нарушение «устава», но в меру, особенно в критических ситуациях, это было не только можно, но и нужно. Даже полезно – для сохранения физического и психического здоровья начальства.

– Я бы добавил ещё одну фразу, но она будет совсем «не из устава»…

– Добавь – разрешаю! – снисходительно покосил глазам Пётр Николаевич.

– «Не ссы, Маруся: я – Дубровский!».

Прокурор рассмеялся – как всегда, в половинном формате: полунервно, полуоблегчённо.

– Никакого у тебя почтения к начальству, Александр Сергеевич!

Ни малейшего!.. Ладно: действуй… Кстати, занеси мне дело: хочу ознакомиться с ним.

– В очередь! – усмехнулся Иванов.

– Не понял… – так и сделал Пётр Николаевич.

– Становитесь в очередь, Пётр Николаевич! За товарищем Городецким: он первым захотел ознакомиться.

Пётр Николаевич задумчиво поелозил рукой по щеке.

– Отдал, значит…

Иванов развёл руками.

– Ну, казните меня!

– Ну, что ты?! – махнул рукой прокурор. – Правильно сделал. Не стоит умножать число врагов своих: их и без того хватает.

Брови Иванова от удивления полезли на лоб: прокурор демонстрировал образчик мышления, достойный самой Библии! Обычно трусость Петра Николаевича носила характер исключительно житейский, даже бытовой, весьма далёкий от философского.

– Мудро, Пётр Николаевич, – благодарно не соврал Иванов. – Тем более, что нам с Вами это ничем не грозит… Ну, то, что они там, в обкоме, могут «заныкать» часть документов или даже целиком дело.

– Ты хочешь сказать, что…

– Да, Пётр Николаевич: НП по этому делу – фактически дубликат самого дела. И почти всё – подлинники, хоть и вторые экземпляры. Я, как почувствовал, что начинает «попахивать жареным», сразу же подстраховался. Так, что, отобьёмся, в случае чего. Кстати, Городецкого я уже предупредил. Ну, чтобы он зря не надрывался.

Прокурор с чувством пожал руку Иванова – даже слезу дал.

– Я всегда знал, что тебе можно верить, Александр Сергеевич…

Почти неизбежное «усиление осадков» не состоялось: в самый кульминационный момент дверь в кабинет приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Тани.

– Пётр Николаевич, там к Александру Сергеевичу пришёл этот… ну, замдиректора завода… Я его придержала, но он хочет уйти!

Иванов переключился глазами на прокурора.

– Разрешите, Пётр Николаевич?

– Иди, Александр Сергеевич.

Прокурор «не по уставу» приложился рукой к плечу старшего следователя.

– И действуй сообразно обстоятельствам.

– Буду «тянуть» изо всех сил! – ухмыльнулся Иванов. – Чтобы – как в той сказке: «тянут-потянут – вытянуть не могут!»… Таня, задержи товарища: я сейчас обслужу его…

Глава четвёртая

… – Александр Сергеевич, извините…

Иванов с недовольным видом оторвался от протокола. В дверях застыла Маша, черноволосая двадцатидвухлетняя девица формата «ничего себе», недавно принятая на должность секретаря-машинистки,

с возложением обязанностей заведующей канцелярией на период отсутствия той по уважительным причинам.

– Чего тебе?

Секретарша замялась.

– Там… пришли заявительницы… по изнасилованию…

– А я тут при чём? – буркнул Иванов. – Эту неделю дежурит Сидоров. Как говорится, «милости прошу!».

– Сидоров с утра уехал в тюрьму, и до сих пор не вернулся!

В Маше плакало всё, что могло: голос, глаза, губы. Плакало очень натурально, правдоподобно, а, может даже, всамделишно. Иванов поморщился.

– Маня, а ты – с какого боку? Тебе – что за печаль? Ты же – на бюллетене?

Лицо секретарша искривило гримасой скорби и неудовольствия.

– Тане срочно понадобилось вести дочку в больницу. Ну, вот она и позвонила мне…

Маша жила в классических «двух шагах» от конторы. Если совсем точно – в пятидесяти. В соседнем дворе. Большое удобство – в одном случае, и такое же неудобство – в другом. Она первой из всех сотрудников оказывалась дома, – но и первой же могла оказаться на работе… и оказывалась. Всегда – по одной и той же причине: «в связи с производственной необходимостью», которая возникала не так, уж, и редко.

Теперь уже искривилось лицо Иванова: перспектива спокойной работы с заместителем директора «блыснула» и «накрылась». А всё – потому, что не в традициях следователей прокуратуры – как минимум, этой – было «кидать» друг друга. Дело – житейское: сегодня я тебя выручил – завтра ты меня… быть может.

– А Сидоров когда «обещали вернуться»?

Иванов и сам понимал, что это – всего лишь жалкая попытка отсрочить неизбежное, но так полагалось. Ну, вот, полагалось оборвать все соломинки, за которые по сценарию требовалось хвататься, прежде чем дать «согласие утонуть».

Сквозь кислоту на лицо Маши уже пробилась радость: поняла уже, что порядочный Александр Сергеевич в очередной раз, пусть и вынужденно, готов проявить неизбежную порядочность.

– Таня сказала, что он ей сказал… что…

– Ну, понятно, понятно! – дополнительно «убился лицом» Иванов. – «Кассирша мэни казала, шо вона йий казала…»!..

Несколько мгновений он смотрел в стену, отнюдь не подражая Бодхитхарме, потом обречённо махнул рукой и повернулся к горестно вздыхающему мужику напротив себя:

– Ладно… Товарищ Зайцев… Алексей Петрович, давайте перенесём наше рандеву на завтра? Не возражаете?

«Товарищ Зайцев» – щуплый мужик небольшого росточка, лет пятидесяти от роду, в котором не было ничего даже «замдиректорского»: «ни кожи, ни рожи» – обречённо кивнул головой. По всему чувствовалось, что заместитель директора явно не был готов спасать себя. Больше того, он не слишком-то и возражал «утонуть», а если на что и рассчитывал, то лишь на «счастливую волну» в лице старшего следователя прокуратуры Иванова. Так сказать, «надеемся только на крепость рук, на руки друга, и вбитый крюк…».

– Ну, вот и славно!

Придерживая согбенного визави за спину, Иванов лично сопроводил того до двери.

– Я Вам перезвоню, и мы уточним время. До свидания!

Напутствовав замдимректора панибратским хлопком по плечу, Иванов повернул кислое лицо к Маше.

– Что ж, зови… Куда деваться…

Секретарша вышла, и её место на пороге кабинета заняли четыре женщины. Точнее, одна женщина, лет сорока пяти, и три девицы в возрасте двадцати-двадцати двух лет.

– Проходите, садитесь, – «без запятой отбарабанил» Иванов, и, пренебрегая этикетом, первым опустил зад на потрёпанный стул. Традиционно – для первой встречи – робея, новоприбывшие оседлали разнокалиберные стулья вдоль стены, прямо напротив массивного двухтумбового стола Иванова. Некоторое время Александр Сергеевич занимался делопроизводством: определял в сейф бумаги по делу «союзного значения». Наконец, он щёлкнул замком сейфа и «счёл возможным заметить» новоприбывших. Глаз его медленно и устало скользнул по лицам и фигурам, не задерживаясь ни на одном и на одной из них.

– Простите, а кто кого привёл?

Взгляд Иванова остановился на растерянном лице «старшой».

– Вы – потерпевшая?

Женщина покраснела.

– Нет, что Вы!.. Это… вот – они…

– Все трое?

– Да.

Бровь Иванова не поднялась даже на миллиметр: и не такое доводилось и видеть, и слышать. Не смог пробиться на лицо и энтузиазм: работёнка явно предстояла «непыльная».

– Значит – жертвы уличных насильников? – по совокупности причин так и не смог взбодрить он пресный голос.

– Нет, сейчас я Вам всё расскажу!

Женщина, в которой чувствовалось присутствие характера, распрямила плечи, и сделала энергичный вдох.

– А почему Вы? – в очередной раз изнасиловал себя вопросом Иванов. – Вы – свидетель?

– Нет, что Вы, я – мать… вот…

Женщина повела указательным пальцем вправо от себя – и соседствующая с ней темноволосая девица раздражённо поморщилась.

– Значит, Вы – не свидетель?

Только небольшая примесь издёвки в голосе, и та неуловимая для «гражданских», отличала сейчас Иванова от классического зануды.

– Не свидетель и не потерпевшая?

Женщина растерялась.

– Да… то есть, нет… То есть, я… Ну, в общем, это я их привела…

– Я это понял, – вздохнул Иванов. – И даже увидел. Но полагаю, что сами они расскажут обо всём полнее и точнее Вас.

– А я?

– «Все – в сад!» – даже не улыбнулся Иванов. Хотя, даже улыбнись он, женщина всё равно не поняла бы. Да она так и сделала, о чём так прямо и заявила.

– Не поняла?

– Я прошу Вас посидеть в коридоре. А, если Вам некогда, то я не смею Вас задерживать.

Женщина покраснела, и теперь уже не от застенчивости.

– Вы предлагаете мне выйти вон?!

– Разве?

Если Иванов и «оживился», то одной лишь бровью.

– Я всего лишь «попросил» и «не смел».

– Но ведь это я их привела!

– И Вы полагаете, что этим обрели какие-то процессуальные права?

Иванов «в упор расстрелял» тётку полусонным взглядом, оттого ещё более невыносимым и «где-то даже» убийственным.

– Ваши «подопечные» – несовершеннолетние?

Женщина «упала глазами» на пол.

– Нет…

– Сколько Вам лет?

Иванов уже пошёл взглядом слева направо.

– Двадцать, – опустила глаза «левая крайняя».

– Двадцать один, – не опустила глаз «центровая».

– Двадцать два, – то же самое не сделала (или сделала?) «правофланговая».

Полусонный взгляд Иванова, уже переключившийся на «сопровождающее лицо», исполнился укоризны.

– Ну, вот, видите…

– Что? – старательно «не поняла» тётка, едва ли не закипая благородным возмущением.

Не отрывая руки от стола, Иванов лишь приподнял ладонь и повернул её в сторону двери.

– Но ведь это я привела их! – вскочила со стула тётка. – Не имеете права!

– «Не имеешь права! Старший ведь приказал! Нет, ну старший приказал!».

– А?

Недоумевающий взгляд женщины дополнился слегка провисшей челюстью. В отличие от неё, девчонки оказались более догадливыми: фраза из «знакомого наизусть» «Места встречи» вызвала дружный смех. Вторично не поняв – зато приняв на свой счёт – женщина побагровела лицом, звучно клацнула замком дамской сумочки, и направилась к двери. Уже взявшись за ручку, она обернулась:

– Но я хотела бы узнать подробности!

– Только не от меня, – ещё больше прокис лицом Иванов. – Я не справочное бюро и не передача «Человек и закон».

– Но Вы-то их будете слушать?!

Иванов поводил головой из стороны в сторону – так, словно говорил: «Ну, не женщина, а крейсер «Варяг»: «Погибаю, но не сдаюсь!». В другое время он даже расщедрился бы на уважительный взгляд, а сейчас лишь скептически цыкнул сквозь зубы:

– Я бы с куда большим удовольствием послушал того дяденьку, которого мне пришлось выпроводить ради вас… Да, я выслушаю заявительниц, и даже начну копаться в интимных подробностях и прочем «грязном белье». Но сделаю я это не из праздного любопытства, и не по причине извращённого сознания: работа такая… Я понимаю Вас, гражданка: Вы узнали лишь то, что Ваша дочь и её подруга сочли нужным… или возможным рассказать Вам. Все претензии – к ним. Сочтут они иначе – радуйтесь, не сочтут – не взыщите.

Женщина хотела что-то сказать, потом обречённо махнула рукой и вышла за дверь. Иванов повернулся к девчонкам.

– Итак, начнём, помолясь. Только у меня к вам, девочки – просьба: быть предельно краткими. Только – самое главное: кто, где, когда, каким образом? Я понятен?

Нестройными голосами «строй» подтвердил «команду».

– Тогда – кто первый?

Девчонки переглянулись, и захихикали. Как-то совсем не смущённо захихикали.

– Ну?

Иванов устало подпёр рукой подбородок.

– Будем жребий бросать?

– Не надо – я начну.

«Центровая» выпрямила не только спину, но и взгляд. И то, и другое принадлежало красивой девушке с высокой грудью, правильными чертами смуглого лица, и красиво уложенными тёмными, почти чёрными волосами. Это на неё «показала» «сопровождающее лицо», как на свою дочь.

– Весь – внимание, – придавил щекой ладонь Иванов. – Только для начала представьтесь.

– Прохорова Анна Николаевна, двадцать один год.

– Прошу.

Под ещё более кислое лицо Иванов задействовал ладонь уже по линии благородного жеста. Прежде чем начать, девушка соблюла традицию: откашлялась, правда, без помощи кулака.

– Неделю тому назад мы с подругами…

– С этими?

– Да… Так, вот: мы с подругами поехали на дискотеку в Зелёный Дол…

– Отменный выбор! – хмыкнул Иванов. Любой на его месте хмыкнул бы: Зелёный Дол соседствовал с «Шанхаем» – основными поставщиком трупов и изнасилованных не только по Старогородскому району, но и по всем остальным. «Шанхайские» частенько забредали в Зелёный Дол, и всегда с одной целью: в поисках приключений или на голову потенциальных жертв, или на свою задницу. Да и сам Зелёный Дол по линии «производственных показателей» не слишком отставал от легендарного соседа: «давал жизни»… отнимая её. По этой причине эти «заповедные места» посещали только коренные: специфический контингент из наследия двадцатых-тридцатых годов и их потомков. Эти люди никогда не боялись, потому что бояться надлежало их. Классика: «чужие здесь не ходят». И вот – такое вопиющее пренебрежение «техникой безопасности»!

– И откуда вас занесло в сии «благословенные места»?

– С Юго-Запада.

– Всех троих?

– Да, мы все – соседи… из одного дома.

Иванов цыкнул, и покачал головой.

– А ближе Вы не могли поискать приключений на свою… а теперь и мою задницу?

Юго-Запад являлся бурно застраиваемым «спальным» районом города, а, по сути, отдельным городом на триста тысяч душ. От Зелёного Дола, а равно «Шанхая», он отстоял на двадцать километров, да и то – по прямой… которой не было. Добраться туда с Юго-Запада можно было лишь «на перекладных» с трёмя пересадками. Даже мужественные таксисты, априори непривередливые – при условии хороших денег – отказывались ехать туда. А, если кто и соглашался, то лишь до просёлочной автобусной остановки, на которой автобус останавливался классические «раз в полгода». Конечно, попадались и отдельные героические личности, готовые совершить подвиг… из расчёта «трёх счётчиков на душу населения».

Но, как и любых других героев, этих можно было счесть по пальцам одной руки: ряды редели. И не только – ряды желающих. Потому что – уже другая классика: «Только он не вернулся из боя».

– Ближе не могли…

Девица ушла глазами в сторону. Это показалось Иванову странным, и вместе с тем… показательным. Иначе говоря: ещё до начала работы, уже было, над чем работать.

– Ладно, извините, что перебил. Больше не буду.

– Принято, – «не по уставу» хмыкнула девица. – Ну, вот… Мы там… потанцевали, конечно… выпили лёгких коктейлей…

– Этих?

Иванов звучно щёлкнул указательным пальцем по кадыку. Девчонка не смутилась, даже напротив – усмехнулась.

– Не без того… В общем, всё было, как обычно…

– Вы, что: завсегдатаи? – еле сдержал в себе обывателя Иванов. Да и то: одна поездка – это одно дело, а «как обычно» – совсем другое! – Может, и знакомых встретили?

Прохорова опустила голову, но Иванов заметил, как глаз её исподлобья обстрелял подружек. Обстрелял так, словно испрашивал согласия, а заодно «ориентировал». Те попытались «рассредоточиться», но недостаток профессионализма не мог не сказаться: глаза выдавали. Да и кожные покровы лица в этот момент совсем, уж, предательски, не отличались белизной. Пришлось Иванову сделать в памяти «зарубку номер два».

– Мне повторить вопрос?

Прохорова вздохнула, и, не поднимая глаз, покачала головой.

– Да, там мы встретили одного знакомого…

– Одного?

– Да, – основательно – «в переводе на литературу»: «предательски» – дрогнула голосом Анна.

Иванов старательно не заметил дрожи.

– Фамилия знакомого? Ну, или хотя бы имя?

– Ну…

– Ну?

– … Руслан Явлоев…

– Чеченец? Ингуш?

– Вроде этого, – индифферентно пожала плечами Анна.

Иванов отклеил лицо от ладоней, и молча уставился в «заявителя». Взгляд его оказался настолько беспардонным и продолжительным, что та не выдержала:

– Что?!

– Не обидишься на меня за вопрос? – приоткрыл глаз Иванов, «не снимая глаз с лица «ответчицы».

– Постараюсь…

– Знакомый… по имени Руслан Явлоев… встретился вам не случайно? Так сказать, не попался по дороге?

Вот, чего девчонки не умели делать, так это «держать удар». Наверняка, они умели очень многое, как в постели, так и за её пределами, но «сохранять лицо» ещё не научились. Именно поэтому они дружно и очень заметно, как в плохой пьесе, вздрогнули, после чего растерянно забегали глазками по сторонам.

– Догадливый, – первой «вернулась к образу» Анна. Даже сверх того усмехнулась. Не зря она с первого «обхода» показалась Иванову безоговорочным лидером троицы. – Да, это он пригласил нас…

– Иначе говоря, это он достал вам билеты?

– Да.

– На всех троих?

– Да.

– Из расчёта – по одной на душу населения? – почти невинно приподнял бровь Иванов.

– Как Вы можете такое…

Неожиданно оборвав себя, Анна махнула рукой.

– Ну, в итоге вышло, что да… Хотя приглашал он только нас… Ну, нас двоих… Как Вы говорите, «из расчёта два на два».

– Вас – это…

– Меня и Лену Келлер…

Анна повела глазом направо. Соседка – красивая лицом, высокая, длинноногая, несколько костлявая на вкус Иванова девушка с роскошными белокурыми волосами, распущенными по плечам, ещё ниже опустила голову.