Anthropos phago

Он умолк и тяжело дышал, а Франк в растерянности смотрел на него, потом пробормотал:

– Спасибо и на том, сэр,… месье… или кто вы там есть… Спасибо вам, Рональд Дойл, классик мировой литературы, за все. И за дерьмо, которое доверили разгребать мне. Передали по наследству.

Он на мгновение задумался.

– А почему эти люди не могут прийти сюда?

– Не могут. Это мой Париж. Не каждому сюда есть доступ. Психологический барьер. Они совсем другие и не могут его преодолеть. Там стоит Страж Порога.

– Какой страж?

– Не важно.

– Чушь какая-то!

– Это мой Париж, черт бы их побрал.

– Кто эти люди? Что это за организация? И кто та женщина, чьи фотографии вы развесили на стене?

– Об этом позже, Луи. Садись к столу. Очень скоро ты узнаешь все…

– Это какое-то проклятие, – прошептал Франк.

25

Это какое-то проклятие, – думал Рональд Дойл, оказавшись наедине с собой и своей книгой. Он больше не мог жить в этом городе, не мог спокойно ходить по улицам, появляться в кафе и магазинах. Люди его узнавали, они подходили, заговаривали, просили автограф. Мужчины жали руку, женщины готовы были повиснуть у него на шее, готовы были отдаться прямо сейчас. Теперь он редко выходил в город, с трудом перенося такое добровольное заточение. Но и дома он не мог спокойно оставаться наедине с собой. Телефон, как назойливая пчела, снова и снова издавал пронзительные трели. Рональда Дойла хотели видеть все, его приглашали, настаивали, звали. Ему звонили из газет и издательств, из государственных учреждений и просто люди, которые каким-то образом раздобыли номер его телефона. Почему-то не звонил Майкл. Впрочем, его это только радовало. Однажды он разбил проклятый аппарат, бросив его об пол, и ненадолго воцарилась тишина. Что ему делать дальше, он не знал.

Однажды, купив газету, он наткнулся на объявление о продаже дома в пригороде и сразу же позвонил. На следующий день, преодолев сотню километров, поехал его смотреть. Это было настоящее захолустье. Неподалеку виднелось еще несколько домов, а на пыльной дороге, проходящей через маленькое поселение, стояла заправочная станция и крошечный магазин. Еще не заходя в дом, он понял, что нашел то, что искал. Хозяйка его сразу же узнала. Она робко показывала огромное ветхое строение, которому было, наверное, лет сто.

– Господин, Дойл! Вы уверены, что этот дом вам подходит? – причитала она, водя его по комнатам, видя, что он в восторге. – Это же старый сарай с колоннами. Такому известному человеку, как вы, стыдно его предлагать!

– Хорошо! Замечательно! Прекрасно! – бормотал он. Захотелось забраться в эту берлогу и никуда не выходить, не уезжать отсюда многие годы, спрятаться от всех и… писать. Да! Именно, писать! Больше он не хотел ничего.

– Я покупаю ваш дом! – наконец воскликнул он.

– Извольте, как вам будет угодно! – прошептала она, – я могу для вас снизить цену.

– Ничего снижать не надо. Я дам вам сверх этого, но у меня есть одно условие.

– Какое?

– Никто не должен знать, что этот дом вы продали мне!

– Конечно, сэр! – недоуменно произнесла она.

– Мы договорились? – переспросил он. – Вы можете мне это обещать?

– Конечно, сэр! – уверенно повторила женщина. – Я обещаю.

И началась новая и такая необычная для него жизнь. Он трудился многие часы, накупил бумаги, чернил и теперь наслаивал мелким почерком вереницы строк и страниц, неуемных фантазий. Писал рассказы, начал придумывать повесть. Делал это каждый день, а по вечерам подходил к холму, который виднелся неподалеку, забирался на него и провожал солнце, склоняющееся к закату. И больше не хотел ничего. Абсолютно ничего. Он был совершенно один. Ни с кем не знакомился, не общался. Он истязал себя этим одиночеством, получая невероятное наслаждение. Не так давно он тоже был один, но каждый день приходилось бороться за кусок хлеба, искать временную работу. Сейчас у него было главное – деньги, и теперь он мог себе позволить, не отвлекаясь, делать только то, что хочет. А хотел он одно – уничтожить Рональда Дойла, забыть о нем навсегда, вспомнить свое имя. Тем более, что под этим псевдонимом ему было запрещено издаваться по договору с издательством. Это условие Майкл в начале совместной работы ему объяснил, а он под ним расписался. Оставалось начинать все с самого начала.

Так продолжалось два месяца. Однажды он собрался в город. Нужно было заехать в банк, деньги, которые у него были, закончились, еще нужно было зайти в магазины, купить бумаги, чернил и прочих мелочей. Он с сожалением оставлял свой дом, к которому уже так привязался, и жизнь, к которой так привык. Ничего – потеряет лишь один день – к вечеру вернется, – успокаивал он себя.

Когда Рональд вышел из банка и совсем немного проследовал в сторону магазинов, внезапно почувствовал сзади страшный удар по голове. Он упал. Помнил, что кто-то рылся в его карманах, помнил, что у него вытащили бумажник. Потом тупая боль в голове и незнакомый голос женщины:

– Что с вами? Вы живы? Сейчас… Сейчас я отвезу вас в больницу…

– Не нужно в больницу. Отвезите меня домой!

Сквозь туман и шум голове он помнил лицо врача, который перевязывал рану.

– Ему нужно остаться здесь под присмотром, – говорил кому-то врач.

– Не нужно. Ничего не нужно. Отвезите меня домой, – все повторял он.

– Где ваш дом? – снова этот женский голос. Он с трудом назвал адрес и провалился в темноту. Потом долгая дорога. Чьи-то руки поддерживают его голову, не дают повалиться на сидение, потом куда-то ведут. Наконец знакомый запах его жилья, снова чьи-то руки, они помогают ему улечься в постель. Все. Он надолго потерял и память, и время, и самого себя.

Проснулся и снова эти руки. Они поправляли подушку и одеяло. К его губам поднесли кружку, и он выпил какой-то настой. Чьи эти руки? – думал он. Но перед глазами расплывалось облако. Пытался сосредоточиться, рассмотреть того, кто был рядом. На мгновение показалось, что видит глаза женщины. Они были добрыми, внимательными, излучали удивительное тепло. Они были прекрасны. Вивиан? Нет, эти глаза принадлежали другой женщине. Но снова он теряет себя и надолго растворяется в забытьи. Прошло еще несколько дней.

Наконец очнулся. Огляделся. Сквозь окно пробивались лучи яркого солнца. Он был дома, он снова чувствовал затхлый запах старого жилища, к которому уже так привык. А у постели сидела незнакомая женщина. Это был мираж. Это была сказка, какой не бывает в жизни. Удивительные глаза, которые он помнил в полуобморочных снах, глядели на него с беспокойством и радостью. Они были настоящими. Прекрасная женщина сидела у кровати и держала его за руку. Он приподнялся, хотел о чем-то спросить, но услышал:

– Лежите. Врач сказал, что вам нельзя волноваться. Слава богу – вы живы. Теперь все будет хорошо.

– Кто вы? – только и смог вымолвить он.

– Не волнуйтесь. Я буду рядом. Я не оставлю вас.

Он закрыл глаза, ничего не понимая, но уже чувствовал – что-то новое появилось в его одинокой жизни, всем своим существом ощущал присутствие удивительной женщины, ее заботу и тепло. Он никогда раньше такого не испытывал. Разве что в детстве, когда был совсем маленьким и заболел, а мать сидела у изголовья кровати, не отходя. Но детство – это совсем другое, и мать его сейчас оставалась где-то далеко, а этот запах, который исходил от незнакомки, сводил с ума, он был волшебным, но таким реальным и земным, что хотелось верить – все только начинается.

Через несколько дней Рональд был совершенно здоров, через месяц он женился, а его жизнь превратилась в сказку, какой не бывает. Не бывает в той жизни, которая осталась где-то далеко от их старого дома, от холма, куда они теперь вдвоем поднимались по вечерам, а по утрам встречали рассвет. Больше Рональд Дойл не был одинок.

Он бесконечно любил эту женщину. Она появилась ниоткуда, судьба, словно, делала ему подарок. Это было настоящим счастьем и теперь он, словно в Раю, пил божественный нектар. Больше не вспоминал о Вивиан, не помнил никого. Он никогда не знал, что женщина может быть столь прекрасна. Когда ей не платишь, когда не приводишь в номер на несколько часов, но засыпаешь и видишь ее, потом просыпаешься и не веришь, что она не исчезла, что она рядом. Рядом и навсегда. А эти черные волосы на подушке, эти глаза, которые отражают отблески серебряной Луны в темноте, удивительный запах, который от нее исходит. Волшебный аромат, он помогает раствориться во внезапно нахлынувшем чувстве и не думать ни о чем. И еще эти руки. Нежные руки, которые его спасли, ухаживали, а потом крепко держали и не выпускали. Звали ее Дороти.

– Мне с тобой очень хорошо, ты подарок судьбы, – однажды сказал он.

– Судьбы? – засмеялась она. – Ты не знаешь, что означает мое имя?

– Нет, не знаю.

– Дороти, – улыбнулась она, – это подарок Бога.

– Бога? Значит он снова со мной, – прошептал он. Через девять месяцев у Рональда Дойла родилась дочь.

– К тебе гости! – с радостью воскликнула Дороти. Он удивился, а она добавила:

– Пойду в лавку, куплю что-нибудь к ужину.

В это мгновение он увидел, как в комнату заходит Майкл.

– Сходи, – ответил он ей.

Они не виделись около двух лет. Рональд ни на минуту не забывал этого человека. Ему почему-то казалось, что когда-нибудь он появится вновь. Слишком легко прошло их расставание. И вот он снова видит его. Майкл за это время совсем не изменился. Он был приветлив и весел, жизнерадостен, полон энергии и сил. Он подошел, обнял его, как старого друга, и Рональд ответил ему тем же.

– Твои любимые! – и Майкл поставил на стол бутылку виски.

– Ирландский? – спросил он.

– Конечно! – засмеялся Майкл. – Неси бокалы!

– Давай дождемся Дороти, – сказал Рональд, – она принесет что-нибудь закусить.

– Дороти. Удивительно красивая женщина! Ты, старина, не терял времени даром.

– Да, не терял, – согласился Рональд. Он смотрел на улыбающегося Майкла, и что-то шевельнулось в его душе. Вспомнил бесшабашные попойки, гулянки, вспомнил дружбу. Тогда им было хорошо вдвоем. И в компании тех веселых талантливых ребят тоже было хорошо. Но тут он подумал о книге, и тень пробежала по лицу.

– А без закуски никак? – спросил Майкл. – Стареешь?

– Давай, – согласился Рональд и достал бокалы. Они выпили и Майкл воскликнул:

– До дна! Разучился Ронни?

– До дна, – согласился он.

– Еще по одной! – заводился Майкл. Рональд усмехнулся. Как он любил этого чертового Майкла. Они снова выпили и Майкл весело сказал:

– Теперь перейдем к нашим делам. Пора вернуться к работе, хватит бездельничать.

Рональд стал серьезен. Майкл, заметив это, удивленно замолчал и услышал:

– Майк, я ничего больше писать не стану. Я тебе уже это говорил!

Майкл на мгновение задумался и сказал:

– Я не буду тебя спрашивать – почему и какая дурь находится в твоей голове. Скажу лишь одно – ты напрасно думаешь, что так просто можно от нас отделаться.

Сказал это с улыбкой, беззлобно, словно произносил тост.

– Повторяю, я ничего писать не буду.

– Будешь. И вопрос этот не обсуждается, время пришло. Тринадцать книг. Первая должна быть закончена ровно через два месяца… Хочешь о чем-то спросить? Ах да – деньги. Двенадцать процентов с продаж. Было десять. Сейчас на твоем счете больше двух миллионов – мы пунктуально выполняем обязательства и переводим средства. Что еще?

Рональд улыбнулся.

– Майк, откуда такая уверенность, что я буду писать? Я тебе все сказал. Этого не достаточно?

– Ты будешь писать, Ронни, – спокойно возразил Майкл и снова улыбнулся.

– Я не понимаю.

– Тебе и не нужно ничего понимать. Завтра приедешь в издательство – подпишешь договор и обсудим первую книгу. Повторяю – время пришло.

– Иди ты к черту, Майк! – засмеялся Рональд. Тот задумчиво посмотрел на него, потом сказал:

– У тебя красивая жена… Вы счастливы?

– Почему ты спрашиваешь?

– Продолжать дурацкий разговор?… Ронни, пойми одну простую вещь – это поезд, с которого соскочить невозможно. Ты давно стал его пассажиром. И я тоже. А он мчится по своему накатанному пути и его не остановить. Все его пассажиры или выполняют правила или…

– Или?

– Ты уверен, что хочешь слышать дальше?

– Да! – воскликнул Рональд.

– Извини, Ронни. Я должен тебе кое-что показать. Хочу, чтобы мы остались друзьями, но я должен это сделать, за мной тоже стоят люди, я не решаю ничего.

С этими словами он положил на стол пакет с фотографиями.

– Здесь ты с двумя девицами… А вот к вам присоединился Джерри. Помнишь его? А помнишь, красоток должно было быть три, но одна сбежала! Нагло сбежала! – и он засмеялся. – А вот ты и Том… Ты и Фил. А вот еще и еще…

– Что дальше? – спросил Рональд.

– А дальше мы в некоторых газетах… Нет, не я, Ронни. Мы! Мы – это организация, на которую ты работаешь. …размещаем эти фотографии и подписываем текст. Например: “Рональд Дойл – классик мировой литературы, отдыхает в обществе друзей”.

– Вы этого не сделаете.

– Почему?

– Потому что, вы не можете скомпрометировать Рональда Дойла. Он приносит вам огромные деньги. И Джерри с Томом тоже не будете опускать. Я слышал, они становятся популярными. Я не прав?

Майкл улыбнулся.

– Дело не в деньгах. О них поговорим позже. А ты не глупый парень, Ронни. Мог бы далеко пойти. Допустим, ты прав… Продолжать?

– Как хочешь. Ты не добьешься от меня ничего.

– Ронни, я этого не хотел, прости… Повторяю свой вопрос, ты счастлив с этой удивительной женщиной?

– Не твое дело.

– Теперь мое. А что будет, Ронни, если эти фотографии мы за ужином покажем ей?

Рональд покраснел.

– Ты этого не сделаешь.

– Сделаю, – спокойно возразил Майкл. – Мы друзья, Ронни. Но не я, значит другой завтра приедет и сделает это. Какая разница – кто?

Рональд вскочил.

– Показывай! Мне наплевать. Все это было до знакомства с Дороти. Ей нет никакого дела до того, чем занимались мы в юности.

– Вот и узнаем, как она на это посмотрит. А, судя по ее внешности, девушка прекрасно воспитана и из хорошей семьи.

– Откуда ты знаешь?

– Это видно. Или я не прав? Или ты подобрал ее в кабаке, на панели, в пьяном угаре в борделе?

– Замолчи!.. Она любит меня. А, значит, простит такую ерунду – я знаю это. Она родила мне ребенка. Она безоглядно поехала за мной в ту дыру! Нет, Майкл! У тебя ничего не получится.

Майкл грустно улыбнулся.

– Ты в этом уверен?

– Абсолютно.

– Хорошо.

Он немного помолчал, отпил большой глоток виски и приготовился делать следующий ход. Все напоминало веселую игру.

– Скажи, а почему ты не хочешь на нас работать? – продолжил он. – Ответь, и я отстану.

Рональд долго молчал. Он крутил бокал в руке и смотрел сквозь него. Майкл терпеливо ждал. Наконец заговорил:

– Майкл, то, что вы делаете, мне не очень нравится. Совсем не нравится. Я не знаю, какие у вас цели, но ваши методы порочны. Я не буду для вас писать.

– Но, мы не нарушаем законов, действуем в рамках правил и норм, приличий, мы делаем великое дело, черт возьми! – все больше заводился Майкл. – Когда-нибудь ты это поймешь! В конце, концов, это только книга, всего лишь книга, мы занимаемся литературой, и не более того.

– Есть другой закон.

– Какой?

Рональд поднял палец кверху.

– А его вы нарушаете, я знаю это точно. Я не буду для вас ничего писать.

– Ты веришь в этот закон? Стал щепетилен? Тогда скажи мне, Ронни, на какие деньги ты второй год живешь, содержишь семью, растишь ребенка? На порочные деньги? Почему ты делаешь это? Как ты можешь к ним прикасаться? Второй год ты приезжаешь в банк, снимаешь порочные доллары, на них покупаешь подарки жене, леденцы младенцу, себе галстуки, нижнее белье. Ты ничтожество, Рональд. Ты хочешь иметь убеждения, но сам их нарушаешь. Ты порочнее, чем люди, которые работают у нас. Они хотя бы последовательны, верят в свое дело и жизни на него кладут, а ты строишь из себя святошу, но живешь за наш счет. И обманываешь ты не только себя, но и жену, и ребенка. На порочные деньги ты собираешься дать девочке будущее? Верно? Ты – слабак, Ронни!

– Неправда.

– Правда.

– Нет.

– Так, откажись от них.

Небольшая пауза повисла в воздухе.

– Молчишь? Не можешь! Ты ни черта не можешь!

– Могу! И откажусь! Не думай, что без ваших убогих денег не проживу.

– Убогих? На твоем счету миллионы! Сможешь?

– Да! – выдохнул Рональд. Он был весь красный и гневно смотрел на Майкла. Тот какое-то время молчал, потом улыбнулся и тихо дружески спросил:

– Уверен? Не пожалеешь?

– Нет!

– Тогда сделаем просто. Мне нужно подтверждение. На этой неделе ты едешь в банк и отписываешь поручительство на свой капитал кому угодно. Естественно, кроме своей семьи. Бог? Ты веришь в него? Это твое право. Отдай деньги церкви… Так будет правильно? Непорочно?

– Да.

– Сможешь, Ронни?

– Да.

– Оставишь семью без средств?

– Мои проблемы.

– А твой бог будет тобой гордиться?

– Да.

– Договорились, Ронни. Тогда все… Пока все. Но я оставляю тебе право передумать и вернуться – легко и без эмоций, это всего лишь работа. И помни, Ронни, мы друзья – верь мне. Если бы сегодня на моем месте был другой – разговор сложился бы иначе. До скорого.

– Прощай!

– Как, вы уже уходите? – воскликнула Дороти. – Она вернулась и несла к столу угощения. – Не поужинаете с нами?

– В следующий раз, – галантно улыбнулся Майкл. Он поцеловал ей руку, тепло обнял Рональда, откланялся и ушел.

– Я буду ждать твоего звонка, – на прощанье бросил он.

26

Все время, пока Франк писал, Дойл сидел на диване и, мерно покачиваясь, смотрел в пустоту. Он никуда не уходил, иногда бросал взгляд на Франка и снова отводил глаза. А во взгляде этом было и сомнение, и жалость, временами даже участие. Но Франк этого не замечал. Наконец он закончил.

– Будем продолжать? – спросил он.

– Не сегодня.

– Извольте, – и протянул Дойлу последнюю главу.

– Не нужно, – тихо произнес тот, – в этом больше нет нужды, вы хорошо пишете.

Франк заметил, что Дойл бледен, и выглядит крайне уставшим. Было видно, что ему нехорошо.

– Не уходите. Посидите немного, – воскликнул тот.

– Конечно, – согласился Франк. Тем более что идти ему было некуда. Он не мог и не хотел снова видеть ту прекрасную Жоан, которая с таким участием всякий раз его встречала. Он не хотел больше морочить ей голову. Франк рассеянно перелистал страницы рукописи и уставился на Дойла. Потом спросил:

– Я одного не понимаю, месье, к чему такие страсти, зачем эти сложности, конспирация, жестокость? Эти люди занимались литературой, музыкой, кино. Это не тот бизнес, за который можно преследовать, уничтожать, стрелять. Всего лишь искусство. И как может какая-то книга, пусть даже талантливо написанная, стать доктриной? Чего эти люди добиваются? Вернее, добивались.

– Своего они уже добились, – неторопливо заговорил Дойл, и голос его заскрипел с усталостью и через силу. – Они создали кино и литературу, новую музыку. Новую еду. Религию. Они пишут новую историю, создают системы образования, воспитания. Тогда все только начиналось, а теперь они идут еще дальше. Посмотрите на плоды их труда. Современное кино, литература и прочий мусор – это крематорий для души. Она сгорает в этой топке безвозвратно. А мастеров так называемого искусства сегодня интересуют только кишки. Раньше, раскрывая священное писание или книгу талантливого писателя, люди спасали душу, а сейчас спасают, как теперь говорится, задницу.

– Зачем они это делают? И что могла сделать ваша единственная книга?

– А вы не понимаете?

– Нет… Не совсем…

– Лишив человека таких привычных и простых вещей, как уважение к старшим, таких высоких понятий, как семья, то есть – союз мужчины и женщины, веры в бога, любви, черт возьми, дружбы, они дают удивительную свободу, но тем самым выбивают почву из под ног, отбирая душу. На этих столпах столетиями держалось общество. Это, если хотите, – иммунитет. Это проявления той самой культуры, без которой человек ничто. А культура – тонкий озоновый слой, аура, которая защищает нашу планету от смертельного излучения.

– Но, зачем?

– Они создают вакуум, который потом нужно чем-то заполнить. Отбирая, можно будет легко подметить одни ценности другими.

– Что же дальше?

– А дальше человек, низведенный до уровня бездуховного существа, которого даже не назовешь животным, становится беззащитным и им легко управлять. Заставить перестать думать, жить по законам стада. А еще дальше… Его легко можно будет превратить в раба или просто уничтожить.

– Не понимаю. Конечная цель? Что потом?

– Потом? Не знаю, юноша. Думайте, делайте выводы сами. Не знаю.

– Кто это делает? Кто эти люди?

– Этого вам не скажет никто и никогда. Как вы понимаете, это не инициатива одного взятого правителя какого-либо государства, поскольку за это время их сменились десятки. Иногда мне даже кажется, что это не люди. Во всяком случае, называть их людьми не поворачивается язык.

Теперь эти двое долго молчали. Рональд Дойл смотрел сквозь стену куда-то вдаль, а Франк с ненавистью на него.

– Вы трусливо сбежали, а участвовать в этом, разоблачая их действия, предлагаете мне? Я тут не причем!

– Да, вам… Вернее нам, – устало и равнодушно ответил Дойл.

– А если я не соглашусь?

– Я вам уже говорил, Луи. Я не пугаю, но думаю, что в противном случае вы больше никогда не увидите своих детей. Если, конечно, вы не самоубийца.

– Но, я ни в чем не виноват! – закричал Франк. – Вы один должны выйти отсюда и сделать это. Вы сумеете! Вас вспомнят! Это ваши долги! Вы не должны прикрываться мной!

– Я устал… Черт возьми, я слишком устал! Оставьте меня в покое. Идите спать, сегодня вы мне больше не нужны, – пробубнил Дойл.

– Вы такой же, как и они! – уходя, в отчаянии воскликнул Франк.

– Да, такой же,… такой же, – слышалось старческое бормотание вдогонку.

27

– Дорогая, мой друг принес нам замечательную новость! – воскликнул Рональд, когда дверь за Майклом закрылась.

– Какую? – спросила она. Голос ее был таким нежным, таким близким, родным, что на мгновение он запнулся. Он не знал, как ей об этом сказать. Потом собрался и с улыбкой произнес:

– С этой минуты мы с тобой бедны, как церковные крысы, – и посмотрел ей в глаза. Она тоже улыбнулась.

– Ты мне не веришь?

– Не совсем, Ронни, на твоем счету в банке сумасшедшая сумма.

– Была! – воскликнул он.

– Ты истратил их? – мягко спросила она.

– Не совсем.

– Ты купил мне цветы на миллионы американских долларов? – и засмеялась. – Где же эта плантация?

– Все цветы в твоей жизни еще впереди! – радостно воскликнул он. – Шучу. А если бы это было правдой? Если бы мы стали нищими, ты любила бы меня?

– Да, – не задумываясь, ответила она.

– Почему?

– Потому что… Потому что просто любила бы.

– Просто? И все?

– Да.

– Я знал, Дороти, что ты мне так ответишь. А теперь к делу. У нас дома остались какие-то деньги? Эти ужасные, порочные деньги! – продолжал посмеиваться он, но руки его тряслись.

– Конечно. Хватит на два или на три месяца.

– Три месяца! Замечательно! Теперь послушай. Я не шутил. Я вложил деньги в одно сомнительное предприятие и оно…

– Прогорело! – ужаснулась она. Теперь Дороти внимательно на него смотрела.

– Да.

– И мы банкроты?

– Да!

– У нас есть долги?