Тяжелый запах жасмина

Воскресное солнце поднялось очень высоко и с наглостью хозяина, заглядывало в окно к новобрачным. Маша, проснулась от яркого солнечного света, который светил ей прямо в лицо, и посмотрела на рядом лежащего мужа. Ей очень захотелось разбудить его, но какая-то жалость остановила, но полежав немного и, как бы возмутившись, она сказала:

– Нет! вы только посмотрите! Он спит, а я должна мучиться бессонницей!

– А кто тут мучается бессонницей?! – вдруг басом спросил Николай и, громко рассмеявшись, обнял свою жену. Маша прижалась к нему, а солнышко в это время, застеснявшись, скрылось в большом плотном облаке. Они лежали, прижавшись, друг к другу, и молча глядели на абажур. Первой молчание нарушила Маша.

– Ты знаешь, Коля, я никогда не могла бы подумать о том, что Кирилл Трофимович подарит нам такой дорогой подарок. А вот ведь, подарил! Да ещё с такой торжественностью вручил. – Она замолчала, ожидая ответа, а Николай лежал молча и чему-то улыбался.

– Что ты молчишь и улыбаешься, словно не согласен со мной? Разве я не права?

– Права, Машенька, права! Но твоя правда только в том, что он торжественно вручил нам обручальные кольца, это я его попросил. А в остальном не права, кольца не его.

– Как не его?! А чьи же? Может, скажешь, что твои?

– Вот именно, Машенька, мои! – сказал он и рассмеялся, стараясь обнять её и поцеловать, но она отстранилась, приподнялась, облокотившись на локоть и пристально глядя на улыбающегося Николая, съехидничала:

– Может быть, ты ещё скажешь, что купил их в ювелирторге? Но там таких не продают!

– Да нет! Я их не покупал! – ответил Николай с какой-то грустью. Он уже не улыбался, а, не отрываясь, глядел на абажур, как будто бы видя там то, что было связано с этими кольцами. – Нет-нет! Их не покупал! – снова повторил он.

– Ну, если ты их не покупал, то, как они к тебе попали? – уже с интересом спросила Маша. – Если можешь, расскажи мне.

– Что ты, Машенька, какой может быть от тебя секрет или какая-то тайна?! Ничего такого и в помине нет! Просто небольшой эпизод прошедшей войны и, если тебе будет это интересно, то я постараюсь вкратце рассказать историю этих колец.

– Да-да, Коленька! Мне будет очень интересно узнать эту, как ты сказал, «историю».

– Ну что ж! Раз так, то так тому и быть! – ответил он и начал свой рассказ. – Это было тогда, когда наши войска уже сражались на территории Германии. Немцы сопротивлялись с фантастическим упорством, хотя уже понимали, что война проиграна. Но, Геббельская пропаганда, продолжала действовать, и люди верили этой пропаганде, верили в то, что в Германию пришла армия варваров, которая несёт с собой самые страшные беды всем немцам, от младенцев до глубоких стариков, и обманутые люди уходили, бросая всё, что было ими нажито годами. Но были и такие, которые в страхе бежали от наших наступающих войск, боясь расплаты за всё, что было совершено их сыновьями и мужьями на нашей многострадальной земле. И таких было много.

А вот немецкие солдаты и офицеры продолжали сражаться. Моя рота, которой я командовал, с боями продвигалась вперёд. На пути нашего движения оказалась неглубокая и неширокая река, мост через которую был полностью разрушен, а на противоположном берегу, у самого леса, стояло большое двухэтажное здание с подсобными строениями, и возле них, барачного типа дом, как видно, для прислуги. Я долго рассматривал в бинокль это место, где не было никакого движения, и всё указывало на то, что эти строения брошены, как и многие другие. Но я всё же сомневался и отправил троих солдат разведать и убедиться, что там никого нет. Вскоре, разведчики возвратились и доложили, что здание и все постройки пусты. Мы поискали брод, где могли бы проехать машины, на которых мы передвигались, и, переехав реку, направились к дому, где нас, как мы надеялись, ожидал кратковременный отдых. Но вместо отдыха, нас встретил плотный автоматный огонь, и было непонятно, то ли немец нас перехитрил, то ли наши разведчики не справились с заданием, или преступным образом соврали, не выполнив моего приказа.

Огонь врага прижал бойцов к земле, завязался жестокий и кровавый бой. Противник был в более выгодном положении, чем мы, что приводило к потерям. Основной бой шёл у центрального дома до тех пор, пока мои солдаты не ворвались вовнутрь здания, где вступили в рукопашную схватку. Наконец, немцы не выдержали и стали уходить в сторону леса…

Тяжёлыми были последствия боя. Когда я вошёл в дом, то на первом этаже, вперемешку с убитыми немцами, лежали и наши солдаты. Вокруг было всё разбито и искорёжено. Лестница, которая вела на второй этаж, была так повреждена, что подняться по ней было просто невозможно, особенно мне, получившему во время боя пулевое ранение в руку, но всё же я сделал попытку, и вдруг почувствовал, что кто-то мне помогает. Оказалось, это Артур, который после гибели Жоры, стал как бы моей тенью, везде оберегая меня. Вот так, вместе, мы и взобрались на второй этаж. На полу валялись осколки разбитых стёкол, дверь, которая вела на балкон, была сорвана и болталась на одной петле. Всё было в пыли от обвалившейся штукатурки. В углу валялись два портрета с разбитыми стёклами и рамами. На одном была женщина в роскошном платье с глубоким декольте, а на втором – мужчина в эсесовской форме и, как я заметил, высокого чина. А на противоположной стороне от балкона, занимая всю стену, стоял сервант – это был настоящий шедевр искусства, состоявший из толстого стекла, металла и красного дерева, все дверцы которого, были украшены тончайшей резьбой и росписью. Это было что-то особенное! Я подошёл и увидел фигурку льва, который разлёгся посреди нижней части этого шедевра, как бы отдыхая, раскрыв клыкастую пасть. Вытирая его, я непроизвольно нажал на симпатичный тёмный нос: крышка, на которой лежал лев, подскочила вверх, открыв небольшое углубление, где лежали две очень красивые коробочки, портсигар и зажигалка. Я взял одну коробочку, осмотрел её, и открыл, там лежало кольцо. Во второй коробочке, тоже было кольцо, но немного меньшего размера. Я примерил на средний палец кольцо большого размера, подошло, а второе надел на мизинец. После этого открыл портсигар, который был заполнен сигаретами, сам портсигар мне почему-то не понравился, а вот зажигалка была хороша, серебряная и полностью заправлена бензином. Это было для меня, злостного курильщика, прекрасная находка! Закурив, я положил в карман портсигар и зажигалку, и спустился вниз.

Внизу собирали погибших и рыли могилы, одну для наших солдат, другую для немцев. Первый этаж привели кое-как в порядок и медсестра Нина, перевязывала раненых. В углу, опираясь спиной на стену, сидел раненый немецкий солдат. Увидев его, я приказал, чтобы немедленно явился переводчик Любарский, но лейтенант Коротков доложил, что рядовой Любарский погиб в бою. Я понимал, что необходимо узнать причину неудавшейся разведки, иначе солдаты пойдут под трибунал. Не верил я, что они могли соврать! Не верил! Я достал портсигар и стал раскуривать сигарету. В этот момент подошла медсестра Ниночка и обратилась ко мне с просьбой, разрешить ей заменить погибшего переводчика.

– А ты что, знаешь немецкий? – с надеждой спросил я, глядя на неё.

– Так точно, – ответила она, продолжая стоять по стойке смирно.

– Ну, что ж! Давай попробуем! – ещё сомневаясь, сказал я. Мы подошли к пленному немцу. На первый взгляд ему было не более семнадцати лет, и он смотрел на нас с каким-то неописуемым страхом.

Я спросил, из какой он части и видел ли он наших разведчиков? Выслушав Нинин перевод, немец ответил:

– Мы готовились к бою, но заметив ваших разведчиков, нам последовал приказ немедленно уходить в лес. Из леса, хорошо просматривалась вся территория, где трое разведчиков тщательно проверяли все строения, спускались в подвал, бродили по территории, заглядывая во все углы, и как только они ушли, мы вернулись и заняли прежние позиции, а позже приняли бой, – немец замолчал, глядя то на Нину, то на меня. Вины разведчиков не было, это стало понятно. Я сразу же отдал приказ лейтенанту Короткову освободить бойцов из-под ареста и вернуть им оружие. Он был рад тому, как обернулось дело. Ведь это были его солдаты и их судьба была ему не безразлична. Вот так-то, Машенька! А война продолжалась и кольца, и портсигар с зажигалкой дошли со мной до Берлина, где я был тяжело ранен, а остальное, ты уже всё знаешь!

Он замолчал, прикрыв глаза, а Маша глядела на него, на дорогого ей человека, который только что раскрыл ей ещё одну неизвестную до сих пор страницу своей жизни.

– А ты в курсе, как сложилась Нинина судьба? – тихо спросила Маша.

– Она погибла в бою, ещё на подступах к Берлину, – ответил он, не открывая глаз, и снова замолчал.

Маша понимала, что Николаю очень тяжело вспоминать и говорить о том, что до сих пор лежит у него на душе кровавой раной, и она решила отвлечь его от тяжких дум и воспоминаний.

– Коленька! Давай поедем к тебе, где ты жил, ещё холостяком, – смеясь, проговорила она, – и попробуем что-нибудь перевезти к нам на трамвае, а может, и пару раз съездим, за один раз всего не перевезём! Ну, так что? Согласен?

Он приоткрыл глаза и обнял, свою молодую жену, а она, делая вид будто бы отбивается от него, радостно рассмеялась.

– Ах, ты, хитрюшка-зверюшка! – обнимая и целуя её, приговаривал Николай, – Ну, что ж? Раз есть приказ, то его нужно выполнять! Поедем! Всё равно вещи придётся, так или иначе, перевозить. А может ты передумала, и я тебе уже надоел? – поцеловав Машу, спросил он, лукаво глядя ей в глаза.

– Нет, Коленька! Ты мне не надоел и не надоешь до тех пор, пока я жива!

– Ну, раз так, то собирайся и поехали!

Вещи складывали вдвоём. В чемодан их укладывал Николай, а Маша подавала ему, не переставая говорить, и вдруг остановилась, держа в руках очередную вещь, спросила:

– А где твой портсигар и зажигалка, о которых ты рассказывал?

Николай посмотрел на Машу и улыбнулся.

– И всё ты хочешь знать и видеть. Это рядовая история. Когда я выписался из госпиталя, то в своих вещах обнаружил только портсигар, а зажигалки там не оказалось. Видимо, кто-то позарился на неё, ведь вещь была не простая, а серебряная. Но эти вещи мне были уже не нужны, я всё время, пока был в госпитале, не курил, а зажигалку было жаль, она была мне памятью о прошлом. Но когда я уже после госпиталя закурил, то понял, что курить, как раньше, уже не буду никогда; ранения давали о себе знать, а портсигар с той поры валяется в ящике стола, – сказал Николай и продолжил прерванную работу.

– Так, так! Значит в ящике стола? Посмотрим, посмотрим, что это за вещица такая?

Маша подошла к столу, выдвинула ящик, вынула портсигар, уселась на стул и стала разглядывать его. Открыла, осмотрела внутри, восхищаясь бархатом, которым он был полностью покрыт и, закрыв его, начала рассматривать рисунок, на котором было изображено море, берег, пальмы, вдали корабль, а над морем две чайки. Присмотревшись, она вдруг с ужасом произнесла:

– Не может быть! – и снова тщательно всматривалась в рисунок.

– Что там «не может быть»? – подняв голову, спросил Николай. Но Маша не ответила на его вопрос, а в ответ спросила:

– Коля, у тебя есть увеличительное стекло?

– Есть. Поищи в столе. – Ответил Николай, не переставая укладывать вещи.

Разглядывая рисунок сквозь увеличительное стекло, Маша уже почти не сомневалась в своей догадке. Она положила портсигар на стол, руки у неё дрожали, ей было как-то нехорошо и страшно, и она невольно вскрикнула:

– Николай! Коля!

Николай моментально оказался возле неё, обнял за плечи, а она, подняв голову и глядя на взволнованное лицо мужа, тихо, почти шёпотом говорила, указывая рукой туда, где лежало то, что её так взволновало и испугало: – Там, там, портсигар! Коленька! Посмотри! Посмотри! Это не рисунок!

– Как не рисунок? – переспроси Николай. – Рисунок как рисунок! Я его сотни раз видел! Что ты нашла в нём такое, что могло тебя так взволновать?

– Нет! Нет! Это не рисунок! Нет! Не рисунок! – уже чуть ли не в истерике, повторяла она.

– Успокойся, Машенька! Успокойся! Ведь ничего такого страшного не случилось, сейчас разберёмся, и всё встанет на свои места, и для волнения нет никаких причин! А если тебя так разволновал этот злосчастный портсигар, то я его просто выброшу и делу конец! – сказал Николай, целуя Машу.

– Да нет! Ты всё же посмотри внимательно через увеличительное стекло, и ты сам убедишься, что это не рисунок, – уже со слезами на глазах повторила она.

– Если это не рисунок, то, что же это такое?

– Это, Коленька, та–ту–и–ров–ка! – сказала она, вытирая слёзы, – и кожа, которой обтянут портсигар, не козлиная, а человеческая! Да, да! Человеческая!

Николай молчал. В его памяти возник тот портрет, мужчины в форме «СС» и он понял, что Маша может быть и права. Он взял портсигар и начал рассматривать рисунок, чего раньше никогда не делал, потом взял лупу и скрупулёзно, как бы изучая, просмотрел все детали рисунка, и, о ужас! Маша права! Это не рисунок, а татуировка!

– Да, Машенька! Ты права! Я его сейчас выброшу, а ты, пожалуйста, успокойся. Ведь война оставила после себя такое, что даже через многие годы будут появляться всё новые и новые свидетельства тех зверств, которые она принесла.

– Нет, Коленька! Выбрасывать нельзя! Мы снимем это жуткое обрамление и похороним этот кусочек кожи, как и положено хоронить человека! А выбрасывать нельзя! Это грех!

Она прижалась к Николаю и разрыдалась, а он гладил её по голове и молчал, ожидая, пока она успокоится.

Кожу, которой был, обтянут портсигар, снимал Николай. И если вначале казалось, что эта работа не потребует большого труда, то на деле оказалось иначе. Всё то, чем был обтянут портсигар, и верхняя, и внутренняя бархатная часть, были крепко склеены в одно целое так, что пришлось разрезать подкладку, подрезать углы, а когда Николай освободил первый угол, то Маша, которая наблюдала за работой мужа, тихо произнесла:

– Коля! А портсигар-то золотой!

– Да! Кажется, что ты не ошибаешься! Похоже на то, что он или позолочен, или полностью золотой! Скорее всего, что он золотой! Ведь это, если я не ошибаюсь, награда эсесовца, а они на мелочи не разменивались! Но, что это за золото? – в задумчивости, как бы спрашивая самого себя, проговорил он и осторожно оголил портсигар полностью. Маша глядела на портсигар, который блестел в руках у Николая.

– Коленька, я думаю, что золото портсигара – это золото, которое принадлежало тем, кто ныне лежит в страшных могилах, тем, кто прошёл сквозь печи крематориев, сквозь муки лагерей смерти, сквозь весь кромешный фашистский ад! И кольца, тоже могут быть отлиты из того же золота, что и портсигар? Если это так, то я носить это кольцо не буду, да и тебе не советую!

– Нет, нет, Машенька! Ты не права! Я внимательно осмотрел коробочки, в которых хранились эти кольца, и на них было написано: «Франция» 1938 год. Так что выходит, что кольца, были изготовлены ещё до войны, в Париже, и золото колец чистое золото и на нём нет человеческой крови, как на этом портсигаре, и носить эти кольца можно и нужно, как самое дорогое, что у нас есть! Ведь они являются символом нашего счастья и плюс – это не простые кольца, а обручальные!

– Ну, хорошо! Я, тебе, верю и рада, что они не запятнаны человеческой кровью, а вот что делать с портсигаром? Я думаю, что его надо сдать государству, в фонд восстановления?! А как, ты думаешь?

– Нет, Машенька! Сдать в государство – это прямая дорога к большим неприятностям. Ты обратила внимание на две буквы внизу на передней крышке? Это буквы двух слов: – «юденс голд», то есть еврейское золото, а это значит, что такие портсигары не продавались, а ими награждались высокие чины гестапо, и когда мы принесём золотой портсигар, чтобы сдать, как ты сказала, в фонд восстановления, то первый вопрос будет: «где взяли этот портсигар?» И, в конце концов, припишут мародерство, а это в лучшем случае десять лет тюрьмы или высшая мера. Вот так-то, Машенька!

– Нет! Что ты, говоришь?! Ведь я знаю, что многие высокие чины вывозили из Германии целыми вагонами дорогостоящие вещи! Я сама видела эти эшелоны. Так что? И им припишут мародерство.

– Нет! Им не припишут! У них-то, всё по закону, а вот у меня и мне подобных, видишь ли, не по закону! – грустно, улыбнувшись, ответил Николай

– Ну что ж! Может ты и прав. Оставим этот портсигар для себя, как память о той страшной трагедии, которая унесла миллионы человеческих жизней, в числе которых и наши родные и близкие люди. Думаю, что такое решение будет приемлемо для нас обоих.

– Думаю, что да! Другого и более правильного решения и быть не может! – с каким-то облегчением, ответил Николай.

– Вот и хорошо. С одним вопросом решили, а теперь нам нужна коробочка, чтобы похоронить останки незнакомого нам человека. Может быть у тебя, Коленька, что-то и найдётся такое, что можно было бы приспособить?

После недолгих поисков нашлась деревянная коробочка, вроде небольшого пенала, и на крутом, волжском берегу, выкопав небольшую, но глубокую ямку, опустили в неё импровизированный гробик, засыпали землей, возле новоявленной могилки положили камень, и постояли немного, глядя вдаль Волжских просторов.

Вернувшись к Коле, забрали собранные вещи, и пошли к трамвайной остановке. Дома они застали расставленные на столе тарелки, а в центре стола завёрнутую в небольшое одеяльце кастрюлю со щами, да притом ещё и горячими, и картошку со шкварками, а рядом на блюдечке четыре кусочка хлеба.

– Вот в этом вся моя любимая тётя Таня! – радостно и с задором приговаривала Маша, разливая в тарелки щи.

– Да! Чудесный человек, твоя тётя! – садясь за стол, подтвердил Николай.

А за окном, снова была ночь и снова, та же проказница луна, как и в прошлую ночь, подглядывала в тёмные окошки уснувших зданий. Она то пряталась в глубине ночных облаков, как бы анализируя там то, что успела увидеть, то вдруг снова выкатывалась и плыла в необозримом небесном просторе, лукаво поглядывая с высоты на дремлющую землю. К рассвету луна бледнела, скатывалась к горизонту, уступая место просыпающемуся дню.

Позавтракав остатками вчерашнего обеда, Николай и Маша поспешили к трамвайной остановке. На работе их встречали улыбающиеся сотрудники, поздравляли с законным браком и желали счастья, в их только-только, начинающейся семейной жизни! Один только Кирилл Трофимович не поздравил их. Он вчера уехал в Москву на совещание. В этот день работы было очень много, пролетел он незаметно, и создавалось впечатление, что ритм повседневной жизни со дня их свадьбы не изменился, если не считать того, что они стали мужем и женой.

Прошло четыре рабочих дня. Из Москвы возвратился Кирилл Трофимович и, как только Маша с Николаем появились на работе, тут же вызвал их к себе в кабинет.

– Здравия желаем! – войдя в кабинет, отчеканили они, оставаясь стоять у двери.

– Доброе утро! Проходите, присаживайтесь, имеется разговор! – как всегда, в своей манере ответил Кирилл Трофимович и указал на стулья, стоящие у стола. – Ну что? Как вам живётся, в положении мужа и жены? Думаю, что хорошо! – сам себе ответил он на свой вопрос, поздравил с выходом на работу и перешёл к вопросу, из-за которого вызвал их к себе. – Начнём с хороших новостей! – проговорил он, прихлопнув ладонью бумагу, лежащую на столе. – Я привёз приказ! Тебе, капитан, на основании этого приказа присвоено звание майора, а тебе, лейтенант, старшего лейтенанта. С чем и поздравляю вас! – Николай и Маша встали, чтобы поблагодарить военкома, но он махнул рукой, как бы отмахнувшись, и с грустью сказал:

– Не надо благодарности, всё, как и положено, садитесь! – он снова помолчал, глядя на сидящих, и стал зачитывать вторую часть приказа – где всё сводилось к тому, что они, по закону будучи мужем и женой, не имеют права на совместную работу, где один из супругов в подчинении другого.

– Вот такие-то пироги! – закончив читать, сказал Кирилл Трофимович, отложив бумагу в сторону.

– Так что, товарищ старший лейтенант, придётся тебе переходить на другую работу. А жаль! Я не тороплю, но ты постарайся! Приказ есть приказ, и его надо выполнять! Ничего не поделаешь, ничего не изменишь! А работать надо!

– Разрешите идти? – поднявшись, спросил Николай.

– Разрешаю! – ответил военком и занялся разборкой лежащих на столе бумаг.

Николай и Маша возвратились в свой кабинет. Николай принял первого посетителя, а Маша позвонила своей близкой подруге Таисии, она работала начальником отдела кадров на одном из заводов города.

– Слушаю! – послышался в трубке её голос.

– Тася! Извини меня, что отрываю тебя от работы. Я хотела сообщить о том, что я согласна на твоё вчерашнее предложение.

– Вот и прекрасно! После работы приходи с Николаем, посидим и всё детально обсудим. Добро?

– Хорошо!

– Ну, тогда до встречи! – трубка щёлкнула и смолкла.

– А что это за разговор с Тасей был, что она предлагала? – поинтересовался Николай.

– У неё через три недели откроется вакансия на должность юриста. Вот она и предложила мне, а я сказала, что подумаю, но после разговора с Кириллом Трофимовичем я дала согласие на предложенную должность. А что? Разве я не права?!

– Так ведь это, Машенька, чудесно! – он хотел ещё, что-то сказать, но в это время постучали. Пришёл посетитель.

После встречи с Тасей, уже дома, у Маши с Николаем состоялся разговор. Вернее, говорила Маша, а Николай только иногда вставлял пару слов.

– Коленька! Ты же слышал, что Тася сказала, какие имеются правительственные решения по поводу инвалидов и работников пожилого возраста?

– Слышал – «постепенно проводить замену инвалидов и пожилых работников, молодыми кадрами», – процитировал Николай.

– Вот, вот! Так что ты, не имея никакого воинского образования кроме семи классов, да и плюс инвалид Отечественной Войны, будешь демобилизован и отправлен на пенсию. Вот я и подумала…

– И что же ты подумала?

– А не поступить ли тебе в любой техникум и обеспечить себе гражданскую специальность, а не пенсионное прозябание? Возьмём, к примеру, зубоврачебный техникум? Чем плохо? Зубной техник – это ведь, чудесная специальность! Да и плюс ко всему ты, как инвалид войны, имеешь льготы при поступлении, то есть, быть принятым на учебу без вступительных экзаменов. А ведь эти льготы не будут вечными! Ну, так что? Согласен?

– Согласен-то, согласен! Но я чувствую, что уже никакую учёбу не потяну. Ведь я безвозвратно забыл даже то, что знал. Куда уж мне, с моими знаниями, да в техникум?!

– Поверь мне, поверь в самого себя и всё будет нормально! Поступишь, осилишь! Я в этом уверена! Я, Коленька, и не сомневаюсь, что ты сумеешь всё одолеть!

– Так что? Бросать работу и идти учиться? – смеясь, спросил Николай.

– Э, нет! – тоже смеясь, ответила Маша. – Ты не юли! Работать будешь, и не надейся. В городе имеются вечерние, я подчеркиваю, вечерние учебные заведения.

– Да! Как я вижу, от тебя не открутишься и не отвертишься! Считай, что уговорила! Пойду учиться, но только вот документов-то у меня нет, как и с чем поступать буду?

– Ну и что? В своей биографии укажешь, что во время оккупации все довоенные документы семьи Любченко пропали, кроме метрической выписки. На основании которой ты сегодня имеешь основные документы. И ещё, не забудь указать, что отец твой погиб на фронте, а мать погибла, подорвавшись на мине, в общем, ты пишешь краткую автобиографию и заявление, а я снимаю копию с твоих документов и подаём в приёмную комиссию. Медлить времени нет! Приём документов уже начался! Так на чём останавливаемся? Я советую зубоврачебный, а ты уж сам выбирай, что тебе по душе!

– Ну, раз ты советуешь, то и я за зубоврачебный!

– Вот и хорошо! Напоминаю! Автобиография и заявление за тобой, а всё остальное – моя забота!

За выходные Николай и Маша подготовили все необходимые документы. А в понедельник, отлучившись с работы, Маша отнесла их в приёмную комиссию техникума. Возвратившись и войдя в кабинет, торжественно, с радостной улыбкой сообщила:

– Ну, Николай, считай себя студентом! Поздравляю! – подошла к нему и крепко поцеловала своего любимого мужа.

На следующий день, во вторник, Маша подала рапорт, с просьбой предоставить ей полагающийся отпуск с дальнейшим переходом на другую работу, указав причину данного рапорта. Кирилл Трофимович написал резолюцию – «не возражаю», и Маша через два дня ушла в отпуск, а на её место прислали молодого лейтенанта. Дни мчались незаметно, сменяя друг друга. Маша трудилась на новой работе, а Николай каждое утро в одиночестве выстаивал на остановке, ожидая прихода трамвая. И так день за днём, ничто не нарушало устоявшегося ритма рабочей недели до тех пор, пока Кирилл Трофимович не вызвал Николая к себе в кабинет.

– Разрешите? – открыв дверь кабинета, спросил Николай.

– Входи, входи! – в своей манере ответил военком. – Садись, разговор есть! – и немного помолчав, глядя на Николая, пододвинул к себе какой-то документ, спросил: – Ты в свои родные места желаешь съездить?