bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 14

Джене стоит с фужером испанского "Орто" из Ла-Коруньи, чуть согнув правую ножку, положив на покатое бедро левую ладонь. Тень от руки подчёркивает выпуклость животика и, как-то магически перекликается со струящимися линиями бедра и груди. Профили яхты, бокала и женщины, определённо родственны. Главное, что их объединяет – это совершенство и обещание наслаждения.

Развалившись на скамье, предаюсь блаженству. Джене села мне на колени, а остальные снова пошли купаться, захватив вино, хамон и "шербет". Выпили по 80 грамм "чёрного алмаза", и она, поцеловав меня в щёку, говорит: – "Спасибо"! – Ого, да ты, знаешь русский, Женя? – шутливо отвечаю в ответ. Всё-таки одно из самых известных русских слов…

–Да, немного знаю, – снова по-русски говорит девушка. Тут я поперхнулся "алмазом" и онемел. С французским у нас беда. Даже Валера, с его школьным багажом и гугл-переводчиком, общается с местным, франкоговорящим населением, напирая на жестикуляцию.

–Мой папа, Секо Сери, учился в университете Патриса Лумумбы, в Москве, и чтобы не забыть язык, часто разговаривал с нами, детьми. Папа хотел, чтобы и мы побывали в Москве.

–Вау! И чем занимается твой папа?

–Папа работал в администрации округа Монтань, курировал сельское хозяйство. Четыре года назад его убили, когда он инспектировал департамент Данане. К знахарю пришёл больной, и тот приказал ему съесть сырую печень большого начальника и изнасиловать шестилетнего мальчика, тогда духи испугаются и уйдут из него, и он выздоровеет. Шаман указал на папу и мальчика. Больной выполнил приказ колдуна. Когда больного схватили,

жрец всё подтвердил, сославшись на волю богов, и дело, как обычно в таких случаях бывает, закрыли.

«Женю» и брата взяла к себе родня. Жене нравится шить одежду, в городе Ман у неё осталось ателье. Когда она приедет в Испанию, постарается открыть свою мастерскую.

– Но можно же заплатить выкуп работорговцам, неужели родня не собрала бы деньги?

– Игорь, у нас за плечами – 400 лет работорговли! Не то, что законы, традиции и религии изменены под рабство! Эта язва до сих пор кровоточит в наших сердцах! Мой род столетиями участвовал в перепродаже людей с берегов Нигера. В лагере много народу оттуда, нашим, и мне в том числе, просто не выжить…


Войдя в неё, как могу, пытаюсь утешить. Передохнув, продолжаем упражняться в русском языке.

– Интересно получается. Раньше европейцы вывозили африканцев и зарабатывали на вас деньги, теперь сами африканцы едут к европейцам и садятся на пособия, отбирая деньги у Европы, возвращая старые долги. Всё-таки диалектика – великая вещь, и очень смешная! Раньше они продавали чужих детей, теперь отказываются рожать своих – "чайлд фри" и всё такое.

А через 2-3 поколения уже сама Европа превратится в Африку и Азию.

–Да, так и будет, ибо Аллах справедлив! – говорит Женя.


Утром, как только рассвело, находим машину и, заплатив за дорогу до Сеуты, отдаём девушкам документы и 10 долларов на расходы. В окрестностях Сеуты несколько благотворительных организаций, помогающих беженцам с переходом и отправкой в Испанию. С нами Джене, Агье и Мириам, они видят, что девушек не обманывают, и не продали в какой-нибудь местный бордель.


Официально проституция в Марокко запрещена, но, как и наркотики – это серьёзная индустрия и существенная доля ВВП страны.


Нынешний король, Мухаммед VI, проводя студенческие годы в Европе, регулярно попадал на страницы бульварных газет. Завсегдатай "светской хроники" не раз оказывался в объективах папарацци, участвуя в оргиях богемы и вечеринках золотой молодёжи. Может поэтому, нравы в стране крайне толерантные. Главное – не делать ничего слишком демонстративно.

Короля народ любит, и с незнакомыми людьми, говорить о монархе можно только хорошее. Крайне не рекомендуется рвать или что-то писать на купюрах с первым лицом государства.


К началу туристического сезона, много молодых марокканце съезжаются со всей страны на побережье, услаждать голодных женщин, приезжающих из Европы. Мужская и детская проституции развиты не меньше.

–Не дороговато нам девчонки обошлись? – спрашиваю Константина. Мне кажется, что снять даму в Марокко можно гораздо дешевле… Парни берут такси, едем на местную улицу "красных фонарей".

Одноэтажные "студии", в открытых дверях – дамы. К трём "будуарам" стоят очереди по 3-5 мужчин. Остальные "номера" пустуют. Все гетеры возрастные, толстые и некрасивые. Специально дожидаюсь, когда "фаворитки" провожают удовлетворённых клиентов, чтобы посмотреть на топ-модели. Они такие же! Все три "грации" страдают лишним весом и последствиями бренности бытия. Может, это "новенькие", привезённые из соседнего города по обмену?


Что касается вообще местных женщин, а не только проституток, то… съездите в Марокко, и вы поймёте, что ваша супруга – просто красавица! В Северной Африке симпатичных девиц крайне мало.


В Марокко хорошо закупаться сушёными фруктами и специями, качественный и недорогой текстиль. Можно соблазниться каким-нибудь "хендмеем", вроде серебряного блюда с чеканкой или богато инкрустированной туркой для кофе. Только смотрите, чтобы они не оказались китайской штамповкой. Товарами из Поднебесной, стилизованных под африканский колорит, завалены все рынки.


Медную турку, серебряный поднос и литр настоящего арганового масла (50 евро), плюс латвийские подарки, отправляю жене в Россию – искупаю вину за непристойное поведение.


Наша последняя марокканская марина – стоянка в Саидии. Прощаемся с девочками, и посещаем последние "благотворительные общества".

По бумагам сложно что-то понять, а вот в лагерях, в разговорах с местным руководством, (всё-таки я за инспектора), всплывают салафитские организации. Какие-то "Движение пробуждения и добродетели" (Харака аль-якза ва-ль-фадиля), и "Движение единобожия и реформы" (Харака ат-

тавхид ва-ль-ислах), ну и берберы, куда здесь без них!

Вспомнил поговорку "Кто много знает – быстро состарится", и прекращаю задавать лишние вопросы. Остатки "кокса" и "шербета" ребята куда-то закапывают. Везти их через границу всё-таки рискованно.


Получив в таможне разрешение на выход, направляемся в Тунис.

– Кстати, Игорь, как тебе цветовое решение салона? – спрашивает Константин, когда «Шексна» обходит территориальные воды Алжира.

– Ну, вообще, люблю синий и голубой. Точнее, пару их бледных полутонов. Чёрный и красный – самые нелюбимые цвета, а что?

– Ты знаешь, мне тоже нравится синий и бесит красный! Но когда ты годами болтаешься в море, а кругом лишь синий да голубой, то в бирюзовом кубрике можно просто сойти с ума! Ты не представляешь, как после многих лет в море, глазу приятно следить за прихотливой, тёплой текстурой вишни, как глаз отдыхает на красной полоске в обивке диванов! После нескольких лет террора голубого и геноцида синего, это просто праздник какой-то! Эти

яркие ткани брали у марокканских берберов, они тоже в своём роде моряки, только вместо морских волн у них – песчаные дюны, а море – пустыня Сахара. Тот же цветовой авитаминоз, что и у нас, а ведь глазу нужна гимнастика! Тоталитаризм синего и голубого угнетает психику не хуже

нацизма! Во всём нужен баланс, ты понимаешь, о чём я?

– Вы совершенно правы, Константин! Я ничего не понимаю в корабельных удобствах и психологических особенностях морских путешествий, но здесь очень комфортно. Никогда бы не подумал, что можно использовать с такой эффективностью и так гармонично, буквально каждый сантиметр пространства. Мне до сих пор сложно понять, как на 15 метрах лодки, можно с таким комфортом разместить три каюты, два туалета с душевыми, кухню, столовую, кабинет и кучу всего прочего?!

– На пятнадцати и восьми десятых метра, хотя 51,9 фута звучит солидней, – уточняет с усмешкой Константин.

– Мне правильно кажется, что яхта импортная и заводского производства? Капитаны прыснули смехом от неожиданности.

– Да, это практически копия французской "Аллюрес". Алюминиевый корпус, регулируемый киль, а значит и осадка, можно спокойно заваливать на грунт во время отливов, заниматься мелким ремонтом и чисткой. Вся проводка – пролужённая медь. Год назад прайсовая цена такой шаланды – в районе миллиона двадцати тысяч баксов, и это без учёта дополнительных "плюшек".

– Ух ты! – невольно вырывается у меня.

– Да, но делали эту копию в Житомире, так что сэкономили очень прилично. Впрочем, качество, надёжность и продуманность у лодки заметно выше, чем её стоимость. – Константин, наверное, впервые улыбается на трезвую голову.

– Житомир? Это же Украина! Никогда не слышал о житомирских верфях! Понимаю Николаев, Одесса… Какая может быть верфь в неморском городе?

– Правильно, но там много оборонной промышленности, и сварить алюминиевый или углепластиковый корпус – не проблема, завезти и установить оборудование – тоже. Ну и главный специалист у них – француз, Жоэль Дюран. Он съел не одну лягушку на строительстве яхт.


Крепкие, жилистые мужики за сорок, "два капитана" иногда кажутся братьями, так их отшлифовали образ жизни и одна на двоих среда обитания.

С другой стороны, Константин иногда заглядывает в подарочное издание "Ады" Набокова, а Валерий достаёт кожаный переплёт "Фрегата Паллада" Гончарова. Литературные вкусы капитанов решительно не совпадают.


Моя попытка ловить тунца, оказалась вполне предсказуемой – вместо рыбы на наживку клюнула какая-то чёрная птица. Выловив её и еле сняв с крючка, больше не предпринимаю попыток что-то поймать, зато ребята забили рыбой два из трёх холодильников.


Сплю у себя в боковой каюте, вдруг, раздаётся довольно громкий удар в борт, совсем рядом с головой. Мгновенно просыпаюсь. Мелькает мысль о пробоине, и я пулей выскакиваю на кокпит. Размахиваю руками перед шокированным Константином, стоящим на вахте у штурвала, бросаемся к борту. Оказывается, морская черепаха, центнера этак… в несколько, бьётся головою, со всей дури о "Шексну". Отплывает и снова идёт на таран. После нескольких попыток, пресмыкающееся разворачивается и уплывает.

Моё сонное и одновременно полное ужаса лицо, напугало флегматичного Константина больше, чем любые опасности Средиземного моря.


Тунис.


Вообще, Тунис – это город, а страна – Тунисия.

Нас приютила марина "Port de Plaisance Tabarka", это самый запад страны.


В округе и вплоть до столицы, много машин с алжирскими номерами. Граница недалеко, а нравы в Алжире куда жёстче тунисских, и многие алжирцы приезжают сюда на выходные или в отпуск, дабы расслабиться. Благодаря нефти, газу и строгим порядкам в стране, алжирцы чувствуют себя в Тунисе белыми людьми, как европейцы в Прибалтике и на Украине, оттопыриваясь на все сто.


Делюсь своими наблюдениями с Костей.

– Да, довольно похоже, круче только в Эфиопии на Рамадан.

– Причём тут Рамадан? Эфиопия вроде как православная страна?

– В том-то и дело! У соседей-мусульман жесточайший пост, а у них вино, кино и домино! Правда, Грузия уже перехватывает пальму первенства. Всё-таки комфорта и безопасности в Батуми значительно больше, чем в Африке.


Навестить лагеря поехали как всегда с Валерой. Пришлось делать крюк с заездом в столичные офисы.


Двухполосный "Хайвей" идёт вдоль всей страны по берегу моря, местность равнинная. Практически на всех электрических столбах свиты большие, как у аистов гнёзда. Заводить птенцов видимо больше негде.

Прекрасный по африканским меркам автобан, ехать можно до 110 километров в час. В дождь до 90. Иногда нас обгоняют легковушки, выжимающие 150 и больше. В городах допустимая скорость – 50. С другой стороны, узкие улочки, нагромождения всего и вся на дороге и тротуарах, культура водителей и пешеходов, делают скорость в 50 км – недостижимой даже в столице.


Справа от шоссе и моря идёт единственное в Африке метро. Догоняем и легко отрываемся от синего трамвая из двух вагонов. Вид у африканского «метрополитена» – довольно винтажный. Название "Метро" появилось из-за ширины между рельсами в один метр. В принципе, на нём можно проехать в большинство из 24 вилайетов страны.


Моя цель – местечко под Шаму, это горно-лесистая местность, недалеко от алжирской границы и районного центра – Кассерина. Салафиты из "Укба бин Нафи" имеют здесь куда больше влияния, чем правительство. Один лагерь готовит муджахедов для Сирии и Ирака, в другом, смешанном, Валера покупает пять рабынь по 100 евро. Две из Чада и три из Нигерии, обычные негритяночки, ни бельмеса не понимающие, ни на одном из нормальных языков. Они "неверные", в смысле не мусульманки, а

значит, не люди, и продают как скот или прочий товар. Из пяти только две оказываются здоровыми, и я остался без пары.


Всё-таки кокаин – это стимулятор, настоящий допинг, и после пика физических и эмоциональных сил в Марокко, начинается энергетическая и эмоциональная яма. Самое лучшее в такой ситуации, дать организму её пережить и восстановиться, а не взбадривать новыми дозами. Девочки в этот раз были нужны как естественный стимулятор, просто для поддержания какого-то минимального тонуса. Оргий уже никто не устраивал.


Следующий лагерь в районе оазиса Тамерза. Это вновь алжирское приграничье, и примерно центр страны, если ехать с Севера на Юг. Голые, выжженные отроги Атласских гор, цвета сепии. Добротные асфальтовые дороги, варикозными венами тянутся в выжженных изгибах камня.

Поселение, в которое приехали, находится в горе. В мягком песчанике выдолблены жилые и хозяйственные комнаты. Несколько убогих построек из необожжённого кирпича и пять-шесть бедуинских палаток. Начальник оказался настоящим туарегом и даже не вышел из своей палатки.

Встречают его подчинённые. Их шеф не иклан (раб) или келюль (пастух), он касты жрецов, настоящий инислемен! Несмотря на то, что туареги 18 раз принимали ислам, и учат детей чтению и письму по Корану, языческие традиции в народе весьма сильны. Но когда жрецу доложили, что приехали не просто проверяющие, а русские, он вышел из палатки и велит привести нас. Мы представились.

– Русья?

– Русские, русские, – поклонившись, подтверждаем мы.

– Чапай! – вскрикнул старик, во всём синем.

– Чапай! – отвечаем по аналогии с "салям аллейкум – аллейкум асалям". На всякий случай, подняв правую руку, словно приветствуем вождя индейцев.

Валера осторожно спрашивает сопровождавших, что такое "чапай"? В языке туарегов он понимает не больше, чем креветки в соусе "Тартар".

Начальника зовут Бадис. Он что-то говорит своим, и те приносят VHS-кассету с… фильмом "Чапаев" на арабском языке! Оказывается, это довольно широко известная картина в узких кругах Магриба и Сухеля. В киноленте есть сцена, где Чапаев говорит Петьке что-то типа: "Вот разобьём белых, эх, и заживём же тогда!" На этой месте африканцы вскакивают с ковров, и кричат что-то воинственное и радостное… Да, белых в Африке не любят давно и надолго.

Хотя, туареги и воюют в Мали вместе с ИГИЛ, за создание своего государства, против Французского легиона, бить "белых", как у Чапаева, пока не получается.


Валерий снимает офицерский кортик и преподносит в дар старику.

–Личное оружие русского морского офицера! – Валерий и протягивает ножны на ладонях. Старик принимает подарок как должное, даже не кивнув, и стал внимательно рассматривать. К оружию у туарегов особый пиетет. Показывает царапину на клинке и спрашивает – что это?

– Как-то пьяные французские матросы, на Мадагаскаре, попутали берега, посчитав, что все бары и девки в Тулиаре – это их собственность, ну и пришлось объяснять, что они в корне не правы.

– О да, французы! Сколько я вырезал их во время войны в Алжире! – Дед заулыбался густо накрашенными глазами. Вообще, он в повязке по самый нос, но платок очень плохо скрывает его эмоции, да старик и не старается. Вдруг, он разворачивается и уходит к себе в палатку. Ждём, в недоумении посматривая на оставшихся туарегов. Всё, аудиенция окончена!


Возвращаемся к кирпичным "гаражам" и продолжаем осмотр "нелегалов" и условия проживания. Вечером приглашают к костру. Неподалёку от шатра Бадиса нам устраивают почти царский приём; с запечённым козлёнком, мятным чаем и сладостями. Начинаются зажигательные

танцы под барабаны и пение мужчин. Кажется, будто туареги соревнуются перед дамами за их руку и сердце. Дамы сидят с открытыми лицами, а многие мужчины, даже во время пения, прикрывают хотя бы рот. Впрочем, низшие касты могут в своём поселении ходить вообще без повязки. И да, у

туарегов – матриархат. Скот, шатры и всё, мало-мальски ценное – в собственности именно у женщин. Даже замужество у них – скорее взятие мужчины на "тест-драйв", если не понравится – можно отказаться.


Нас просят что-то спеть о России. Валерий в школе играл на бас-гитаре и немного на ударных. Повертев Тобол – обтянутый кожей барабан, стучит по нему так и эдак, и не придумывает ничего лучше, чем затарабанить… лезгинку! Естественно, мне пришлось встать и сказать новое слово в хореографии этого танца. Впрочем, мы на общей волне и раздухарились не по-детски. Даём жару самой пустыне! При этом совершенно трезвые.


В очень и очень чёрном небе свисают большие и яркие, словно жемчуг, звёзды. Месяц упёрся перевёрнутыми вниз рогами в соседний бархан и пылает непривычно сочно. Вспоминаем долгие русские ночи и крайне душевно поём "Ой мороз-мороз". Думаю, у нашего дуэта случилось лучшее за всю жизнь исполнение столь знакомой песни.. Да она и понятна для местных: про коня, про любимую… Выслушав перевод, нас спрашивают: – А что, у вас в России тоже бывает холодно?

Суточные перепады температур в пустыне очень сильные, и туареги думают, что знают о холоде всё.


Утром, Бадис приглашает к себе в шатёр на чай. Неслыханная честь!

Палатка напоминает ту, что разбил в московском Кремле Каддафи, когда встречался с Путиным. Повсюду висят какие-то "безделушки", это и есть амулеты и обереги. Под разговоры, после четвёртой или шестой чашки чая, Валера рассказывает одну из сотен своих историй…


Как-то в Малайзии, в пригороде морского порта Куантана, у торговца антиквариатом, он знакомится с парой старичков. Один оказывается настоящим колдуном, его зовут Куват.

Так-то англичане Малайзию давно христианизировали, но, в глубинке, шаманы до сих пор – очень уважаемые люди. И вот, после какой-то рюмки виски, когда градус межличностного общения позволяет говорить не только про ритуальные маски и золотые безделушки, Куват рассказывает:


-Я-то что, а вот Сативан, жрец из деревни на горе, такой сильный, что, если захочет, любой человек моментально падает замертво! У него есть очень древний амулет из орлиного дерева и…

Валера его перебивает: – Подожди, уважаемый, а что же вы своих магов не бросили на британских оккупантов, когда за независимость воевали? Создали бы пару полков из ведьм, и вперёд, на танки…! Дёшево и сердито! А колдун и говорит: – Англичане же христиане, на них силы магии не действуют! И тут Валерий обращается к хозяину шатра: – А христиане, Бадис, это кто? Это

пророк Исса, второй после Магомета! Из всех пророков только он вернётся на страшный суд! Так ведь в Коране написано? – Так-так, – отвечает ставший очень сдержанным Бадис. И тут Валера снимает нательный золотой крест, и отдаёт старику, говоря: – Исса всех шайтанов в ад загнал, и самого дьявола в аду заковал, и если тебе крест Иссы не поможет, тебе уже никто не поможет!

Белые в Европе и Америке отказываются от Иссы и слабеют, бери силу белых и побеждай! Будь как Чапай!


Туареги, стоявшие в палатке – потрясены. Бадис берёт цепочку и решает повесить её на угол шатра.

– Бадис, это нательный крест, он как лицо туарега, должен быть скрыт! – Старик подумал и прячет куда-то внутрь, ближе к сердцу.

Жрец спрашивает, куда ещё планируем ехать, и узнав, что есть ещё два места, в районе Матматы и Бордж Бу-Рукайба, восклицает: – О, я знаю, к кому ты поедешь! – И садится что-то писать углём на дощечке.

– Передашь это в Матмате Илашену.

На прощание, по просьбе Валеры, делаем несколько совместных фото.

В машине спрашиваю, зачем надо отдавать кортик и золотой нательный крест?

– Знаешь, увидеть настоящего туарега – большая редкость. Как правило, это ряженые арабы, зарабатывающие на туристах. Остальные – это козопапсы, слуги или рабы. Теперь-то они свободны, но для туарегов так и остались – низшими кастами. А если встретишь имхара, он с тобой даже говорить не станет. Прошлой ночью я впервые в жизни разговаривал со жрецом – это вторая после имхара каста у туарегов! Он пригласил нас к себе в гости на чай! Мало кто в Северной Африке может похвастаться чем-то подобным! Ты заметил, большинство из слуг, даже повязку не носят, а Бадис ел, не снимая повязки! Говорю же – между ними пропасть! Низшие расы даже не достойны быть наказаны за нарушения кодекса туарега! А кортик и крест я куплю, не

намоленный антиквариат и был!


Поездка в оазис заняла 3 дня, за это время Константин перегнал яхту к столице и встал на якорь рядом с рыбацкими шхунами. На "тузике", так называется надувная лодка с навесным мотором, забирает нас с берега и везёт к "Шексне".

Рассказываем Константину о нашем приключении.

– А что написано на дощечке? – интересуется он. Разворачиваем ткань и видим тёмный кусок дерева с какими-то кракозябрами.

– Игорь, ты случайно по-туарегски читать не умеешь? – спрашивает Костя.

– Да не вопрос, разберёмся! Сфоткав надпись, иду размещать картинку по соответствующим пабликам в интернете.

– Господа,– начал Валерий, – думаю, к встрече на высшем уровне надо подготовиться, айда по магазинам!


Вообще, в Тунисии отшивается много европейских брендов, так что общий уровень портных у страны вполне приличный.

– Ребята, а давайте сошьём себе французские френчи, времён Алжирской войны, я просто уверен, что туареги примут нас как родных, и душевно порубят в капусту, – предлагаю я. Идея что-либо покупать или шить для встречи с какими-то туарегами мне кажется дикой.

– Окей, Игорь, давай с другой стороны посмотрим на это дело. Где проходил Северный маршрут Великого шёлкового пути? – спрашивает Константин.

– Через Персию, по Волге, до Новгорода и на Балтику.

– Да, правильно. Шёлк и серебро, это то, что наши купцы охотнее всего брали в Персии, а продавали что?

– Да как всегда: пушнина, мёд с воском. Не понимаю, к чему этот школьный экзамен?

– А что особо ценили персы?

– Рабов, что ли?

– Эх, Игорь Владимирович! Русский лён они ценили! Продать шёлк, чтобы купить лён! Представляешь?! Знаешь почему?

– И почему же?

– Да шёлк выгорает на солнце, и вообще, в нём жарковато. Нежнейший батист, как и раньше, идёт на платки высшей знати, а батист – это и есть лён! Лучше льна может быть только модифицированный лён, с добавками по последним технологиям! Персы понимали в роскоши и излишествах, просто поверь им! Конечно, Хаммамет не Мойгашель, но хороший лён можно найти

и здесь. Поехали!

– Вы как будто не на флоте, а в пажеском корпусе у Версаче служили! Вас Зверев покусал? – недоумённо спрашиваю капитанов.

– А что такого? Самые большие бабники – это военные, значит, чувство прекрасного – лучше всего развито именно у нас! Ты видел у Константина пальто из викуньи? В шкафу висит, прикинь, да?

– Да ты что?! Пальто из викуньи?! Знаю, что носки идут по цене подержанного автомобиля, а тут…!

– А вот!

– Ладно, поехали, – надо хоть раз в жизни довериться в выборе одежды профессионалам! – ехидно капитулирую перед натиском "кутюрье".


В Тунисии делают хаммаметский лён, не трудно догадаться, что надо ехать в Хаммамет, благо он в 70 километрах от столицы. На этот раз меня везёт Константин, а Валера остался с девочками.


В каждом североафриканском городе есть "Медина" – это старый центр, огороженный стеной. Несколько ворот или арок, впускают зевак за её стены. Нижние этажи отданы под лавки и магазинчики. Костя не из любителей толкаться в узких лабиринтах «суков» – так называются городские рынки. Грязноватые, переполненных тощими кошками, китайским ширпотребом и

гнилостным запахом, эти улочки, заманивают непритязательных туристов. Но уже не сезон, и морской ветер выдувает неприятные запахи, да и температура не та, чтобы всё гнило прямо на глазах. Идём в большой плательный магазин и спрашиваем лён.

–Игорь, твой любимый цвет вроде как синий? – интересуется Константин.

– Бледно-голубой, но синий тоже ничего, главное, чтобы не кричащих, кислотных оттенков, – уточняю я.

– Священный цвет туарегов, между прочим! Они "индиго" не красят, а втирают в ткань, представляешь, что у них с кожей?

– Я тут погуглил ваших туарегов, и не понимаю, как разбойники, грабители, торговцы рабами и убийцы, при этом ещё и хорошие певцы, поэты и композиторы в сотнях поколений?

– А что смущает? Викинги держали в страхе всю Европу, а в Киевской Руси переобувались в варягов и купцов. У себя на родине сочиняли саги и эдды. Самураи в обязательном порядке должны писать стихи. Лермонтов служил начальником спецназа. Сервантес, Бэкон, сотни других писателей были военными. Поэзия и поэты исчезли с появлением феминизма. Их заменила попса, педики и дегенераты.

На страницу:
7 из 14