Наследники Мишки Квакина. Том III

– И что? – Пашка поправил на переносице очки, перемотанные синей изолентой.

– Что непонятного? Том красит забор и не хочет красить. Мимо идут дураки. Они хотят красить забор, и дают за это разные вещи. Что непонятного?

– Почему они хотят красить забор?

– Ну… – я задумался. По правде, этот момент мне тоже был непонятен.

– Если Том не хочет красить, почему этот, – брат открыл записную книжку и прочитал, – Бенброджерс отдал ему яблоко?

– Не знаю, – я пожал плечами.

– Но, с другой стороны, – рассуждал Пашка, – в книжке же брехать не будут?

– Вроде нет…

– Давай и мы так попробуем.

– Забор покрасить? – я задумался. – Забор на дорогу выходит, по ней шляются все. Дураков у нас в деревне много. Если начать красить, кто-нибудь да увидит…

– И попросит покрасить? – глаза Пашки загорелись жадным огнем.

– Посмотрим.

***

– Надо бы нам забор покрасить, – будто невзначай сказал я за ужином.

– Забор? – отец уставился на меня такими глазами, будто увидел говорящий стол. – Покрасить?

– Перегрелся, – мать встала с табурета, подошла, положила ладонь на мой лоб, – напекло на солнце. Говорила же, надо шапку носить! Вон Пашку, небось, не напечет.

Брат носил кепку с накладными кудрями, оставшуюся от костюма львенка.

– Валь, погоди. Так что ты там про забор?

– Покрасить… надо… – смутился я.

– Дурь, – мать вернулась на табуретку, – никто заборы не красит.

– Лобаниха говорила… – внезапно пришел мне в голову аргумент. Мать постоянно соперничала с соседкой – женой отцовского водителя Кольки Лобана.

– Лобаниха?! Вот же сплетница! – мать хлопнула ладонью по столу. – До всего ей дело есть!

– Физиономия нелицеприятная, – согласился отец. – Внушающая определенные опасения.

– Вить, а Вить, надо забор покрасить…

– Мне некогда, – отец отхватил шмат сала, и начал ожесточенно жевать. – Сама покрась.

– А мне есть когда?! – всплеснула руками мать. – Ношусь тут с вами, как ворона с сорокопутами!

– Мы можем покрасить, – пискнул Пашка.

Мать замолчала, отец перестал жевать.

– Что? Ты? Сказал? – отец, по-удавьи протянувшись по столу, навис над Пашкой.

– Мы покрасить можем…

– Валь, ты слышала? – отец вернулся к салу. – МладшОго тоже напекло. Этот клоп и тот готов покрасить, а у тебя времени нет.

– Вот пусть и красит. И только попробуйте не покрасить, падлы!

– А краска? – спросил я.

– С краской и дурак покрасит, даже батя ваш бы справился. Ты покрась без краски.

– Прояви смекалку, – отец погладил меня жирной рукой по голове, вытирая ее. – Я в вашем возрасте краску у родителей не клянчил. Мозгами работайте, дети мои.

Мозг мой после такого напутствия усиленно заработал.

– Надо на стройке взять, – сказал я, когда мы с Пашкой ночью шарились по деревне, присматриваясь, чей забор утащить на дрова. – Там же должна быть краска?

– А строители? – пугливо оглянулся брат.

– Дверь подопрем, они не выйдут. А где склад, я видел.

Мы подошли к строящемуся детскому саду. Тихо подкрались к вагончику, в котором жили когда-то обворованные нами строители8, подперли дверь подходящим бруском. В темноте нашли какие-то жестяные банки. Довольные, поволокли добычу домой.

***

– Ну что, маляры – обойщики? – подтрунивал над нами отец, хлебая чай за завтраком. – Нашли краску?

– Да.

– Где?

– В детском саду…

– Не своруешь – где возьмешь? – похвалил он. – А красить чем думаете?

– Руками? – насторожился Пашка.

Отец присвистнул.

– Витя, не свисти – денег не будет! – вскинулась мать.

– С такими наследниками у нас денег не будет, хоть свисти, хоть не свисти, хоть ложись да помирай. – Коньяк «Белый аист» в чае сказывался – отца тянуло поговорить.

– Не каркай! – оборвала мать. – Не хватало еще тебя хоронить. И так денег нет, а там и на гроб, – начала загибать пальцы, – и на поминки и на музыкантов и на плакальщиц.

– Музыканты мне не нужны, – кочевряжился отец. – Я меньше чем на Муслимушку не согласен. Ну, или, на худой конец, Колу Бельды. Увезу тебя я в тундру, увезу тебя я в чум, – заголосил он.

– Вить, не ной, без тебя тошно.

– Хорошо, если вы не цените прекрасное, я умолкаю, – отец встал из-за стола и раскланялся. – Не стоит аплодисментов, удаляюсь на работу. Влад, пошли, выдам вам, раздолбаи, кисточку, от щедрот своих оторву. Помните батькину доброту.

Мы пошли в мастерскую.

– Как знал, специально на заводе прихватил, – протянул мне большую круглую кисть. – Есть еще поменьше, – показал, – но вам и такой хватит. Если умудритесь не поломать за день, то подумаю.

Родители ушли на работу. Мы, вскрыв банку, в задумчивости стояли перед забором.

– Начинай, – не выдержал брат.

– Что начинать? Нет же никого.

Я обмакнул кисть в краску, провел по доске.

– Выйду на дорогу, посмотрю. – Пашка сквозь редкую посадку выбрался на дорогу.

Я красил доску. Непонятно, что в этом такого.

– Нет никого, – вернулся Пашка. – Я пойду Моргуненку позвоню, позову в футбол играть.

Брат ушел в дом. Зеленая краска ложилась на доски, забор получался какой-то убогий. Вернулся Пашка.

– Позвонил, сейчас придет.

Моргуненок жил неподалеку, через дом от нас. Минут через пять он явился.

– Здорово, – пожал Пашке руку. – Паш, чего тут?

– Вот, – Пашка показал на меня.

– Что?

– Вот, красим…

– Зачем? – удивился Шурик. – Заборы же никто не красит.

Пашка молчал, не зная, что сказать.

– В городе красят, – сказал я.

– В городе? – Шурик почесал затылок. – Так-то в городе…

– На кладбище тоже красят, – нашелся Пашка.

– На кладбище ограды, – начал спорить Моргуненок. – Ограды это совсем другое дело, они чтобы мертвые не ходили, а забор, чтобы живые и собаки не лазили.

– Ну… – задумался Пашка.

– Значит, вы в футбол играть не будете?

– Не можем, мы красим, – сквозь зубы ответил я.

– Тогда ладно, я пойду. Вечером на скот придете?

– Куда мы денемся? – вздохнул я.

– До вечера, – Шурик ушел.

– Не попросил, – Пашка пометил что-то в записной книжке, сорвал с березы веточку и начал жевать. – Падла!

– Зато не дурак, радуйся. Что дальше? – я закрыл пустую банку.

– Пойду Башкиренку и Рябичу звонить, – вздохнул брат.

– Звони, а я еще краски принесу.

Я пошел за новой банкой. Краска в остальных банках оказалась синей. Я застыл, предчувствуя крупный скандал. Разукрашивания забора в разный цвет родители бы нам точно не простили. Из дома вышел Пашка.

– Позвонил, скоро придут. А ты чего не красишь?

– Краска синяя…

– И что?

– А то, что покрасил я зеленой…

– И что?.. А точно зеленой?! – глаза Пашки бешено заметались за стеклами очков. – Может там синяя?

– Зе-ле-на-я! – отчеканил я.

– Что делать?! – Пашка схватился за голову.

– Не знаю… Если только заново покрасить, по зеленому?

– Пошли скорее!

Мы схватили банки и кинулись к забору. Я лихорадочно начал перекрашивать доски. Подошел Андрей Башкиренок и, поздоровавшись, стал смотреть.

– Влад, что ты делаешь?

– Забор крашу.

– Он же покрашен.

– Цвет не тот.

По дороге шел Вася Пепа. Пепа был старше меня, ростом повыше, но по уму отставал даже от Пашки и его друзей. Единственной отрадой в его жизни были птичьи яйца. Он не мог пройти мимо гнезда. Ловко как обезьяна залезал на любое дерево и прямо там выпивал яйцо, посыпая солью и заедая черствым хлебом. Уж сколько его гоняли, а все равно. Выйдет, оглянется, что нет никого и юрк на дерево! Только пустая скорлупа вниз сыпется.

Увидев нас, Вася подошел.

– Здорово, мужики.

– Здравствуй, Вася.

– Чо делаешь, Влад?

– Забор крашу…

– Зачем? – удивился Вася.

– Чтобы мертвые не ходили, – выдал Пашка.

Пепа задумчиво посмотрел на него.

– В городе всегда заборы красят, – продолжал Пашка.

– В каком городе? Я был в городе, там заборов не было.

– В этом… в Москве! Ты в Москве был?

– В Москве не был, – признался Вася. – А ты, можно подумать, был.

– У них батя в Москву учиться ездит. Он и рассказал, – подал голос Башкиренок.

Вся деревня знала, что отец ездит в Москву учиться заочно на второе высшее.

– Хорошо, – кивнул Вася. – Но то в Москве. В Москве, говорят, кур доят, а коровы яйца несут. А зачем ты по покрашенному красишь? – вытащил из пришитого к длинным черным сатиновым трусам кармана самокрутку и спички.

– Интересно мне, вот и крашу.

– Странные вы какие-то, – Пепа закурил. – Одно слово – приезжие.

Подбежал Моргуненок.

– Слышали, – начал он, – кто-то строителей в вагончике закрыл ночью.

– Зачем? – удивился Вася.

– Обокрали их! Кирпичи украли, гвозди и краску!

Все посмотрели на банки.

– Краску?.. – Пепа задумчиво выдохнул дым.

– И краску и доски и рубероид! – частил Шурик, радуясь вниманию. – Скоро милиция приедет!

– Милиция? – Пашка медленно сполз по забору и сел на землю.

Непонятно почему он с детства боялся милиции.

– Чего это он? – удивился Вася, показывая на Пашку.

– Краски надышался, – буркнул я.

– Это у него от кепки, – не согласился Моргуненок. – Мамка говорит, что у нормального человека уже давно бы тепловой удар от такой кепки был. Вот – удар. Пашка – нормальный.

– Психи вы, – Вася выбросил в посадку окурок и ушел.

– Я тоже пойду, – сказал Башкиренок, но не успел уйти.

– А чего это вы тут делаете? – спросил подошедший Рябич.

– Влад красит, строителей обокрали, Пашка нормальный, – на одном дыхании выдал Шурик.

– Зачем ты красишь? – спросил Рябич.

– Они от мертвецов красят, – сказал Башкиренок.

– У вас там мертвецы? – Рябич попятился с вытаращенными глазами.

– Нет у нас никаких мертвецов! – закричал я. – Мы просто красим забор!

– А зачем ты его красишь? – спросил Рябич.

– Нравится мне, вот и крашу!

– Что тут может нравится? – не понял Шурик.

– Ты попробуй и сам поймешь.

– Ага, если я в краске испачкаюсь, меня мамка убьет.

– Ты не пачкайся.

– Сам-то уже испачкался…

– Где?!

– На штанах сзади и на коленке.

– И локоть левый, – подсказал Рябич.

Я завертелся, будто собака, пытающаяся ухватить свой хвост, и лихорадочно попытался оттереть дыроватые отцовские штаны, неохотно отданные мне на донашивание.

– Мамка нас убьет! – простонал Пашка.

Ему со штанами было проще. Брат щеголял в двуцветных, сшитых бабушкой Дуней: левая половина – серая, а правая – темно-синяя.

– Она вас правда кнутом бьет? – спросил Рябич.

– Брехня! – на правах близкого друга отрезал Шурик. – Кнута у них нет. Откуда у них кнут? Кнуты у пастухов, вот. Она их кипятильником бьет. Кипятильники у всех есть.

– А что это вы тут делаете, падлы? – послышался вкрадчивый голос.

Все замерли как бандерлоги перед питоном Каа под взглядом незаметно подкравшейся матери.

– Мы… красим… – выдавил я.

– Себя? – мать лучилась доброй улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего.

– Забор…

– Дети расходитесь, цирк уехал!

Пашкины друзья, как ошпаренные, кинулись бежать через посадку.

– Изыдите, паразиты малолетние, – мать посмотрела вслед. – Шныряют тут как чирки, так и норовят что-нибудь спереть. Павел, встать!

Пашка вскочил, будто подброшенный.

– Нечего на холодной земле сидеть, застудишь себе что-нибудь из ненужного… А ты что измазался, как клоун, кулема?

– Я случайно…

– До каких пор вы, дармоеды, – мать пнула пустую банку, – будете меня позорить?!

Банка угодила в собачонку деда Бутуя Каштанку, с визгом бросившуюся наутек.

– Устроили тут шурум-бурум, – взгляд матери ощутимо пригибал к земле. – Марш домой, утконосы!

Мы трусцой побежали к калитке. Мать не спеша шла следом.

– Убьет, – заскочив во двор, прошептал Пашка.

– Угу, – я с тоской посмотрел на сад.

– Побежали?

– Да!!!

Мы ломанулись в сад так, будто за нами гнались бешеные собаки. Вслед неслись угрозы и проклятия. Просвистела банка из-под краски. В саду прятались до самой ночи. Потом вернулись домой и были выпороты. Отец, узнавший причину нашей тяги к покраске заборов, хохотал как безумный и довольно ухал, будто комлевой филин. Мать в бешенстве бросила книжку в костер. Краску с забора пришлось отдирать рубанком и наждачкой, но это уже другая история.

Конкуренция

– Эволюция, дети мои, – отец отхлебнул чай, щедро сдобренный молдавским коньяком «Белый аист», – подразумевает то, что выживает не тот, кто сильнее, вроде меня, – согнул левую руку, напрягая объемистый бицепс, – а тот, – наставительно поднял палец, – у кого мозгов больше, – гулко постучал себя по лысеющей голове. – Понятно?

– А ты самый умный в деревне? – спросил Пашка.

– Конечно, я же директор, а умнее директора в совхозе никого быть не может, иначе он перестанет быть директором. Но чтобы стать директором, надо иметь мозги.

– Я смогу стать директором? – застенчиво поправил очки Пашка.

– Ты? – отец задумался. – Может и сможешь, а может и нет. Все зависит от того, как ты проявишь себя в условиях конкуренции.

– Вить, не глуми детям головы, – сказала мать, – они же не гуси. И вообще, Пашка в очках – он может парторгом вместо Крахи стать.

– Не вмешивайся в педагогический процесс, женщина! – отца несло. – Это тебе не старина, когда выгодно женился и одним махом из грязи в князи. Только в мультфильмах каждый суслик в поле – агроном, а между тем, агрономия наука точная, не каждый ботаник с большой дороги справится. Тут тебе не прежний колхоз «Красный семенник», не шараш-монтаж-контора, тут скоростная вспашка не поможет. Такого нынче не бывает, чтобы не было ни гроша и вдруг парторг.

– Подумаешь! – обиделась мать.

– Ныне, при гласности, каждая пипетка мнит себя клизмой, а это вовсе не так.

– На себя глянул бы.

– Итак, дети мои, – постучал украденной в столовой ложечкой по стакану, имеющему такое же происхождение, – рассмотрим, за какие ресурсы вы конкурируете?

– Какие? – заинтересовался Пашка.

– Вот что вы добываете?

Все задумались.

– Мы заборы воруем, – наконец сообразил Пашка.

– Молодцы! – отец распластался над столом и погладил Пашку по голове. – Но где тут конкуренция?

– А если нас поймают?

– Надают тумаков. Если Серега Корявый поймает, то и зарубить может.

– Вить, что ты несешь?! – возмутилась мать. – За какие шиши их хоронить?

– За счет Корявого, – по крокодильи усмехнулся отец, – но конкуренции в краже заборов нет.

– Почему? – не понял Пашка.

– Потому, что кроме вас заборы в деревне никто не ворует.

Мы с Пашкой переглянулись.

– И не смотрите на батьку, как Рубенштейн на бурлаков. Батька вам добра желает. Нет тут конкуренции.

– Мы антенну у Корявого украли, – начал спорить Пашка. – Даже два раза!

– Кроме вас антенн никто не ворует.

– Как это не ворует? – возмутился Пашка. – Корявый у Лобана антенну украл.

– Да? – отец почесал затылок. – А я думал, что это вы, – посмотрел на меня.

– Нет, – я покачал головой, – Корявый.

– А зачем?

– После того, как мы у него антенну украли, – неохотно объяснил я, – он себе у Лобана спер.

– А вы опять у него? – восхитился отец, – Вор у вора украл?

– Ну да…

– Кто из вас вырастет? – вздохнула мать. – Мы в вашем возрасте антенны не воровали.

– Правда? – не поверил Пашка.

– Не было тогда антенн…

– Нет тут конкуренции как таковой, – решил отец. – Еще примеры?

– Влад яблоки не дает никому рвать, – высказался Пашка.

– Не пойдет. Это на моем авторитете держится9. Убери меня, и кто Влада будет слушать? Молчите? То-то и оно. Это, брат, марксизм, от него никуда не денешься.

– Совсем никчемы, – вздохнула мать, – того и гляди, куры засерут.

– А это идея, – повеселел отец, – попробуйте яйца воровать.

– Вить, что ты несешь? Их поймают, позора на весь район не оберешься.

– Чего их поймают? Они же, как хорьки, юркие. Вспомни, как у Максиманихи курицу сперли10.

– Курицу у Максиманихи и ты бы спер, а яйца из сараев воровать – это другое.

– Валь, ты вечно паникуешь и каркаешь. Ну, поймают, так они дурачками прикинутся, – отец перекосил лицо, скорчив придурковатую рожу, – их и отпустят. Им даже и прикидываться особо не надо.

– Все равно, – мать оттянула кожу под глазами и надавила на нос, скорчив еще более страшную рожу, – опасно. Пускай лучше из гнезд воруют.

– А что, – согласился отец, – вот это самая натуральная конкуренция. Кто раньше: вы или Вася Пепа.

– Пепа – дурачок, – насупился Пашка. – Он может и в глаз дать.

– А ты не дрейфь! Ты первый ему в глаз дай!

– Вить, посадят этих уголовников, а нам потом передачи носить.

– А мы не будем носить. Пускай на полном гособеспечении живут, ха-ха-ха.

– Витя, не каркай! – мать постучала по столу и поплевала через плечо, попав в Пашку.

– Значит так, – отсмеявшись, сказал отец, – завтра ваша задача – добыть яйца. Но помните, Пепа в отличие от вас, сурков, не спит.

Назавтра утром, проводив родителей на работу, мы сели на лавку под верандой думать, как добыть яйца.

– Надо к кладбищу идти, – предложил я, – там грачей много.

– Там деревья высокие, – поежился Пашка, – убиться можно.

– Так на низких он давно уже все пожрал.

– Я на высокое не полезу!

– Да я сам залезу, – с сомнением сказал я.

Березы на кладбище были толстые, мне на такие было нелегко забраться.

– А если свалишься?

– Ну…

– Может за Пепой проследить, куда он ходит?

– Что толку? Куда он придет, там яиц не остается.

– А если его дома закрыть?

– Идея хорошая, – признал я, – но все равно, непонятно, как достать яйца.

В это время из сада вынырнул Пашкин лучший друг Шурик по кличке Моргуненок. Услышав о нашей беде, он вдруг сказал:

– Давайте на карьере стрижей яйца достанем.

– Нас мамка на карьер не пускает, – признался я, – сказала, если узнает, то на одну ногу станет, за другую потянет и разорвет как лягушку.

– Она может, – вздрогнул Шурик, – строгая…

– А если голубей на току? – предложил Пашка.

– На ток трудно залезть, – покачал я головой. – Мы с Пончиком пробовали.

– Если куриные? – спросил Шурик. – Я принесу.

– Куриные заметные, батя сказал, что у птиц по цвету отличаются.

– Понятно.

Мы снова задумались.

– А если покрасить? – спросил Пашка.

– Забыл, как забор красили?

– Это да, – нахмурился брат.

– Знаю! – вскочил Шурик. – У нашего соседа, Лукьяновича – ветврача, на огороде три скворечника. Он на работе, Альма его на меня не лает, залезть можно с нашего огорода – там доска отодвигается, я огурцы ворую.

– Нас никто не заметит? – занервничал Пашка.

– Если заметят, то подумают, что вы ко мне в гости пришли, – успокоил Моргуненок. – Не боись.

– Мишка твой нас не увидит?

– Нет, он в детском саду.

Идти до дома Шурика было недалеко. Он стоял за домом нашего соседа Кольки-Лобана, от которого наш дом отделяла пыльная дорога.

– Тут штакетина не прибита, – показал в огороде Моргуненок.

Я отогнул штакетину, примерился: – Мало. Выбью еще одну, – пара ударов ногой расширила дыру.

Пролезли на огород ветврача.

– Альма, свои, – помахал зевнувшей собаке Шурик. – Вон, три штуки, – показал на торчащие из земли шесты со скворечниками.

– А яблони где? – растерялся Пашка.

– Какие яблони? – удивился Шурик.

– На которые залезать надо.

– Нет тут никаких яблонь, и никогда не было!

– Влад, что делать? – Пашка едва не плакал. – На такие тонкие не залезешь.

– Шурик, у тебя есть дома?..

– Ружье? – перебил меня Шурик.

– Пила.

– Есть у бати, но сарай закрыт.

– А топор?

– Есть.

– Неси!

Шурик шмыгнул в дыру. Альма подошла к нам и снова зевнула. Моргуненок принес топор.

– Рубить будешь?

– Да… – я взял топор. – Вы держите сверху, чтобы палка не упала и не тряслась, а то поколем яйца.

Топор был острым, шест не толстым и я быстро с ним расправился.

Прислонил к забору, срубил два других.

– Как яйца достать? – Пашка пытался просунуть руку в леток.

– Можно разить скворечник, – предложил Шурик.

– Дурак? – я покрутил пальцем у виска. – Яйца разобьются.

– И что делать? – растерялся Пашка.

– Домой отнесем, там разберем.

– Как ты разберешь? – начал спорить Моргуненок.

– Дно отпилю.

– Там гвозди!

– Ножовкой по металлу.

– А, тогда да. А как нести?

– Нас трое, – объяснил я. – Каждый берет по скворечнику и несет. Они не тяжелые.

Мы вернулись в огород Шурика, приколотили на место штакетину и вышли на улицу. Как на грех, по дороге шла бабка Максиманиха.

– Здорово, костромята, здравствуй, Моргуненок.

– Здравствуйте, Марфа Захаровна, – поздоровались мы.

– Чой-то вы тащите? – подозрительно прищурилась Максиманиха. – Опять что-то сперли?

– Ничего мы не сперли! – обиделся Пашка. – Мы честные!

– Оно и страшно! Во чего бойся! Честные они! Не смеши, костроменок! Приезжие, что с вас взять? Ты, Моргуненок, зря с ними связался, научат плохому. Вон Андрюху Родионова чуть не посадили из-за Влада11! Что волокете, башибузуки?

– Это в школе задали, – сказал я, – чтобы птиц в деревню приманить.

– Зачем нам тут птицы? Курей кормить нечем, а они птиц приманивают!

– Птицы жуков всяких едят, вредителей.

– Во ты брехать здоров! – восхитилась бабка. – Прямо как старый Пыня. Жуков они едят. Держи карман шире! Колорада никакая птица не ест!

– Ну… – я задумался.

– Сумасшедшие вы! – ткнула в нашу сторону пальцем Максиманиха. – Психи!

– Ничего мы не психи! – не выдержал Пашка.

– Психи! Вся деревня знает, что вы забор красили, а нормальному человеку такая блажь в голову не придет. Вы, костромулики, те еще жулики!

– А вы!.. – начал Пашка, но я толкнул его, заставляя замолчать.

– Не ругайся с ней, пошли. А вам, Марфа Захаровна, должно быть стыдно на инвалида ругаться!

Мы обошли замершую от нашей наглости Максиманиху.

– Люди добрые, что делается?! – заголосила она нам вслед. – Они же деревню подожгут!!! Спасайся кто может!!!

– Дура какая-то, – сказал Шурик.

– Мы ей отомстим, – оглянулся Пашка и показал бабке язык, – мы ей…

– Пошли, мститель неуловимый, – оборвал я, – пока нас еще кто-нибудь не заметил.

Дома аккуратно отпилили донышки, достали яйца.

– Целых семь штук, – радовался Пашка. – А со скворечниками что сделаем? Сожжём?

– Зачем? Я донышки на место приколочу и повесим у нас в огороде на яблонях, пускай скворцы живут.

Так мы и сделали. Вечером гордо показали добычу отцу.

– Откуда? – он подозрительно обнюхал яйца.

– Добыли.

– Где вы могли добыть?

– Ну…

– На кладбище таскались? – нахмурилась мать.

– Ничего мы не таскались.

– Тогда на карьер? – взгляд матери потяжелел. – Я вам что говорила? Разорву как лягушек!

– Не ходили мы на карьер!

– Откуда яйца? – мать встряхнула Пашку за шиворот. – Я вас загоню туда, куда Макар телят не гонял!

– Куда? – не понял я.

– На кудыкину гору! – ударила по столу кулаком. – Говори, а то всю душу вытрясу!

– У ветврача, – пискнул брат.

– У какого ветврача?

– Мы у Лукьяновича из скворечников взяли, – признался я.

– Вас кто-нибудь видел?

– Нет… никто…

– А как достали? – заинтересовался отец.

– Они на шестах были, мы срубили и забрали…

– Молодцы, догадались, все в меня.

– Мы и скворечники забрали, – сказал Пашка, ободренный похвалой.

– Зачем? – не поняла мать.

– Ну… Влад сказал…

– Влад, зачем вы скворечники забрали?

– А что было делать? Не там же разбирать.

– Надеюсь, додумались сжечь? – спросил отец.

– Ну…

– Что ты мычишь? – вскипела мать. – Отвечай четко!

– Мы их в саду повесили…

– Вить, они меня доконают! Эти кишкомоты меня в гроб загонят!

– Нарочно не придумаешь, ха-ха-ха, – захохотал отец. – Скворечники спереть. Это надо было догадаться. Такого в округе еще ни разу не было.

– Нашел, чему смеяться, – поджала губы мать. – Какой ты пример детям подаешь?

– А что? Яйца увели, еще и скворечники прихватили. Наша порода! Нас за чечевичную похлебку не купишь!

– Вить, они их на огороде повесили, а ты ржешь как сивый мерин!

– Это правильно: краденое лучше всего прятать на самом видном месте.

– Скворцов есть можно… – задумчиво сказала мать.

– Да брось ты, – махнул рукой отец, – со скворца сколько там мяса? То ли дело молодой грач, – мечтательно облизнулся. – Пока птенцы еще летать не умею, обдерешь перья вместе со шкурой и с укропчиком, как раков, в ведре. Как цыплятки молоденькие. Да под самогоночку. Мы праздник, день весны, так отмечали всегда.