От Гудзона до Иртыша крыша едет не спеша

– Поцарапаешься! – засмеялся Миша и заспешил к самолёту.

Под крылом самолёта ничё не поёт

Вернулся в лайнер с размякшей душой, тут же лирический настрой был разрушен самым прозаическим способом. Боря-волейбол снова озвучил требования летунов о двухстах долларах с каждого пассажира:

– Ребята, если мы через двадцать минут не соберём, никуда не улетим.

– Не надо сказок и стихов про серого волка! – отмахнулся торговый народ.

– У пилотов восемь бутылок коньяка, – предупредил Боря, – одну при мне разливали. Скоро будут никакущие.

– Не три по ушам! – бросил кто-то.

Ой, как не хотелось расставаться с долларами.

Но Миша понял – придётся. В астраханском туалете, где мечется чёрная икра, штурман их шопрейса тоже покупал продукт царских столов. Когда ставил банку с продуктом в сумку, в ней ощетинилась батарея коньяка.

Не успел Миша об этом сказать, включилась громкая связь:

– Господа, – сказал не совсем твёрдый язык, – вас приветствует командир самолета, под крылом которого пока ничё не поёт…

– Точно принял.

– Картину гонит.

Гнать не сложно, но за годы коммерческого опыта приобрёл Миша немалый стаж общения с авиацией. В том числе и застольного общения. Да не с чаем в стаканах, вне зависимости от того – земная твердь или небесные просторы под ногами и крылом.

Первый раз столкнулся, когда везли после растаможки из того же Сочи товара «хренову гору», как говорил один из Мишиных коллег по торговому бизнесу. Для чего пригнали дополнительно к Ту-154 грузовой Ан-12. Миша с Геной Сватовым полетели на нём.

Между кабиной пилотов и грузовым отсеком маленький тамбур. Со столиком, за которым чудненько расположилась наша парочка. Самолёт летит, пропеллер крутится, а значит, что? А значит, делу время, потехе тоже надо уделить внимание. Выпили под шум моторов пару бутылок вкусного вина «Южная ночь» и решили подремать.

Вдруг Мишу в бок Гена толкает. Миша открыл глаза, и стало ему не до сна. Пилоты занимаются тем же самым, чем пассажиры заполняли свободное время полчаса назад. Только «Южной ночи» в два раза больше.

– Сколько их в экипаже? – шепчет Миша.

– Вроде, четверо.

– Мужики, а кто самолёт ведёт? – спросил Миша.

– Автопилот!

Гена сунул голову в кабину. И вправду никого у штурвала.

– Да вы отдыхайте, мужики, – смеются пилоты, – до Омска лететь и лететь. Присоединяйтесь.

– У нас своё есть!

– Доставайте.

Гуляют пассажиры с пилотами. Миша осмелел, как-никак авиационный институт окончил. Хоть и далека от летательных аппаратов специальность, всё одно романтика неба влекла.

– Командир, а порулить можно? – спросил.

– Рули. Делов-то.

Зашёл в кабину. Впереди чёрное небо, звёзды, облачка редкие внизу. Взял в руки штурвал, он как живой. Представил себя Экзюпери в ночном полёте. Когда-то зачитывался им. По нескольку раз перечитывал «Ночной полёт» и «Планету людей».

Минут через десять заглянул второй пилот.

– Только резко ничего не дёргай, – попросил, – а то по-настоящему придётся рулить.

А потом Миша завёл коммерческую дружбу с одним авиаотрядом. Взаимовыгодно немало рейсов с товаром сделали. И пообщались заодно в разной обстановке. Знал Миша, как пилоты на работе не пьют. Не пьют они, не закусывая, а закусывая – с большим удовольствием…

«Миша, – пояснял пройда Гоша-пилот, – при отлёте из дома мы проходим медицинский контроль, а на трассе кому нужны? Приземлились – хорошо. Разбились – медицина бесполезна. Значит, не умеешь пить!»

Услышав дикцию командира, Миша сказал сотоварищам:

– Надо быстрее сбрасываться и взлетать, пока их не развезло.

Через пять минут Боря-волейбол понёс пилотам доплату.

Заревели моторы, командир опять громкую связь включил, теперь по другому поводу:

– Мужики, собрались по-взрослому и все в хвост, в туалеты забейтесь! Из жадности, едри её в кочку, перелили горючее: перегруз, центровка нарушена, не взлетим. У меня штурвал до пупа, мне даже второй пилот не поможет его наверх вытащить.

– Толстые в первую очередь идут! – командовала броском в места общественного пользования изящная стюардесса. – Худые следом!

Не сразу перецентровка с использованием туалетов помогла. Самолёт, дрожа от напряжения, несся по взлётке, но никак не мог оторвать шасси от бетона в сторону неба. «Давай, родненький, давай!» – повторял про себя Миша. Наконец гул изменился, шасси оторвались от земли края сладких арбузов, лайнер устремился в сибирские дали.

– Кому памперсы менять, за мной! – великодушно пригласил Боря-волейбол. – Ради такого случая угощаю! У меня винишко хорошее есть.

Миша сел в кресло и вдруг начал сочинять письмо Тане. Описывать после институтскую жизнь.

Но предать бумаге устное сочинение на тему мемуаров не получилось. В Омске навалилась суета – товар распихать, долги отдать. Тем не менее двадцать пятого июня в ноль-ноль часов по казанскому, в три по омскому времени зазвонил телефон у Тани в изголовье.

– Ах, краса моя, Танюша, поздравления послушай! – раздался голос Миши в трубке.

Полтора часа они будут говорить-говорить-говорить. И условятся на бархатный сезон поехать вместе на Кипр.

– Тогда и подарок с меня! – пообещал Миша.

«Мечты, мечты, где ваша сладость? Пришёл дефолт – осталась гадость!» – скажет в Нью-Йорке на эту историю Антон Хохлов…

Под боком у Ниагары

С Валерой Собачкиным Миша пять лет жил на одной площадке. Валера из племени инженеров, а также большой любитель порассуждать за жизнь. Столкнулись на вокзале, Валера доложил:

– Всё также в конструкторском бюро небо копчу. На бизнесмена я натурой не вышел. Мама с папой не так воспитали. Знаешь тест – годишься ты дела денежные проворачивать или век в наёмных работниках пребывать? Назанимай у близких друзей денег, а как начнут приставать, посылай по матушке по Волге. Нет и всё. Будут – отдам, а сейчас откуда их вам рожу?! Хватит наглости – куй деньги, нет – сиди на бобах. Брать долги да отдавать – никогда богатым не бывать. Лично я даже не пытался проверяться на этот тест…

Посмеялся Миша над домотканой теорией, да только намёк в сказке был. Ехать в США на заработки думать не думал – Тонька Сошникова сбила. В лучшие, додефолтовские, времена в шоптуры случалось в одной группе ездить. Бабёнка хваткая, своего не упустит, а то и чужое прихватит. С её мужем Миша встретился на станции техобслуживания. Ладненький пузанчик, этакий Афанасий восемь на семь по имени Лёва. Из тех трудяг, по характеристике самой Тоньки, без пинка шага не сделает. Тонька крутилась как белка в колесе, а он лишь встречал её на машине из поездок.

– Где твоя Тонька? – спросил Миша, – давно что-то не видел её.

Сначала Лёва крутил, мол, на север подалась, а потом сознался – в США супруга умотала. Только, дескать, просила не распространяться о своём местопребывании.

Мише без разницы, пусть хоть в Антарктиде зарабатывает.

На другой день сама Тонька из-за океана в телефонной трубке заворковала. Никогда с ней особо не знались, совместных дел не вели. Тут болтает без умолку и десять минут, и двадцать. Удивился Миша, это какие деньги надо зарабатывает, чтобы запросто тратится на пустопорожний разговор? Обычный трёп об общих знакомых. Через пару-тройку дней опять на проводе. Про житье-бытье импортное молотит и вдруг приглашает на работу в США. Какого-де лешего в России после дефолта торчать, надо зелёную капусту на месте её произрастания рубить.

Недели не прошло – снова звонок. Давит Тонька на мозоль: приезжай! Ты, напирает агитацией, рукастый и головастый! Тут мужики из себя ни украсть, ни покараулить по десять-двенадцать долларов в час зарабатывают. Поёт соловьём медовые песни.

Дефолт Мишу хорошо приголубил. Миша кредитов набрал в надежде на крутые прибыли. И вдруг как выразился Боря-волейбол: государство кинуло на борт рёбра считать. Кредиторы – люди серьёзные, по рецепту Собачкина не пошлёшь по Волге-матушке. Продал Миша джип, квартиру двухэтажную. Гол как кол не остался, на хлеб с колбасой зарабатывал. Но бизнес резко снизил обороты, одна суета-маета, где раньше пачку долларов держал, рублей столько не выходило. И в перспективу глядеть не хотелось – одна мелочёвка на горизонте.

После встречи в астраханском аэропорту с Таней, была мечта открыть на пару с ней новый файл жизни. Может, в Омске, а то и в Казани. А так как не по двадцать лет в паспортах у молодожёнов, надо что-то иметь в кошельке, мечтая о красотах будущего житья-бытья. И зарабатывать, пока есть порох в пороховницах…

А пока имеется в наличии, почему бы не сгонять в США. Устроить заграничную шабашку. Схема заброски была отработана. Турфирма в Омске, у которой в американском консульстве имелись связи, набирает группу, помогает обзавестись липовыми документами, по ним у туристов железобетонные якоря в России: недвижимость в два-три этажа, должности высокие, заработки солидные. Все летят на пару недель оттянуться в свободной Америке. У каждого обратный билет в кармане, чтобы дня лишнего не задерживаться сверх визовых границ. На самом деле, когда приходит время увозить туристам впечатления домой в Россию, тащить этот бесценный груз через океан груз некому. Группа до единого растворяется в штатах. Туристы переходят на положение подпольщиков, иммигрантов-нелегалов.

– Полиции до фонаря, есть у тебя гражданство или нет, – разъясняла Тонька по телефону. – Мы для них рабсила на чёрную работу. Безработные не будут за десять долларов в час горбатиться. Оно им надо. У них пособия, социальные защиты. А кому упираться? Таким, как мы. Полиция это, как ясный день, знает. Ты не лезь в бутылку, не скандаль в общественных местах – никто тебя не тронет.

И Миша засобирался. Как только посвятил Тоньку в заграничные планы, она принялась слёзно просить помочь уехать мужу.

– Да запросто, – сказал великодушно.

А потом в голове срослось: Тонька хитромудрая агитировала с одной целью – на Мишиных плечах мужа в США вытащить. У Лёвы и денег не было, и Тонька далеко, пинка дать некому, сам не станет суетиться с оформлением.

Миша деньги занял, с бумагами помог. Тонька долг сразу вернула, и тут же свинью подложила. Омская турфирма, которую Тонька насоветовала, гарантировала трудоустройство, если даёшь сверху триста долларов. Миша от данной услуги отказался, зачем, если Тонька обещала трудоустроить.

– Железобетонно работа будет! – гарантировала.

И свела в Нью-Йорк с агентом, с которого, само собой, за Мишину голову что-то поимела. За здоров живёшь такое не делается.

– Отель «Хилтон», – запел при знакомстве чернявенький с оттопыренными ушами агент. – Заработок от тысячи двухсот до тысячи шестисот долларов в месяц, это без чаевых, плюс чаевые баксов двести. Хорошие деньги. И всего-то час езды до Ниагарского водопада. Каких-то девяносто миль и чудо света!

Тонька со своей стороны подпевала чернявенькому с ушами-локаторами:

– Не надо работу искать, на биржу бегать.

Тогда как мужа Лёву к Ниагарскому водопаду за большими деньгами не отправила, оставила у себя под боком.

До того «Хилтона» добирался Миша автобусом. Сине-белым огромным снарядом летел он по идеальной автотрассе. За окном проносились некиношные Соединённые Штаты. В детстве Миша, глядя на карту, пытался представить континент с прериями, мустангами, реками с золотым песком, Ниагарой… И вот едет жить в плёвом расстоянии до ниагарского чуда природы. Это, как говорится – с ума облокотиться, жить от Ниагары на расстоянии, как от Омска до Саргатки. И дорога не сравнить.

Будущее виделось радужным, подзаработает да вызовет Таню хотя бы на недельку, вместе поедут на Ниагару… Когда-то мечтали сесть на теплоход в Казани поплыть в двухместной каюте куда-нибудь в Ульяновск или даже в Астрахань. Но даже в Чебоксары не получилось…

Стеклобетонная коробка «Хилтона», этакая сверху донизу и снизу доверху зеркально сверкающая громадина, выглядела впечатляюще! Внутри, правда, господствовала дурновкусица с балдахинами, с рюшками на одеялах и подушках…

Ну да наплевать, где доллары ковать. Впрягся Миша в импортную шабашку. А вскоре дедуктивным методом и на своей шкуре потихоньку начал распознавать картинку теневого бизнеса, в который Тонька его втравила на должность низового рабзвена. Ниже не было.

В сеть известных на весь мир отелей была вплетена мафиозная сеточка с привлечением нелегалов. Грех не заработать на дешёвых руках, понаехавших из России. Старая ли мафия подсуетилась, или на волне перемен новая возникла – это Миша со своей кочки зрения знать не мог, дальше своей бригады мало что видел.

В бригаде тридцать пять русских нелегалов. Смотрящие Лёня с Борей – Лёсик и Борисик. На кого работала эта сладкая до тошноты парочка – неизвестно. Экземпляры ещё те… Позже в Нью-Йорке Миша постоянно имел дело с контракторами, то бишь – работодателями. Один раз попался поляк, один – румын, остальные – русские. Контрактор где по газетам, где по другим каналам находит работу и под неё подыскивает исполнителей. Всё просто и красиво.

Русский контрактор – всегда еврей. Из той волны, кто в восьмидесятых уехали в США. Выдавая себя политэмигрантов, дескать, были гонимы в ненавистном Советском Союзе, быстро получили гражданство, могли официально заключать договоры на работу. Спрашивается в задачке, зачем самому упираться, когда нелегалы в очередь стоят. Никто из контракторов не бил себя в грудь: я – диссидент. Чё врать бестолку. Только Лёсик с Борисиком напирали на политическое инакомыслие. Дескать, страдали от советского империализма в борьбе за свои права.

Новичкам, с которыми Миша приехал, прав не оставили. Сразу провели инструктаж: здесь вам не СССР с профсоюзами и парткомом.

– Вы обязаны полгода отработать! И не вздумайте делать ноги! – пугали. – До Нью-Йорка не доедете, у нас в полиции всё схвачено! Стопорнут на дороге, а вы никто! Будет вам викидос из страны ха милую душу.

Часто давали устрашающие напутствия. Миша и не думал делать ноги. Обещанная сумма за полгода вполне ничего. Можно и потерпеть. Где наша не пропадала.

Оказалось – наша пропадала везде.

Должность Мише досталась громкая – хаускипер. В переводе на русский язык – горничная, а точнее – уборщица. Четырнадцать-пятнадцать хилтоновских горниц в день надо привести в полный порядок.

«Технология работ высшего образования не требует, – рассказывал Миша. Пыль во всех углах протри, постель перестели. Халаты, полотенца – ручные да ножные – поменяй, разложи. Чайники, кофейники перемой, пакетики чая, кофе куда надо сунь. Покрытие напольное пропылесось. Ванну до блеска доведи, а уж унитаз – чтоб жилец вместо зеркала мог физиономию свою разглядывать. Не моги пятнышко микроскопическое в ночной вазе оставить. В горшок проверяющие первым делом нос совали, будто главный атрибут номера. Помыл туалетный агрегат – аэрозолем по чаше пройдись. Жидкость – зверь, все налёты сжирает и пахнет вкусно. Да не тот аромат, которым дыши да радуйся. Наоборот – варежку не разевай. На кислоте коктейль замешан. Я с непривычки нахватался аромата, две недели горло свербило. И руки береги, перчатки не ленись натягивай, на кожу попадёт, тут же язвочками обсыплет».

На номер отводилось полчаса. У американцев призыв «Цени труд уборщицы» не в ходу. Их кредо: деньги плачу – что хочу, то ворочу! Наш человек душ примет, телеса вытрет полотенце куда? Из десяти девять – на крючок водрузит. Американец из десяти одиннадцать – под ноги или в ванну с водой швырнёт. Наплевать на неудобства горничной. Журнал почитал – на пол, газету посмотрел – туда же… Конфетку зажевал, фантик куда попало. В постели презервативы использованные… Пока номер уберёшь – спина в мыле. Надо быстро всё сделать, перекуривать некогда.

Зато когда выезжает постоялец из гостиницы, непременно чаевые оставляет хаускиперу. Дескать, виноват, получите компенсацию за свинство. Хоть доллар, но оставит. Американцы в своей массе прижимистые, удавятся за цент, в данном случае жадничать – себя не уважать. Примите со щедрого американского плеча. Иной раскуражится – пять оставит.

Однако хоть и обещал ушастый агент в Нью-Йорке чаевые сверх основного заработка, этот калым шёл исключительно в бюджет афроамериканцев, привычнее – негров. Мише в карман редко попадал.

Утром на разводе хаускиперам раздавались листки с указанием объектов трудового фронта. Командовал старший по этажу – супервайзер. Данные должности занимали, как говорили русские гастарбайтеры – чернилки. В переводе с шовинистского жаргона нелегалов – негр женского рода.

По-русски супервайзерихи ни в зуб ногой. Да и зачем ей язык Пушкина, хоть великий поэт имел африканские корни, молчком черкнёт на литке столбик номеров – иди, работай. А сама губищами своими посмеивается от удовольствия. А что ей плакать, левые доллары приятно оттягивают карман – утро прошло не зря. Этаж оперативно прошерстила, освободившиеся номера на наличие чаевых проверила.

До русских негры номера убирали. Их чернилки не обжуливали. С приходом на самую низовую работу нелегалов, хаускиперы-негры пошли на повышение: кто в прачечную, кто ещё куда. Тут-то супервайзерихи пошли марадёрничать. Негр чикаться не будет, отвесит оплеуху за воровство, а у русского никаких прав – грабь средь бела дня и с утра пораньше.

Бывало, Миша идёт за разнарядкой, а старшая летит по номерам. Негритянки дамы, как правило, дородные, целлюлит трясётся на боках, пятки цветные сверкают…

«Чтоб ты поскользнулась да растянулась!» – не по-христиански пожелает Миша грабительнице.

Да не всё чернилкам масленица, случались постные дни. Постоялец, если он без фантазии, банально оставит на видном месте доллар, от сердца оторванный. Бери и радуйся щедроте американской души. Другой творчески к чаевым подойдёт, ему выпедрёж подавай. Сунет под подушку, дескать, без труда не вытащишь букашку из пруда. А то и совсем шутник – сыпанёт горсть мелочи под одеяло. Простынь сдёргиваешь, а с неё монеты веером… Бывает, на крышку унитаза положит…

Выдумщиков Миша очень уважал.

Супервайзерихи знали повадки постояльцев. Заскочит в номер: на тумбочке – нет, под подушкой – нет, в шкафу – нет. Где он, где заветный доллар? Должен быть родненький! Должен! Мечется из угла в угол, да время ограничено, следующие номера ждут грабителя…

Запрятанные доллары доставались русским.

Был другой вариант в пользу их кошелька. В разнарядке номер для уборки указан, да на двери табличка «Не обслуживать». Постоялец вещи собирает, вот-вот освободить номер, откроет доступ к чаевым, но пока не кантовать.

Тут и начинается соревнование: кто кого – русский или афроамериканец чернильного цвета? Каждый сторожит, когда жилец перестанет быть таковым, обеспечит доступ к доллару.

«Чернилка из своего угла стрижёт глазом, – рассказывал Миша, – но и я начеку, соседний номер убираю, а сам жду момент икс, слушаю, что в коридоре творится, выглядываю время от времени, оппа – дверь открылась, жилец с чемоданом появился, я щукой из-под берега вылетаю, он шага не успеет сделать, я уже с долларом в кармане. Бывает, сразу два номера освобождаются. За двумя долларами погонишься… Но русские тоже не дурнее негров. Мгновенно вешаю на одну дверь табличку “Не обслуживать”. Старшая думает, чаевые в стадии созревания, а они уже под моим контролем».

Условия труда без охраны последнего. Условия жизни без хилтоновского комфорта. Бизнес у диссидентов Лёсика с Борисиком теневой, поэтому, заметая следы от полиции, бригаду держали у чёрта на куличках от рабочего места – в трёх часах езды. Бока отлёживать не приходилось, в четыре утра труба играла «подъём» – зубы почистил, физиономию сполоснул, побрился, что-то пожевал, запрыгнул в спецавтобус, досыпай в пути. В восемь утра нелегал должен приступить к производственным обязанностям. Восьмичасовой рабочий день, но случались авралы: массовый наплыв постояльцев или наоборот – поголовный отъезд. В таком разе оставляли ещё на четыре часа номера убирать. Сверхурочно отработаешь, пока то да сё, и только в одиннадцать вечера отъезжали на ночёвку, в два прибывали на базу, а в четыре опять вскакивай. С таким графиком о какой охране труда может быть речь?

Но каждый час работы грел Мише душу – капают доллары! Капают зелёные! В конце-то концов, не всю жизнь он будет ишачить в «Хилтоне», можно какое-то время потерпеть за бумажки с физиономиями американских президентов.

Месяц прошёл, Лёсик с Борисиком начали считать, что из заработанной портретной галереи минусовать. За бензин – раз, на зарплату водителю – два, жильё, кормёжку – три, четыре, пять…

Бухгалтерия сама что ни на есть капиталистическая. Карл Маркс говорил: капиталист на любое преступление пойдёт, даже грозящее виселицей, если триста процентов прибыли ему светит. Лёсик с Борисиком на уровень виселицы не выходили, но расстреливать их можно было – беззастенчиво лезли в карманы нелегалов. Сладкая диссидентская парочка не посвятила бывших земляков в нюанс, что негры-хаускиперы по двенадцать долларов в час получали. Наши сами разузнали эту информацию но, логически рассуждая, решили: раз им по пять с половиной долларов в час, значит, разница уходит на жильё, кормёжку так далее.

Питание в рабочие дни было двухразовое в форме шведского стола. Мясные блюда – пожалуйста, овощей – завались, также фрукты, торты, пирожные… Есть где повеселиться!

Порезвились в первые дни, уплетая за обе щеки, потом пригляделись на происхождение разносолов и аппетит пропал. Гостиница деловая: съезды, симпозиумы, другие тусовки… Без банкетов не обходятся. Кто, дорвавшись до стола, как дурень на поминках – в два горла набивает желудок, другому кроме бутылок с выпивкой ничего на дух не надо. Салатик клюнул, яблочко хрумкнул… Куда остатки девать? Правильно – шведский стол из американских объедков. Чем в таз – лучше в вас. Хаускиперы и другая обслуга не даст пропадать продукту – стрескает.

Верная примета нелегала: если сегодня с банкетного стола в столовую носили, завтра это будет на шведском столе.

Пару слов о жилищных условиях нелегалов. Само собой, собираясь на заработки в США, на отель со звёздами только самые наивные рассчитывали. Но и самые трезвомыслящие не думали, что попадут в апартаменты, которые предоставила диссидентская парочка. «Пятнадцать человек на сундук мертвеца», – поётся в пиратской песне, у нас пятнадцать мужиков на трёхкомнатную квартиру. Трёхкомнатная, это по советской классификации. По американским – двухкомнатная. Они спальни считают. Лёсик с Борисиком, как выходцы из СССР, проходную приплюсовали, спальню в ней сделали. Отдыхайте, земляки. Правда, вместо кроватей – надувные матрасики впритык на полу набросаны. Простыни были, тут грех жаловаться, подушка считалось у Лёсика с Борисиком роскошью. Под голову можно и сумку положить. Зато кондиционер обязательно. Без него летом смерть, а с ним береги поясницу – по полу ледяной холод шурует.

Аренда апартаментов восемьсот долларов в месяц. Это нелегалы быстро разузнали. Диссидентская парочка с каждого нелегала по сто пятьдесят баксов высчитывала. На всём объегоривала земляков.

Два раза при Мише случалась команда:

– Полундра! Матрасы сдуть, пожитки в охапку, эвакуация. Делаем ноги от полиции.

Ночь в автобусе перекантовались, только под утро в свои апартаменты вернулись, но не спать – сумки бросили и на трудовые подвиги в «Хилтон».

– У нас тоже жизнь не малина с сахаром, – пожаловался как-то Мише Лёсик. – Но веди надо землякам помогать.

Помогая не скупились на поборы. По триста долларов сминусовали с каждого земляка за трудоустройство и четыреста – в страховой фонд. Вдруг хаускипер повредит гостиничную матчасть. Зеркало лбом расколотит, дверь с петель ненароком сорвёт, ещё что-нибудь накосячит. На погашение убытков – специальный фонд. Но всё по-честному, пообещала сладкая парочка.

– По чесноку, – сказал Лёсик, вспоминая сочное словечко из советского прошлого, – до последнего доллара получите из страхового фонда при полном расчёте через полгода.

«Лохотрон! – сделал вывод Миша. – Работаем, как лошади, а получим, как ослы».

По его радужным подсчётам – номеров за первый месяц наубирал на тысячу триста долларов. Самое скромное – тысяча двести. На Ниагарский водопад думал с получки съездить. Устроить праздник души. С первого класса в голову запала картинка из книжки: падает высоченная стена воды и несёт на себе бочку, в которой, согласно надписи под картинкой, смельчак сидит. В бочку запаковываться Миша не собирался, со стороны хотел глянуть на чудо природы! Да и как не побывать в известном на весь мир месте, если тебе добраться туда – раз плюнуть!

Если, само собой, заработал на раз плюнуть.

Миша видел видео экстрима, на прогулочном пароходике подвозят к водопаду. Шум падающей воды, брызги на тебя дождём – красота.

Выдали диссиденты по двести долларов на брата. С таких доходов бешеных о какой Ниагаре с бочкой и подходом впритык к водопаду на прогулочном пароходике может быть речь! Впору банки из-под пива собирать на прокорм. Был у двух коллег из бригады баночный бизнес на досуге. В США институт жуликоватых приёмщиков тары и металла ликвидирован как класс. Автоматы взамен. Кидаешь пустую баночку, тебе в ответ десять центов. Курочка по зёрнышку, нелегал по баночке.